Исход земной цивилизации: Анклав

Она вдыхала его запах, лежа у него на груди, не понимая, что сейчас произошло. Если в прошлый раз алкоголь помешал адекватно оценить его любовные навыки, хотя в целом, Ривка была довольна, то сейчас… Было ощущение, что он вложил в этот секс всего себя и выпил всю ее без остатка. Разморенная усталостью и сексуальным похмельем, она не могла решиться попросить его уйти. — Не знаю, сколько женщин было в твоей долгой жизни, но это был лучший секс в моей, — она подняла голову и посмотрела на него, лежащего на согнутой руке и внимательно глядящего на нее. — А сейчас, подготовив почву комплиментом, ты скажешь, что мне пора идти, — он подарил ей расслабленную, чуть ленивую улыбку. — Ты ведь либо уходишь сама, либо выгоняешь своих мужчин, верно? — В ее глазах застыл знак вопроса, и Александр засмеялся: — Твоя пьяная подруга, когда мы засовывали ее в такси, посоветовала мне особо ни на что не рассчитывать, и предупредила, что утром ты сбежишь. — Прекрасно, она выставила меня в чудесном свете, — Ривка закатила глаза и поднялась чуть выше, чтобы поравняться с Александром; она легла на подушку и ему пришлось повернуться набок, чтобы оба могли поместиться на небольшой кровати. — Почему ты бежишь? — спросил он, глядя ей в глаза и мягко приобняв. — Я не бегу, — она снова тронула его грудь, пытаясь понять, что же в нем такого особенного, что она и впрямь была не против, если бы он остался. — Я не искала отношений, у меня был парень в Англии до середины лета. Вот и вся причина. — Ты всегда изменяешь своим парням? — Зачем заводить такие разговоры? — она нахмурилась и попыталась отодвинуться, но он прижал ее крепче, не позволив сделать этого. — Просто интересно. Любовь не позволяет изменять, просто потому что ты хочешь только одного человека на всем белом свете. — Ты романтик, — она чувствовала неловкость от этого разговора и пыталась перевести его в другое русло. — Однако тебе и впрямь лучше уйти, потому что мне идти некуда, я бы еще поспала перед поездкой в Тель-Авив. Александр вздохнул и поднялся, и пока он одевался, она думала над его словами. Может, нежная привязанность к Бену вовсе не является любовью, раз она так легко прыгнула в постель к другому мужчине? Александр был прекрасно сложен: не перекачан, но жилист, с широкими плечами и рельефным животом. И Ривка поневоле любовалась его торсом. Он следил за собой и на фоне молодо выглядящих красавчиков курсантов определенно выигрывал, ведь в его мимических морщинах и умных глазах скрывался настоящий мужчина. Никакая молодость не могла выиграть у уверенности возраста и едва тронутых сединой в висках темных каштановых волос. Ткнув в планшет, он набрал какую-то команду, видимо заменяющую картинку с камер, и, перед тем как выйти, спросил: — Во сколько планируешь выехать? Она дотянулась до телефона и взглянула на часы. — Ого, четыре, — неверяще произнесла она и бросила на Александра удивленный взгляд. — Полагаю, не раньше одиннадцати. Александр кивнул и скрылся за дверью, даже не проверив обстановку. Ривка сладко потянулась и заулыбалась, все еще чувствуя запах его присутствия и дрожь от его прикосновений. *** Он шел от лифта парковки, не сводя с нее взгляда. Ривка стояла, облокотившись на водительскую дверь и рылась в телефоне. В узких джинсах, в шапке с помпоном и бежевых уггах она выглядела как подросток. Невозмутимая, она просто улыбнулась ему, открыв дверь, дернула рычаг, чтобы открыть багажник для его дорожной сумки, затем приземлилась на водительское сидение, не выпуская из рук телефона и жуя жвачку. Она привычно тронулась с места, будто участвовала в заезде Формулы 1, и нырнула в тоннель, набрав такую скорость, словно пыталась побить рекорд и преодолеть расстояние до яффских ворот в кратчайшие сроки, однако Александра это ни капли не смущало. — Что будете делать на каникулах? — вернулась она к привычному формальному общению, ведь они договорились, что ничего не изменится. — Не люблю загадывать. Сейчас у меня нет ни малейшего желания о чем-то думать и что-то планировать. Внезапно сзади донесся гул мотора, и