***
Было бы, бля, просто зашибись как хорошо, если бы он мог утопиться в стакане этого бурбона, унылый цвет которого совершенно не озарял без того испорченное настроение брюнета. Он бежал, он спасался и в итоге скрылся в каком-то грёбаном пабе. Всё, только бы не видеть этих задуренных малахитовых глаз, чтобы не смотреть на её святую наивность и новую лживую натуру. В какой момент всё так изменилось? Неужели он упустил этот долбанный миг? Нет, конечно, умные личности всегда ванговали подобное развитие хреновых событий, мол, банальное «люди меняются» или это «деньги меняют людей»? Саске уже точно не помнил. Казалось, знаешь человека, ведь сколько лет общались, дружили, а тут бац — она преподносит нежданчик ядрёного грандиозного масштаба, и хоть стой, хоть падай. Учиха больше не мог трезво мыслить, и не только из-за второй начатой бутылки любимой выпивки, но и из-за безвыходности. Он собирался всё исправить, а когда пришлось к делу, там уже было нечего изменять, выпрашивать, даже прощать. С одной стороны, розоволосая сучка поступила очень некрасиво и подло. Весь год лгала ему, прикрываясь посиделками с подругами и остальной бабской белибердой, а с другой стороны… Сакура была абсолютно беззащитна перед Итачи, как когда-то в своё время Конан. И в этом тоже, как в прошлом, вина Саске, которую брюнет осознавал, но не хотел сваливать на свои плечи. Он много лет не вспоминал её имя, даже по ночам в долбанных уставших или окутанных алкоголем мыслях, словно Конан стала для него своеобразным табу. Подумаешь, его подруга детства давно умерла, с кем, мать его, не бывает? Люди отбрасывают копыта каждый день, родные и близкие, хреновые незнакомцы и даже знаменитости. Это грёбаная правда бытия такой легко обрывающейся фиговой человеческой жизни. Но Саске как только не пытался, всё не мог выкинуть этот инцидент из головы, а ненависть, порождённую в тот день к Итачи, из сердца. Конан была для него единственным зрителем, слушателем, другом, которому было искреннее не всё равно, который принимал непримечательного мальчишку, застрявшего в тени старшего брата, таким, каким он мандец был. Она воистину сровнялась с ядрёным ангелом, как её часто называла Цунаде, что своим ярким светом утешал окружающих. Вот только её долбанное падение превратило жизни любящих её людей в ад. Джирайя, в один день, сразу после хреновых похорон, собрал своих сыновей и жену, запечатал дом и, отдав ключи на хранение Учихам, улетел за океан, скорее всего, попутно попытавшись утопить горе с небесной высоты. Больше от той семейки не слышали ни слова, будто этот грёбаный город для старика помер вместе с неповторимой дочкой. А Саске молчал, как впрочем и сейчас. Он прекрасно помнил тот конченый цветок, такого же дивного цвета, как волосы Конан. Долбанный Обито аккуратно срезал его и ещё так мило преподнес ей, ядрёный фиг! Она приняла подарок раньше, чем Саске смог добежать до её долбанного дома и выбить ядовитую хреновину из голых рук синеволосой. А на утро было уже, бля, слишком поздно. Брюнет до сих пор не понимал, почему никому не рассказал об услышанном в саду. Почему наивно сомневался в таком твёрдом ответе Итачи, до последнего надеясь, что это грёбаная шутка. Нет, брат пошёл весь в отца, не опасаясь нарушать законы ради личной выгоды. Даже сейчас от Сакуры ему нужна долбанная сделка ради бизнеса, а не сама девушка. И всё же язык Саске не поворачивался рассказать кому-либо о том, что сделал Итачи. Хотя после этого инцидента черноглазый взял пример с Джирайи, но, не