Другой

Никому и никогда не испытать чужую боль, каждому суждена своя. © Поющие в терновнике Он впервые проснулся дома, когда его группа находилась в туре. Впервые открыл глаза, и не подумал, что сегодня его ждёт концерт, а завтра другой, а затем встречи с журналистами и фанатами. Он открыл глаза и понял — теперь он один за себя, впервые за десять лет. Пьеро перевернулся на спину и уставился на потолок своей комнаты, в которой он рос и развивался, творил и мечтал. А сейчас он снова оказался здесь, разбитый и опустошенный. Без него. — Пьеро! Я захожу, — Мария-Грация постучала, а затем весело плюхнулась к нему на кровать. — Как спалось? — Прекрасно, — он улыбнулся и снова закрыл глаза. — Хорошо просто просыпаться в тишине и никуда не торопиться. Сестра внимательно вгляделась в его лицо: оно казалось спокойным и расслабленным. Но её нельзя было так легко провести. — Пьеро, ты мучаешься, я же вижу. Не хочешь поделиться? — У меня все хорошо, дорогая, я хочу немного отдохнуть. — Какие планы на будущее? Пьеро застонал и швырнул в неё подушку. — Дай мне поспать, — он завернулся в одеяло и услышал её звонкий смех. Планы на будущее… О каком интересно будущем идёт речь? Он бросил все, к чему шёл трудным путём, преодолевая препятствия, и сделал это добровольно. Пьеро пребывал в смешанных чувствах, но он не мог поступить иначе. Где-то в глубине жило чувство, что все было правильно, если бы сейчас он этого не сделал, то все само собой рухнуло, и последствия были бы гораздо серьёзнее. Решение уйти из группы вначале было внезапным, необдуманным, подчиненным единому порыву. Но после той ночи, обретая себя на холодном полу очередного отеля, Пьеро понял, что не сможет больше находиться рядом с Джанлукой и не кричать, не рвать на куски идиота, который посмел занять его место в сердце любимого, не схватить Джана при первом перекрёсте взглядов, и не увезти своё сокровище подальше от посторонних глаз. Если бы Джан сам этого захотел, то Пьеро сделал бы все для него. Но не имеет смысла жалеть о навеки утраченном прошлом или, опустив руки, размышлять как могло бы все сложиться — необходимо было жить дальше, доказывая своими поступками, что он как никогда в жизни достоин вернуть рождественские крылья своему любимому ангелу. Именно эта мысль подняла Пьеро с кровати, подвела к окну и наполнила легкие холодным воздухом, что взбудоражил кровь и вселил надежду. Это ещё не конец. — Сынок. Ты с ума сошёл?! Что ты творишь, черт возьми! Я разговаривал с Микеле… Он несёт какую-то чушь. Я хочу все услышать от тебя. И начни, будь добр, с причины твоего ухода, — отец, как и ожидалось, отреагировал на новость более, чем прохладно. Пьеро в этот момент завтракал, намазывая тост нутеллой, с улыбкой вспоминая того, чьим любимым лакомством она была. — Пап, я же вчера уже все сказал. Это мое дело. Хватит уже контролировать мои поступки! — Да я уже давно не контролирую, и поэтому ты так распустился! У вас столько работы, намеченных концертов, да планов ещё лет на десять хватит! Что они будут теперь делать? Что ТЫ будешь делать? — отец стукнул кулаком по столу. — Придумаю, — он был спокоен как никогда. Такого рода разговоры преследовали его каждый день. Все члены его семьи решили взять на себя обязанность переговорить с ним и вправить мозги. Микеле звонил каждый день, накручивая его отца все сильнее. Но Пьеро был непоколебим, он вынашивал одну идею, которая давно жила в его сердце. Но начинать все сначала никогда не бывает просто. Кроме весьма частых «душевных разговоров» и недовольных взглядов, проведя всего три дня