Ривке пришлось уступить дорогу мчащему к воротам на еще большей скорости ягуару. В окне обгоняющего автомобиля мелькнула Ангела Новак, и на ее лице на миг отразилось выражение удивления, когда она заметила в порше декана и студентку. Ангела не затормозила, а Ривка, напротив, сбросила скорость. — Если ты будешь пугаться и делать виноватые перед ней глаза, то это точно даст ей почву для подозрений, — равнодушно заметил Александр и ткнул плеер, включив погромче весьма приятную и мелодичную песню на иврите. — Я всегда невозмутима, — ответила она и стала едва слышно подпевать на припеве. — Моя любимая песня. — Ты, похоже, в неплохом настроении, — он расслаблено положил голову на подголовник и закрыл глаза. Улыбка внезапно спала с ее губ. Пока они ехали в Тель-Авив, Александр прикорнул, и она, сделав музыку тише, невольно поглядывала на него. Уже подъезжая к Рамат-Гану, району, где немыслимым образом оказались проживающими в соседних домах оба ее любовника, она притормозила у въезда во двор, думая, что лучше будет разойтись здесь, так как если Бен случайно решит выглянуть в окно или окажется на улице, то появится слишком много вопросов. Она хотела было тронуть Александра, призывая к пробуждению, но он открыл глаза и сонно взглянул на нее. — Я проспал всю дорогу? — Теперь мы квиты, — вспомнив, как он провел за рулем всю обратную дорогу до Нью-Бабили, она указала взглядом за окно. — Лучше вам выйти здесь. Он сфокусировал взгляд на своем доме, который был ближе к выезду, чем дом Бена, и потер лицо ладонью, однако немного нахмурился, осознав, что Ривка припарковалась ко въезду во двор так, будто не собиралась туда заезжать. — Вы не собираетесь домой? — невольно поинтересовался он, отстегивая ремень безопасности. Ривка, покачав головой, сказала: — Я живу на Хаярконе возле моря и уже очень давно не была там. Он, что-то для себя подмечая, кивнул и неторопливо вышел из машины, прихватив сумку из багажника. Ривка, держа руки на руле, кивнула в ответ и тронулась с места, намереваясь немного побыть в одиночестве, ведь никто из близких не знал, что она находится в Тель-Авиве… Она собиралась побыть пару дней дома и только потом отправиться к Бену, ведь тело все еще предательски ныло, вспоминая отнюдь не его прикосновения. *** — С Новым Годом! — доносилось от празднующих семей, приглашенных на вечеринку в доме семьи Ривки. — С Новым Годом! — прошептала Ривка, глядя в глаза Бена; он поцеловал ее сначала в щеку, потом в губы и под новогоднюю песню повел в танце, отставив на стол бокалы с шампанским. Ее дурацкая диадема в виде букв «Happy New Year» поймала блики гирлянд, развешанных в большой гостиной. Ариэль, Яэль и наконец-то поправившийся отец Бена Аври, выглядевший вполне бодренько и даже позволивший себе бокал шампанского после курса реабилитации за рубежом, поглядывая на них, перешептывались. Дедуля, тоже смотря на смеющихся внучков, которые дурачились под очередную новогоднюю песню, заулыбался и даже позволил тете Фире вытащить потанцевать и себя. Не самый популярный праздник в Израиле собрал не только семьи Бена и Ривки, которые настолько жаждали скорейшей свадьбы, что пригласили и Раубфогелей, и Коэнов, и дядю с тетей Бена, которые без конца повторяли как же дети друг другу подходят. Ривка улыбалась, она уже давно не была так счастлива. Легкий хмель от шампанского притуплял чувство вины перед всеми близкими, ведь она понимала, что отношениям с Беном, какими бы нежными они ни были, не суждено вылиться в нечто более серьезное. Она настроилась разорвать их до полета на Лахму, понимая, что только учеба и пилотирование смогут отгородить ее от глупых мыслей о нем. То тепло в ее сердце, которое принадлежало ему, стоило безжалостно изжить, но Ривка не могла слишком резко сделать это, не желая приносить боль ни ему, ни себе. Она была неправа, начиная эти отношения, как была неправа, идя на поводу у своих чувств и желания остаться поближе к простым людям. Теперь, совершив, а главное, осознав эту чудовищную ошибку, Ривка старалась абстрагироваться и попытаться насладиться новогодней