Неважно как, но вместе

      Кацура, нахмурившись, наблюдал, как в комнату вносят бессознательное тело Гинтоки. Суетящийся рядом врач лишь раздражал, хотя парень и понимал, что в данной ситуации без него не обойтись. Вот чувствовал же он, что эти два задания, которые достались его близким соратникам, не закончатся ничем хорошим. В итоге сначала объявился Такасуги, весь укутанный бинтами. Ну как появился… его принесли свои же, благо сделали все возможное, чтобы доставить любимого командира живым, а спустя сутки в таком же плачевном состоянии доставили Сакату. Кацура недовольно фыркнул, улавливая тихий стон Белого демона, и вышел из комнаты, оставляя его во власти врачей и их суетливых помощников. Ему еще предстояло обдумать, что делать дальше.       Довольно скоро выяснилось, что опасных для жизни ранений ни Шинске, ни Гинтоки не получили, зато восстанавливаться им предстояло пару недель точно. В любом случае, дольше на больничной койке их все равно было не удержать. А так как выдержать нрав обоих монстров не был способен никто, Кацура заранее настроился на то, что приглядывать за ними придется ему. И не ошибся…       — Слушай, этот чай практически остыл, — заунывно протянул Гинтоки, протягивая чашку обратно в руки Котаро.       У того возникло мимолетное желание впечатать ее в голову больному, но сильная воля помогла ему сдержаться. Воля и осознание того, что поврежденная голова станет поводом еще дольше донимать его.       — Пей, какой есть, — отрезал Кацура, тяжело вздыхая, но все же устраиваясь рядом с постелью.       Он и сам за время их безнадежной войны не раз получал ранения разной степени тяжести и знал, насколько скучно лежать сутками напролет, ничего не делая. Кроме того, каждый раз, как он оказывался ранен, кто-то из этих двоих придурков находился рядом. В отрядах подшучивали, что так они быстрее восстанавливаются, но более приближенные к ним люди знали, в чем смысл такого строгого наблюдения друг за другом. Каждый из них готов был, не обращая внимания на раны, сутками сражаться на поле боя.       — Что происходит снаружи? — Гинтоки лениво попивал чай из кружки, будто интуитивно учуяв, что лучше не спорить с раздраженной сиделкой.       — Затишье, — Кацура пожал плечами, внимательно разглядывая бинты раненого и неожиданно нахмурился: — Скажи, что ты не пытался в одиночку сражаться до последнего вздоха? Гинтоки, нужно хотя бы иногда вспоминать о том, что вокруг множество людей, которые хотят тебе помочь. Это не только наша война, но и их тоже.       — Где коротышка? — проигнорировал тираду Саката, даже не поменявшись в лице. Впрочем, он игнорировал ее всегда. Как и Такасуги. Кацура ненавидел их обоих за это. Сам он не был настолько одержим битвой. Он скорее слишком зависел от них самих.       — Слышал бы он тебя, — усмехнулся Котаро, решив, что лучше не возвращаться к лекциям, так как они все равно бесполезны.       — Так все же?       — Еще не вернулся, — спокойно солгал Кацура, потягиваясь и разминая затекшие мышцы. — А что, соскучился?       Гинтоки лишь фыркнул, не отвечая. Конечно, эти двое редко признавали, что нуждаются друг в друге. Скорее они были готовы убить друг друга, лишь бы не пришлось показывать подобные эмоции.       — Должен бы уже вернуться.       Все же в этот раз волнение пересилило.       — Я слышал, что им пришлось задержаться, — пожал плечами Кацура.       — Что ж, тогда ладно, — кивнул Гинтоки, замолкая.       Все-таки с ним было проще, гораздо проще, чем с неуправляемым Такасуги. По сути, они оба были слишком стихийными, непредсказуемыми, но Гинтоки становился более открытым, более мягким рядом с Кацурой, чего нельзя было сказать о Шинске. А с другой стороны, парень был даже рад, что они такие разные и одновременно настолько похожие. Наблюдать за ними со стороны было интересно, а просто находиться рядом… Кацура ни на что не променял бы подобную возможность.       — Мне пора, — тихо вымолвил Котаро и попытался приподняться, но был остановлен чужой рукой, крепко сжавшей запястье.       