***
От необычного лечения Сайту Грета действительно быстро шла на поправку: засечка на ноге зарубцевалась и затянулась, и лошадь практически перестала хромать — как, впрочем, и ее краснокожий лекарь. С радостью — но не без странно болезненного внутреннего трепета Джейми отмечал быструю положительную динамику и у своего пациента, общение с которым в последнее время отчего-то давалось ему все тяжелее. Долгие взгляды, тягучие, словно патока, паузы в разговорах, электрические разряды вдоль всего позвоночника при банальных перевязках уже почти зарубцевавшейся раны… Одолеваемый сомнениями, противоречиями и желаниями, мужчина, не привыкший выражать свои чувства, отчаянно пытался делать вид, что ничего не происходит — но образ Сайту, в последние дни ставшего особенно тихим и загадочным, не покидал его головы, превращая дни в череду неловких моментов, а ночи — в мучительный хоровод сводящих с ума откровенных образов. В то же время лето вступило в свои права. Душная жара полуденных часов, выжигающая сухие прерии, сменялась теплыми вечерами, позволявшими бывать подолгу на свежем воздухе, слушая звуки природы, молча наблюдая миграции птиц и танцы светлячков, купаясь в теплых воздушных потоках сумерек. В такое время взгляд сам собой упирался в фиолетовые силуэты далеких гор, меж белых зубов-вершин которых сквозили последние отблески тонущего солнца, а мысли уносились вдаль. — Интересно, что там, на другой стороне Великих гор? — глубокий, с приятным акцентом, к которому Джейми уже привык, голос Сайту всколыхнул тишину. Они сидели на пороге его дома, провожая взглядами догорающий день, и звуки и запахи глубокого вечера странным образом будоражили чувства, вселяя в души некое томление. — Боюсь, я не силен в географии, — пожал плечами, немного смутившись, мужчина. — Едва ли я помню даже, как добирался сюда. Кажется, будто это было в прошлой жизни. Цепкий взгляд Сайту, черты лица которого уже начинали теряться в сгущающейся темноте, скользнул по лицу собеседника; то, что в последнее время разговоры о прошлом уже не причиняли его спасителю боли или грусти, было для него отрадно. Однако мало извлечь из раны пулю… нужно еще дать ей силы срастись и вновь стать рабочей частью тела, способной к движению вперед. — Моаши никогда не хотеть посмотреть? Что там, — ладонь индейца простерлась вперед, оглаживая пики гор, щекоча кончиками пальцев первые высыпавшие на небо звезды, — за поселением? За лесом? За Великими горами? — Я… я не знаю, — выдохнул Джейми. Признать свой страх, поглотивший его существо после неудачного переезда из Европы в Америку, недавнюю тотальную апатию, пожравшую остатки воли, было сложно. Однако теперь, после общения с исконным жителем прерий, ее вольным и свободолюбивым созданием, думать об этом было уже не столь болезненно. — Раньше я никогда не думал об этом, как и о том, что вокруг меня вообще что-то есть. И кто-то, — его полный тепла взгляд скользнул по темнеющему профилю парня. Ночь вступала в свои права, и под ее покровом Джейми уже мог открыто смотреть на Сайту так, как хотел этого на самом деле — не стесняясь самого себя. — В долгом пути иногда нужно укрыться в пещере от непогоды, — философски заметил индеец, — но если солнце уже вышло, глупо дальше прятаться. От всех дождей не спрячешься. А вот потерять солнце можно. Едва ли это можно было оспорить или что-то добавить; Джейми чувствовал, что в этой фразе крылась не только довольно очевидная охотничья мудрость краснокожих, но и что-то еще… что-то иносказательное, лежащее отнюдь не на поверхности. Задумавшись над этим, он едва не проворонил момент, когда Сайту решил окончить посиделки на пороге и уйти в дом — там как раз нужно было подбросить хвороста в камин. Он начал подниматься, подгибая