вечеринкой, которую она просто не могла пропустить. Вечеринку устроили ради них с Беном… Однако единственное, что не давало ей покоя, было молчание Александра. С самого прибытия в Тель-Авив она не получала от него весточки и, проходя мимо его дома, словно выгнанная на мороз собака, поглядывала на дверь его подъезда, не понимая, почему он стал так важен. И хотя она сама же предостерегала его от дальнейшего общения даже в дружеском ключе, Ривка страдала от нелепой тоски, особенно сегодня, когда часы пробили двенадцать, а он не написал ни строчки. Держа в руках телефон, она пыталась искоренить в себе чуть хмельное желание поздравить его. Укутавшись в кожаную куртку и шерстяной палантин, она стояла на улице, дыша свежим воздухом. Морской ветер пригонял в Тель-Авив холод, и она уже не чувствовала рук, понимая, что пора вернуться к столу. Не совладав с собой, Ривка все же черкнула ему короткое: «С Новым Годом!» и вернулась к потерявшему ее Бену. Как чудесно от него пахло! Его ставший родным запах навевал воспоминания о прежней жизни. Любовь Бена была согревающей, а прикосновения необходимыми, но не о его руках и поцелуях она мечтала. Мысли об Александре не давали покоя, и Ривке невыносимо было думать, что она ему безразлична, что он пресытился ею после той ночи. И впервые она оказалась по другую сторону и поняла, что чувствовали все те мужчины, которых она отталкивала от себя на протяжении жизни в Израиле. Стоило Бену отлучиться в уборную, как телефон Ривки завибрировал и на нем высветилась всего одна фраза: «Приезжай, если хочешь», и сердце Ривки пропустило удар. Она выключила экран, но затем вновь включила, непонимающе всматривалась в его сообщение, пытаясь понять смысл написанного. Он действительно хотел ее увидеть или просто позволял ей побыть в своём обществе? Прежде она бы и не обратила внимания на такую мелочь, но сейчас она стала анализировать каждую букву дурацкого сообщения, приводящую в уныние и, в то же время, в возбуждение от осознания, что сегодня есть возможность встречи. Бен вернулся и, захватив бокал шампанского, вновь поцеловал ее в щеку, задержавшись, чтобы шепотом сообщить, что тетя Фира слегка перебрала с саброй, и теперь страдает его отец, выслушивая какие-то бредни о ее бестолковых соседях… — Извини, она иногда бывает слегка навязчива, — сообщила Ривка, чуть смутившись, но когда она собралась пойти и разбить эту компанию, Бен дернул ее на себя. — Ты ведь не собираешься ехать к себе после вечеринки? — он взглянул на чету Коэнов, которые прощались с Яэль, намереваясь трогаться домой, ведь завтра был рабочий день. Она посмотрела на Бена извиняющимся взглядом. — Пока я помогала маме готовить, — она поглядела на стол, который ломился от еды, — я очень устала. Давай встретимся завтра? Я планировала еще полчасика побыть тут, а потом на такси поехать домой. Проводишь меня? Бен не стал комментировать, что сейчас праздник, и обычно влюбленные заканчивают его вместе, но его настроение, конечно же, было испорчено. Он все правильно расценивал и не хотел отдалять ее еще больше своими претензиями. Ривка становилась все холоднее с ним, и оставалось только ждать, когда же она скажет то, что разобьёт его сердце окончательно. Где она пропадает все время, кроме выходных? Куда занесла ее работа? Быть может, и впрямь являясь талантливым программистом, она стала работать над каким-то сверхсекретным проектом? Сегодня Ривка улыбалась, но была ли эта улыбка искренней или, быть может, тут сработали ее несомненно неплохие актерские способности? Он посадил ее в такси, поцеловав на прощание, когда и остальные гости стали расходиться. Ривка сбегала, они оба это понимали, но более всего ее разрывало чувство вины из-за того, что она, поддавшись слабости, всерьез вознамерилась поехать к Александру. И когда она попросила водителя повернуть на перекрестке направо, назвав совершенно другой адрес, то все еще сомневалась в правильности поступка, навязанного ей велением сердца. Она потирала виски, пытаясь понять что же творит и почему намеренно причиняет боль Бену, ведь он не был из тех, кто впадал в