Навечно преданный

      Заложив руки за спину, Джон стоял у высокого окна своего кабинета и бездумно разглядывал виднеющуюся часть внутреннего двора и голые ветви сада, торчащие из-за каменных построек. Точнее, это его взгляд бездумно блуждал по знакомым до мельчайших трещинок стенам, тогда как голова просто разрывалась от галопирующих по просторам мятущегося разума мыслей.       За время сборов и на всём пути до Эдинбурга они не перекинулись с Шерлоком и дюжиной фраз. К тому же, Его Величество отметил, что от Преданного вновь потянуло почтительным, но совершенно бесстрастным холодком: он был безукоризненно вежлив и послушен, обращался к королю не поднимая глаз, а его губы, за последнее время почти привыкшие к лёгкой, чуть ироничной улыбке, оставались плотно сжатыми, словно их обладатель боялся случайно выдать какую-то важную тайну.       Джон терялся в догадках: был ли причиной столь резкого изменения в поведении Шерлока их ночной разговор, или это известие о приезде леди Морстен отозвалось в Преданном столь непоследовательными действиями? Вряд ли кто-то мог поведать Шерлоку о предложении Джона упомянутой даме, поскольку свидетелей тому не было, а Мэри уехала сразу же после их приватной беседы. То, что она успела с кем-то поделиться радостной новостью, по мнению короля, не вписывалось ни во временные рамки, ни в характер предполагаемой избранницы. Однако, сам Шерлок, чем черт не шутит, вполне мог что-то вычислить, скажем, по отворотам ботфорт Его Величества или какому-нибудь пятну на парадном камзоле — с него станется… Или же, что вероятней — по реакции короля на полученное из дворца сообщение и моментальному отъезду ко двору, являющемуся его следствием, что Джон и не пытался скрывать…       Шотландский король тяжело вздохнул и покачал головой: он понятия не имел, как ему следует теперь поступить. С одной стороны, забрать своё матримониальное предложение, ввиду отсутствия его огласки, было, разумеется, возможно, но… С другой — Джон никогда не нарушал данных другим обещаний и всегда старался следовать принятым однажды решениям. Изменять себе в этом, положа руку на сердце, не хотелось. Да и личная жизнь венценосных особ никогда не бывает достаточно личной. Забота о наследнике в возрасте, которого достиг шотландский монарх, из призрачно-перспективной настойчиво превращалась в насущную. Не говоря уже о том, что брак — пусть даже исключительно династический, без каких бы то ни было особых чувств между супругами — добавил бы ему солидности и значимости как в глазах имперских правителей, так и среди собственных подданных. В конце концов, Джон очень сомневался в том, что, к примеру, супруга Короля-Императора, высокочтимая госпожа Антея, была любовью всей жизни сира Майкрофта, но это, однако, не помешало ей оставаться надёжной опорой и поддержкой Его Императорскому Величеству и матерью двум прелестным наследникам английского престола.       Король, правда, не был уверен, что леди Морстен согласится с ролью скорее друга, чем возлюбленной, но совершенно затруднялся назвать любую иную претендентку на это завидное место, одновременно соответствующую характером и внешностью его вкусу, а знатностью рода — высокому положению. И ведь если Мэри хватило мудрости не давать королю необдуманный ответ на его предложение, то, возможно, остаётся надежда и на то, что ей достанет ума и такта принять и всё остальное?       Он поморщился: что, собственно, леди Мортсен должна будет принять? Его вдруг открывшиеся предпочтения? Его особое отношение к человеку, которого и человеком-то в полном смысле этого слова назвать нельзя? Что-то ещё? Джон устал считать свои вздохи. К сожалению, то, что для любого другого сошло бы за несерьёзную мелкую интрижку или посчиталось сугубо личным делом, для королевской особы не могло не иметь более существенного значения. Да и если бы речь шла просто о любовном приключении! Увы, Его Величество не мог закрывать глаза на реальное положение дел — королевский секретарь явно был чем-то большим, значительно большим, чем обычная амурная авантюра.       