имея возможности улететь, парень начал делать всё, чтобы превратиться в ядрёную белую ворону в семье Учих. Все эти клубы, шлюхи, алкоголь и пятнающие доблестное, аристократическое имя семьи поступки. Это были не капризы, коими их считали предки, а намеренные действия. Среди них была и Сакура, как якорь. Мысли о ней вызвали в мозгу темноволосого очередной наплыв горечи и желания повеситься. Он не смог защитить зеленоглазую от своего тронутого братца, ведь она ему не поверила. Кончено, мля, кто будет слушать какого-то гуляющего, ненадёжного и эгоцентричного бабника, когда есть Мистер Идеал? Итачи никогда в жизни не станет его грёбаным кумиром, но Саске был готов признать, что методы, по которым работал его брат, всегда действовали. Без исключений. Потому, как бы младший Учиха ни копошился, как бы ни выпрыгивал из долбанных штанов, чтобы отвлечь внимание Харуно от Итачи, эти попытки были заранее тщетными. Полным фиаско в самом соку унижения, не говоря уже об ухудшении отношений с Сакурой. Полный писец! — Эй, Учиха, ты, что ли? — раздался где-то на заднем фоне отдалённый женский голос. — Если берешь больше сотки в час, я с тобой даже разговаривать не буду, — прикрыв веки, сухо ответил брюнет. — Сегодня я готов только на дешёвый, грязный и пьяный секс. — Вообще-то, это я, Саске, — фыркнула девушка. — Я — последняя буква в алфавите, — вздохнул Учиха, уныло поворачивая голову. — О, Шируне. — Шизуне, козёл! — закатила глаза брюнетка, присаживаясь без спроса на соседний стул. — Давно не виделись. Что пьешь? И, позволь спросить, есть ли повод? — А тебе не пофиг? — сделав глоток бурбона, ответил он. — Твоё лицо пропитано разочарованием. Все бабочки внутри сдохли? — навязывалась девка. — Слушай, Шикуне, отвали, а? Чего припёрлась? Ты же хреновая подруга Сакуры, а не моя. — Не груби мне, Учиха. Ты в своем состоянии скоро даже со стула встать не сможешь, а я за ошибки в моём имени готова начистить тебе морду, — опять фыркнула брюнетка. — Мой характер мне тоже не нравится, но я же с собой живу… — вполголоса сказал в стакан парень. — Вижу, тебе нужно излить душу. Я могу побыть психологом, особенно если это касается Сакуры. — Почему всё всегда сводится к ней?! — рыкнул Саске. — А разве нет?.. Черноглазая смотрела на его, признать, очень симпатичное лицо, и видела там, как внутренний мир Учихи медленно крошился. Она уже час наблюдала за ним из дальнего угла этого паба, куда пришла на свидание с парнем. Мужик, с которым брюнетка познакомилась в сети, так и не появился, зато среди моря лиц Шизуне заметила вот это. Саске пил, что больше походило на его привычное времяпрепровождение, если бы не боль, заметная в скривлённых уголках его губ. Учиху до такого могла довести только одна особа, к удивлению, не присутствующая здесь. Брюнетка знала, что сегодня вечером Харуно была занята каким-то важным гламурным приёмом в доме Итачи, поэтому, ищущий в бурбоне забвение Саске подтверждал догадку Шизуне: похоже, что они встретились, и воссоединение не было прекрасным. Девушка не винила младшего брата за такое поведение, ибо, признаться, Итачи ей тоже особо не импонировал. Но она молчала, да. — Я уступил её брату, — наконец произнёс Саске. — Зачем ты это сделал?! — почти что вскрикнула Шизуне. — Вопросом «зачем ты это сделал» можно описать всю мою жизнь, — тихо ответил он. — Сакура сказала… что ей с ним хорошо. Так зачем рвать на себе волосы, если она всё равно сделает по-своему? Ты ведь знаешь, что она уже давно с Итачи, и не притворяйся