истерику, но и не был слеп. Бен не мог бросить ее сам. И вот, в новогоднюю ночь, когда-то тут, то там на улицах встречались шумные компании, Ривка попала в пробку из одних только такси, наблюдая, как одна из таких компаний, судя по всему, иностранцев, шатаясь и распевая незнакомую заводную песню, проплыла мимо машины. Огни торгового центра Азриели слепили глаза, и Ривка, пребывающая в задумчивости, внезапно почувствовала теплые дорожки слез на щеках. Весь этот мир больше не принадлежал ей или, вернее сказать, она более не принадлежала ему. Все эти люди теперь отчего-то стали казаться декорацией скрытого, но, несомненно, более настоящего мира анкийцев, а сами люди были всего лишь мишурой… Не очень трезвое лицо, проплывшее мимо такси, внезапно заставило Ривку нахмуриться. Она что-то почувствовала, глядя на этого человека… Силу, силу, которую, ощутив впервые, не могла ни с чем спутать. Это был вне сомнения анкиец. Даже не выходя из такси, она поняла, что была права. Каким-то немыслимым способом Ривка увидела в нем равного себе, и это было странно. В теплом такси ее немного разморило и, попросив остановиться не заезжая во двор, Ривка решила немного пройтись, чтобы взбодриться. Она посмотрела на две высотки, словно на две дороги, на распутье которых оказалась, всего лишь одно решение отделяло ее от шага в пропасть — либо одну, либо другую. Невозможно быть влюбленной в двух мужчин одновременно, она воспылала страстью к своему декану, но была ли это просто страсть? И был еще один мужчина — Бен, которого она практически возвела в ранг святого. Но на самом деле Бен, как бы горько это не звучало, подстраивался под нее, и отношения с ним стали приятной привычкой, однако Ривка не могла позволить себе испортить ему жизнь… Ривка вошла в открытую дверь. Ее никто не встречал, лишь только шум воды доносился из ванной. На столе стояло два фужера и закрытая бутылка шампанского. Александр вышел из ванны с влажным лицом, на нем были обыкновенные синие джинсы и черная футболка, а на Ривке — праздничное платье насыщенного голубого цвета, которое выбрал для нее Бен, считая, что голубой цвет подчеркивает девичью нежность. Сбросив кожаную куртку на стул, Ривка смотрела на Александра, чувствуя, что готова попустить прелюдию из беседы и распития шампанского, лишь бы поскорее ощутить вкус его губ и запах тела, который навязчиво вспоминался ей с самого прибытия в Тель-Авив. И она сделала уверенный шаг, затем второй, чтобы погасить разрывающее изнутри чувство, которое полностью выключало ее сознание. Она подошла совсем близко и потянулась за поцелуем, даже не сказав слов приветствия. Он принял ее в объятия и поцеловал именно так, как она ждала — сначала пылко и даже чуточку грубо, затем нежно, зарываясь пальцами в беспокойные волны ее накрученных к празднику волос. — Ребекка… — прошептал он, отстраняя ее от себя с невероятным трудом и при этом так крепко держа за талию; его пальцы одеревенели. Она не открыла глаз, а все еще отдавалась прервавшемуся поцелую, с трудом осознавая, что с ней происходит. Страсть не позволяла ей адекватно мыслить и захватывала полностью, а его сбившееся дыхание легким ветром касалось ее щеки. Она открыла глаза только сейчас и поняла, что все это время его глаза были тоже закрыты. Ривка почувствовала в нем то же натянутое тревожное и нежное чувство, которое пыталась оттолкнуть, но была не в силах. — Я бы хотела, чтобы ты больше никогда не появлялся в моей жизни, — полушепотом сказала Ривка, и Александр открыл глаза, посмотрев с непониманием. — Почему ты пытаешься манипулировать мной? — кажется, он был слегка обескуражен ее словами и смотрел осуждающе. Она отстранилась, сделав шаг назад. После страстного поцелуя это выглядело нелепо. — Почему ты соблазняешь меня? — просто спросила она и внезапно почувствовала приступ разочарования; слова, сорвавшиеся с ее губ вовсе не были реальным желанием оттолкнуть его, а фраза про соблазн, скорее, искренней, выражающей глубину ее чувств. — Слушай, я зря пришла, похоже, мне лучше уйти. И она, прихватив куртку, не глядя на него, попыталась пройти