вдали от своих лучших друзей, Пьеро понял, что не представляет себе жизни без них. Столько лет, проведённых бок о бок не могли не оставить в душе тот след, что называется жизнью. Три дня, а ему казалось, что прошла целая вечность. Но самыми горькими были воспоминания о нем. Пьеро не заметил, как перестал произносить вслух его имя. Он часто разговаривал с Иньяцио, но обходил вопросом другого члена коллектива. Его добрый друг вначале порывался поговорить с ним, образумить, но никто не знал Пьеро так хорошо, как он, поэтому, почувствовав эту твердость в его голосе, Инья бросил это дело. Он сообщил ему, что их ждёт пресс конференция, на которой официально объявят неприятную новость миру. Что в переводе означало неизбежную встречу с Джаном. После этих слов Пьеро не удержался и задал вопрос. — Джан сначала взбесился, затем резко успокоился, а сейчас он просто непробиваем. Ходит с каменным лицом и, как мне кажется, ненавидит весь мир и меня в том числе. Он со мной не разговаривает! Это все из-за тебя! Что мы теперь будем делать? Может мне тоже уйти? — голос у Иньи был раздражённый, с оттенками печали. — И оставишь его совсем одного? — тихо спросил Пьеро. — Не одного. У него есть Алекс. Алекс. Как же он мог забыть о нем? Если бы хоть кто-то мог ощутить всю глубину неприязни, которую Пьеро питал к этому парню, то он бы задохнулся в этом чувстве. После ночи, когда он впервые любил не тело, а человека, испытывал не просто плотское желание, а настоящее чувство, что грело его душу, неужели Джанлука сможет лечь в постель с другим, неужели он не почувствовал это тепло, исходящее из глубины его сердца? Пьеро был одновременно раздавлен и ощущал небывалый подъем и Веру в свои силы. Как эти два состояния уживались в его душе? Разбитые мечты после пережитого счастья оставляют мрачный след в любом, даже менее, сложном разуме. Но в Пьеро проснулось стремление заставить Джана полюбить его вновь, если это было возможно. Или же, перепробовав все, на что он только способен, в конце концов, отпустить его. Быть влюблённым, спустя годы веселья и разврата, случайных связей и полнейшего отсутствия морали, было странным и совсем не таким, как представлялось ему раньше. Отдать своё сердце в рабство другому человеку — самое страшное, чего он избегал все эти годы, оправдывая свои поступки возлелеянным чувством к рождественскому чуду. Глядя на себя в зеркало прожитых лет, Пьеро с удивлением понимал, что провёл лучшие годы жизни, растрачивая себя не на тех людей, занимаясь глупостями и наслаждаясь жизнью. Может так и должно было быть? Но сейчас он входил в более зрелую пору, когда каждое решение должно быть взвешенным и обязательно что-то значить. Вероятно, это был самый сложный и важный период в его жизни. Пьеро словно заново открывал для себя мир. Первый шаг сделан. До того момента, как официально было объявлено о превращении трио в дуэт, Пьеро успел исколесить Рим и объездить половину итальянского континента, дабы начать задуманное. У него сохранилось много связей, он всегда поддерживал отношения с нужными людьми, думая о своём будущем. Он не хотел ни от кого зависеть, но, к сожалению, без помощи осуществить свою мечту он не мог. Опера манила его. Вечность в опере. Вечность в вечном. Пьеро сидел в уютном, но великолепном ресторане, впрочем, как и все в этом городе гондол и карнавалов, и ждал своего давнего друга. Прошло уже три месяца с момента пресс-конференции, он был ещё в поиске, потерпев немало неудач в своих начинаниях, но в этот раз все должно было получиться. Пьеро сидел, с улыбкой рассматривая