1. Тени Аншаттена. Потрошитель

Утром инспектор Ковард едва не устроил стэру доктору скандал за одно только предложение убрать полицию от дома. — Поймите, Ковард, он просто перебьет их всех, а меня и Дорна он не тронет, — убеждал инспектора Эрвальд. — Это еще почему? — подозрительно прищурился инспектор. — Он считает, что Дорн — моя добыча. — То есть, он считает вас отобравшим у него жертву, стэр Стиг, и все эти убийства — это попытка вас запугать и вынудить отдать стэра Дорна ему? Хм… Я должен передать эти сведения коронеру. Но, помилуй боги, если вы останетесь один, и он снова явится, кто помешает ему просто убить вас и добить жертву? — Меня он тоже убить не может, только запугать. Так что придется… Не знаю, я не смогу вечно держать у себя пациента. — Со стэром Дорном потом мы разберемся сами. Что ж. На ваш страх и риск я сниму кордон. Но утром приеду за отчетом. — Хорошо, я буду вас очень ждать, — с насмешкой пообещал стэр Стиг. Инспектор странно посмотрел на него, развернулся на каблуках и отбыл, забирая с собой констебля Джонса и постовых. Мирс Халли был дан отдых на неделю, прием больных отменен на два дня — за них Эрвальд намеревался отоспаться и привести мысли в порядок. Он только надеялся, что днем тварь к нему не явится, так что можно будет спокойно отоспаться, чтобы ночью караулить пациента. Он запер приемную, вывесив табличку на двери, проверил состояние Мэлси, накормил его, помог справить телесные нужды и взялся расспрашивать, сочтя его состояние более-менее приемлемым. — Я ничего не помню… только глаза… У него были глаза как у ночной твари, они светились, — парень явно был все еще напуган. — Не бойтесь, стэр Дорн, он вас не тронет, я не позволю, — успокаивал его доктор. Кто бы успокоил его самого? — Я оставлю вас на несколько часов, - он, извиняясь, развел руками, — нужно выспаться. Последние три ночи были просто ужасны. — А если он придет? — Он не сможет вас тронуть, просто постарайтесь поспать, вы еще слишком слабы. — Стэр доктор, вы побудете, пока я не усну? — попросил Мэлси, и Эрвальд не смог ему отказать в такой малости. Уснул юноша быстро, все же он впрямь был еще очень слаб и потерял тогда много крови. Стоило бы поить его разведенным вином. Кажется, в квартире была бутылка. Эрвальд поднялся к себе, придирчиво проверил замки на окнах — не тронуты. Как же тогда тварь пробралась?! Он не понимал, и понимать отказывался. Да и вообще преисполнился странного равнодушия, видимо, сказывалась навалившаяся разом усталость. Он вытащил вино и спустился вниз, развести можно и в приемной, графин с водой там есть. Было непривычно проводить день в праздности, за пять лет это был, пожалуй, первый раз, когда к нему никто не пришел за помощью. Не самое приятное чувство. Ничего, скоро все вернется на круги своя. Как только увезут Дорна отсюда. Он вернулся в квартиру, пообедал, мысленно поблагодарив приходящую прислугу за то, что не побоялась и все же приготовила и даже принесла бедному доктору хлеб насущный, выпил немного вина и лег с твердым намерением проспать елико возможно больше. На самой грани сна ему снова послышался скрип. — Чай в буфете, пациента не отдам, — не просыпаясь, пробубнил доктор. Смешок ему, вероятно, уже просто приснился. Вечером стэр доктор обнаружил на своем рабочем столе в кабинете потрепанную книгу без обложки и опознавательных знаков. У нее не было половины страниц, остальные были заляпаны чем-то бурым, и в глубине души он прекрасно знал, чем. Это не помешало ему тщательно осмотреть „подарок“ и натянуть тонкие перчатки из лайки, прежде чем браться за нее. — Отлично, перешли к стадии договоренностей и объяснений, — пробормотал он, открывая разворот. — И что у нас тут такое, стэр тварь? После прочтения первых же страниц ему, небрезгливому и обладающему вполне крепкими нервами, хирургу с достаточно большим стажем и опытом, стало плохо. Этот явно древний трактат описывал способы изменения человека не хирургическим путем. Эрвальд