10 жанров

Когда-то давно, ещё в детстве, Штейну стали интересны опыты по вживлению генов животных в человека. Опыт над любимым подопытным кроликом проходил настолько хорошо, что даже не верилось: организм не отторгал чужеродные клетки, видимо, всё-таки, сыграла роль высокая приспособляемость оружия. Коса стал двигаться быстрее и с удивлением отметил, что у него улучшилось зрение. Франкен мысленно поздравил себя с удачным экспериментом и уже собирался вживить следующую порцию… Пока одним прекрасным утром не обнаружил сидящего на нём семпая. И бог с тем, что тот был абсолютно голый, не считая неизвестно откуда взявшегося кошачьего ошейника. Основной ужас положения заключался в том, что у Спирита были кошачьи уши и хвост. - Няя? – поинтересовался он, водя красно-рыжим хвостом из стороны в сторону. – Ты кто? - Франкен, - ошалело буркнул парень, всё ещё находясь в шоке от произошедшего. – Повелитель твой… И в то время, пока на умильной мордочке Альбана отражался активный мыслительный процесс, он успел тысячу раз пожалеть о том, что сказал. - Повелитель? – глаза семпая зажглись радостным огнём. – Хозяяяиин! И полез обниматься. Через минуту он был уже вырублен, через два часа лишён всех кошачьих генов, ещё через час были уничтожены все записи о проведённом опыте – в аду я видел эти эксперименты! – и лишь через месяц Франкен стал спокойно просыпаться, не опасаясь снова увидеть это чудо, восседающее на его кровати. Но тогда он ещё не знал, что через много-много лет обнажённый Спирит в ошейнике с ушками и хвостиком будет ему сниться в отнюдь не кошмарных снах, а желание услышать из его уст слово «хозяин» будет стоять на первом месте в списке. А, как точно сказал в своё время Альбан, который, к слову, ничего не помнил о случившемся, если Штейн чего-то хотел, то он этого добивался. Но спустя много лет опыт пошёл не так удачно, как в прошлый раз. Может, дело было в повзрослевшем организме Спирита, или в том, что он был уже Косой смерти, а не просто рядовым оружием. В любом случае, прошло уже больше недели со дня вживления генов, а результата всё не было. Штейн обозлился и заперся у себя в лаборатории, раз за разом проверяя свои записи и пытаясь найти ошибку. Долго бы ему пришлось сидеть, если бы не срочный вызов Шинигами, по чьему голосу можно было без труда догадаться, что произошло что-то из ряда вон выходящее. В кабинете-пространстве было непривычно много народу: слухи в Академии распространяются быстро. В центре внимания был, разумеется, Спирит; слава Шинигами, он нашёл ему какую-то одежду, правда, на взгляд Франкена, вещи были ему откровенно маловаты – Кида, что ли? – и обтягивали тело семпая так, что вставало всё, что только могло встать. Девушки чуть ли не визжали от восторга, почёсывая Косу смерти за ушками, а тот развалился, блаженно прикрыв глаза, и невероятно неприлично мурлыкал. - Твоих рук дело? – поинтересовался Шинигами вместо приветствия, и, не дожидаясь ответа – и так всем понятно, кто за этим стоит – кратко обрисовал ситуацию: - Он подпускает к себе только девушек, от остальных убегает. Меня вот даже поцарапал, - для наглядности он продемонстрировал две нехилые такие царапины на своих перчатках. Франкен с трудом подавил в себе желание ревниво ухмыльнуться: ну и правильно, нечего его лапать. – И всё время спрашивает, где его хозяин. С учётом того, что это явно не я… - тут Шинигами позволил себе оглянуться на своё оружие и скорчить грустную рожицу. – А жаль. Милый такой. В любом случае, надо с этим что-то делать. Не волнуйся, фотографий я уже нащёлкал. - Я разберусь, - сообщил Штейн и решительно направился к груде девушек. В его душе всё больше и больше росло собственничество: трогать его семпая! Да и он хорош, дамский угодник – так и льнёт к женским рукам, ласкается, а уж вытягивается-то как, бог мой, вот это гибкость! Желание отыметь его прямо здесь и сейчас было просто невыносимым. Хорошо хоть все вокруг сразу же расступились, как только его увидели – неужели у него на лице написано, что он сейчас всех поубивать готов? Альбан, почувствовав, что его перестали гладить, недовольно открыл глаза и настороженно уставился на Франкена. «Если он и меня поцарапает, то я умру от неразделённой любви» - уныло подумал тот и открыл рот, чтобы позвать своего семпая. Только сделать ему это так и не удалось: во-первых, потому что было непонятно, как к тому обращаться. По имени было звать непривычно, «семпай» явно не подходил к обстановке, ну а все остальные имена не предназначались для чужих ушей. Во-вторых… - Хозяин! – радостно завопил Спирит, и тут же запрыгнул на оторопевшего Штейна, обвивая того ногами, вынуждая ухватить его покрепче, не давая упасть. А потом доктор вспомнил, что целовать всем телом вжимающегося в тебя семпая, такого тёплого, нежного и безумно соблазнительного, конечно, невероятно приятно, но лучше не делать этого на глазах фактически у всей академии – но было уже поздно. Альбан целовался жадно, стараясь достать языком как можно дальше, царапая острыми клыками губы, зарывался пальцами в волосы, а уж как тёрся о чужую ширинку… В общем, тут было не до самоконтроля. Пушистый хвост ходил туда-сюда, и когда Штейн почти на автомате сжал его у основания, Спирит, наконец, оторвался от губ бывшего напарника для того чтобы всхлипнуть настолько сексуально, что все присутствующие неосознанно выдохнули. Получилось громко. Штейн вернулся к реальности, обвёл невидящим взглядом пожирающую их глазами толпу, взвалил в кои-то веки не сопротивляющегося Косу смерти на плечо и спешно ретировался. Вослед ему летели завистливые взгляды всей женской половины и, чего греха таить, части мужской. После этого в академии обоих не было видно ещё полторы недели, и это было связано не только с долгим превращением Спирита в нормальное состояние… Просто уму непостижимо, как вообще всё это закончилось хорошо. Удивительно, но Коса смерти о произошедшем так и не узнал, и единственное подозрение его звучало как «Штейн, ну почему все считают, что мы спим вместе?» - Потому что мы спим вместе, семпай, - усмехался тот, любуясь смущённым видом Альбана. - Но разве мы хоть раз дали повод для подобных слухов? - Нет, семпай. Мы абсолютно не палились, - честно отвечал доктор, с трудом стараясь не смеяться и поглаживая в кармане оставленный на память кошачий ошейник.