ногу; врач поспешил его поддержать, но парень остановил его жестом и кивком — мол, он способен это сделать и сам. Но у входа в комнату Сайту опять словно бы оступился, качнулся неловко, его повело вбок — Джейми, провожавший взглядом его спину, не мог этого не заметить. Подскочив с порога, в два широких шага он догнал индейца и поймал под локоть. — Что такое? Нога? — обеспокоенно заглядывая в чуть хмурящееся, но от этого ничуть не менее красивое лицо, он прислонил показавшегося враз ослабшим, обмякшим в его руках индейца к стене, помогая справиться с приступом боли. Джейми придержал его за плечи, внимательно глядя в лицо, на сомкнутые веки, брови над которыми уже перестали хмуриться — однако Сайту довольно тяжело дышал, а кожа его была чуть влажной, теплой… Кто бы мог подумать, что эти смуглые плечи на ощупь в сотни раз нежнее, чем самая изысканная ткань? Доктор едва заметно вздрогнул, одернул себя, тут же испугался — почувствовал ли Сайту этот очередной электрический разряд, прошивший сейчас все его внутренности тонкими серебряными иглами? Индеец поднял веки — и Джейми сразу понял, что да, и более того — он чувствовал эти жалящие искры внутреннего огня всегда, все то время, что доктор его касался. В черных, непроницаемых в полутьме, совершенно бездонных глазах бликовало пламя. Мужчина не совсем понимал, что происходит, и был ли это действительно приступ, или хитрец решил воспользоваться его врачебными рефлексами, но на самом деле это было и не важно; важно было то, что сейчас его ладони легли на плечо и талию Джейми и медленно тянут к себе, в то время как мягкий, но в глубине зрачков голодный взгляд гипнотизирует его, ища в лице отражение слабости перед соблазном. — Моаши, — и без того низкий, полушепот Сайту сейчас вибрировал, как толстая гитарная струна, и от этого звука вдоль позвоночника доктора сбежало стадо диких мурашек, каждая размером с бизона. Лица их были уже так близко, что едва не соприкасались носами. — Я хочу помочь тебе. Джейми, едва находя в себе силы смотреть прямо в колдовские глаза, рвано выдохнул и еле выдавил: — Я н-не… зачем? Мне не н-нужно. Многозначительная усмешка скользнула змеей по полным губам индейца, и у доктора кровь отхлынула от головы, делая последнюю пустой и звенящей. Как же он красив… — Позволь мне помочь тебе, Моаши. Позволь мне вылечить тебя, — короткое движение шеи, и кончик носа Сайту скользнул по щеке Джейми в легком касании. Мужчина шумно сглотнул вязкую слюну, прикрыл глаза, невольно опуская взгляд на чужие губы, между которыми мелькнул кончик розового языка — и не смог больше мыслить разумно. Руки, словно отпущенные с цепи дикие звери, сорвались, жадно заскользили по желанному телу, в то время как он, захлебываясь, пил дыхание Сайту; индеец целовался странно, так непохоже… ни на что. В его плавных движениях сквозило терпение охотника, ожидающего, когда доверчивая добыча подойдет еще ближе, чтобы даровать ей один резкий меткий удар, милостивое и быстрое избавление. Джейми запустил ладонь в черные волосы, плетьми разметавшиеся по плечам, однако его пациент, он же друг, он же — уже любовник, сверкнув глазами, вывернулся, тряхнул головой и, отлепившись от стены, развернулся и впечатал в шершавое дерево самого Джейми, тут же покрывая его шею легкими укусами и неторопливо разделываясь с пуговицами его рубашки. Руки врача сами собой легли на бедра индейца, сначала поглаживая робко и несмело, затем — все более по-хозяйски, оценивая приятную округлость; шальные малосвязные мысли в голове то возвращали его к тому, что все происходящее вопиюще неправильно, то к осознанию его неопытности в физических проявлениях любви, особенно такого рода — то призывали отдаться происходящему и вовсе оставить попытки