выхлебал залпом стакан бренди, дурнота немного отступила. — Какая мерзость… — пробормотал он. Однако чтение пришлось продолжить, заботливо положив рядом платок и склянку с нашатырным спиртом. Особенно тщательно он вчитывался в приписки неровным, но очень мелким почерком на полях, сделанные кровью. „…для ритуала же нужен юноша чистый, жены и мужа не ведавший, с волосами солнечными, а глазами цвета чистого неба“, — гласила книга. Рядом же тварь, а стэр доктор был уже практически уверен в том, что это его слова, писал: „Мне было четырнадцать, и я был сиротой, как и все те, кого я взял для своего Круга“. — Отлично. То есть, мы имеем дело все-таки с ритуалом… Час от часу не легче, — Эрвальд снова налил себе бренди. Тварь вызывала сочувствие, может, это и вправду был единственный путь для нее стать человеком. Но жертвовать Дорна для этого доктор не собирался. „На три года меня заточили в катакомбах, лишив возможности не только двигаться, но и видеть, и слышать. Кто-то спускался ко мне, поил мерзостными эликсирами, от которых мое тело изменялось с болью. Наверное, я кричал, но вскоре горлом пошла кровь. Дальше все словно в тумане. Когда с глаз сняли повязку, свет причинял мне страшную боль, но я надеялся, что все закончилось…“ Из книги следовало, что он ошибался. — Значит, поэтому ты появляешься только ночью. Тебе просто больно смотреть на свет… — отметил для себя Эрвальд и перевернул страницу. Тварь было чисто по-человечески жаль. Погибших парней — не особенно, им уже ничем не помочь, а вот свою репутацию ронять не следовало — отстоять пациента любой ценой. В конце описания ритуала преображения было немного пустого места, и тварь заполнила его своим почерком, продолжая историю: «Они называли меня „ночным охотником“ и „мстителем“, нацепив на меня ошейник и натравливая на неугодных им людей. Лишь спустя десять лет мне удалось освободиться, и то лишь благодаря случайности, убившей брата Иозефа, владевшего ключом к моим узам. „Резня в Ван-Халленском монастыре“, если тебе это что-то скажет. Все, чего я хочу — вернуть себе свое тело. Есть Круг Обратного Преображения, да, он потребовал жертв, схожих со мной телесным обликом. Никто из них не испытал боли. Ты все разрушил. У меня осталось всего лишь две недели на то, чтобы завершить Круг. Я не могу сделать этого без отмеченной жертвы». Эрвальд перечитал, хмыкнул: значит, тут все-таки творится что-то нечистое. Круги, обратное преображение. Зацепка, в которую его едва не тыкали носом, ниточка из прошлого Твари — вот это было гораздо интереснее магии и прочего шарлатанства, в которое он, здравомыслящий человек, не верил. Надо узнать, что там было такое в монастыре, раз уж это так важно для Твари, пытающейся наладить контакт. Зачем ему это, он не знал, Тварь пугала его до холодного пота. Он был бы рад вовсе никогда не ввязываться в эту историю. Но, даже не признаваясь самому себе, стэр Эрвальд оставался обладателем тоненькой авантюрной жилочки, которая толкнула его сначала в медицину, потом на стезю хирурга. И даже пять лет в Аншаттене, практически, на одном месте, не извели ее, не заставили замолчать и прекратить колоться в известное место то шило, что всегда приносит приключения. Решено, завтра же он отправится в архив. Надо узнать, что за резня, и какое к ней отношение имеет Тварь. Очень может быть, что он поможет следствию. Да, так он и сделает. Судьба или Квадра, во что уж верить, благоволила стэру доктору: завтрашний день оказался практически бездельным, пациенты не присылали просьб о немедленной помощи, единственный больной тихонечко спал после всех процедур, изредка всхлипывая во сне. С Мэлси было договорено, что он не станет подниматься, поесть попробует и сам, вода и накрытая крышкой тарелка с жидкой кашей стояли на столике у постели, дожидаясь своего часа. Днем твари можно было не опасаться — Эрвальд помнил о том, что свет причиняет ей боль. — Я вернусь, как можно быстрее, — уверил юношу доктор. Уверял, конечно, больше