Железнодорожная ветка древа миров

Людям нельзя запретить ходить одинаковым маршрутом. Даже в одиннадцать вечера, в искрящейся снегом и редкими фонарями темноте. Тем более, тот странный тип идет рядом всего каких-то полсотни шагов, просто у страха глаза велики и за считаные секунды придумываются целые тома страшных историй, которым бы позавидовал и Брэм Стокер. Тут как с бродячими собаками: уставиться под ноги, чеканить шаг и повторять монотонно в голове, что телепортацию еще не открыли, что несколько метров между вами – вполне достаточная фора, что ты тоже кого-то пугаешь своей замызганной курткой и манерой сгибаться под тяжестью рюкзака. Шаги несут тебя к станции, ужасы сочиняются без твоего участия, желание повернуться и убежать гасится только угольной темнотой подворачивающихся переулков – и вдруг страх уходит, выбивая перепонки из ушей приступом сдерживаемого нервного хохота: прохожий разворачивает шоколадку и начинает беспечно грызть ее, шурша оберткой и не замедляя хода. Ты облегченно выдыхаешь: свой. Сладкоежки не идут в злодеи, у них другие заботы. На одной из тех земель, куда заносили тебя небывалые электрички (до сих пор мнилось, что куда-нибудь завезет и сейчас, но станция попросту не спешила приближаться), шоколад раздавали так же охотно, как у нас сигареты: травись, друг, на здоровье, – и ты решаешь, чтобы стряхнуть остатки мнительности, попытать счастья: – Не поделитесь сладкой смертью, товарищ попутчик? – копируешь ты нездешнюю формулировку, не зная, из каких земель пришел полуночный лакомка. – И смерть твоя будет сладка! – злорадно оскаливается тот. Потом смущается и отламывает кусок плитки: – Простите, леди. Неудачно пошутил. Как из-под земли вырастает под ногами лестница на платформу, из ниоткуда налетает поезд, и никакие высшие силы, конечно, не толкают вас в один вагон. Отъезжая, ты смакуешь на языке непривычные нотки меда и имбиря и думаешь: любители шоколада в злодеи не идут. Что и требовалось доказать.