Серафим

Прошлое Крул Полыхающие в темной комнате свечи подрагивали в легком сквозняке. Смотря на них мне всегда казалось, что земной огонь — это слезы плененного человеком солнца, что вынуждено хранит свою необузданную стихию в клетке Земли. Сейчас, когда я, наконец, осталась одна, я могу закричать в сжатые на губах ладони и выпустить прожигающую меня влагу, что словно доджем струится по моему лицу. Мои щеки красные, волосы слиплись от пота, а нагое тело изнывает от причиненной ему боли. Мне страшно, боязко, как никогда раньше. Эта темная подсобка в самом подвале помещения, что вот уже несколько часов служит мне словно родной дом. Дом…, а что это такое? Говорили, что иногда можно почувствовать объятия дома в руках другого человека, но те руки, что сжимали меня, стремились лишь к одному — уничтожить душу существа и подавить в нем человека. Разве я человек? Разве мой брат может считаться непорочным ангелом? .. Дьявол, чья рука нависла над нашими головами, навечно связал нас с этим местом, по сравнению с которым ад показался бы раем. В аду нещадно терзают твою плоть, здесь же убивают душу. К сожалению, тело тоже не оставляют в покое. Я поднимаю заплаканные глаза на свет свечей и очень тихо вздыхаю. Они тоже начинают подрагивать, словно в попытке разделить мою боль, но еще никто, никогда даже не приласкал меня, чтобы я могла забыться хотя бы в одном мгновении нежности. Макото… Как он был прекрасен когда я увидела его впервые. Боже, ведь я лгу. Мой любимый, моя любовь, что струится в словах этого человека, вот тот, кто спас меня от невыносимого пламени горящего внутри меня. Я люблю его, я отдам жизнь за него, но, и его теперь нет. Они его у меня забрали, а меня бросили на растерзания семерым псам. Семь человек и только я одна… Не вспоминать бы ту боль, через которую я прошла, те улыбки, что бросались в меня словно камни, пока жертва этого истязания надрывалась от крика и попыток сохранить себя. Я хочу жить, я не могу умереть так как погибали другие. Они умерли не своей смертью. Я знаю это, потому что это знает он… Мой отец, Ферид Батори, владыка среди трех кланов, самый сильный соперник для царствующей мафии этого города. Он дьявол держащий в руках цепи прикованные к человеческим сердцам; он Иуда предавший своего отца и наставника; он человек который продал меня… Сказать, ненавижу ли я его? Всем сердцем, вернее тем, что от него осталось. Я желаю смерти Батори, я желаю сама отнять его жизнь, но я не могу иначе пострадает мой брат, мой бедный несчастный брат, который словно марионетка вертится в руках отца. Урушихара, неужели твои глаза там помутнены его сладкими речами, в которых он обещает власть и силу? О какой силе речь? Он превратит тебя в чудовище, которое ради денег способное будет пойти на все. Брат, ты столько не знаешь обо мне, а мне никогда не хватит сил открыть тебе свою тайну. Ты умолял меня остаться с тобой, в этом прогнившем от грехов месте, но я не могу. Больше не могу. Тени сгущаются, свечи начинают меркнуть и чувствую как под ногтями шелушится что-то сухое, хотя я и знаю что это, но мне вдруг становится так мерзко, что я вскакиваю с места и несусь к двери, попутно дергая её за ручку едва ли не отрывая хилый замок. Я брожу по лестнице практически голая, но те, кто мне встречаются, не обращаю на это внимание. Здесь таким видом никого не удивишь, но и сожаления никогда не получишь. Я ступаю в холл и по винтовой лестнице поднимаюсь на первый этаж где завидев открытый лифт быстро ныряю внутрь. Со мной едет один из молодых хостов. — Что, сегодня их было много? — говорит он мне даже не повернув наглой морды в мою сторону. — Заткнись. — Я же не со зла, — отвечает парень и протягивает мне надушенный носовой платок, - вот, держи. Шелковая ткань пахнет фиалковым корнем и чуть отдает табаком. Сдерживая в себе новый порыв слез, утыкаюсь лицом в мягкую поверхность, вовсю