Without rules.

Джонхан приоткрывает глаза и находит себя все на том же диване, окутанный теплом одеяла. От одеяла пахнет Сынчолем. Джонхан улыбается и чуть переводит взгляд ниже — Сынчоль сидит спиной к дивану на уровне джонхановой груди и играет с котом. Тот, мурлыча и щуря довольно зеленые глаза, кусает большой палец, крепко обхватив всеми лапами руку Сынчоля. А Сынчоль и не против. Позволяет грызть свою руку и даже тихонько посмеивается, поглаживая кота второй ладонью меж ушей с кисточками. Джонхан улыбается. Смотрит на Сынчоля еще с минуту, а после медленно придвигается и обнимает его — обхватывает широкие плечи руками и опускает голову на плечо, тычется носом куда-то в щеку наугад, вновь прикрывая веки. — Проснулся? — Сынчоль выпускает из рук кота и опускает ладонь поверх джонхановой. Чуть поворачивает голову в его сторону и коротко целует в губы. И все это так по-домашнему и привычно, что Джонхану не верится даже. Все еще сон или правда? Он перебирает руками, обнимает Сынчоля крепче и замирает так. Дышит размеренно и не открывает глаза — еще немного вот так. Еще чуть-чуть. Сынчоль находит этот момент уместным для того, чтобы, наконец заговорить о самом важном. — Почему я, Джонхан? — Ну ты же милашка, — Джонхан посмеивается тихо и Сынчоль улыбается тоже. — Это я знаю. А серьезно? Джонхан тяжело выдыхает и приоткрывает глаза. Почему именно Сынчоль? Рассказать ему о том, что разглядел в Сынчоле кого-то особенного? Рассказать о том, что Джонхан, кажется, окончательно помешался? Нет. Не стоит. — Я не смогу ответить на этот вопрос, Сынчоль. Просто потому что. Тут нет особых причин. Я смотрел на тебя и думал, что ты — тот человек, с которым я хочу провести если не всю жизнь, то большую ее часть. Сынчоль улыбается. Смотрит куда-то в пол и улыбается, как придурок, правда. А Джонхан смотрит на него выжидающе. Знает же, что у Сынчоля в груди черт знает что творится, но у самого тоже не лучше. В итоге Джонхан просто сжимает крепче руки вокруг чужой шеи и посмеивается. Сынчоль тут же начинает картинно хрипеть и задыхаться, а после звонко смеется, когда Джонхан отпускает его и откидывается на спину. — Ты слишком жесток со мной! — Да ничего подобного, — Джонхан хмыкает и прикрывает глаза, — мир вообще жестокий, знаешь ли. Нежничать тут с тобой никто и не собирался. — А мне это и не нужно, — Сынчоль приподнимается, поворачивается лицом и, упираясь локтями в диван, поглаживает Джонхана по волосам, убирает пряди с лица, — если бы я хотел кого-то нежного и ласкового — встречался бы с девчонкой. Именно силу в тебе я и люблю. Джонхан приоткрывает глаза и смотрит на него из-под пушистых ресничек. Не улыбается. Опускает ладонь на затылок Сынчоля и настойчиво тянет к себе. А Сынчоль и сам поднимается, приближается и касается губ. Джонхан обнимает его крепче, а Сынчоль упирается коленом в диван и опускается ниже, прижимается плотно своим телом к чужому в желании чувствовать тепло - его, свое, общее. Сынчоль целует его долго, нежно, едва касаясь разбитых губ. Прикрывает глаза и выдыхает в чужие губы через раз так, будто бы боится потерять в этот момент что-то невероятно важное. А после упирается своим лбом в чужой и улыбается. Джонхан все также крепко обнимает его за шею одной рукой, а второй поглаживает волосы, перебирает отросшие пряди и дышит тихо, размеренно.  — Сынчоль, я дома! И Джонхан тут же упирается ему в плечи, отталкивает и принимает сидячее положение сам. Поспешно поправляет волосы и натягивает на покрасневшие от поцелуев губы очаровательную улыбку. Сынчоль соскальзывает на пол и хватается за пульт от телевизора, едва ли успевает вообще включить и сделать невероятно умное лицо.  — Сынчоль?  — Я в гостиной, мам! — Отзывается от слегка хрипло и тут же хмурится, а Джонхан даже тихонько посмеивается. — О, — мама Сынчоля, правда, красивая. Заглядывает в гостиную и улыбается. Бросает короткий взгляд на телевизор и выгибает бровь, — так увлеклись богомолами, мальчики? Джонхан тут же подскакивает и, придерживая одеяло, поспешно кланяется и смотрит на нее глазами невинного ягненка — уж это он умеет точно.  — Здравствуйте, я…  — Джонхан, да? — Она осматривает его внимательно, будто придирчиво, потом как-то странно улыбается и бросает взгляд на Сынчоля — ее сын играть не умеет совершенно. Пялится на богомолов в телевизоре так, будто бы нашел в них что-то уникальное, никак оторваться нельзя. Джонхан растеряно кивает и, правда, не понимает, откуда и как она узнала.  — Сынчоль много говорил о тебе, — она улыбается все также, проходя к комнате, — Сынчоль-а, сделай маме кофе, ладно?  — Конечно! — Сынчоль подскакивает тут же, как будто только и ждал этого момента. Богомолы становятся уже не так уж и важны. Джонхан опускает одеяло на диван аккуратно и поспешно следует за ним. Уже на кухне они посмеиваются, как два идиота. Джонхан хвалится, что готовит прекрасный кофе и поэтому заваривает его сам, а Сынчоль крутится под ногами хуже любого кота и, воровато оглядываясь, обнимает его со спины и тычется носом куда-то в щеку. Даже успевает чмокнуть, прежде чем отпустить и отойти — мать зовет.  — Сынчоль, я по поводу этого мальчика, — и мать выглядит обеспокоенной. У Сынчоля сердце в пятки уходит, — у него синяки. Это же не? … Сынчоль мотает головой и опускает голову, сдвигает брови к переносице и выдыхает тяжело.  — Не я, мам.  — Ладно, — она кивает и треплет сына по темным волосам, — это неправильно, милый. — Мам, ты же понимаешь, что даже если ты будешь против… — И у Сынчоля уже целая речь подготовлена.  — Я не сказала, что я против, — она цокает языком и смотрит на Сынчоля притворно-строго, — это неправильно, но ваши мордашки так светятся. Сынчоль улыбается. Широко, счастливо и ярко. Тянет к себе совсем маленькую и хрупкую маму и прижимает. Она улыбается тоже. Хлопает сына по широкой спине и не слышит, но чувствует в каждом его движении благодарность. Благодарность за то, что поняла. Благодарность за то, что приняла, не только самого Сынчоля, но и его выбор — Джонхана.  — Хорошо, что твой старший брат нормальный. — Мам! —Да шучу я. Хансоль опускается на скамью рядом с Вону и тяжело дышит. Футболка его промокла, а отросшие темные волосы вьющимися прядками мокро липнут к лицу. Он поспешно забирает из рук Вону бутылку с водой и льет больше половины прямо себе на голову, секундой ранее накинув на плечи полотенце. Он дышит тяжело, довольно улыбается, обнажая белоснежные зубы, и чуть погодя переводит взгляд на Вону. Тот вымотался тоже. Щурит глаза и следит за перемещениями мяча по футбольному полю.  — А где Сынчоль? — Хансоль откидывается на спинку скамьи и начинает следить за мячом тоже.  — Не знаю. Не написал даже ничего. Джонхана тоже сегодня не пришел. Вместе, наверное, — Вону пожимает плечами и про себя думает, что работать секретарем Сынчоля он не нанимался, но что только не сделаешь ради своего хёна.  — С принцесской своей постоянно, — тянет понимающе Хансоль, но все же хмурится. Он, в отличии от Вону, эти отношения не одобряет, даже если и не говорит этого при Сынчоле, — я думал, он поиграется и бросит все это. А тут... как с катушек слетел.  — Всякое бывает, — Вону хмурится и не хочет вспоминать глупые смятения Сынчоля в страхе перед общественным мнением, — но бегает он за ним, правда, как шавка. Джонхан то, Джонхан се. Надеюсь, остынет скоро. Хансоль кивает и тянется, вскидывает взгляд в небо. Серые тучи затянули всю голубизну и обещали скорый дождь. Хансолю все это правда не нравится. В нем говорит ревнивый ребенок. В нем говорит тот, чей лучший друг от чего-то решил променять его на другого. На кого-то, кто возомнил о себе слишком много. Юн Джонхан в глазах Хансоля — мальчишка с завышенной самооценкой и соответствующими требованиями. Юн Джонхан не понимает, кажется, что, отличаясь от общества, не имеет никакого права требовать другого отношения. Иного. Такого, будто бы он — не человек, а некто больше, выше. Хансоль называет Джонхана принцесской и тихонько посмеивается сам себе — Юн Джонхан не слабый и не нуждается в помощи Сынчоля, однако ищет в нем собственного рыцаря из сказки. А Сынчоль и ведется. Вону, кажется, в этой сказке - конь. Хансоль в роли дракона выступать не хочет. Мингю прикрывает глаза и сжимает металлические поручни на крыше школы крепче. Порывы ветра треплют его темные волосы и забираются под одежду — касаются нежно, мягко, успокаивающе, и одновременно так холодно, что в дрожь бросает. Мингю помнит, как ровно три года назад он сидел здесь, будучи новеньким. Перевелся, оказался тихим, не прижился в классе. Так и начался тот учебный год для Ким Мингю. И продолжалось бы так еще черт знает сколько, если бы к нему не подошел Юн Джонхан — сонбэ старше на год. Джонхан протянул ему тогда руку и улыбнулся: то, что Мингю отличается от остальных — не значит, что он плохой или неправильный. То, что Мингю не такой — делает его особенным и неповторимым. Мингю улыбается и вспоминает: тогда у Джонхана были еще короткие, темные волосы. Мингю всего раз как-то сказал ему, что Джонхану пошли бы длинные волосы. Длинные и светлые. Чтобы показывать насколько Джонхан не такой, как все. Чтобы все знали, что он — другой. Джонхан до сих пор волосы отращивает и красит в светлый. У Мингю только от этого на сердце тепло. Это для него — доказательство. Доказательство того, что Джонхан все еще помнит мальчишку по имени Ким Мингю.