дурой. — Знаю… и мне это не нравится, — еле заметно кивнула брюнетка. — Я говорила ей, что нельзя полюбить на зло, что эти отношения бессмысленные, но Сакура сделала вид, что разобралась в своей жизни, а потом и вовсе приглушила мои советы и подсказки. — Добро пожаловать в клуб, — фыркнул Учиха. — Теперь ты меня понимаешь. — Нет, не понимаю, потому что по тебе видно, что ты влюблён в неё, а я точно знаю, что, несмотря на эти глупости и притворство с твоим братом, Сакура любила и до сих пор любит тебя одного. — Я очень слабо верю в твои слова, Шимуне, — сжал губы Саске. — Я же видел её… с ним. — Так, слушай сюда, — внезапно ухватив его за воротник, брюнетка повернула Учиху лицом к себе, всматриваясь в его тёмные глаза. — Ты бабник, и Сакура это понимает. Вдобавок неповторимый эгоист. Но вот беда: все, кто тебя знает, осознают, что ты делаешь только то, что хочешь. А если кто-то другой чего-то хочет, так это его проблемы. Такой уж ты. Но! Несмотря на это, Сакура всё же влюбилась в тебя, согласилась быть на втором плане, хотя, что она не делала, как бы ни старалась, ты так и не открыл ей сердце. У бедной девушки не было шансов. На самом деле, нет человека, которому ты бы доверял настолько, чтобы захотел открыть своё сердце. Ошибка Сакуры в том, что она слишком рано раскрылась, обожглась, а теперь не знает, что с собой делать. А ты… ты тоже чрезмерно долго переваривал произошедшее, из-за чего изранился. Честно: вы два дебила, вот! — Я уже давно готов ей открыться, — спокойно ответил после паузы Учиха. — Даже письмо писал… — Если тебе не нравится, что она с Итачи, так сделай что-нибудь! Вы же любите друг друга, и твой брат ничего не сможет предпринять, если Сакура сама бросит его ради тебя! Включи мозги, ё-моё! — А смысл? — горько усмехнулся Саске. — Зачем ей такой, как я? Итачи в сто раз лучше. Он хренов эталон. — Настоящая любовь лишена всякого смысла, ибо весь смысл в ней самой, — улыбнулась девушка. — Удали нафиг это письмо, иди к ней и выскажи всё, что писал, в лицо. Самый лучший вариант — поверь. — Ладно, сейчас же пойду, — поднялся на ноги, чуть шатаясь, темноволосый. — Спасибо, Шизуне. — Эй! Я не имела в виду прям сегодня! Ты же пьян, Учиха! Саске! — но он уже вышел из паба.Часть 22. Прошлое
3 апреля 2016 г. в 06:31
Повисшую тишину нарушил звук резкого движения, которым Итачи вытянул из шкафа длинное шёлковое платье чудного оттенка розового шампанского. Ткань переливалась в свете люстры, создавая эффект алюминиевого отблеска. Оно было простым, без рюшей, складок и бантов, как длинная и дорогая ночная рубашка, но имело открытую спину, украшенную пришитыми золотыми цепочками, подобно ожерелью. Он снял его с деревянной вешалки и, подняв пальцами за бретельки, протянул Сакуре. Девушка нервно облизав губы, подошла к брюнету и приняла чуть дрожащими руками вещицу. Материя была холодной на ощупь, как кусок воды из весеннего, ещё покрытого льдом пруда. Они молчали, а последнее слово, после которого Учиха заметно напрягся и мгновенно налепил на лицо свою деловую маску из апатии и нейтральности, так и летало невидимкой в комнате, выжидая, когда же его повторно озвучат. Кто или что такое Конан? Харуно поняла, что младший брат не выдумал эту причину, когда просил её поговорить с Итачи. Было предельно очевидно, что Саске утруждался произносить это сочетание букв, а стоящий перед ней брюнет и вовсе игнорировал подобный звук, будто розоволосая этого и не упоминала. Замечательный поворот событий такого важного вечера. Просто звездец!