Дверь тихонько скрипнула, впуская долгожданную посетительницу и вырывая короля из его тяжких сомнений.       Мэри вошла в комнату — стремительная, лёгкая, улыбающаяся — и Джон невольно расплылся в ответной улыбке, несмотря на все сумбурные мысли, мельтешившие в его бедной голове в ожидании женщины, которой три месяца назад он предложил свою королевскую руку вместе с простым и доверчивым сердцем. Ничего не понимающим тогда сердцем…       Леди Морстен поклонилась — элегантно и с чувством собственного достоинства — и подняла на короля сияющий взгляд.       «А она похорошела, — подумал Джон, ступая навстречу и радушно протягивая Мэри обе руки. — Такой румянец и глаза блестят. Поездка явно пошла ей на пользу,» — а вслух произнёс с почти искренним восхищением:       — Леди Морстен! Мэри! Я несказанно рад видеть вас, моя леди. Как прошло ваше путешествие? Здоровы ли ваши родственники?       — Я тоже бесконечно счастлива наконец-то лицезреть Вас, мой государь! — голос женщины звучал нежно и ласково. — Благодарю за заботу, мои родные здоровы. А путешествие… Оно было бы замечательным, если бы не одно обстоятельство…       — Какое же? — вскинул брови Его Величество.       Мэри одарила короля очередным милым взглядом.       — Со мной не было Вас, мой дорогой король.       Джон даже удивился — настолько приятным показался ему этот незамысловатый комплимент. С Мэри всё было так просто и понятно: не нужно было теряться в догадках и разбираться с внезапно захватывающими и сводящими с ума эмоциями, не было нужды скрывать свои чувства от окружающих, опасаясь за репутацию. Можно было планировать будущую жизнь, не боясь непредсказуемых последствий. Он ведь хотел именно этого? Мечтал о семье, о привычных спокойных отношениях, о детях наконец.       Бешеная страсть — сжигающая, лишающая сна и покоя — разве такое приличествует наследнику древнего монаршего рода? Нет, нет! Всё, что происходило с ним последнее время — это всего лишь наваждение, очарованность, бредовые фантазии отравленной ненормальной связью души! А настоящее — вот оно, стоит перед ним в лице миловидной и приятной во всех отношениях дамы, готовой стать его верной королевой и матерью его наследников. И, скорее всего, само божественное провидение спасло своего помазанника от неисправимой ошибки, не позволив случиться тому, чего Его Величество так непреодолимо желал минувшей ночью, раненым тигром метаясь по тесному пространству шатра.       Потерявшись в собственных размышлениях, король не заметил, как неловко затянулось повисшее между ним и леди Морстен молчание. Но Мэри, потупив взор, тактично поспешила стереть возникшее замешательство, произнеся с чуть заметным смущением:       — Ваше Величество! Перед тем, как я покинула дорогую моему сердцу Шотландию, Вы оказали мне честь, сделав очень лестное и почётное предложение. Мне совершенно ясно, что не дав ответ в тот же час, я рисковала лишиться Вашего высочайшего расположения. Поэтому, прежде чем продолжить, я хочу спросить Вас, мой государь — прежними ли остались Ваши чувства ко мне? Желаете ли Вы услышать ответ на когда-то заданный Вами вопрос?       На одно мгновение Джон застыл, не решаясь ни подтвердить, ни опровергнуть сделанное когда-то предложение. Разум настойчиво твердил о том, что брак с леди Морстен — очень правильное и даже необходимое решение, но вот чувства… Чувства, неукротимым ураганом разметая все доводы здравого смысла, громко вопили, предупреждая, что сердце Его Величества принадлежит вовсе не этой милой женщине, а совершенно другому человеку, и сможет ли Джон обрести счастье и вожделенный покой, презрев выбор собственного сердца — вопрос весьма спорный.        