себя. Надеялся, что все нужные документы отыщутся словно по волшебству и сами собой. Архив Аншаттена и окрестных рабочих поселений находился в ратуше. А ратуша — огромное, чем-то напоминающее мрачный готический собор, здание, стояла в центре старого города. Если бы возможно было подняться над Аншаттеном и разогнать над ним смог и туманы, то зрителю представился бы похожий на срез потерявшего краски малахита рисунок. Несколько центров, вокруг которых слоями нарастал город: ратуша, шесть больших заводов, три эмигрантских района, центр, где обитали самые богатые люди Аншаттена, рабочие слободки, торгово-ремесленные кварталы. Стэр Стиг этот город даже любил, прогуливался, время от времени покашливая в платок, раскланивался со знакомыми. Сегодня же он скорее бежал к архиву. Пришлось даже кэб взять, только чтобы быстрее добраться. Зуд в известной части тела требовал как можно полнее узнать историю Твари. — Ван-Халленская резня, говорите? — прошамкал старик-архивариус, помнивший, вероятно, еще прадеда нынешнего короля. - Да, припоминаю что-то такое. Это было почти сорок лет назад, кажется… — и убрел неспешным шаркающим шагом между стеллажей, механически сдвигающихся, подобно огромным мехам. Эрвальд оглядывался с нескрываемым интересом. Раньше в царстве пыли и истории ему бывать не приходилось. Помещение уходило ввысь, к закопченным стеклам фонаря, монументальные стеллажи по стенам, разделенные на три этажа, были заполнены не столько книгами, сколько отчетной документацией, проектами, налоговыми декларациями и тому подобной рухлядью. Но все же были там и книги. Когда перед архивариусом жадной пастью раздвинулись гораздо менее высокие стеллажи, плотно стиснутые ради экономии места, как пальцы ростовщика на расписке, стэр Эрвальд их увидел: древние рукописные фолианты, поднять которые было под силу лишь двум дюжим мужчинам, кожаные тубусы со свитками, гримуары неизвестных алхимиков и естествоиспытателей. Внутри от такого поселялся какой-то странный трепет. Столько знаний… Архивариус тем временем приставил к стеллажу лестницу и тяжело полез наверх, бормоча себе под нос какие-то цифры и слова. Эрвальд приготовился в случае чего нестись ловить — лестница и старик крепкими не выглядели. Однако среди своих пыльных сокровищ архивариус приободрился и даже успел несколько раз бодро и шустро взобраться наверх, как деловитый седой муравей, пока не отыскал нужное — стопу перевязанных бечевкой газет. — Думаю, для начала вам стоит ознакомиться с этим. Эрвальд прикинул на глаз количество, после чего слегка приуныл. Но решил, что хоть представление о резне составит. Однако вся история началась задолго до самого события. И началась она аж восемьдесят пять лет назад, со зверского убийства купца первого ранга Марка Блюммена, которого в собственном наглухо запертом кабинете прикончили, порезав на куски. Далее было еще около сотни подобных убийств, странно, что инспектор не вспомнил о них. Ведь в последних десяти уже четко прослеживался почерк Твари: идеально ровный разрез, отсекающий голову от тела. — Так-так… Любопытно. Что ж тут общего? Большинство жертв относились к зажиточным горожанам, купеческому сословию, однако были среди них и аристократы - два, если быть точнее, отец и сын бароны Шмилле, убитые в разные годы. В общей сложности цепочка убийств растянулась на десять лет, завершившись кровавой баней в монастыре Ван-Халлен, неподалеку от катакомб, оставшихся здесь от древне-румирского поселения. Эти статьи Эрвальд изучал дотошно — о них писала Тварь. — Что ж такого там произошло? Он спохватился, лишь наполовину исписав взятый для заметок блокнот. Взглянул на карманные часы и поспешил откланяться, попросив архивариуса не убирать материалы. Ничего особенного узнать не удалось — видимо, он еще не дошел до нужной статьи. Надо смотреть поздние выпуски, когда схлынул ажиотаж… пока все газеты булькали словами „кошмар“ и „бойня“. Но дома его ждал пациент, а на улице уже темнело, так