Зелёные глаза мельком осмотрели спальню, заметив среди тяжёлой деревянной мебели стоящую в углу ширму. Каждая из рам удерживала внутри некий цветочный узор, резьбу по тёмному дереву, что была покрыта лаком и надёжно прятала любого, кто стоял за ней. Сакура, под немым давлением внезапно некомфортной атмосферы, исходящей от черноглазого, решила отделиться этой перегородкой. Напрасно она сболтнула лишнего. Теперь ей казалось, что тёмные очи Итачи пристально следят за ней, буквально просверливая незащищённый затылок своей интенсивностью. Надо же было так сглупить и послушаться Саске! Может, он специально надоумил её произнести это слово, чтобы испортить её идиллию со старшим братом? Вполне возможно и очень даже в стиле Саске. В одном он прав: характер Итачи ему был известен лучше, чем ей. Собрав всю мужественность, Харуно уверенно пошла в сторону ширмы. Где-то за спиной раздались приглушённые антикварным ковром шаги, что, верно, означало: Учиха решил сесть. Она поспешно зашла за завесу и положила новое платье на стоящий там стул. Глаза Сакуры самовольно узрели едва различимый силуэт Итачи по ту сторону. Он сидел на краю кровати и смотрел на потолок.
— Саске решил воспользоваться последним козырем, как я понимаю.
Спокойный голос темноволосого заставил Сакуру заметно подскочить и хорошо, что она не вскрикнула от испуга и, конечно, что мужчина этого не видел. Сердце в груди ударялось обо всё подобно колоколу, который не мог остановиться под порывом непредвиденного ветра. Девушка уж думала, что Итачи больше не заговорит, ведь определенно ясно: тема Конан была нежеланной. С чего такие перемены? Естественно, это личные дела братьев, и совать нос во что-то столь давнее, в корень их непростых взаимоотношений, было, по крайней мере, неприлично. Кто она, чтобы выдавливать правду из Учих? Но, с другой стороны, если Итачи расскажет ей эту историю, многое станет на свои места. Харуно действительно хотелось разобраться в этой каше, ибо если она твёрдо решит связать свою судьбу со старшим братом, то лучше знать хоть про один скелет в его шкафу. Непонятно почему, но у зеленоглазой было именно такое предчувствие, от которого, как выразился Саске, волосы на руках вставали дыбом. Возможно, она в очередной раз накручивала себя — такое случается все чаще. Но где-то в мыслях Сакуры накапливалось плохое предчувствие.
— Так ты… расскажешь мне… о Конан? — сглотнула напряжение Харуно.
— Почему Саске сам тебе не изложил его же версию? — попутный ответ вопросом на вопрос.
— Мне показалось, что эта тема его… разгневала…
— Хм, даже после стольких лет, — тихо, но различимо произнёс Итачи. — Я отвечу на твой вопрос с одним условием: от тебя не последует бурная реакция, и ты спокойно вернёшься со мной в зал. Когда приедем домой… можешь поступать, как вздумается. Договорились?
Девушка не спешила с ответом. В мыслях Сакуры образовалось два варианта развития событий: первый, где она соглашается на требования Учихи и выслушивает его рассказ. В истории Итачи может быть всё что угодно, вплоть до девушки по имени Конан, которую братья не разделили в юности, и эта откровенная вражда, словно послевкусие тех мелькающих на заднем фоне времён. Конечно, маловероятно, что хоть одна женщина носила бы подобное имя, но это самый очевидный сюжет их прошлого. Есть шанс, что Конан — это парень, друг братьев и с ним у них тоже приключилось какое-то драматическое событие. Наверное, предательство или обман. Всё возможно, и Сакура мысленно остановилась на этих двух версиях расшифровки слова Конан. Вряд ли это локация, город или название заведения. Скорее всего, человек. И если розоволосая действительно хочет услышать правду, то ей нужно согласиться на условие Учихи или же воспользоваться второй опцией: отказаться, оставив всё как есть и проигнорировать попытки Саске очернить имя своего брата. Но, с другой стороны, зачем ему это делать, если нет весомых причин? Младший Учиха никогда не бросался словами в сторону особы, если у него не было доказательств вины. Решение само собой вырисовывалось в разуме Сакуры. Ей необходимо знать.