Он прикрыл веки, вспоминая прекрасную музыку, лившуюся из-под смычка его Преданного одним волшебным вечером, на секунду погружаясь в пережитый восторг и смятение, как вдруг перед мысленным взором короля возникла иная, ранящая самолюбие и душу картина: Шерлок, с совершенно растерянным видом выбегающий из палатки после признания Его Величества, и его холодный невозмутимый взгляд по возвращении. В груди заныло. От того, кому он так открыто доверил свою душу, Джон ждал хотя бы каких-то слов, малейшего намёка на объяснение, по меньшей мере призрачной надежды на то, что не обусловленные Связью чувства между ними возможны. Но ничего похожего со стороны Шерлока не последовало. Вероятно, он всё-таки жестоко ошибся, надеясь на что-то подобное. Так есть ли смысл гнаться за призрачной грёзой, принося ей в жертву мечту вполне воплотимую?       Глубоко вздохнув, Его Величество открыл глаза и, наконец, взглянул на стоящую перед ним женщину, с тревожной улыбкой взиравшую на него из-под полуопущенных ресниц. Ободряюще кивнув ещё раз самому себе и отметая нерациональные и никому, как виделось, не нужные сомнения, ласково произнёс:       — Разумеется, моя дорогая леди! Я уверен в своих словах так же, как и в собственных чувствах. И чтобы развеять все ваши сомнения, я спрошу вас ещё раз: согласны ли вы стать моей женой и королевой нашей славной Шотландии?       Светлая улыбка, озарившая лицо леди Морстен была красноречивее всяких слов. Приблизившись к Его Величеству почти вплотную, она произнесла нежно и торжественно:       — Для меня большая честь принять Ваше предложение, мой государь! И позвольте мне подкрепить своё согласие тем, что я мечтала сделать в продолжении всего своего путешествия.       Влажные, подведённые кокетливым блеском и благоухающие земляничным ароматом губы королевской избранницы вдруг оказались в непосредственной близости от губ Его Величества, её ласковые руки мягко обхватили его шею, а трепетное тело прижалось к Джону с такой страстностью, что истосковавшееся по любви естество монарха невольно отозвалось на это решительное проявление чувств, и он потянулся к женщине, впиваясь ртом в её манящие чуть приоткрытые уста.       Поцелуй был сладким, почти приторным, как щедро политое карамелью мороженное. Его вкус заполонил Джона, притупляя сознание и вызывая невольные воспоминания о другом, таком идеальном и таком неправильном на итог поцелуе… Он резко выдохнул и, не сдержавшись, отстранился от приникшего к нему тела.       Мэри, даже сквозь кринолины ощутившая возбуждение короля, подняла на Его Величество удивлённый взгляд.       — Я так скучала по Вам, государь… Джон… — она продолжала обнимать его, обжигая участившимся дыханием шею и задевая губами гладко выбритый подбородок. — Я так желала Вас, так ждала этой встречи…       Горячий шёпот будоражил и манил обещанием всех мыслимых наслаждений, а настойчивые пальцы любовно теребили коротко остриженные волосы на затылке, но Его Величество зажмурился, стараясь не замечать пылко вздымающейся в глубоком вырезе платья сливочно-белой груди, и убрал руки с тонкой, затянутой в корсет талии.       — Леди Морстен, Мэри… Прошу вас! Не здесь, не сейчас, — и, встретившись глазами с полным разочарования взором своей избранницы, поспешил оправдаться: — Мне невероятно льстит ваше желание, но мы так долго ждали этой минуты — неужели вы хотите, чтобы всё случилось в такой вот спешке и… неудобстве? Моя будущая королева достойна лучшего! Поверьте, я тоже сгораю от нетерпения, но мы ведь не животные, чтобы позволить низменной страсти украсть у нас возможность подарить друг другу любовь в более приличествующей данному событию уютной и романтической обстановке? Знаю, вы оцените мою сдержанность, дорогая леди, когда бриллиант вашего страстного темперамента будет помещён в достойную для этого оправу, — закончил король, целуя подрагивающие от нетерпения изящные пальчики госпожи Морстен.       