Взгляд Со Стены

Отец приходит к вечеру — в то время, что и всегда. На часах около девяти, когда Леголас, выйдя на кухню за соком, слышит, как поворачивается ключ в замочной скважине. Приглушенный лязг металла, щелчок от давления руки на дверную ручку, неспешные шаги по коридору. Какое-то время отец возится в прихожей, потом проходит в свою комнату. Интересно, когда уже он решит проведать сына? Достав сок, Леголас уходит к себе. Он старается идти тихо, крадучись то ли от страха, то ли от нежелания встречаться с отцом. Заходит в спальню, закрывает дверь и плюхается в кресло-мешок, беря в руки гейм-пад. Можно поиграть то короткое время до нежелательного разговора. Все же будет по заведомо известному сценарию: отец снова докопается, разозлится, и придется либо уезжать, либо снова шепотом материть его и самого себя — за то, что решил вообще ввязаться в спор — отца не переубедишь. Это раздражает почти так же, как необходимость жить с ним под одной крышей. Трандуил не заставляет себя ждать. Дав о себе знать легким стуком в дверь, он входит, не дождавшись ответа, и Леголас окидывает его деланно безразличным взглядом. Отец тоже смотрит на сына, вскоре переводит взгляд на разбросанные по полу вещи и носком туфли отбрасывает подальше от себя грязную футболку. Разумеется, ему похуй на такие молчаливые акции протеста, и Леголас ненавидит его еще и за это. Поглядев на стену, отец скептически поднимает брови. — И что это? — спрашивает он, рассматривая рисунок. Буквы серебряные, объем обозначен черным, белые блики. Леголас неимоверно гордится этим куском [Piece (кусок)  — наименование для роскошных, большей частью многоцветных и обширных граффити (сленг)], как и рад тому, что додумался убрать подальше баллоны. — Граффити, — с удовольствием поясняет он.  Не всегда удается добиться от отца даже такого более чем сдержанного удивления. Это приятно. Отчасти из-за детского желания поразить родителя. И отец поражен. В худшем смысле, разумеется, — другого не дождешься. Трандуил слегка сощуривает глаза. — Чтобы завтра этого не было, — роняет он. Теперь уже реагирует Леголас — не удивление, злость. Нашел, как отомстить, наказать за отсутствие ночью! — Я рисовал это несколько дней, — шипит он, глядя на Трандуила исподлобья. — Хоть десять лет. Завтра стена должна быть чистой. Одолевает гнев, пощипывает глаза от навернувшихся от злости слез. Несколько дней впустую. — Это моя комната, — пытается противиться Леголас. Он знает, что отца не переспорить, что не стоит даже начинать, что он непременно сделает то, что велит отец, но ничего не может поделать с чувствами, с которыми тот не хочет считаться. — Ты не можешь… — Могу. До тех пор, пока ты будешь вести себя как глупый, безответственный подросток, я буду соответственно с тобой обращаться. И этому не место в моей квартире. Даже не сказал «граффити». Не сказал. Как будто не хотел осквернить свою речь этим словом. Да, конечно, он не произнесет ничего лишнего, не позволит усомниться в своей силе, в своей полной и безоговорочной власти. В моменты, когда отец показывает это столь явственно, особенно хочется его ударить. Хотя бы в породистый нос — чтобы почувствовал. Чтобы понял, каково это — испытывать боль. Трандуил уходит и закрывает за собой дверь, оставив Леголаса наедине с раздирающей его яростью.