очертания Великого театра, который словно феникс, имя которого он носил, уже дважды возрождался из пепла. Да, это явно ему подходило. Венеция… Он вздохнул. Почему в этом мире так много мест, связанных с ним? Почему все вокруг напоминает о нем, и даже на минуту нельзя свободно вздохнуть, не причиняя своему сердцу ещё больше боли? Раньше он не знал, что такое любить… Если бы кто-нибудь предупредил его, он никогда бы не влюблялся. Время текло, а легче не становилось. Желание увидеть его улыбку, услышать голос, этот бархатный, низкий голос, утонуть в его глазах, а затем умереть в объятиях — так мало… так много. Венеция… Да. Он помнил эту столицу безумия. — Мне необходимо поделиться с вами одним обстоятельством… — Я гомосексуалист… — Пьеро! Я рад тебя видеть! — красивый мужчина средних лет с широкой улыбкой приблизился к нему, и они крепко обнялись. — Я кстати знал, что ты позвонишь. Все ждал этого. — Правда? — Пьеро с интересом рассматривал мужчину. За те два года, что он не видел его, тот совсем не изменился, продолжая излучать красоту и спокойствие. — Любуешься? — его также внимательно изучали в ответ. — А как же, ты все также красив, — Пьеро вздохнул. — Черт возьми, Бароне, ты на себя посмотри — если бы не общественное место, я бы тебя прямо здесь взял, — испанец, ибо по выговору это был представитель этой прекрасной нации, коротко рассмеялся, но тон его голоса не оставлял сомнения в правдивости его слов. — Я пришёл к тебе с просьбой и предложением, и ещё не успел высказаться, а ты уже просишь плату? — Пьеро лукаво улыбнулся. — Хорошо, покончим скорее с делом, чтобы я смог сделать тебе непристойное предложение и увести к себе, — снова смешок, но глаза загорелись. — Я хочу петь в твоём театре, — просто ответил Пьеро. Мужчина широко улыбнулся и осклабился. — Так, так, так… Ты наконец согласился на моё давнее предложение. Хотя о чем я? Я ждал этого, честно признаюсь. — И что же ты мне скажешь? — С ума сошёл, я естественно согласен. Ведь я последний твой вариант? — он лукаво улыбнулся. — Нет, не последний. Я много думал и пришёл к выводу, что феникс — лучший вариант для меня. Я хочу петь, Родриго. Просто хочу петь то, что мне нравится, — но Пьеро лгал. У него были планы, связанные с этим театром в будущем. Он действительно много размышлял и нашёл интересное решение. Крупнейшие оперные театры были для него пока недоступны, слишком молод, слишком неопытен, надо было лишь начать. В его пользу сыграло не столь давнее успешное выступление в опере, которое связало его имя с этим видом искусства. Пьеро надо было вырваться из-под влияния образа трио, образа мальчика и переходить в новую ипостась. — Тебе необходимо финансирование… Без него у тебя ничего не получится. Я могу помочь с этим. — Нет уж спасибо, — Пьеро улыбнулся, — с этим я как-нибудь сам справлюсь. — Тебе повезло, что я все ещё в поиске тенора! — Повезло? Да я знал это. — Пьеро, ты ведь знаешь, что я это делаю только потому что ты мой друг, только потому что ты мне нравишься и в благодарность за те моменты, что мы пережили, — его глаза сверкнули. — Но я тоже не могу рисковать: у тебя две недели. Покори сердца, чтобы я со спокойной душой мог предложить тебе контракт. — Я понял. Я искренне благодарен, — Пьеро подал ему руку, собираясь уходить. — Что произошло с тобой в группе? Почему ты ушёл? — он удержал его пальцы. — Я все сказал на камеры ещё три месяца назад… Две недели осознания… всего две недели, и вот он снова должен увидеть его глаза. Как же он ненавидел его! Этот человек денно и нощно рушил его жизнь, разбирая её по