Осознав, что её напор встретил достойное, хотя и не совсем объяснимое сопротивление, королевская невеста отступила, склонив голову и опустив глаза в порыве скрыть пробивающееся сквозь маску приличия разочарование.       — Простите мою настойчивость, государь, — произнесла она, довольно быстро справившись с плеснувшими через край эмоциями. — Мне не следовало так открыто выражать свои чувства и желания, но виной тому лишь моя бесконечная любовь к Вам и истосковавшаяся по Вашему Величеству душа вашей преданной подданной.       — Вам не за что извиняться, милая Мэри, — благосклонно заверил женщину Джон. — Разве столь искренние порывы могут быть оскорбительны или недостойны? И если я отказываюсь от вашего щедрого предложения, что, поверьте, не так уж и легко, то лишь затем, чтобы наша первая брачная ночь, приправленная сладостью ожидания и предвкушения, стала действительно достойной вашей красоты и прочих неисчислимых добродетелей.       — Первая брачная ночь? — не сдержавшись, удивлённо повторила леди Морстен, приводя Его Величество в некоторое замешательство таким очевидным проявлением нетерпения.       Джон, разумеется, знал, что пользуется у женщин довольно большим успехом, но чтобы его желали с таким азартом… Такое случалось нечасто. И вот ведь незадача — обстоятельство, которое прежде лишь польстило бы мужскому самолюбию, именно сейчас не вызвало особой радости, а тот, чьё внимание действительно доставило бы Его Величеству неоспоримое удовольствие, так и не удостоил своего господина столь жадно ожидаемым ответом…       Король смотрел на явно расстроенную невесту, с горечью осознавая, что все приведённые им для неё доводы — всего лишь попытка скрыть истинное положение вещей, заключающееся в простой и нелицеприятной правде: Его Величество не слишком жаждал видеть в своих объятиях кого-либо иного, кроме своего странного секретаря. Во всяком случае, не в ближайшее время.       Вот только знать об этом кому-то, кроме самого монарха, было совершенно необязательно. Даже Шерлоку, будь он неладен со своими непредсказуемыми реакциями! И уж тем более не той, кого Джон собирался в скором времени назвать своей супругой. Он должен поступить и, совершенно точно, поступит так, как будет правильно. Ему просто нужно время. Глупое, сошедшее с ума сердце забудет то, что случилось прошлой ночью, и жизнь вернётся в своё русло, к привычному, размеренному, тщательно распланированному течению, в котором и постепенно пробуждающемуся Преданному найдётся место, если не в сердце государя, то, по крайней мере, рядом с его троном.       — Мне абсолютно не хочется печалить вас, моя дорогая, — обратился Джон к своей избраннице, намереваясь хотя бы чем-то скрасить резкость своего отказа: даже его солдатская натура понимала, что подобное происшествие может нанести глубокую обиду любой женщине, от чистого сердца пожелавшей отдаться возлюбленному мужчине. — И если вас это утешит, то я не собираюсь откладывать нашу свадьбу на неопределённое будущее. Не более, чем через неделю мы устроим торжественный ужин, на котором объявим о нашей помолвке. Саму же свадьбу я хотел бы назначить на начало мая — самый расцвет весны прекрасно ознаменует новый этап не только в нашей жизни, но и в судьбе Шотландии, не так ли, любезная моя Мэри?       Женщина склонилась в реверансе, пряча лицо за белокурой тщательно уложенной чёлкой, но тут же, подняв голову, мило улыбнулась и согласно кивнула в ответ.       — А теперь, миледи, мне нужно будет уделить время накопившимся делам, — извиняющимся тоном произнёс король. — Да и предстоящая помолвка потребует внимания.       