Мгновения боли

«Неприглядное это зрелище — юнец во власти эмоций и чувств, что скорее пристали пугливому ребенку.» © Г.Ф.Лавкрафт

— Представь на секунду масштабы наших открытий. Мы можем изменить мир, распространить это знание на другие континенты, рассказать о том, что мы нашли в тех бесконечных лабиринтах. Представь, Людвиг. В комнате было немного душно. Маятник напольных часов почти отсчитал время до полуночи, и лежащий на полу Лоуренс закинул ногу на ногу, услышав, как собеседник зашуршал верхней одеждой и небрежно бросил её на кресло. Людвиг был раздражён и чем-то встревожен, но не подавал виду, прекрасно понимая, что викарию могут не понравиться разносящиеся по Ярнаму новости. — Под нашим городом когда-то жили люди. Есть мнение, что именно птумериане выбрались на поверхность, чтобы основать это место, заложить первые кирпичи в будущие соборы и дворцы. Ты наверное видел надгробные камни в лесу — это их святыни. Их последние почести ушедшим Великим. Людвиг начал нервничать сильнее. Лоуренс слушал, как тот ходит, как переставляет лабораторные колбы на столе, чтобы освободить место для книг, как неровно дышит. Сев на полу, викарий посмотрел в спину охотнику, недовольно поморщился и встал, продолжая уже громче и навязчивее: — Наши предки гордились бы нами. Мы вернули благосклонность небес на эти земли и использовали древнюю кровь так, как нам завещали. Мы прогнали лжепророков и еретиков, заперли их в клетках и почти уничтожили… Как думаешь, после всего этого мы всё ещё не достойны вознесения? — Ты говоришь, как Миколаш… Перестань. Ледяное презрение Людвига без ножа резало викария. Он отступил, поднял взгляд и недовольно поджал губы, словно капризный ребёнок. Охотнику даже не надо было оборачиваться, он кожей почувствовал, как Лоуренс на него посмотрел — не то испуганно, не то разгневанно, в любом случае осадок остался соответствующий. — Ты осуждаешь меня? — дрогнувшим голосом спросил викарий. Людвиг задёрнул тяжёлые занавески, прячась от вездесущей луны. Затем медленно провёл пальцами по щеке и подманил к себе Лоуренса так, будто бы викарий был всего лишь простым служкой, а не основателем Церкви Исцеления. Последний подчинился вопреки всем ожиданиям, но как-то неохотно, всё ещё находясь в плену своих рассуждений и не понимая тонких намёков. — Нет, я тебя не осуждаю. — Людвиг поднял глаза и встретил застывший взгляд Лоуренса. — Просто пытаюсь понять, действительно ли ты так думаешь. Что древняя кровь нас возвысит. — Мастер Виллем говорил, что эволюция без отваги невозможна. Мы отважились на переливание себе особой крови. Значит мы достойны… — викарий отдёрнул руку, но охотник перехватил его запястье. Приложив бледную ладонь церковника к своему лбу, Людвиг закрыл глаза и резко сменил тему разговора, потому как устал слышать эту фразу, уже давно потерявшую свой смысл. — У меня голова болит. Давай закончим. Лоуренс накрыл ладонью лоб охотника, судорожно пытаясь совладать с собственным дыханием, и наконец сдался. Сделал осторожный шаг вперёд, высвободил запястье и обхватил голову Людвига так бережно, словно она вот-вот расколется. Он прижался губами к виску собеседника, какое-то время помолчал, прислушиваясь к самому себе, затем спросил: — Давно? — После последнего кровослужения. Всё шумит вокруг. Будто морские волны лижут песок… Будто луна зовёт меня. — Не может такого быть… — викарий нахмурился, покачал головой и отошёл к шкафу, в котором зловеще застыли подёрнувшиеся пылью старые микстуры. Лоуренс давно не экспериментировал с формулами и компонентами, потому что кровь опьяняла сильнее и лечила любую мигрень. Но почему-то викарий не стал рисковать в этот раз. — Тот меч, Людвиг… — внезапно остановился церковник и нахмурился, медленно протягивая охотнику закупоренный пузырёк с эликсиром. — Который, ты нашёл… — Он сам нашёл меня, Лоуренс. Нет, это не может быть связано с ним. Маятник наконец-то отсчитал полночь, и их разговор прервался боем часов. От каждого удара у Людвига обострялась мигрень, и ему пришлось присесть на край постели, чтобы не упасть. — Этот меч, он особенный. Он будто бы направляет меня. Ведёт через тёмный лес к свету, как путеводная звезда. Викарий слишком громко хлопнул дверцами шкафа, слишком быстро подошёл и слишком яростно выпалил: — Этот меч сводит тебя с ума, Людвиг. — А разве не все мы стали безумны? Ты хоть раз выходил в город, видел то,что видел я?! Когда часы затихли, Лоуренс поймал взгляд охотника, которым при желании можно было плавить металл, и снова замолчал. Церковник смотрел на оппонента столь же бешено, болезненно и неверяще, хрипло и шумно дыша. Затем угас, как огарок свечи. Потушил свою ярость об собственное бессилие и кивнул на кровать. — Ложись. Микстура подействует минут через пять. — И это всё? — нахмурился охотник. — Всё. Ты мешаешь мне думать. Так что лежи и молчи. Сам викарий снова опустился на холодный пол и продолжил смотреть в безучастный тёмный потолок. Без своего церковного одеяния, подумал Людвиг, Лоуренс снова становился похожим на себя прежнего — горящего энтузиазмом студента Бюргенверта. Охотник бесстыдно разглядывал профиль викария, сравнивая его бледность с потусторонней пустотой, и наконец опустил голову на подушку, что пропахла розмарином и догорающими углями из камина. — Никогда не думал, что мы совершили большую ошибку? — спросил викарий так тихо, что в первую секунду Людвиг даже не понял, что обращаются к нему. — Взяли и потянули за нить, за которую тянуть было нельзя… Что если Ярнам станет следующим Лораном? — Поздно жалеть о содеянном. Нам останется только пожинать плоды собственных ошибок и пытаться исправить то, что получилось. Мои опасения вернули тебе здравый смысл? — охотник иронично хмыкнул и прикрыл глаза рукой, слушая тиканье часов. — Мне казалось, что слова мастера Виллема стали для тебя непреложным кредо. — Если знать, как пользоваться дарованной силой, можно горы свернуть. Но ты прав. Надо исправить то, что мы наделали, своими силами. Людвиг услышал возню на полу. Затем шуршание одежды стало ближе, и Лоуренс лёг рядом на кровать, привычно запуская холодную ладонь под складки охотничьей рубашки. — Мы остановим кару зверя. Викарий спокойно выдохнул после сказанного и закрыл глаза. А Людвиг слушал, как в его голове то нарастает, то затихает лунная песнь клинка, резонируя с болью. Во время охоты только эти путеводные огни освещали ему путь и освобождали от тяжёлых оков страха. Погружаясь в сон, охотник надеялся, что Лоуренса тоже не будут мучить кошмары, что атакуют каждого в подобные зловещие тёмные ночи. Ночи, лишь для них двоих наполненные чарующим лунным светом.