Daisy

      Свой настрой накануне разговора с супругом Дейзи оценивал как нездорово приподнятый. Мышью прошмыгнув в комнату, он осторожно прикрыл за собой дверь и остановился у самого порога, откровенно любуясь своим альфой. Тот сидел спиной к нему в массивном кресле и, вытянув ноги на старенький пуф, просматривал какую-то документацию на ноутбуке. Царящие в кабинете вечерние сумерки слегка рассеивал включённый монитор, от чего с непривычки болели глаза. Омега неловко перемялся с ноги на ногу и шумно вздохнул: с каждым мгновением, проведённым здесь, он почти материально ощущал, как истончается его решимость, а очерчиваемое в воздухе напряжение всё сильнее давит на плечи.       — Ты, наверное, слишком занят? — и, не дождавшись ответа, тело автоматически дёрнулось по направлению к выходу, но пальцы продолжали замертво сжимать дверной косяк. Он понимал: если не сейчас, то никогда. В конце концов, чего он боится? Ведь это Алан, его альфа, который в жизни грубого слова не сказал в его адрес. Билл был прав: ему не хватает решимости, он должен быть смелее и не бояться высказывать свои претензии в лицо. Отношения — это не та вещь, которая сможет держаться на ком-то одном; стоит подпилить опору моста на одном из берегов, как рано или поздно тот рухнет, похоронив под обломками всё. Дейзи не хотел той же участи для их брака, ведь теперь как никогда ранее ясно осознавал: любой день может стать последним. То, что они прожили с этой проблемой целых пять лет, не значило, что так может продолжаться и дальше.       Алан обернулся к нему и посмотрел в ответ как-то удивлённо и озадаченно. Снял очки, немного помассировал переносицу и отложил в сторону ноутбук. Крышка с громким стуком захлопнулась.       — Для тебя я всегда найду время. Ты чего-то хочешь? — он жестом подозвал к себе супруга и мягко похлопал по коленям, приглашая присесть, но тот несогласно покачал головой и остановился в нескольких шагах напротив. Для падкого на телесный контакт омеги, который обычно ластился к нему, словно щенок, это было как минимум странно. Альфа нахмурился, почуяв неладное, и внимательнее вгляделся в лицо возлюбленного. Дей вздрогнул, но в последнее мгновение взял себя в руки и взгляд не отвёл; его глаза выделялись своим нездоровым блеском на фоне чернильного полумрака комнаты.       — Я хочу, чтобы ты перестал избегать меня. — Дышать было настолько трудно, будто грудь привалили бетонной плитой — не шелохнуться. Больше он не даст себя обмануть. В конце концов, не зря они жили бок о бок столько лет, если того потребует ситуация, он сможет сам узнать так необходимый ему ответ. Глаза обожгло, и любимое лицо Алана исчезло за мутной пеленой внезапно нахлынувших слёз.       — Я не...       — Ты всё понимаешь. Я устал, Алан, действительно устал. Просто ответь мне, почему ты так категорически не хочешь ребёнка? — его голос дрогнул, и Дейзи, будто опасаясь, что альфа сможет увидеть промелькнувшее в его глазах смятение, уткнулся взглядом в собственные руки. Те дрожали так, что при желании он сейчас не смог бы удержать в них и чайной ложки. — Разве я многого прошу?..       Алан будто очнулся от оцепенения и впервые за долгое время взглянул на своего избранника по-другому. Он совсем не ожидал, что его буквально припрут к стене и потребуют объяснений, ведь долгие годы всё обходилось малой кровью. Он смотрел прямо перед собой и не узнавал того человека, которого любил все эти годы и который был его единственной отдушиной в этом мире. Тот добрый, мягкий, бесконечно светлый Дейзи, которого он знал, не мог смотреть на него настолько затравленно, почти обозлённо. Такой взгляд бывает у смертельно раненной волчицы, чьи минуты уже сочтены, но которая из последних сил пытается защитить своё потомство. Истощённый, осунувшийся, он выглядел ещё меньше обычного и был таким хрупким на вид, будто мог рассыпаться пеплом от любого неосторожного прикосновения. Неужели именно он был виновником подобного?.. Неужели всё дело действительно было в его нежелании иметь детей?       И тут он не выдержал. В сознании словно отключили какой-то предохранитель, и он сам уже едва помнил, что говорил — каждое слово как в горячечном бреду. Только перед глазами ядовитыми вспышками красного мигала сигнальная лампочка, и беспричинная, берущаяся из ниоткуда злость шипела, толчками вырывалась наружу, кислотой обжигая горло. Совершенно несправедливые, обидные, колкие слова, бьющие по самому больному.       — Я хочу то, я хочу это! Будет ли предел твоему эгоизму? Почему ты никогда не думал о том, чего хочу я? Тебе в голову никогда не приходила мысль, что не всё и всегда будет так, как того хочется тебе? Мои взгляды на жизнь не должны совпадать с твоими. Если ты хочешь детей — пожалуйста, но, прошу, не втягивай в это меня!       