Джон, немного подумав, то ли досадуя, то ли ребячась, смешно сморщил нос:       — К счастью, некоторое время назад я обзавёлся изумительным помощником, чьи поистине неограниченные знания и выдающиеся способности помогают значительно упростить решение многих насущных проблем. Я обязательно познакомлю вас с моим новым секретарём, уверен, что этот молодой человек с лёгкостью заслужит вашу благосклонность и восхищение.       — Если вы так о нём отзываетесь, Ваше Величество, то нет никаких сомнений — ваш новый секретарь действительно незаурядный человек, — усмехнулась будущая королева. — Мне уже успели кое-что о нём рассказать. Похоже, юноша произвёл настоящий фурор при дворе! Я слышала, он едва остался жив после кораблекрушения или чего-то подобного и совершенно утратил память? Ему уже лучше, он смог что-то вспомнить?       — К сожалению, нет, — покачал головой король, приятно удивлённый таким неравнодушием своей избранницы к судьбе постороннего для неё человека. Впрочем, чему удивляться: неизменное сердечное участие леди Морстен было одним из тех качеств, за которые Его Величество и выбрал её в качестве своей супруги. — Он не помнит о своей жизни ничего, кроме собственного имени.       — Вот как? — с живостью воскликнула Мэри. — Тогда какое счастье, что бедный юноша не утратил своих навыков и способностей. С таким багажом ему с лёгкостью удастся выстроить совершенно новую жизнь, и вполне возможно — даже лучше той, которая была у него прежде.       — Возможно, — кивнул Джон, про себя чистосердечно соглашаясь, что жизнь Шерлока при шотландском дворе в любом случае будет значительно лучше той, что была у него в Эплдоре.       — Что же, не буду Вас больше отвлекать от важных государственных дел, — грациозно раскланиваясь, прощебетала леди Морстен. — Мне было несказанно приятно увидеть Вас в добром здравии, мой государь. Надеюсь, что задуманное Вами торжество задастся на славу, мне же предстоит позаботиться о наряде, соответствующем такому особенному событию и тому объявлению, которое Ваше Величество намеревается сделать во время этого ужина.       — Даже не сомневаюсь, что вы будете самой элегантной и привлекательной из всех дам, моя леди! — поклонился в ответ король, с некоторым облегчением наблюдая, как за леди Морстен закрывается резная дверь кабинета.       Выдохнув, как после тяжёлого труда, Его Величество призвал к себе бессменного Лестрейда.       — Вызовите-ка ко мне церемониймейстра, капитан, — откинувшись в любимое кресло, распорядился Джон и добавил с почти неуловимой мстительностью: — И пусть найдут Шерлока. Я задумал одно довольно важное торжество и хотел бы, чтобы всё прошло безукоризненно. Думаю, учитывая скрупулёзность моего секретаря, будет разумно поручить организацию этого мероприятия именно ему.       Шерлок двигался по галерее своей обычной скользящей походкой, мимоходом привычно сканируя попадающихся навстречу людей: молодого мужчину, свернувшего в боковой переход (посыльный — мертвецки устал, болит голова, холост, никакой серьёзной привязанности, отчаянный ловелас, прекрасно владеет шпагой, левша… нет, владеет одинаково обеими руками… ботфорты в грязи, запах разгоряченной лошади, платье подданного английского двора — депеша из Лондона? Сир Майкрофт? — о содержимом пакета не знает, уже передано королю…), двоих у окна (наверняка, приболевший придворный — две собаки, жена, пятеро детей, один из которых родился совсем недавно, ладонь на животе, на лице страдание, амбре хорошо погулявшего накануне, фу, как же несёт, похлеще, чем конским потом от гонца императора… Второй явно доктор — с больным ничего страшного, на лице скука рутины, а в глазах — остатки удовольствия и разочарования вырванного из любовных объятий человека — о? И кто же избранница? У неё тёмные волосы и попугай… Ни следа помады на одежде или теле, гладко выбритый подбородок доктора краснеет лёгким раздражением, на припухшей нижней губе свежая трещина… Что ж, поправка — кто же избранник?..), идущую навстречу женщину (умна, владеет несколькими языками, играет на клавесине, хорошо стреляет, лгунья… все женщины — лгуньи… где же я встречал этот парфюм?.. Имеет виды на высокое положение в свете… Очень высокое… Оу? Неужто сама леди Морстен? Да что же не так с этими духами?..)       