думать. Последнюю мысль активно подпитывали действия Сайту: стащив рубашку с бледного, но достаточно мускулистого торса, он скользнул вниз из несмело изучавших его тело рук и, бросив опасный голодный взгляд, прочертил языком линию прямо над поясом джинсов Джейми, от чего у мужчины едва не подогнулись колени. Вторая влажная тропа пролегла вдоль его груди, вверх, оканчиваясь соленым мокрым поцелуем; врач тихо застонал в рот индейца, вжавшего его в стену. Ему не хватало дыхания, голова кружилась, а кожа превратилась в один сплошной жадный рецептор, льнущий к горячей гладкой груди парня. Сайту оторвался от него и, взглянув в абсолютно лишенные осмысленности глаза, с ухмылкой зацепил пальцами петли его джинсов и толкнул его в направлении кровати. Изначально кощунственное желание соединиться с белым человеком, кровным врагом его народа, Сайту уже давно оправдал для себя долгом спасения — кроме своего тела ему все равно нечего дать спасшему его мужчине. То же, что этот белый вызывает в нем странное влечение, лишь упрощает исполнение обязательства. Вскоре индеец оказался спиной на шкурах, а Джейми навис над ним, часто моргая и пытаясь отдышаться; тепло огня и жар их тел прогрели воздух в доме не хуже самого жаркого камина, делая его тяжелым и вязким. Колено Сайту скользнуло между ног Джейми, и тот вновь простонал, дрогнув от прошившей тело волны желания, а лицо с зажмуренными глазами исказилось в маску сладкого страдания. Сошедшиеся на переносице, словно в мольбе, светлые брови, закушенная губа, тени от длинных ресниц — у парня вдруг перехватило дыхание от красоты и беззащитности этого лица. Притянув его к себе за шею, он, не сводя глаз с меняющихся черт, в который раз поцеловал раскрасневшиеся губы, мало обращая внимание на легкое покалывание светлой щетины любовника. На этот раз он, однако, уже не был охотником — теперь он передавал эту роль Джейми, сам становясь его жертвой. Пальцы Сайту завозились с ремнем — довольно необычным для него предметом гардероба; смущенно заулыбавшись, врач отодвинулся от него и сам разобрался с проблемой. Звякнув пряжкой, одежда с тихим шорохом соскользнула с его ног. Простые штаны из грубой ткани, немного переделанные на индейский манер, тоже вскоре оказались на полу. Ненаигранная раскрепощенность и расслабленность обнаженного смуглокожего красавца подействовали на жутко смущавшегося поначалу Джейми успокаивающе; гибкий и прекрасный, с темным нечитаемым взглядом, магически мерцающей в отсветах огня влажной кожей, с темнеющей в низу живота дорожкой черных жестких волос, из которых восставало явное выражение его желания, он не оставлял ему никакой возможности повернуть назад, отказаться от этого пьяной, дурманной реальности. Мужчина потянулся к нему, и любовник тут же выгнулся к нему навстречу, заключая в объятия, переплетаясь с ним телами так, словно бы они — темная и светлая песчаные змеи, слившиеся в брачном танце. Молчаливая податливость Сайту сводила Джейми с ума, пальцы его дрожали так, словно он касался величайшего произведения искусства, а не своего бывшего пациента, еще недавно могущего с недоверием оттолкнуть руку, что лишь пыталась принести облегчение. Но то недоверие давно уже было отринуто, и краснокожий полностью вверял ему себя, откинувшись на жесткие подушки назад и красноречиво двигая бедрами навстречу неосознанным, инстинктивным телодвижениям партнера. Остатки разума, впрочем, напомнили врачу о некоторых особенностях мужской физиологии, и он, пытаясь совладать с дрожью рук, свесился с кровати и зашарил в прикроватной тумбе в поисках чего-нибудь подходящего. Томительно-долгий поцелуй, проверяющий на выдержку их обоих, и Джейми окончательно отбросил все стеснение; его влажные пальцы заскользили между