что доктор поймал кэб и приказал поспешить. — Мэлси, вы в порядке? — первым же делом он сунулся к подопечному. Тот с ощутимой радостью и смущением согласился, что он в порядке и рад, что в порядке стэр доктор и попросил судно. Кашу он съел, почти все время проспал, кто-то к стэру доктору приходил пару раз, недоверчиво подергал ручку под табличкой „Закрыто“ и ушел. — Если ночью услышите какие-либо звуки — не пугайтесь, я не дам вас в обиду, — предупредил Эрвальд. — Оно… оно хочет меня убить, да, стэр доктор? — перепугано воззрился на него мальчишка. — Почему? — Я не знаю, какие-то религиозные верования. Никто вас не убьет, успокойтесь. Вы быстро поправляетесь, это отлично. — Я не хочу умирать, стэр Стиг! Я так мечтаю отсюда уехать, увидеть другие города, солнце, зелень… — Ты все увидишь, обещаю, — доктор погладил его по голове. — Не нервничай так. Успокоился мальчишка не скоро. Пережитое нервное напряжение, смертный ужас требовали выхода, и тихая истерика продолжалась почти час, пока Мэлси не устал и не уснул, всхлипывая. Эрвальд погладил его по волосам снова. Да, страшно было даже ему, а что говорить о прикованном пока к постели юноше, который даже защититься не сможет? Он вздохнул и поднялся наверх, поужинал, выкурил сигариллу под кофе с коньяком и задумался, перелистывая блокнот и перечитывая свои записи. Итак, Тварь не солгала в одном пока — она действительно убивала, и на ее руках кровь более чем полутора сотен людей. Это не считая тех двенадцати несчастных юношей. Но до причин он пока еще не докопался. Право, да были ли они? Верить написанному каким-то дьявольским порождением? Уж не сошел ли он с ума с такими-то приключениями? Где-то в глубине квартиры что-то звякнуло. — Чаю? — с надеждой спросил доктор. В спину пахнуло холодом, шею будто огладили ледяным пером. Высокий, чистый, как перезвон льда в полынье, голос со смешком сказал: — Может быть, в другой раз. Что ты успел прочесть? — Немного, в основном, сводки убийств. И то, что сорок лет назад был кошмар, бойня и все были в панике. — Паника, — хмыкнула Тварь. — Все бегали, как куры с отрубленными головами. Ты читаешь газеты? — Да, именно этим я и занимаюсь в архиве. — Попроси Ван-Халленскую Книгу, тебе многое станет понятнее, — тварь снова засмеялась: — Монастырского хрониста пришлось выволочь из глубокого подвала, куда он забился, пытаясь спрятаться от меня. Он записывал все, каждую мелочь. Записал и причины каждого убийства, о которых ты читал. Ты умный, поймешь. По шее снова провели чем-то ледяным, напоминая о смерти, стоящей за спиной. — Хорошо, завтра я ее попрошу. Страшно не было, было любопытно — во что тварь вообще играет? Когда он собрался с духом и обернулся, позади, естественно, никого уже не было. — Я сойду с ума, — решил Эрвальд, укладываясь спать. Следующий день прошел так же, как предыдущий — с утра пришли двое с явными переломами, он отвлекся на работу, потом на своего юного пациента, которому оказалось не двадцать два, а девятнадцать лет. Забывая о своем страхе, Мэлси становился приятным собеседником, для своего возраста он был удивительно начитанным. — Я ведь с десяти лет работаю при архиве клуба. Архивариус меня и выучил читать и писать. — Может, ты что-нибудь знаешь о Ван-Хелленской Книге? — решил уточнить Эрвальд. — О! Конечно! Она считается самой полной летописью не только трагически погибшего монастыря, но и прилежащих земель, в том числе и Аншаттена. По сути, это даже не одна книга, а собрание архива монастыря, насчитывающее по разным данным от двухсот до двухсот шестнадцати книг и охватывающее временной период около пятисот лет, — говорил Мэлси как по писаному. Скорее всего, повторял слова своего учителя. — А что-нибудь о резне в монастыре там есть? — Говорят, этим Книга и заканчивается. Эрвальд вздохнул: — Понятно. Значит, придется перегребать архив монастыря… Радовало только одно: не весь целиком, а только период в последние полсотни лет существования монастыря. Сколько