крупицам. Только Бог знает, как тяжело дались ему эти недели! Только Бог и Алекс. Он уже приехал. Стоял у окна, засунув руки в карманы джинс, в любимой белой рубашке и глядел на город. Все как обычно. Джан почувствовал, как раздражение поднимается в душе. Он громко хлопнул дверью, не заметив, что в неё в этот момент заходил Инья. Раздался оглушительный вой, а затем последовало ругательство на непередаваемом диалекте. Пьеро резко обернулся и встретился с ним взглядом. Джан распахнул дверь и пропустил, изрыгающего проклятия, друга внутрь. — ДЖАНЛУКА?! Охренел б***?! — он держался за нос. — Убить хотел?! — Инья, прости, я не заметил тебя, — Джанлука посадил того на диван. — Убери руку, я гляну, — он властно отодвинул его ладонь и внимательно осмотрел лицо. — Да все нормально! Хватит притворяться! — А может мне больно?! — Инья обиделся. Пьеро тихо рассмеялся: как же он соскучился по друзьям. — Да ладно, все в порядке с твоим носом, — Пьеро хлопнул его по спине и сел рядом. — Джан, ты бы поберёг мою психику, сколько можно издеваться надо мной? Вечно побитый хожу. Я рад тебя кстати видеть. Ты похудел, — Иньяцио окинул его взглядом. — Стал ещё красивее? — Пьеро мягко рассмеялся, наблюдая за тем, как теперь Джан отвернулся к окну, пряча глаза. Инья проследил за его взглядом. — Ладно, я мне наверно… — он не успел договорить, как его прервали. — Пьеро, выйди, надо поговорить, — и голова Микеле скрылась так же быстро, как появилась. Сицилиец вздохнул. — Пошёл я на растерзание. Снова, — он вышел. Джанлука не шевельнулся. Зал был полон журналистов, которые налетели как коршуны в поисках жертвы. Сложно было протиснуться сквозь плотную толпу с блокнотами и микрофонами, говорящую на непонятных языках. Громкий возглас любопытных людей огласил комнату, когда в неё вошли трое ребят. — Добрый день, потише, пожалуйста. Давайте начнём, у нас не так много времени, — Микеле лично руководил действием. — Первый вопрос… Да, прошу вас. — Пьеро, всех здесь интересует только одно — почему вы покинули группу? — У меня были причины, которых я не могу озвучить, — Пьеро улыбался. — Но все же объясните хоть как-то свой поступок. Вы навсегда ушли из коллектива? — Говорить о времени сейчас сложно, но кто знает? У меня другие планы, не связанные с группой. Увы, нам не по пути с ребятами теперь, — краем глаза он заметил, как дернулся палец Джана, который сидел рядом с Иньей. — Ходят слухи, что вы влюбились и собираетесь жениться. Это правда? — Серьезно? Где она, моя невеста? Покажите её, и я женюсь немедленно! — он рассмеялся, Лука скривил губы. — Ваше сердце действительно занято? Это причина? Ответьте прямо. — Да, моё сердце любит. Но, к сожалению, не любимо, — Пьеро остановился и картинно вздохнул, — это не причина конечно. Просто наступает такой момент, когда надо двигаться дальше. Возможно, для меня наступило именно это время. — Но… неужели вас терзает безответное чувство? — Пьеро у нас любимчик дам, ему нет времени грустить и терзаться, — Джан вклинился в разговор. — Джанлука как всегда самый проницательный! — Пьеро улыбнулся. — Именно. Жаль, тебе не хватило проницательности, чтобы разглядеть… — Ещё вопросы, — Микеле сделал резкое движение рукой. — А трио распалось, и будет дуэт? Или вы найдёте нового тенора? — Кастинг начнётся со следующего месяца. Мы все объявим. Следующий вопрос. — Пьеро, назовите, пожалуйста, имя той счастливицы, что украла ваше сердце? — Имя? — Пьеро задумался. — Ну, если вы так настаиваете, — он глубоко вздохнул, набрал в грудь побольше воздуха и торжественно произнес: — Джанлука!!!