Серафим

Вода… её так много. Она обволакивает меня, сжимает горло и легкие. Я в попытках дышать, но внутрь скользит лишь вода… Еще бы хоть один раз вдохнуть тот сладкий, наполненный ароматом цветов сакуры воздух, что розовой пеленой застилал мне глаза. Я падаю, и вода все глубже утаскивает меня на дно. Дно… там же ничего нет, ни жизни, ни смерти. Лишь только пустота и чернота, и этот навязчивый душитель от чего мои глаза не видят уже ничего. Холодно, и, кажется, руки немеют, пальцы на ногах не слушаются, а язык до крови прижат зубами. Я ни за что не разомкну губы, ни за что не заставлю свое тело попытаться вдохнуть. Я выбрал смерть как последний из вариантов… Холодная гладь словно кандалами тянет меня все ниже и ниже, и вот ступни почти касаются дна. Вот он, конец, которого я так долго ждал. Жаль лишь, что никто обо мне так и не вспомнит… — Ты что, псих?! — голос врывается в мое сознание и я, задыхаясь воздухом, немедленно отрыгиваю воду. Её много, подо мной целая лужица. Мое тело сводит судорогой, но глаза улавливают свет от вечернего солнца. Где я? — Как ты мог прыгнуть с моста, ты, чертов кретин! — опять этот голос, что почти сводит меня сума. Глаза-щелки никак не могут открыться. Я лежу, поглощая в себя тепло, которое теплым воздухом согревает мою открытую кожу. Мне видятся глаза, необычного зеленого цвета, едва ли не лазурного, что с насмешкой и опасением смотрят на меня. Человек прищуривает веки и тянет ко мне руку. Она красная и пахнет кровью, но я с радостью, которую сам от себя не ожидал тянусь к ней, пытаясь ухватится за скользкие пальцы. Я не могу, у меня не получается. Я начинаю кричать и вновь тянуть руку, но человек лишь гладит меня по щеке, и я чувствую могильный холод, что пробирается едва ли не до самого сердца. Затем, я помню, я сидел на угловом мосту, рельсы которого выходили в город. Мимо меня проехал поезд и, решив что пора, я ровно стал на перила и обернувшись лицом к заходящему солнцу закрыл глаза. Руки разомкнулись словно ангельские крылья и поддавшись ветру я полетел вниз. Один из падших… Не живой и не мертвый… Глубокое твердое дно, об которое я срезал руки; песчинки были очень острыми. Вода словно завибрировала и вместо света меня накрыла черная тень… — Микаэла, посмотри на меня! Черт, да открой же глаза! Я нехотя разомкнул одно веко и увидел встревоженные зеленые глаза. — Это не ты, — пробормотал я, отворачиваясь обратно к потерянному видению, — твои глаза как темный омут, а те были лазурными и сияли как изумруды. — Что ты несешь? — я посмотрел на неё, испытывая ненависть и отвращение. — Микаэла? — Чтоб ты сдохла, — еле прошептал я, борясь с судорогой и оцепенением. — А тебе я желаю долго жить, — она схватила меня за мокрую футболку и с силой подняла на себя, едва ли сталкивая нас лбами. — О чем ты думаешь, скажи на милость? Тебе так не хочется жить? А как насчет тех, кто уже потерял возможность что-то изменить? — Ты ненавистна мне, Цепеш, — голос вовсе не голос, а лишь блеклая тень, которую бросает мое тело, — я не хочу страдать, разве для этого я родился? — Тогда подумай, ради чего ты умрешь, — её голос — сталь, мой же, как вязкое желе, — тебе не жаль бросать своих сестер и мать? — Мне плохо, — только и сумел сказать я и уткнулся носом в её грудь. Мы сидели на берегу реки, которая должна была стать моим саркофагом. Я верил, что на этом все закончится или хотел верить, неважно. Цепеш прижимала меня к себе крепче, пытаясь отдать свое тепло ненавистной мне плоти и я как мог отвергал эти теплые волны, что расползались по телу. Ничего не выходит. Тело в отличие от души хочет жить. — Это не твой последний закат, Микаэла, — говорит Крул и без моего согласия поворачивает мое лицо на заходящее в воду солнце, — смотри, оно падает, чтобы подняться. И ты должен стать солнцем, Микаэла. Сердце сжимается, мне в который раз делают больно, но я, не отрываясь, смотрю на горящий оранжевым светом круг, что теряет свой блеск в темной воде. Я отравлен жизнью, я к ней не приспособлен. Что мне делать, если я еще раз сломаюсь, пусть даже на чьих-то руках… О мой Бог, я уже сломлен, и я знаю, чьи руки будут меня держать… — Оставь меня в покое, — мямлю я, с шипением поднимая взгляд на Цепеш, — тебе мало, что мою душу загубили?.. Почему ты так яростно цепляешься за мое тело, что я тебе сделал, что даже ты не даешь мне