крепких смуглых ягодиц, и его любовник задышал часто и отрывисто, поминутно облизывая припухшие губы, тем самым еще сильнее раззадоривая мужчину. Не в силах больше терпеть волны желания, накатывающие на него выматывающе-сладкими волнами, Джейми навалился на Сайту и, глядя в откинутое вверх, обманчиво спокойное лицо, осторожно двинулся вперед. По лицу Сайту скользнула тень неудовольствия, брови дернулись к переносице; издав тихий стон, он неосознанно сильнее сжал белое плечо, отчего его партнер тут же остановился, мысленно кляня себя за то, что причиняет боль, сам при этом едва держась в сознании от захватывающего дух удовольствия. Однако хватка быстро ослабла, и парень чуть подался навстречу, показывая, что готов продолжать. Стараясь внимательно следить за эмоциями на красивом смуглом лице, Джейми сделал несколько осторожных движений, и его любовник вновь простонал — на этот раз громче, с отчетливыми нотами удовольствия; подбодренный таким выражением чувств, мужчина позволил себе ослабить самоконтроль. О низ его живота терся, скользя от естественной смазки, упругий подрагивающий член индейца. Сайту наконец разомкнул до этого зажмуренные веки; взгляд его теперь не отрывался от лица Джейми, на висках и груди которого выступил мелкий бисер пота, а из приоткрытого рта вылетали тихие хриплые стоны. Утопая в ощущениях, в эмоциях, в смоляной черноте бездонных распахнутых глаз, Джейми наклонился за поцелуем. От тесноты и жара, невыносимо приятной близости его бывший пациент забился под ним, подаваясь навстречу, желая еще более сильных, более ярких ощущений — уже не думая головой, но подчиняясь только физиологии, мужчина ускорил темп, всем весом вжимая любовника в жесткое ложе. Дрожь прошила тело Сайту; коротко и громко вскрикнув, он выгнулся под Джейми, и тот ощутил, как из его пульсирующего члена точками вырывается теплое семя; через несколько сильных движений он и сам затрясся от экстаза, всхлипывая и стискивая руками шкуры. Чуть морщась от дискомфорта, индеец приподнялся на локтях и сдвинулся вверх и в сторону, давая возможность ошарашенному и выдохшемуся партнеру упасть рядом. Тишину дома теперь нарушал только тихий треск огня и тяжелое дыхание, которое, впрочем, уже приходило в норму. Джейми бездумно размазывал по животу подсыхающее семя любовника, глядя в потолок, и в голове его звенела пустота. То, чего он страшился и чего в глубине души так желал, произошло — но никакой кары небесной, никакого ужаса от содеянного или ощущения неправильности не возникло. Скорее напротив. Одиночество и пустота существования теперь окончательно отступили в прошлое, их оттеснила спокойная уверенность, тихая радость и невыразимо трепетное чувство, которое уже давным-давно не касалось души Джейми. Он повернул голову и взглянул в лицо Сайту: индеец лежал на боку, умиротворенно глядя в огонь, что-то словно обдумывал. Почувствовав на себе взгляд, он оторвался от созерцания и мягко улыбнулся любовнику; потеревшись носом о его плечо, он, тихо охнув, сполз с кровати. В немного неловких движениях, впрочем, сквозило сытое довольство. Проводив взглядом идеально сложенную спину, ноги и поджарые ягодицы, Джейми вздохнул и откинулся на жесткую подушку. Сквозь сон он уже почти не чувствовал, как Сайту обтирает его влажной тряпкой, укрывает лоскутным одеялом и целует в лоб. …Дверь за собой индеец закрыл только после того как убедился, что врач крепко спит.***