Шерлок замедлил шаг, пропуская даму с лёгким поклоном, но не позволив себе обернуться вслед и, отложив загадку парфюма на потом, снова набрал скорость — Джон ждал.       Леди Морстен медленно повернула голову, провожая взглядом летящую мимо фигуру. Задумчиво прикрыла глаза…       … Мерцание свечей и обилие темно-красного цвета превращает комнату с низким потолком и узкими окнами-бойницами в зловещую пещеру. Огромных размеров ложе, растерзанная в борьбе постель и одежда. Запястья, привязанные к столбикам рамы, удерживающей балдахин, саднят и, похоже, слегка кровоточат, но это не важно. Важен нависающий сверху длинный изящный стан и размеренные толчки внутри воспалённого и почти до изнеможения измученного тела. Важно отсутствие ласкающих губ на приоткрытых и давно отказавшихся кричать устах и белой, с твёрдыми, торчащими в стороны тёмными сосками, сотрясающейся в такт чужому движению груди. Важны длинные пальцы, крепко сжимающие переставшие сопротивляться бёдра — назавтра будут синяки, что сойдут лишь через три полные недели, — и прозрачные глаза, в которых нет нежности, нет страсти, нет даже желания. Ничего. Абсолютный холод. Абсолютный ноль. И если бы не горячая живая плоть, мерно и хищно проникающая в сокровенное, раз за разом на миг лишая лёгкие воздуха, а путающиеся мысли ясности сознания, если бы не пряный мускус мужского и сильного, витающий вокруг переплетенных тел, это склонившееся над своим трофеем существо можно было бы принять за бездушный механизм или призрака — прекрасного своим ликом и неумолимого в своих действиях.       Плотная затейливая маска слегка сдавливает ей лицо и добавляет проблем с дыханием. Зачем она — уже не помнится, не удерживается в голове, но то, что эта маска необходима — вбито в подсознание так же крепко, как крепко прижато к багряному шёлку нежное обнаженное тело, как неловко и больно защемлены длинные светлые волосы, как подрагивают в напряжении узкие ступни, упёртые в гладкое и твёрдое.       Сиплый жалобный стон вылетает из её пересохшего рта, и мужчина над ней замирает. Его глаза закрываются, зубы впиваются в нижнюю губу, прикусывая почти до крови. Только что бывшее абсолютно бесстрастным лицо искажает мучительная гримаса, словно жертва — он, а не распростёртая под ним молодая женщина. Она замирает тоже, холодея от подступающей паники, от непредсказуемости происходящего, но откуда-то из не рассеянной свечами темноты звучит повелительный голос: «Не останавливайся! Продолжай!» — и по разгорячённой коже пробегает дрожь, а тот, к кому относится этот короткий приказ, открывает глаза и возобновляет прерванное на несколько мгновений движение. Да.       Процесс соития длится долго, слишком долго. Боль сменяется тянущей и поглощающей каждый дюйм тела похотью и снова болью. Бесконечно. Бездумно. Нестерпимо. Нереально… Наконец, дыхание мужчины сбивается и он замирает, лишь содрогаясь в нескончаемых конвульсиях апофеоза — внутри разливается мощно и жарко, заставляя дрожать вместе со своим мучителем, хрипло кричать вместо него, странно молчаливого даже в эти минуты, кричать уже не от боли, а от чего-то невыносимого и невозможного к удержанию внутри, как и та влага, что, не найдя достаточного для себя вместилища, стекает сейчас по стройным бёдрам на уже мокрые от пота простыни…       Тряхнув изящной головкой и прогоняя наваждение, Мэри Морстен уверенно продолжила свой путь.