вдыхая удивительный аромат. Как же сладко… — Тебя Ферид искал, — продолжает он, и мои глаза резко распахиваются, — он хочет с тобой поговорить. — Я сделала все как он просил, — вернее связал и приказал доставить к назначенному месту, — что он еще хочет? — Я не знаю, но он очень весел и даже повысил жалование, тебе и еще нескольким жрицам спермы. — Умоляю, закрой свой рот, — я устало валюсь на устеленный каким-то красным покрытием пол лифта и, забившись в угол, начинаю плакать, — прошу, перестань, мне больно… Мне правда больно, но до сего дня я никогда не открывала своей боли, тем более какому-то хосту. Тело пронзает током, сердце дико стучит в груди, а мои слезы словно потоком заливают лицо и капают по подбородку на грудь. Хост приседает возле меня и поднимает ладонями мое лицо на себя. — Я бы никогда не стал издеваться над тобой, — говорит он и серьезность не сходить с его губ, — мне жаль тебя, жаль всех кто заключен в этом пекле, но если ты сейчас сломаешься, то будешь обречена на самый позорный конец из всех. — Тогда почему ты здесь? — я с надеждой уставилась в его холодные, пепельного цвета глаза и внезапно перестала плакать. — Крул, я знаю кто ты, и ты знаешь, кто я, — говорит он и полы песочного цвета плаща расходятся в стороны, — присмотрись. Я опускаю взгляд и едва сдерживаю крик, что иглами зудит в горле. — Кира, — только и шепчу я, возрождая в памяти первую встречу с мафией, — так это ты. Ты здесь ради меня? — Да, — отвечает он и прячет рукоятку пистолета, что я сама ему дала, — ты уже ослепла от своей ярости. Я заберу тебя отсюда. — Нет, — выдыхаю я, цепляясь за рукав его плаща, — мой брат с ними, я не могу его бросить. — Если сейчас откажешься ты умрешь. — Так убей меня, — я с надеждой поднимаю на него взгляд и его холодные глаза виновато смотрят на меня, — я не хочу больше терять тех кто мне дорог. — Твоя жизнь дорога мне, Крул, — шепчет он и двери лифта расходятся. Он тут же встает с колен и поднимает меня, попутно снимая свой плащ и набрасывая его на мои плечи. — Сегодня, в полночь, я хочу, чтобы ты была в указанном мной месте. Если ты только пожелаешь, в эту же ночь Ферид исчезнет из твоей жизни и жизни этих бедолаг. Решай сама как поступишь. Он шепнул мне это и его силуэт исчез в длинном коридоре двадцать пятого этажа здания. Я сильнее натянула на себя пахнущим фиалковым корнем плащ и, прислонившись к белой стене, медленно съехала по ней вниз. Объяснять откуда я знаю мафию я не стану, потому что являясь членом этой группировки я сама вырыла для себя еще одну могилу в которой эти убийцы обещали меня похоронить в случае предательства или отхода от дел. Но не все так просто. Несколько лет назад один из клиентов вызвал меня в свой личный особняк, якобы ему срочно нужно было мое присутствие. В тот же вечер на его вилле началась стрельба ну, а я, желая уйти от расправы, не стала прятаться, а выхватила у первого нападающего пистолет и стала стрелять по этим вооруженным убийцам. Этим поступком я спасла несколько раненных членов мафии и заслужила доверия правой руки босса мафиози. Им оказался Кира, который в тот вечер так желал видеть меня. С тех пор я вошла в преступный мир не как «товар», а как опасный союзник, умения которого превышали обычные способности молодых наемников. Я стала их убийцей, я стала отрадой для Киры, который спустя всего полгода стал умолять меня бросить занятия, к которым меня принуждал Ферид. Но я не могла. Ради Урушихары, которого он обещал не трогать если только я останусь. И вот сейчас, слушая стоны и крики через глухо закрытые двери я не могла не думать о брате, и о своей мнимой свободе. Мой грех — любовь. Из-за любви я страдаю и как бы ни повернулась жизнь — чем лучше мне, тем хуже тем, кого я люблю и ради кого страдаю. Вся печаль мира заключена в маленьком сердце человека, что я так упорно хранила в себе… Плащ чуть соскользнул