Едва разлепив веки и сев во взбуровленной кровати, он отчего-то сразу понял, что Сайту ушел. То ли в глаза бросилось и отпечаталось тут же в подсознании отсутствие какой-то его вещи на прежнем месте, то ли необычайно густая тишина, от которой уже отвык, вновь окутала его жилище — но Джейми это понял сразу, и руки его сами собой закрыли лицо. Птица выздоровела и упорхнула ввысь, наслаждаясь свободой и небом, лисица, твердо стоящая на четырех лапах, вернулась в прерии, махнув на прощанье своим прекрасным хвостом. А он… он вновь остался один, безмолвный, окаменевший в прохладных сумерках давящих стен. Громко крикнул, пролетая над его жилищем, стервятник, и Джеймс невольно вздрогнул; луч солнца, пробившийся из-за облака в мутное окошко, выхватил на полу пятачок: в неярком свете блеснула отполированная множеством прикосновений медяшка. Охваченный внезапно странной смесью боли, тревоги и какой-то странной глухой надежды, мужчина выбрался из вороха ткани и шкур и буквально бросился к предмету, падая на колени. На широкой ладони его оказался амулет Сайту — тот самый, который парень стискивал в минуты сильной боли — с порванным шнурком; верно, в пылу вчерашней страсти они оба не заметили, как сорвали украшение. Сжав его в ладони до побелевших костяшек, Джеймс кое-как, будто пьяный, поднялся на ноги. Перед глазами все плыло, сердце заходилось, словно он был в лихорадке. Может, Сайту вернется? Ведь было видно, что амулет важен для него… А может, он специально оставил его, как последнее напоминание о себе? Или же… Джеймс выпрямился. Огляделся вокруг и вдруг словно по-новому увидел свое жилище, все вещи, окружавшие его из года в год, и себя во всем этом — в этой могиле из четырех стен, тоски, несбывшихся надежд и пыльных воспоминаний. И словно бы впервые он заметил полоску солнечного света, пробивающуюся из-под входной двери. И, улыбнувшись самому себе вдруг дико и восторженно, почти как в детстве, он, как был, нагишом, стискивая в ладони теплый металл, выскочил за дверь, в солнечное и совершенно одуряюще пахнущее лето.***
...Всадник в темной широкополой пыльной шляпе и коричневом коротком плаще, накинутом на плечи, чтобы их не пекло солнце, остановил лошадь у длинного одноэтажного дома с широкой верандой и спешился, тут же принимаясь снимать один из тюков, примотанных к седлу. На пороге, привлеченная шумом лошадиного галопа, показалась щурящаяся на яркий свет Мисти; она не сразу узнала врача, поначалу напряглась — однако, когда ее глаза привыкли к солнцу после полумрака дома, и она разглядела знакомые черты, то разулыбалась. Джейми широко и открыто улыбнулся ей в ответ, наверное, впервые за все время, что она его знала, и горничная зарделась. Доктор выглядел таким воодушевленным, таким счастливым. Неужели он… влюбился? И кто же она, эта счастливица? — Мисти, будь добра, передай это тетушке Мо, — он перенес крупный сверток под крышу и поставил на уличную скамейку. — Здесь препараты, некоторые мои инструменты и записи; пусть она отдаст их мистеру Игглсу, если ему нужно, или оставит у себя. — Но, как же… — ничего не понимая и все так же глупо улыбаясь, девушка замотала головой. — А как же вы? Вам разве не нужно? Он усмехнулся; теплый ветер, несущийся из прерий и заблудившийся в улочках городка, всколыхнул его отросшие светлые волосы, попытался было сорвать шляпу, да силенок не хватило. — Уже нет. Скажи Игглсу, чтобы позаботился о тетушке и остальных — я знаю, он хороший фельдшер, хоть и любит приложиться к бутылке. Снова взбираясь на лошадь, он бросил оторопевшей девушке: — Присматривай за ней, ладно? И попрощайся за меня. — Но куда вы? Когда вернетесь? — некрасивое лицо Мисти сложилось в детскую жалостливо-недоумевающую мину. — Не знаю, — просто пожал плечами доктор и мечтательно улыбнулся. — Искать Большого орла, наверное… А вернусь — быть может, в конце лета. А может и вообще никогда. Пош-шла! Поддав пятками в бока лошади, пуская ее почти с места в галоп, Джейми устремился прочь от знакомой улицы, города — всего, что когда-то знал, в неизведанные им дикие прерии.