мимо, но Александр не позволил, дернув ее на себя и схватив за плечи. — Почему ты впадаешь в истерику? — спросил он, держа ее за руку не просто крепко, но даже больно. — Ты привязалась ко мне? Ее глаза вмиг вспыхнули яростью, осуждением, укрывшими от него стыд, который она на самом деле испытывала. Ривка не могла сказать да, потому что ей проще было солгать, особенно в этой ситуации. Наверное, впервые в жизни она отвела взгляд, потеряв уверенность, и это означало, что он был абсолютно прав, а она, как глупая школьница, не могла скрыть свои чувства. — Я хочу тебя и ничего не могу с собой поделать, — ответила она его же не столь давней фразой. — И меня это раздражает, — на ее лице отразилась болезненная гримаса; она знала, что выглядит юной и глупой блондинкой, говоря эти слова, и понимала, что для него она, возможно, действительно была несмышленым ребенком. — Если я скажу уйти, ты ведь не уйдешь? — он гладил ее по волосам, явно расслабившись и понимая что происходит. — Не привыкла к такому? Она ударила его кулачком в грудь и, кажется, покраснела с головы до ног, понимая, что над ней издеваются. — Я сбежала с семейного праздника и от Бена, чтобы увидеть тебя только после одного твоего дурацкого сообщения. Он засмеялся и посмотрел в ее серые обиженные глаза. — Предлагаю в честь моей победы над тобой вскрыть шампанское, — он сделал вид, что несказанно горд происходящим. Александр отошел к столу, а она, нахохлившись, мрачно наблюдала за его манипуляциями с бутылкой. Вручив фужер, он просто поздравил ее с праздником и сделал всего глоток, наблюдая за ней, недвижимый как изваяние. Ривка поставила фужер, не притронувшись к шампанскому, понимая, что столь долгожданная встреча стала приобретать нотки фарса. Она не знала, что делать дальше; всегда управляя ситуацией, сейчас, напротив, была неспособна предугадать дальнейшие события, потому что в партии вела не она. Впервые. — У меня такое впечатление, что ты меня сейчас укусишь. Почему ты так напряжена? — Александра, похоже, забавляла ее неловкость. — Все анкийцы такие прямолинейные? — Сдается мне, ты разочарована тем, что все идет не по твоим правилам. Ривка обратила на него злой взгляд, но встретила новую насмешку. — Ну-ну, — он подошел ближе и, коснувшись подбородка, приблизил к себе. — Давай скажи как это сильно тебя бесит, потому что я декан, а ты курсантка. Но это вряд ли ее пугало так сильно, как влияние его насмешливых речей, показывающих, что она — несмышленыш. — Это и возбуждает, — повинно призналась она и, отобрав у него фужер, сдалась на волю своей слабости, целуя его и, одновременно увлекая за собой в спальню за чуть приоткрытую дверь… *** — Что ты тут делаешь с утра пораньше? — Бен выглядел сонным, а она, съездив домой и приняв в душ после сумасшедшей ночи — вполне бодро, только слегка мрачновато. Ривка попыталась улыбнуться, но улыбка вышла неуверенной и кривоватой. — Бен, — она села на стул, выглядя сосредоточенной и серьезной. — Я… — Боже, ты серьезно? — перебив ее, он отвернулся и схватился за столешницу, глядя на закипающий чайник. — Ты хочешь сделать это первого января? После того как наши семьи практически сочли вечеринку за помолвку? Она молчала, опустив взгляд, понимая, что сегодня потеряет не только пылкого возлюбленного и человека, готового сделать ради нее любое безумство, но и доброго, понимающего друга. — Бен, моя жизнь сильно изменилась, я скоро надолго уеду. Он резко развернулся, в его глазах было только лишь разочарование. — Ты пришла ко мне, прося стать моей девушкой, после того как оттолкнула меня. Просто немыслимо! — он подавил горький смешок. — И теперь, наигравшись, ты просто хочешь развернуться и уйти? Ривка подалась вперед, попыталась тронуть его за руку, но Бен отступил назад, едва не опрокинув чайник. — Не смотри на меня такими глазами, мне никогда не понять тебя. И что бы не случилось с тобой в последнее время, не оправдывайся этим. Ты просто играешь со мной, — Бен был в ярости и в крайнем расстройстве. — Кого бы ты не встретила там, в своей новой жизни, я не могу поверить, что твое сердце