это томов — он боялся представить. — А там за последние пятьдесят лет много книг? — Стэр доктор, откуда же мне знать, — беспомощно улыбнулся юноша. — Я только слышал о Книге от своего учителя, но никогда не держал в руках ни единого тома. — Хорошо. Так, все заживает, так что скоро встанешь на ноги. — Вы спасли мне жизнь, стэр доктор, я в неоплатном долгу перед вами, — Мэлси смотрел восторженно и чуть тревожно. — Никакого долга, я сделал то, что было нужно при моей профессии. „Знал бы ты, мальчик, что я пока еще тебя не спас, а только пытаюсь…“, — думал меж тем Эрвальд. — Ну, что ж, обед тебе принесет приходящая прислуга, я предупредил. А мне снова нужно уйти. Мэлси слабо кивнул: — Я буду вас ждать, стэр доктор. Так прошло еще два дня. Доктор Стиг закопался по уши в архивную пыль, вылавливая крупицы информации, пока не получил более-менее четкую картинку, от которой потянуло блевать еще, пожалуй, хуже, чем от той книги с ритуалом. В этот вечер он напился, решив просто и примитивно надраться, чтобы не видеть картин в своем воображении. Служители культа, пользуясь своей неподсудностью светским властям и тем, что никто не лезет в дела обители, упивались своей властью над душами и телами прихожан. Алхимические декокты в причастном вине, от которых женщины рожали уродов — это цветочки. Ягодки начались, когда обители понадобились финансовые вливания — влияние церкви падало с ростом индустриализации общества. Прежние ниточки, за которые раньше святые братья могли потянуть и открыть щедрый поток пожертвований, отчего-то перестали работать. И тогда они сотворили чудовище, покорное их приказам. Умирали богатые прихожане, их деньги текли в казну церкви — о завещании заботились заранее. В „Книге“ было гораздо больше о создании Твари, если уметь читать латынь. Он умел, продирался сквозь нагромождения метафор, вспоминал, что знал об алхимических заменах, постигая суть Твари. Вывернутая наизнанку человеческая душа, искалеченное тело, невозможность отказаться выполнять приказ… Отвратительно. Что ж, видимо, Тварь хотела повернуть ритуал вспять. Понятное желание. На последней странице последнего тома, который он дочитал, иногда зажимая рот ладонью, чтобы подавить тошноту, рукой Твари было приписано: „Я буду спать“. В самом деле, после описываемых событий прошло сорок пять лет, одиннадцать полных квадр. Что разбудило Тварь и заставило ее искать способ вернуться в мир людей? Эрвальд добросовестно напрягал память, но ничего не вспомнилось такого необычного. — Ладно… Не думать, — сам себе сказал он уже дома, погружаясь в ванну. — Завтра снова тяжелый день. Когда он вышел, обернувшись в теплый халат, едва не закричал, увидев в дверном проеме спальни чернильно-черную тень с бледно светящимися глазами. — Ты не мог бы предупреждать? — слабым голосом спросил Эрвальд. — Звонить у входа в колокольчик? — рассмеялась Тварь. — Заговаривать, например, — Эрвальд выдохнул, успокаиваясь, уселся на диван. — Сегодня-то ты выпьешь чаю? — Не стоит. Ты ведь боишься меня, чего добиваешься, разговаривая, как с вежливым гостем? — тень переместилась к нему, нависая, мгновенно леденя лицо и руки. — А как я должен себя вести? Да, я боюсь… Но это не отменяет правил приличия. Острое лезвие скользнуло по коже, не раня, по щеке вниз, под подбородок, заставляя поднять голову, смотреть в глаза. — Приличия, говоришь. — Да, — Эрвальд смотрел в горящие глаза. — Но если ты против, я могу бегать и кричать. Почему он не мог рассмотреть что-то еще, кроме глаз? Но отвести взгляд было невозможно. — Ты прочел. Спрашивай. — Почему ты проснулся? — Мое убежище разрушили майнеры. Свет разбудил. Ненавижу свет. — Вот как. И ты решил исполнить ритуал? — Я хочу жить, снова стать человеком. Отдай мне мальчишку. — Я не могу, прости. Он тоже хочет жить. Тварь зарычала, под острым когтем в считанных волосках от горла Эрвальда свистнул воздух — и вот в комнате снова один лишь доктор. — Скоро седины у меня точно поприбавится…