с плеча, и глубоко вдохнув, на трясущихся ногах я поднялась с чуть грязного пола и пошла в свою комнату. Её номер 666. Правда смешно? Еще с коридора меня не покидало странное ощущения какой-то неуверенности, что буквально вгрызалось сомнениями в душу. Я остановилась. Двери комнаты были чуть распахнуты. Буквально чуть-чуть, легкий проем в щели возле ручки. Со скрипом отодвинув створки, и выждав секунду я посмотрела на свою кровать. — Ты вернулась? — голос Ферида было первым, что я услышала, пока, словно застывшая стояла в проходе. — Твой брат нуждается в тебе. На скомканных простынях весь в крови и перепачканный чем-то черным лежал мой брат, а рядом с ним еще несколько детей, немного старше его по возрасту. Их тела дрожали, без сомнения избитыми плетьми пока другие сдерживали руки на запястьях друг друга, откуда быстро вытекала кровь. На полу лежали обрывки одежды и деньги. Много денег. — Ты так и будешь там стоять? — спросил Батори, продолжая сидеть в кресле. — Ты нужна своему брату. Я, все еще отказываясь от зудящей во мне мысли повернула взгляд на дьявола. — Мой милый падший Люцифер, — назвав мое прозвище, он чуть привстал, — подойди же. Закрыв глаза и сжав руки в кулаки, я тут же распахнула их и словно безумная кинулась к ублюдку, что улыбался, глядя на истерзанное тело сына. Наши руки сошлись, он сильно сжал мое горло, пока я ударила его подъемом ноги между бедер. Дьявол зашипел и откинул меня на другой конец комнаты. — Вот так ты благодаришь меня за жизнь? — его голос — ржавая сталь, испорченная, ровно как и он сам. — Как ты посмел?! — закричала я, глотая собственную кровь. — Как ты посмел сделать это с ним, Ферид? -А ты думала, что твои игры с мафией останутся незамеченными, Крул? Считай, что свое наказание за предательство ты получила через него. — Ты клялся мне! — опять закричала я. — Ты клялся, что этого никогда не произойдет, что ты сбережешь его… — Закрой свой грязный рот, бесполезная шавка. От тебя больше нет выгоды, а он станет моим новым хостом, который наконец-то воплотит мою мечту. — Ты сукин сын, он же еще ребенок. Что ты с ним сделал? — Я? — удивленно спросил Батори. — Я ничего не делал, а вот другие немного позабавились. Кстати, ему понравилось. Кроули принес мне новый наркотик, и я с удовольствием скормил его Урушихаре. Он не был против. И еще, — он склонился надо мной, поднимая лицо на себя, — он уже не ребенок, а подросток. Я в его возрасте давно перешел черту разделяющую девственность от похоти. — И ты этим гордишься? — прошипела я. — Что и своих детей обрек на страдания, которые пережил сам?! Он чуть помедлил с ответом, отбросив серебряные локоны с плеч. — Свои грехи мне никогда не искупить, — немного вздохнув, сказал он, но тут же вернув маску безразличия на лицо продолжил: — Но в этом мне поможешь ты. Брезгливо оттолкнув мое лицо, он вышел с комнаты, в которую уже входили прислуга и несколько старших гейш. Посмотрев Батори вслед, я дико закричала, оплакивая в себе утраченную душу Урушихары. Лежа по уши в наполненной кипятком ванне я безжизненными глазами наблюдала за горячим паром, что больше был похож на сизой туман. Голова болела от мыслей, тело ломило от безысходности. Да, Ферид загнал меня в тупик. Однажды он сказал одному молодому хосту, который по глупости попытался сбежать: «Что же ты медлишь? Беги» Хост сорвался с места, но его скрутили раньше, чем он смог добежать до открытой двери. В комнату уже входили личные палачи Батори. «Как же ты себя чувствуешь, оказавшись между слепой надеждой и немым отчаяньем… — он улыбнулся и похлопал хоста по щеке. — Мне тоже бы хотелось это знать. Спой мне, мой маленький скот» В понимании Ферида, пение это был крик. Не просто крик, а душераздирающий вопль, который успокаивал тирана лучше всяких таблеток и податливых тел. Он наслаждался мучениями других, тонул в них как в сладкой истоме, что