настолько изменилось… Она вновь опустила взгляд и прислонилась к холодильнику, не зная что сказать. Ей не хотелось плакать, Ривка вряд ли чувствовала хоть что-то, способное выжать из нее хоть одну слезу и, в то же время, не понимала, как всегда близкий и родной человек смог стать чужим так быстро. Она не была влюблена в Александра, по крайней мере, так думала, но он, несомненно, дал толчок к разрушению этих отношений, к осознанию, что прежней жизни настал конец. Бен осунулся, он выглядел уставшим, а все слова, которые вертелись у него на языке, просто исчезли, уступив место пустоте. — Если я попрошу прощения, ты ведь все равно не простишь меня, — продолжила Ривка, ведь она должна была что-то сказать. — Когда я пришла к тебе, я чувствовала, что смогу быть с тобой, я не лгала тебе. Я была счастлива, и, если бы не моя новая жизнь, я бы осталась с тобой. Но видеться так редко невозможно. Там, куда я уеду, вероятно, даже не будет возможности связаться с тобой. Это причинит тебе ещё большую боль. — Поэтому ты благородно отпускаешь меня и даешь мне свободу, — он изобразил высокопарность в злой иронии своих слов. Как бы глупо это не звучало, но да, она делала именно это. Ривка снова попробовала подойти поближе, она ощущала странное нежелание отпускать Бена, ей снова хотелось обнять его и поцеловать. Но она мысленно била себя по рукам, понимая, что одна слабость может стоить еще большей боли в будущем. Бен не отстранился, а она встала напротив, чтобы поймать его опустевший взгляд. — Как ты объяснишь это родителям? — уточнил он, понимая, что назад всяко пути нет и быть не может. Ривка покачала головой. — Я не буду ничего объяснять, — ее слова были проявлением трусости. — Я просто уеду. — Что? Ты издеваешься надо мной? Ты хочешь сбежать и оставить на меня все объяснения? — Бен, ты, точно так же, как и они, не знаешь причин моего отъезда. — Ты, кажется, хотела рассказать мне, если будешь доверять. Стало быть, доверия я не заслужил. — Не надо сарказма, — глядя в его смеющиеся, но злые глаза, попросила Ривка. — Мне тяжело хранить эту тайну и я думала, что мне необходим человек, чтобы вынести ее бремя вместе. Но многое изменилось. Я изменилась. — Я это вижу. Она на миг закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Ривка не имела права винить Бена за злую иронию. И Бен имел полное право обвинять ее и злиться. — Я не знаю, когда в следующий раз приеду в Тель-Авив, Бен, — сообщила она, возвращаясь к теме. — Может быть, мне не стоит возвращаться скоро. Мне нужно отвыкнуть от тебя и забыть о прежней жизни. — Такое впечатление, что ты улетаешь в космос, — он скривился, но на миг поймав ее удивление, сказал: — Это что, действительно как-то связано с космосом? — Нет, ты что… *** Александр не присоединился вечером к ней в пути обратно до Нью-Бабили. После вчерашней сумасшедшей ночи он просто отпустил ее, поцеловав в щеку. И хорошо, что его не было, вернее, Ривка пыталась себя в этом убедить, но ей нужно было остаться в одиночестве, чтобы всецело отдаться чувству вины не только перед Беном, но и перед его и своей семьями. Ривка зашла в комнату и обнаружила там Дану; та, не отрываясь от доклада кому-то из родственников о том, что благополучно добралась академии, приветственно махнула рукой. Ривка бросила сумку на кровать и отправилась принять душ, решив, что вещи разберет чуть позже. Дана вошла в душевую и, сложив руки на груди, присела на закрытый унитаз, наблюдая за ней. — Ты меня смутить пытаешься? — выключив воду, Ривка вышла, на ходу оборачиваясь полотенцем. — Уж ты точно не подвержена смущению, дорогая, — отмахнулась Дана. — Меня очень интересует, какой мужик ночевал в моей постели, а главное, когда и как тебе удалось это провернуть? Ривка сделалась оскорбленной, она посмотрела в чуть запотевшее зеркало, вытирая волосы полотенцем. — Ты смеешься что ли? Дана поднесла к ее глазам короткий темный волос, который не мог принадлежать никому из женской части академии, так как кроме Медеи и еще пары девушек никто не носил короткие стрижки. Но у Медеи волосы были точно пружины, а у остальных