Мы всегда воспринимаем слова тех, кем дорожим, особенно близко к сердцу. Незначительные бытовые неурядицы лишь подливают масла в огонь, от чего эффект с каждым разом усиливается, и мы, сами того не желая, вытесняем всю обиду и злобу на тех, кто оказывается рядом, обвиняя их во всех проблемах. Со временем даже самый крепкий панцирь покрывается множеством царапин, которые однажды превратятся в трещину, которая расколет его на части. Так и отношения, переживающие период неопределённости, легко рушатся под гнётом эмоций.       Альфа вскочил с кресла, замер с занесённой над головой рукой и онемел, только сейчас в полной мере осознавая всё сказанное. Всё раздражение схлынуло с него разом, оставляя внутри лишь звенящую пустоту. Алан протянул ладонь вперёд, желая коснуться супруга, но тот вздрогнул всем телом и шарахнулся от его прикосновения как прокажённый. Широко распахнутые глаза Дея смотрели на него с таким выражением, будто только что увидели собственную смерть. Задушенный севший голос заставлял сердце мучительно сжиматься:       — Тогда зачем... Зачем всё это было?       — Эй, милый, я немного погорячился...       — Давай расстанемся, — и от всего двух с лёгкостью оброненных слов мир перед глазами совершил кульбит. Омега болезненно скривился, прищурив глаза, и на его миловидном лице отразилась гримаса страданий нечеловеческих. Смысл внезапно пришедшего решения, вся его тяжесть обрисовались перед ним неожиданно жестоко и ясно. — Просто разведёмся, ведь именно этого ты хочешь? Мы так и будем продолжать тянуть друг друга в противоположные стороны, зачем продолжать всё это?       — Я никогда не хотел подобного, — горячо возразил альфа, сгребая мужа в охапку. Тот сдавленно пискнул, чувствуя, как ломит кости под сумасшедшим натиском, и ощутил, как по глотке куда-то вниз провалилась глубокая дрожь, когда Алан зарылся носом в его волосы и жадно втянул их аромат.       — Не трогай меня, — проглотил стоящий поперёк горла ком и выдавил из себя на последнем вздохе: — пожалуйста.       Его обняли ещё сильнее, и омега понял, что задыхается. Ему оставалось лишь безвольно стоять и слушать бешено колотящееся где-то у его горла сердце возлюбленного. Перед глазами плясали тёмные пятна, ворошились в голове зловонными кишащими клубками и не оставляли в покое ни на минуту, доставляя нестерпимую тупую боль.       — Мне никто в целом свете не нужен, кроме тебя. Если ты будешь рядом, то пусть весь этот мир хоть сгорит к чертям. — Крепкие руки прижали к себе продрогшее тело омеги с такой силой, будто хотели срастись с ним воедино, чтобы уже никогда не расставаться. Алан подсознательно чувствовал: стоит ему хотя бы немного ослабить хватку, как Дейзи исчезнет. Распадётся мириадами атомов, растворится в воздухе, словно дым, и уже никогда не будет принадлежать ему одному. — Неужели по-другому и правда нельзя? Обязательно делить нашу любовь ещё с кем-то?       Омега слышал его слова откуда-то извне, будто они предназначались совсем не ему, а сам он был не более чем случайным свидетелем чьей-то семейной ссоры. Эти слова совершенно ничего не всколыхнули в его душе, хотя сам он почему-то наивно полагал, что будет вырываться, кричать и плакать. Только где-то в груди что-то премерзко тянуло, покалывало, а внутри ощущалась такая нездоровая, удушливая пустота, будто у него с мясом вырвали трахею, лёгкие и сердце разом. Наверное, было уже действительно слишком поздно что-либо менять и спасать уже было нечего. Он действительно любил Алана, и, скорее всего, поступал малодушно, но едкая, горькая как полынь обида затмевала собой всё.       — Господи, неужели ты не понимаешь? — воскликнул Дейзи, и его высокий голос надломленно прозвучал в зловещей тишине. Полный мольбы взгляд вонзался прямо в душу и отпечатывался на сетчатке, грозя ещё не одну ночь преследовать Алана во снах. — Ты мучаешь меня. Каждый день я несколько сотен раз умираю, а ты в это время пытаешься делать вид, что ничего не происходит. Давай просто поставим точку сейчас и не будем рушить хотя бы то, что связывало нас раньше. Давай сохраним хотя бы прошлое, пока мы не стали смотреть друг на друга с отвращением.       — Я никогда бы не стал... — возразил было альфа, но сразу осёкся. Посеревший, потерянный и абсолютно разбитый омега напоминал сейчас живой труп. Обескровленные губы едва заметно шевелились, и тихий, на грани слышимости шёпот вливался в уши оглушительным грохотом:       — Я не переживу этого. Пожалуйста, Алан, отпусти меня. Пока не поздно, отпусти, и я ещё, может быть, остыну и передумаю.       Живое кольцо невольно ослабло, и онемевшие руки безвольными плетьми упали вниз. Он, такой огромный и сильный, так и не научился перечить этому малышу.       «Кого ты обманываешь, Дейзи? При всей своей мягкости ты до чёртиков упрям, я ведь знаю. Ты ни за что не изменишь своего решения», — отметил про себя Алан, и во рту разлилась леденящей волной горечь. Не было кого винить в происходящем, кроме как себя. Он с самого начала знал, на что шёл и, видит Бог, хотел лишь как лучше.