Железнодорожная ветка древа миров

Он идет по собственным мозгам, раскинувшимся уже на пол-Москвы. По ним снуют машины, живыми, неостановимыми потоками – наверно, мысли. Он помнит об этом каждую долю момента, когда бежит через дорогу, перерезая путь очередному, быть может, гениальному озарению, на скорости ревущему ему навстречу. Быть раздавленным собственными великими идеями – прекрасная метафора, но совсем не смешно, если доходит до дела. Поэтому он убедил себя в глубине души, что останется жив и не затеряется раньше срока ни во вселенной, ни в собственной голове, и бодро перебегает шоссе за полкилометра до ближайшего светофора. И все равно боится. И каждый раз обещает себе, что станет умнее, будет заранее прокладывать маршруты и смотреть по сторонам каждый раз, когда впереди замаячит нагруженная извилина. Таким манером он простил городу каждый тупик, овраг и промзону: мозгам нужно все. И участок полного хаоса, по весне расцветающий продирающимися сквозь асфальт одуванчиками, и темное, потаенное хранилище для грязных тайн и сотни сортов аристократической плесени. Он месяцами вглядывался в рисунок высохшего дождя на асфальте, находя там узор извилин – более прямой, более иллюзорно-правильный, но не менее хаотичный. Он фрактально впечатывал в память граффити на стенах – потому что чем были они, как не отражением уже врезавшегося однажды в сетчатку глаз? Раньше он, гоняясь если не за фракталами, то хотя бы за резкостью изображения, читал книги, но перечитал, кажется, уже все, что могло помочь, и выдумал себе новый способ познания. Его опять носило по городу дотемна, хотя, по логике неудавшихся опытов самодисциплины, закат означал отключение головы и следовало бы встречать его если не лежа, то хотя бы в безопасности. Но спать во сне всегда казалось ему скучнее, чем в этом сне жить, так что в метро – оплот тяжеловесных планов и вычислительных конструкций – он нырял уже к последнему поезду. И наконец в два часа ночи в его окне потух последний огонек телефонного экрана. Тот, кто глядел на столицу в его глаза, увидел вдруг кромешную тьму, суетно распрощался и заспешил прочь. Между ушами у него билась непрошеная фраза про внутренний мир.