Гинтоки смотрел серьезно и внимательно, без тени показушного равнодушия. Смотрел остро, будто что-то говоря своим взглядом. И Кацура понимал и принимал его безмолвные извинения, пусть и осознавал, что из-за них ничего не изменится. Но хотя бы Гинтоки признавал, что доставляет своим поведением уйму лишнего волнения. Такасуги о подобном не задумывался.       — Придешь еще?       Кацура невольно улыбнулся, переплетая свои пальцы с чужими.       — Тебе здесь еще достаточно долго валяться, так что конечно приду.       Гинтоки хотел что-то ответить, но Кацура не позволил, наклоняясь к нему и осторожно касаясь его губ своими, вовлекая в невесомый и спокойный поцелуй. Пусть Саката никогда и не показывал этого, ему, как и любому другому человеку, требовалась поддержка, и Кацура готов был отдавать столько, сколько нужно. И был уверен, что в нужный момент получит обратно все, что отдал, еще и с избытком.       Покинув комнату, где отдыхал Белый демон, Кацура отправился просить еще одну кружку чая. Всего лишь в нескольких десятках метров от первого его ждал второй раненый. И он был еще большим наказанием. Котаро уже предвидел, как к концу их восстановления сляжет он сам и потребует компенсации. Только оба наверняка проигнорируют протест и снова ринутся воевать. Еще и его за собой потянут. Кацура усмехнулся подобным мыслям и тому, что против воли наполнился радостным предвкушением будущей битвы, в которой они будут стоять спиной к спине, и ни один из аманто не сможет подойти к ним ближе острия клинка. Но это будет тогда, когда оба придурка поправятся, а пока его ждали теплый чай и очередной страдалец.       — Как ты? — с порога начал Кацура, не ожидая услышать ответ, так как Такасуги предпочитал отмалчиваться.       — Жить буду, — равнодушно сказал Шинске, и Котаро едва сдержался, чтобы не съязвить насчет того, что наверняка пойдет снег в середине лета, раз он соизволил ответить на вопрос.       — Держи, — Кацура протянул кружку и пообещал себе, что за попытку возмущаться напоит его чаем насильно.       Однако Такасуги, кажется, обитал в другом мире и послушно отпил теплый чай, ничего не сказав. Его взгляд был прикован к видневшемуся из прохода небу, и Кацура почему-то не мог даже примерно догадаться, о чем он думал.       — Когда ты молчишь, не знаю как кому, а мне становится не по себе, — тихо пробормотал Котаро, присаживаясь рядом.       — Почему? — неожиданно отозвался Шинске, обращая свое внимание на Кацуру, прислонившегося к стене рядом с постелью.       — Не могу понять, о чем ты думаешь и что предпримешь в следующий момент.       — Сейчас я мало что могу предпринять, — усмехнулся Такасуги. — И чашку-то с трудом держу.       Кацура вздохнул и забрал посудину из рук парня, обещая себе разбить ее сразу же, как только выйдет из помещения.       — Зато все могут быть уверены, что ты никуда не сбежишь, — пожал плечами Котаро, указывая на мизерный плюс чужой беспомощности.       — Как будто всем не плевать, — фыркнул Шинске, внимательно разглядывая лицо своей сиделки.       — Хорошо, — покладисто кивнул Кацура. — Я могу быть уверен, — он намеренно сделал акцент на первое слово, чтобы сомнений не возникало — плевать не всем.       — А где кучерявый?       Кацура едва удержался от закатывания глаз. Эти двое… Были невыносимы.       — Не вернулся еще, — протянул он, безразлично вглядываясь в чаинки, колыхающиеся на дне чашки.       — Что-то долго, — равнодушно заметил Такасуги, а Кацура с трудом подавил в себе желание расхохотаться.       — Я слышал, что он задерживается.       Котаро поднял голову и столкнулся с внимательным взглядом. Оказывается, Шинске уже какое-то время разглядывал его, непонятно что пытаясь отыскать.       — Что? — непонимающе нахмурился Кацура, невольно поежившись.       — Ты выглядишь уставшим, — неожиданно выдал Такасуги, из-за чего Котаро едва не выронил чашку из рук и решил все же осторожно отставить ее на пол. Такое недюжинное внимание было не присуще этому странному и замкнутому самураю.       — Некогда отдыхать, — улыбнулся Кацура, в принципе, не солгав, ведь наблюдение за этими двумя идиотами не оставляло свободного времени.       — Тогда иди лучше поспи, а не сиди со мной, — хмыкнул Шинске, отворачиваясь.       — Ты очень подозрительный, — нахмурился Кацура, наклоняясь вплотную к раненому.       Умом он понимал, что даже при всем желании тот сейчас не сможет далеко уйти. Но упрямства Такасуги было не занимать.       — Как хочешь, — равнодушно сдался Шинске, даже не попытавшись оправдываться или настаивать.       Вот это уже было больше на него похоже. Гораздо больше, чем неожиданно проявившееся внимание. Не то чтобы Такасуги был бездушной сволочью. Просто его эмоции и настоящие чувства проявлялись лишь в экстренных ситуациях, когда он не успевал закрываться. Тогда и Кацура, и Гинтоки видели, что огрызающемуся и вечно холодному самураю далеко не все равно. И именно поэтому не обращали внимания на его панцирь в повседневной жизни, научившись глядеть в его щелки.       — Эй, Шинске, — Кацура наклонился еще ниже, вынуждая Такасуги поднять голову и посмотреть ему в глаза.       Что хотел сказать Котаро, так и осталось загадкой. Раненый, плюнув на боль, слегка приподнялся, касаясь пересохшими губами чужой шеи, проводя дорожку до рта и увлекая парня в поцелуй. Несдержанный. Страстный. Отстраниться получилось не с первого раза, так как чужая рука незаметно пробралась к голове, захватывая добрую прядь длинных волос.       — Стой, — Кацура все же смог немного отодвинуться, насколько позволяла хватка. — Ты же ранен.       — Черт и правда, — усмехнулся Шинске, отпуская волосы и снова укладываясь на подушку, едва заметно поморщившись.       Впрочем смена выражения лица от Кацуры не укрылась.       — Если из-за этого тебе придется проваляться тут еще дольше, я сам тебя добью, — нахмурившись, пообещал он и поднялся. — До скорого и не делай глупостей.       — Слушаюсь, сестричка, — ехидно пропел Такасуги за что получил наигранно недовольный взгляд напоследок.       Покинув своего второго подопечного, Кацура почувствовал себя выжатым лимоном. Им всегда непросто давались периоды восстановления от ранений. Но Котаро никогда еще не оставался сам между двух огней.       — Почему ты не скажешь им правду? — рядом раздался тихий голос врача, которого Кацура настоятельно просил не сообщать раненым никакой информации. — Мне кажется, было бы меньше проблем.       Кацура глянул на мужчину с легким снисхождением. На первый взгляд, так оно и было. Вот только он слишком хорошо изучил этих извергов.       — Если им сказать, то они начнут возмущаться в два раза больше, еще и отправлять меня туда-сюда. Конечно же, они будут объяснять это тем, что я им ни капли не нужен и достал их, а на самом деле, им будет казаться, что они делают друг другу услугу. Но в этом они даже под пытками не признаются. Есть еще другой вариант: можно поместить их в одной комнате, тогда мне не придется мотаться туда-сюда, но от помещения спустя пару часов не останется ни щепки. И это учитывая тот факт, что оба серьезно ранены и с трудом шевелятся. Поэтому, доктор, еще раз настоятельно прошу не сообщать им ничего друг о друге.       Мужчина не нашелся, что ответить, а Кацура лишь усмехнулся. Эти двое никогда не покажут, что волнуются друг о друге, мало того они еще и попытаются доказывать обратное, поэтому будет лучше, если они сначала поправятся, а потом уже узнают о том, что он от них скрывает. А пока его ждал небольшой отдых, а затем снова посещение Гинтоки и выслушивание очередной жалобы, после чего визит к Шинске и попытки анализировать его непонятные реплики и жесты. Когда-нибудь эти двое сведут его с ума, но он все равно ни на что не променял бы свое место между молотом и наковальней.       