наполняла его черную душу холодных светом человеческого одиночества. Таков был Ферид. Таким я знала отца. Сегодня он разрушил последнюю грань, отделяющую меня от кровавой мести. Он убил меня, изжег дотла мою душу и самое ужасное — он сделал это через моего брата. Мой милый, милый младший брат. Маленькое чистое существо, которое я так старалась сберечь. Не смогла. Теперь уже все кончено, для нас всех… «Сегодня мы можем убить его — голос Киры стучит в ушах громче ветра, — выбирай сама» Глаза открываются, и я понимаю, что легкие сдавливает под гнетом воды. Еще немного и я задохнусь. У меня есть выбор. Я могу умереть… Я могу жить… — Сегодня все закончится, Ферид, — дыхание пара врывается в мои легкие и грудь тут же сдавливает воздух, — сегодня я убью дьявола… Если бы боль сердца не перемешалась с отчаянной ненавистью, я бы никогда не сделала то, что собираюсь воплотить в жизнь сейчас. Покуривая сигарету я смотрела на вход в здание Ферида, которое через несколько часов должно было обратится в пепел. Мафия была на моей стороне. Они тоже имели с дьяволом личные счеты и Кира, приказав мне ждать снаружи, вершил свои дела внутри. Была глубокая ночь. Небо сотрясало от грома. Внезапно, внушительной силы взрыв раздался на десятом этаже и осколки стекла вместе с обугленными кусками каких-то вещей упали к моим ногам. Я чувствовала как стекло путается в волосах, но мне было все равно. Эта ночь закончится еще не скоро. Вбежав в наполненное криками здание, я сразу же вбежала на лестницу и, проталкиваясь мимо возбужденной страхом толпы, стремилась наверх. Послышался еще одни взрыв и еще один толчок сотряс белые стены. Начался пожар. Мафия бегала меж этажами расстреливая людей и, руководствуясь моими знаниями, вытаскивала из личных комнат Ферида ценное имущество. Если не считать денег то все антикварные сокровища Батори вместе с его внушительной коллекцией древностей были уничтожены и спалены, не без моего на то желания. Мафия гонялась за отмщением, я же за местью. Видя, что огонь разгорается уже во всю, я набрала Киру, но он не отвечал. Опять чувствуя тревогу я распахнула двери десятого кабинета где, как и говорил Кира, он будет держать Ферида для меня. Но перед моими глазами возникла совсем другая картина. Не беря в расчет прошлое Батори, мафия допустила одну ошибку. Она посчитала его слабым соперником, если дело касалось ближнего боя. Ферид был очень силен и сейчас он отбивался от трех последних человек во главе с Кирой. Остальные лежали застреленные на полу. — Крул, — увидев меня, Ферид отпрыгнул в другой угол горящей комнаты, — скорее, приведи сюда моих людей! Я стояла в дверном проеме, как и тогда, когда наблюдала за полуживым Урушихарой и спокойно сидящего напротив него Ферида. — Крул… Крул… — отчаянно молил Ферид, но когда я наконец вошла в комнату и стала напротив Киры он все понял. — Это твоя благодарность за жизнь? — только и спросил он. — Нет, — тихо ответила я, — отмщение за смерть, папа… Ферид, сузив глаза, сильнее вжался в стену и, не сводя взгляда с Киры, внезапно дернул рукой. Глухой выстрел и уши заложило от звенящей тишины. Опрокинутая на пол я увидела как парни Киры падают поймав шальную пулю, а сам Кира, отпихнув меня, принял выстрел Ферида в свою грудь. Отец опустился на колени, придерживая рану на, ставшей красной от крови светлой рубашке. — Кира, — отчаянно прошептала я дергая того за руку, — Кира, Кира очнись же… очнись… Внезапный громкий смех Ферида вынудил меня медленно повернутся на него. Дьявол веселился, находясь в кругу огня, и словно неведомой силой пламя не касалось его одежды. Он был окружен огнем, но сам не горел. Голос его начал наливаться хрипотой, взгляд поник и потемнел и уже через мгновение он тяжело повалился на бок, закрывая глаза, словно в страшном сне. Я же, задыхаясь от дыма и ослепнув от яркого огня упала на спину, сжимая в руках пальцы Киры.