— Хорошо, да, я спокойно выслушаю и обещаю, что, вне зависимости от услышанного, отнесусь к этому хладнокровно и пойду знакомиться с твоими родителями, — скороговоркой ответила она.
— Полагаю, будет разумно рассказать тебе всё, не только о Конан.
Розоволосая сделала небольшой вдох, слегка облегчив скрытно накатившееся каменное напряжение в конечностях. Она подняла правую руку вверх, а левой нащупала почти невидимую молнию и небольшой крючок, который скреплял части её серебряного платья. Харуно медленно расстегнула вещицу, вслушиваясь в глухую тишину за ширмой. Почему он молчит? Передумал?
— Ты, конечно, помнишь поместье, куда я привозил тебя смотреть на звёзды. Я говорил, что оно принадлежит человеку по имени Джирайя, — начал свой монолог Итачи, и зеленоглазая резко замерла, вспоминая то здание с обсерваторией и диким плющом на стенах. — Оно тут недалеко от нас, если точнее: эти два участка связывает общий ботанический сад. Когда мы были маленькими, калитки с двух сторон фактически не закрывались, и мы перебегали с одного поместья в другое, попутно прячась в лабиринте из изгороди. Джирайя, как я уже упоминал, был другом моего отца. У него была жена, Цунаде, и если верить слухам, то эта женщина страдала бесплодием. Потому они добродушно приняли в семью троих детишек из приюта: Нагато, Яхико и Конан. Они были одногодками и ещё в детском доме заботились друг о друге, как подобает родственникам.
Начало истории было безобидным, даже каким-то милым и светлым, что уже не плохо. Сакура пыталась представить себе Учих в детстве, и ей слабо верилось в то, что Итачи когда-либо был беззаботным подростком. Нет, он наверняка родился взрослым и умным не по годам. С Саске это получалось лучше, ведь он даже в свои двадцать с гаком лет нередко вёл себя как самый настоящий избалованный ребёнок. Зеленоглазая задумалась, оставив в покое расстёгнутую молнию, и тихо присела на край стула, подвинув выданное платье на деревянную спинку. Исповедь Учихи обещала быть долгой, так что можно не спешить с переодеванием.
— Нагато и Яхико, мальчики, были противоположностью друг другу. Первый вечно молчаливый, тихий и не шибко дружелюбный. Второй был проворным, весёлым и болтливым парнишкой. Их сестра, Конан, словно воплощение ангела, позитивно влияла на них и заботилась о своих братьях. Она была одной из тех уникальных личностей, которые могли, ничего не предпринимая, расположить к себе окружающих. Чарующие глаза янтарного оттенка, длинные волосы цвета индиго и громкий, задевающий все клеточки счастья в мозгу смех. Рядом с ней было невозможно не смеяться, потому что ты неосознанно заражался её искренней потехой. Я думаю, что именно это и покорило сердце Саске. Ему тогда было лет семь-восемь. Он полюбил Конан как сестру.
В сознании Харуно возникли образы описанных детей. Она представила себе эту девочку, с длинными волосами синего цвета, может, перевязанными ленточкой, и то, как маленький Саске игрался с ней. Не удивительно, что брюнет нашёл такую радость в стороне, ведь его, наверное, всё время не замечали. Жить в тени старшего брата, особенно такого образцового, как Итачи, конечно, сложно. Отсюда, вероятно, и комплекс полон признаков лени и этакой размазни. Нелегко добиться чего-нибудь, особенно похвалы отца, когда до тебя это уже сделал брат. Розоволосая пока ещё не была знакома с Фугаку, но ей уже почему-то казалось, что этот мужчина занимался больше старшим сыном, чем Саске, впрочем как и сейчас. Видимо, этот констант не изменился.