Такасуги равнодушно поглядывал на ученические бои, что затеяли командующие для поднятия уровня новичков. Он с трудом сдерживался от ехидных комментариев, так как его одногодки держали меч так, будто собирались им резать хлеб, в лучшем случае. Он положил бы каждого, кто находился здесь безо всяких усилий. Каждого, кроме… А вот, собственно, и он.       — Наслаждаешься видом избиения младенцев? — хмыкнул Гинтоки, медленно и как-то неуверенно приближаясь к самураю, но призывно помахивая бутылью с прозрачной жидкостью. — Выпьем?       — С чего бы это? — подозрительно уточнил Такасуги, но место рядом с собой освободил.       — Ну как же, я вернулся в строй, ты просто вернулся с задания. Надо отметить, — усмехнулся Гинтоки, внимательно наблюдая за недоумением на лице друга. — Оу, или я ошибся? Это ты вернулся в строй, а я просто вернулся с задания.       Шинске встретился взглядом с Сакатой пару мгновений что-то обдумывая, после чего широко ухмыльнулся.       — Да, думаю, это определенно стоит отметить, — в итоге кивнул он. — А заодно и обсудить дальнейшие действия.       — Рад, что ты все-таки хоть иногда включаешь мозг, — фыркнул Гинтоки, за что схлопотал гневный взгляд.       — Жаль, что тебе даже иногда нечего включать, — парировал Шинске, чувствуя, что словесный бой — это единственное, на что он пока способен.       — Я так понимаю дальше слов мы сегодня не пойдем? — будто прочитал его мысли Гинтоки, и Такасуги только сейчас заметил, что самурай старается лишний раз не шевелить левой рукой.       Видимо, Саката, как и он сам, восстановился пока очень и очень условно.       Кацура, ни о чем не подозревая и даже не догадываясь, что обоим раненым спустя полторы недели постельного режима разрешили прогуляться, направлялся к комнате Гинтоки. Там его и поймали оба уже несколько подвыпивших раненых.       — Что вы?.. — только успел удивленно воскликнуть он, прежде чем его бесцеремонно затащили внутрь комнаты.       От неожиданности вырываться или сопротивляться он даже не думал, поэтому одновременные укус в шею с одной стороны и за ухо с другой заставили его вздрогнуть.       — Какого черта вы делаете? — все же уточнил Кацура, так как оба самурая замерли, не продолжая, но и не отпуская. — И почему вы на ногах?       — А может быть, — прошептал Такасуги, — это нам стоит задавать вопросы?       — Зададите, когда встанете нормально на ноги, — недовольно фыркнул Котаро, попытавшись вырваться, и ему тут же резанули по ушам два полных боли выдоха сквозь зубы. — Вы — два идиота.       — Это не тебе говорить, — поднял голову Гинтоки, встречаясь с Кацурой взглядом. — А теперь расплачивайся.       — Вы с ума сошли? — опешил парень, не рискуя больше делать резких движений, чтобы не навредить. — Вы еле на ногах стоите!       — Так мы стоять и не будем, — усмехнулся Шинске.       Котаро оставалось лишь удивляться столь неожиданному единодушию двоих хищников, которые зачастую были готовы порвать друг другу глотки. Он не понимал, что было такого в его поступке, что теперь приходилось стоять прижатым к стене двумя телами. Причем каждый из них мог отключиться от любого неверного движения, так как они были еще слишком слабы. Слабы, но упрямы, как бараны.       Пока Кацура размышлял о причинно-следственных связях его теперешнего положения, Такасуги отступил на шаг, хватаясь теперь не только за одежду Котаро, но и за руку Гинтоки.       — Слабак, — фыркнул Саката, но парня поддержал, помогая ему сесть и устроился на полу сам с явным облегчением.       Кацура, прищурившись, глядел на умилительную картину, как Гинтоки участливо махал рукой перед лицом Шинске, уточняя, сколько пальцев тот видит, а Такасуги в ответ огрызался и предлагал отрубить их, чтобы загадка стала легче.       — Вы — два законченных идиота, — в итоге вынес свой вердикт Кацура и вышел, чтобы попросить кого-нибудь помочь ему обустроить одну комнату для двоих раненых. С этого дня начинался его персональный ад, и Котаро пообещал себе, что отомстит за него и этим двоим, и тому хорошему человеку, который позволил им встретиться сегодня на улице.