***

Попроси Леголаса описать отца наиболее точно, может, даже только в двух словах, он бы выбрал черный цвет. Не синий, не красный, не серый и точно не белый. Черный. Потому что черный — особенный цвет. Потому что однажды придется влюбиться, отдать этому чувству всего себя и не получить взаимности — вот это черный. Цвет отчаяния, обреченности и полной безнадежности. Руки перебирают банки одну за другой — сложно выбрать цвет для нового куска. Сегодня Леголас один. Придётся снова добираться на метро и ещё пройтись, но это не существенно, когда в голове кипит идея. Леголас предчувствует одну из лучших своих работ, и волнительно уже просто обдумывать каждый штрих, мысленно наблюдать за рождающимся в голове шедевром. Классика — белый и чёрный. Именно в таких цветах будет кусок. Ещё несколько банок - так, на всякий случай. По дороге можно будет побомбить, поэтому в карман внутри сумки он кладёт пару маркеров. Рисовать в метро. Срань Господня, как давно он не рисовал в метро. По дороге до нужного места Леголас тэгает на дверях в электричке, и редкие запоздавшие пассажиры неодобрительно качают головами, впрочем, возразить не решаются. Это хорошо. Леголас не настроен с кем-то ругаться, ему хочется только лить кусок, наконец-то собравшийся в голове. Выходит из вагона, покидает метро и идёт по улицам, периодически останавливаясь и оставляя тэги, пока в наушниках звучит Die Antwoord. Сейчас многие их песни передают его настроение. Леголас доходит до места назначения, когда уже полночь. Метро закрыто, и придётся потом либо звонить друзьям, либо идти чёрт знает сколько до дома. Но другого времени нет. Вдалеке слышится сирена. Значит, ещё и копы. От них не спрячешься в подворотне — Леголас всегда рисует только для того чтобы видели все. А здесь, рядом с Капитолием, увидят многие. Поставив сумку на асфальт, он отходит от стены на пару метров и примеряется, щурясь, чтобы понять, как же наиболее удачно отобразить все что нужно на куске. Достаёт банку чёрного и самым узким кэпом намечает линии, которыми будет отделена главная часть куска. Несколько угловатых штрихов. Через две минуты уже можно что-то различить. Высокий силуэт — Леголас рисует в натуральную величину, — несколько букв имени. «Трндл». Все поймут. Оценят — не факт. Вскоре силуэт уже напоминает и самого отца. Леголас рисует тщательно, следит, чтобы каждая линия была на своём месте. Сирена слышится ближе. Штрих за штрихом, попеременно то черный, то белый баллон в руках, шипение распыляемой краски. Спустя четверть часа готова целая часть. С красивых, искривленных саркастической улыбкой губ слетает фраза: "Я сам - закон". Леголас смотрит на неё какое-то время, ухмыляется, потом продолжает работу, рисует фон - капитолийский купол, в самом конце работы тэгает и быстро собирает вещи, но не успевает. — Эй, парень, что ты там делаешь?! — кричит толстый коп, вылезая из машины вместе со своим младшим помощником. Леголас успевает только глянуть на них и тут же, забросив сумку на плечо, бежит, оглядываясь в поисках укрытия, зачем-то в сторону Капитолия. Заворачивает на бегу, натыкается на забор и перелезает. Слышит сзади кряхтенье и бежит быстрее, пока может. Глаза вырывают выезжающий из ворот автомобиль, похожий на отцовский. "Хоть бы он. Хоть бы он", - почему-то просит Леголас, подлетая к останавливающейся машине. А там уж поспевают и копы. — Проблемы? — Трандуил выходит из внедорожника, как всегда полный уверенности в своей власти. Держит руки в карманах брюк, смотрит прямо на пыхтящих полицейских, выглядящих жалко рядом с ним. Они тоже это понимают и отлично знают, кто перед ними стоит - самое засвеченное лицо Сената. Леголас, неосознанно спрятавшийся за спину отца, смотрит с кривой улыбкой. — Этот парень ошивался около нового рисунка на стене. — Толстый кивает в сторону Леголаса, и отец бросает на него косой взгляд. — Да что вы говорите? — ухмыляется он, растягивая губы в усмешке. — Мой сын и порча имущества? Не может быть! Он законопослушный гражданин. Правда, солнышко? Леголас хмыкает, но, встретив кипящий гневом взгляд отца, смиренно кивает. - Мы все же должны проверить, - заикается полицейский. - Конечно, проверяйте. Начните с оцепления территория, где было совершенно "преступление". Следы, иные улики - мне ли вам рассказывать? А я пока пообщаюсь с сыном. Копы охуевают. - Господин сенатор... Трандуил приподнимает бровь, и толстый захлопывает рот. — В машину, — командует Трандуил сыну. Леголас кидает на полицейских сочувствующий взгляд: толстый покраснел как помидор, а младший излучает затравленный страх. Продолжения беседы он уже не слышит — садится на переднее сиденье, успокаиваясь от аромата царящего там дорогого отцовского парфюма. Почему-то вдыхать этот запах Леголасу очень нравится. Возвращается отец. — Сумку с колен, — одергивает он сразу. Сейчас на него почти не хочется злиться. А сам Трандуил, похоже, далеко не дружелюбен. Смотрит с еле сдерживаемым гневом и, кажется, разочарованием. — Наигрался? — с угрозой спрашивает он, не глядя на сына. Тот пожимает плечами: — Не понимаю, о чем ты. Так, гулял. Трандуил не отвечает, лишь вытаскивает из бардачка большой конверт, бросая его на колени сыну. Тот делает равнодушный вид и вытаскивает документы. Фотографии. Леголас знал, что этот момент когда-нибудь наступит, был к нему готов, но сейчас, почему-то, страшно. На десятке снимков его куски - те, которыми он гордился, лил с мстительным удовлетворением. Но сейчас видятся лишь оскорбительные надписи, которые окружают неизменный отцовский образ. Леголас искоса смотрит на Трандуила - как он уверенно ведет машину. Длинные, тонкие пальцы сжимают руль. Губы крепко сжаты, брови нахмурены, взгляд сосредоточен на дороге. Так и просится быть запечатленным. Только когда ему теперь удастся это сделать? «Мой дорогой идеальный Отец, ты такое совершенство. Так жаль, что для тебя я - сплошное разочарование. Люди в моем колледже - как жаль, что я такой странный и совсем не подхожу к вашей блистательной компании. Уважаемый я, очень жаль, что я вообще родился. Сожалею, что сделал тебя таким несчастным».