двух однозначно светлее. — Ривка, с кем ты трахалась на моей кровати? Поверь, у меня отличное обоняние, я почувствовала чужой запах от простыней, — Дана откровенно лгала, так как спустя столько дней запах не мог сохраниться, тем более, Ривка предусмотрительно поменяла их постели. — Мне пришлось перестелить белье. А еще от моей кружки пахнет виски, — ее рыжие брови сдвинулись, выражая недовольство хозяйки. — Ни с кем, тебе показалось. Прости, да, я пила виски из твоей кружки и, наверное, забыла помыть. Моя пластиковая треснула, и я ее выбросила, — Ривка говорила чистую правду по поводу своей кружки, так как во время того как они с Александром перемещались из душа в постель, она на нее наступила. — Послушай, — она посмотрела ей прямо в глаза. — Можешь хоть сходить камеры проверить, здесь никого не было. Дана встала и, демонстративно развернувшись, покинула душевую, а Ривка тяжело вздохнула, пытаясь успокоить ускорившийся пульс. Оперевшись на раковину, она еще раз взглянула в зеркало, сдув прядь влажных волос. Дана по натуре своей была очень дотошной, и она наверняка не поверила Ривке, а это означало, что теперь любопытная подруга не будет спускать с нее глаз… …Подозрительный взгляд Даны, как и ожидалось, преследовал ее и на завтраке. Дана поглядывала на идеально подходившего под структуру найденного волоса Джека, щурилась и переводила взгляд на Ривку. — О`Салливан, у тебя что-то с глазами? — уточнил Джек довольно грубо, застыв с вилкой в руке, будто собирался ткнуть ею в Дану. Ривка прыснула и взглянула на преподавательский стол, но Александра там не было, как не было и на кибернетике, которую заменили на урок политологии. В последующие несколько дней он не появлялся в академии, и оставалось только гадать что же произошло. Они не договаривались о том, как будут вести себя в Нью-Бабили, но, судя по отсутствию его сообщений, не стоило ожидать от него чего-то большего и забыть обо всем, пресытившись теми двумя ночами. После расставания с Беном Ривка вроде бы немного успокоилась и пока была не готова впустить в свое сердце другого человека, но его отсутствие немного напрягало. Она взглянула на Мару, сидящую на самом краю пилотского стола, и искренне надеялась, что они с Сетом больше не будут доставлять неприятностей. В целом, оба вели себя достаточно тихо, но больше не общались ни с Джеком, ни с Летицией, но могло ли это быть затишьем перед бурей? *** Объяснив строение реактивных двигателей космического пассажирского корабля, работавших на ракетном топливе и на ядерных реакторах, Ривка ходила между рядами, разглядывая, как студенты на своих планшетах, над которыми проецировались трехмерные детали, собирали их, и в конце урока должны были получить собранный двигатель. — Беннет, — обратилась она к девушке, зависшей над своим планшетом, и склонилась над ее столом на локтях, вытащив стилус из собственного планшета. — Если вы поставите пусковой мотор в реактивное сопло таким способом, то, боюсь, двигатель в лучшем случае не будет работать, — Ривка перевернула названную деталь и отошла помогать следующему курсанту. Уроки стали частью ее жизни и помогали ни о чем не думать по вечерам, и Ривка с трудом доживала до отбоя, чтобы, быстро проверив казармы, залечь спать. Декана не было уже пару недель, и шефство над пилотами взяла сама ректор Ангела Новак. В четверг Ривка занималась административной работой в ее присутствии и чувствовала себя крайне неловко. — Мисс МакГрегор, вам еще долго? — Ангела Новак сидела за своим столом, сосредоточившись над каким-то бумагами и, прежде чем перевернуть страницу, послюнявила палец; Новак выглядела на сорок земных лет, но при этом она была ухоженной и весьма привлекательной особой; ее крашеные в платину короткие волосы блестели в свете настольной лампы. — Нет, мисс Новак, буквально минут десять, — Ривка вернулась к работе, но чувствовала затылком взгляд этой ледяной женщины. — Вы не знаете, когда появится наш декан? Мы пропустили уже четыре урока кибернетики, учитывая, что до экзаменов остался месяц… У нас будет замена? — Мисс МакГрегор, — Новак соединила