— В общем, наши семьи дружили. Мы всё время проводили вместе, и мне было особенно приятно наблюдать за тем, как Конан присматривала за Саске. Любому, кто хорошо знал эту парочку, было понятно, что мелкий Учиха почти что не боготворил эту девочку. Но никому не было дела до детской симпатии моего брата и до того, насколько сильно он привязался к Конан, — спокойно продолжил рассказ Итачи, а в его голосе были слышны нотки сарказма. — Ты пока не знакома с моим отцом, но очень скоро заметишь, что у него есть громадный пунктик на наш семейный бизнес. Это как первый ребёнок, дороже меня, не говоря уже о Саске или нашей матери. Мой отец создал компанию с нуля, и нет на свете ничего, на что бы он ни пошёл ради её успеха. Когда мне было тринадцать, Джирайя возжелал стать партнёром и купить половину акций фирмы. Отец, узрев в этом прибыль и возможности, согласился, но было одна загвоздка: он хотел, чтобы его творение осталось во власти Учих, а для этого требовалось, чтобы компания по наследству полностью перешла ко мне и Саске. Проблема в том, что половины бизнеса после этой сделки фактически не было бы, потому мой папаша придумал хитроумный план. Он решил зафиксировать своё влияние на свою же фирму браком по расчёту. Естественно, жениться должен был я, как наследник, а со стороны семьи Джирайи, это, конечно же, оказалась Конан. Эта сделка годилась для поддержки и процветания компании Учих, устраивала наших родителей, но не меня.
Глаза Сакуры слепо смотрели в никуда, почти пересыхая, отчего хотелось протереть их пальцами, но девушка не решалась портить макияж, ровно как и перебивать монолог Итачи постепенно возникающими и исчезающими в голове вопросами. Если она до этого побаивалась Фугаку, считала его никудышным отцом из-за откровенного наплевательского отношения к Саске, то теперь это скапливающееся едкое чувство в груди частично распространялось и на старшего брата. Учиха действительно хотел насильно женить своего сына в тринадцать лет?! Последний раз, когда она проверяла, на улице был двадцать первый век и никаких браков по расчёту уже давно не признают в цивилизованных странах мира. А всё ради чего? Чтобы удержать половину компании, которую этот Джирайя честно покупал, у себя в кармане. Бред какой-то. Харуно обняла свои оголённые плечи холодными руками, потихоньку сожалея о том, что решилась выслушать эту историю. Разумеется, она была абсолютно солидарна с подростком Итачи. Девушке бы тоже не понравилось однажды утром проснуться и услышать, что ей надо выйти замуж за соседа.
— Примерно в то время к нам приехали гостить мои кузены: Шисуи и Обито. Они были моего возраста, немного старше, но я с ними дружил ещё до рождения Саске, потому в том, что я поделился своим недовольством, не было удивления. Естественно, я был зол на отца, но не смел подавать виду или перечить его решению. Парни, понимая, что нужно искать выход из ситуации, каким-то образом пронюхали про один неприятный нюанс в семье Джирайи, — продолжил повествование спокойным и нейтральным голосом Итачи. — Обито узнал, что Конан болела. Если подумать, наверное, она потому всегда и светилась таким счастьем, заражая им моего брата и остальных. Она была прекрасна из-за своего состояния при смерти, ибо, как было известно только некоторым доверенным лицам, болела лейкозом — раком крови. И не первый год. Неизлечимо.
Розоволосая неподвижно вслушивалась в беспристрастные слова брюнета, подпирая лоб рукой. Замечательно: Итачи хотели женить в тринадцать лет на почти мёртвой девочке. Что может быть отвратительнее?! В мыслях Сакуры промелькнуло скривлённое от одного упоминания о Конан лицо младшего брата. В груди зеленоглазой что-то начало ныть и выкручиваться. Саске, маленький Саске, который любил эту девочку, безусловно, пережил огромную потерю. Но почему он обвинял Итачи в том, что Конан умерла от лейкемии? Это уж точно не его вина, как ни крути.
— Я был готов подчиниться воле отца, особенно когда узнал, что страдать мне долго не доведётся. Но Обито предложил альтернативный вариант. Зачем жениться, отдавать половину акций, которые после смерти Конан всё равно вернутся к Джирайи, и план моего отца провалиться? Довод был из области логики, и я выслушал его предложение до конца. Шисуи, будучи более человечным, отказался участвовать, если, конечно, я соглашусь действовать за спиной отца. Обито подумал, что было бы неплохо помочь малышке Конан скорее найти покой, чтобы она не мучила ни меня, ни себя, ни других. Он придумал способ, которым можно было очень правдоподобно убить её, не привлекая к себе внимания, списав всё на лейкоз.