пальцы замком на столе, — вас действительно интересует учеба или сам мистер Бен-Эзер? Ривка, как и предупреждал Александр, не стала делать виноватые глаза, а достойно встретила колкий, пронизывающий взгляд ректора, лишь слегка приподняв бровь. — Мисс Новак, позвольте сразу все объяснить. С Александром Бен-Эзером мы знакомы уже давно, он друг моей матери и попросил подвезти его до Тель-Авива, что было мне по дороге. — Так отчего же вы сразу не позвонили ему и не уточнили, когда он объявится и приступит к своим обязанностям? — весьма недовольно заметила она, видимо, считая столь долгое отсутствие преподавателя недопустимым. — Боюсь, мы не настолько близки, чтобы я могла позвонить ему и спрашивать о таких вещах. Он всего лишь друг моей матери, — повторилась Ривка. Мисс Новак чуть приподняла подбородок, что-то для себя подмечая, но кажется, Ривке, как прекрасной лгунье, удалось пустить пыль в глаза. Да и, в целом, сама ректор ничего особенного не подозревала, может, просто озвучила какие-то догадки. — Заканчивайте поскорее, скоро отбой, — посмотрев на часы, заметила Новак, вернувшись к документам и, видимо, удовлетворившись ложью. Выходя из ее кабинета, находящегося на уровне ресепшна, Ривка даже воспряла духом, ведь проблема подозрений ректора периодически щекотала ей нервы. Она намеренно завела этот разговор, продумав его до мелочей и была готова к любой реакции Новак. Подмигнув своему отражению в зеркале возле лифта, Ривка ждала, пока кабина спустится за ней и параллельно перечитывала программу факультативов следующей недели, которую профессор Кириченко сбросил ей пять минут назад. Провыла сирена отбоя, и лампы коридоров и лестниц одновременно выключились, оставив только аварийное рыжеватое потолочное освещение. Двери лифта разъехались, Ривка, задумчиво глядя в планшет, вошла в лифт, однако ее остановила чья-то рука, спасшая от столкновения. — Профессор? — она скрыла удивление. — Где вы пропадали? Александр улыбнулся, пропуская ее в лифт, а сам вышел. — Тяжелый вечер в обществе ректора? Она в хорошем настроении? — уточнил он, пропустив ее вопрос; Александр собирался, судя по всему, именно к Новак. Ривка пожала плечами. — Да вроде ничего. Спокойной ночи, — бросила она и нажала кнопку верхнего уровня. — Спокойной, — ответил он в закрывающиеся двери и направился к Новак для выслушивания претензий касательно его отсутствия в академии. Только сейчас, когда они разошлись на нижнем уровне, Ривка почувствовала, как бешено колотится сердце. Поднимаясь в лифте, она намеревалась быстренько проверить пилотские казармы и отправиться спать. — Ты что-то долго, — сказала Дана; она вернулась с проверки казарм раньше. — У мисс Новак было много работы, хорошо что Бен-Эзер вернулся, а то Новак не успевает делать свою и перекладывает на меня часть бумажной работы декана. — Вернулся, ну наконец-то, — без особых эмоций сказала Дана и поднялась, чтобы сходить в душ, но сначала подошла к Ривке, с подозрением сощурившись. — Я была уверена что это Джек или Стоун с Сиппура, однако у меня уже пару дней есть одна интересная догадка. — Тебе все видится, что какой-то мифический мужчина спал у тебя в постели? — Ривка, раздевшись до белья, пошла с ней в душевую, где было две кабинки. — Но поверь, никого там не было. Так что детектив из тебя никакой. — Ну конечно, — тут же подначила Дана, — и твои взгляды в столовой в сторону профессорского стола каждое утро ничего не значат? Ты ведь ждала его? Бен-Эзера? Ривка, подождав, пока потеплеет вода, встала под душ в соседнюю от Даны кабинку и была рада, что не видит ее за стенкой. — То есть, согласно твоей очаровательной логике, декан ночевал в комнате старост. Удивительно, насколько богатая фантазия, О`Салливан. Я и декан. Смешно. — Чертовски интересно, как тебе удалось его завлечь, ведь по-моему он вообще особо не способен на эмоции. Равнодушный как бионик, — не унималась Дана все пытаясь выудить какую-то информацию, однако, приняв душ, Ривка ничего не ответила, а, почистив зубы, спокойно отправилась спать, игнорируя весьма проницательную соседку по комнате.