— И ты… т-ты согласился? — нашла в себе голос после длительного молчания Сакура.
— Да, я убил Конан ради интересов семьи, в частности и своих, — правдиво ответил Учиха. — Обито обнаружил в саду куст аконита, последствия яда которого имеют половину симптомов лейкоза.
Тело Сакуры будто ударило невидимым током. По коже пробежал мороз, пробираясь во все испускающие тепло части кожи. Она не находила слов, чтобы прокомментировать поступок Итачи. Он сознательно отравил эту Конан, даже не задумываясь об этом дважды, просто потому, что ему это предложил друг, и потому, что такой расклад не входил в планы его юношеского максимализма. Отнять угасающую жизнь у девочки… У знакомого тебе человека, который был значительной составляющей в мире маленького Саске. Не говоря уже о том, что Конан и без того умирала, медленно, конечно, неоспоримо, что болезненно, скрывая всё это за смехом и улыбкой. Нет, это не была милость со стороны Итачи, не была жалость и даже не случайность. От таких мыслей, зеленоглазая ощутила, как её голова начала раскалываться, будто по ней ударили молотом. Розоволосая поднялась на ноги, снимая с себя платье. Вот вам и сказка на ночь. Её руки дрожали, когда она стягивала ткань с бедер, переступая через кольцо серебряной материи и поднимая трясущимися пальцами бежево-розовый шёлк со звенящими цепочками. Он убил её, убил! Как теперь смотреть в глаза человеку, который так хладнокровно обошёлся с девушкой?
— Ты не хочешь спросить, где в этой истории ввязываются Саске и его ненависть ко мне?
— Боюсь, что мне как-то расхотелось слушать этот рассказ, — сдержанно ответила из-за ширмы она.
— Неважно: придётся тебе узнать всё до конца, чтобы потом не было недопонимания.
— Итачи, просто… просто выговорись уже, и пойдём в зал, — прикрыла веки Харуно. — Я устала.
Она знала, что с медицинской точки зрения этот треклятый подстрекатель Обито был совершенно прав. У пациентов, болеющих раком крови, которых Сакура повидала в клинике не мало, очень часто наблюдались симптомы в виде потливости, одышки, покраснений на коже, слабости в мышцах и усталости. Эти признаки были не самыми главными при таком диагнозе, но они совпадали с тем, что творил с организмом аконит. Никто не станет проверять источник обильного потовыделения на теле девочки или паралич мышц, парестезию и даже зуд, от которого могли остаться следы в виде розово-красных пятен на коже. Конан умерла задыхаясь, неподвижно, тихо.
— Когда Обито изложил своё предложение, мы сидели в саду, фактически посредине лабиринта. Туда редко кто забредал, а подслушать издалека мало шансов, потому что стены из кустов были плотными. Но всё же Саске, по счастливой или не очень случайности, стал свидетелем нашей беседы, — монотонно продолжил Учиха. — Он как раз играл в той части, возвращаясь из поместья Джирайи, и спрятался за изгородью, подслушав слова Обито и моё соглашение.
— Значит, он знает, что ты намеренно избавился от Конан? — застёгивая платье, спросила Харуно.
— Да, и, если я правильно понимаю, все его попытки отделить тебя от меня и даже его решение не рассказывать тебе о собственной семье стремились только к одному, — ответил Итачи. — Он не хотел, чтобы со вторым человеком, которого он так неосознанно полюбил, случилось то же самое.
Зеленоглазая вышла из-за преграды, ощущая себя в новом одеянии поистине голой. Возможно, это было связано больше с новым чувством, которое девушка испытывала, глядя на Учиху. Она пообещала и не может сбежать от него, хоть теперь знает, что Саске был прав.