умереть?! — Мика, я люблю тебя, — шепчет Цепеш и прижимает меня к своей шее. Я болезненно перевожу взгляд на шею, и непонятно почему мои губы размыкаются в хищном оскале. Зубы вторгаются в плоть, и я сжимаю их на плече Люцифера. Она стонет, и её ногти оставляют глубокие отметки на моих ключицах. Я распахиваю глаза от теплого привкуса крови… — Суицидальный маньяк… «Что?» В наушниках на полную мощность звучит какая-то ария, и я не сразу понимаю, в какой части мира я сейчас нахожусь. Натыкаюсь взглядом в смотрящие на меня глаза и сглатываю. — Ты о чем? — дрожащим голосом спрашиваю я. — Твой блокнот, — отвечает девушка, — он лежал у твоих ног пока ты подпирал собой стену. Я звала тебя несколько раз, но ты не отвечал. Вот, держи, — она протягивает мне записную книжку пятилетней давности, в которой я по глупости на первой странице написал «Суицидальный маньяк». В те времена я писал стихи, и истории были омрачены ужасом и кошмаром. — Спасибо, — бормочу я, обращая свой взор на солнце. Сейчас, кажется часа четыре, если не больше, и время быстро приближает день к ночи… — А ты, почему один? — через паузу в каждом слове спрашивает она. — Ты новенький или… Я опять смотрю на неё, отмечая янтарного оттенка глаза и пепельного цвета волосы. С интересом разглядываю все остальное, пока она мнется, чтобы продолжить. — Я… — Мне неинтересно твое имя, — с полуулыбкой говорю я, пряча блокнот, — я просто отдыхаю, слушаю музыку. — Ну да, — стеснительно улыбается она, — твои наушники такие большие. Наверняка уходишь от мира, когда надеваешь их. Прямо в точку. Ну, что еще мне скажешь? — Ты кого-то ждешь? — Нет, — отвечаю я, пряча телефон и машинально поправляя темно-синий пиджак, — просто стою. — Мм, — протягивает она, и я поджимаю губы. Что ей нужно? — Послушай, если кроме блокнота я больше ничего не уронил то, думаю тебе пора возвращаться к своим делам, не находишь? Девушка широко распахнула глаза, едва ли не со слезами глядя на меня. Я как-то не понял, что сделал, чтобы заслужить такой взгляд, но тут меня окликает другой голос. — Мика, — радостно кричит Юи, все-таки заметив меня у стены, — Мика… — Я пойду, — быстро говорит девушка и через секунду её словно ветром сдуло. — О чем задумался? — уже подходя ко мне, с улыбкой спрашивает Юи. — Ничего. Сегодня делали обход в архиве. Я конечно не против того чтобы рыться в этих бумагах, но знаешь, я едва ли не утопился в них. — Правда? — Да. Меня назначили в одну группу с Джейсоном. Юи, я как никогда был близок к насилию. То, что он делал, просто выводило меня из себя. Большую кучу мусора он превращает в чуть меньшую кипу и называет это уборкой! — Ты должен был знать, на что соглашаешься, отвиливая от общих работ в аудитории, — со злобой в голосе шипит Амане. — Да брось, — я виновато отвожу взгляд, — там было лишь небольшое ЧП. — Небольшое ЧП?! Да они содрали с меня кожу живьем, когда этот псих подвесил меня к потолку на своих веревках для брачных игр. — Юу, прошу… — Нет уж, — он цепляется за воротник моей рубашки и резко отбрасывает к стене, — теперь за все ответишь. Не знаю, как так вышло, но мое тело предательски впечаталось в стену и боль в голове отдалась даже в кончиках пальцев. От неожиданного испуга я упал к ногам Юу, пока он сверлил меня невидящим взглядом. — Не вызывай во мне жалость, Микаэла-сан, у тебя лишь легкое сотрясение. — Легкое сотрясение? Ты мне чуть голову не проломил этой стеной. — Значит квиты, — вернув свою улыбку, он садится рядом со мной и я невольно вспоминаю день, когда был избит Ташем. Амане тогда точно так же сидел возле раненного и измученного меня. — Кстати, ты видел нашего нового ученика? — Нового ученика? В такое время? — Ну да. Говорят он крутой отличник, приехал из Гонконга с младшей сестрой. Знаешь, меня не покидает одно смутное, терзающее меня до сих пор сомнения насчет их отношений. — А что с ними? — Читай между строк, — простодушно говорит Юи, и, взяв мое лицо в ладони поворачивает голову в сторону такси, возле которого сместились двое лиц противоположного пола. Парень с угольными волосами и чуть низковатая девушка, блондинка в кричаще розовом платье. Ученик как-то странно огляделся по сторонам и, подарив девушке быстрый поцелуй в губы сел в машину. Блондинка еще долго махала ему рукой вслед. — Инцест, — констатировал Амане, когда поднимал мою отвисшую челюсть, — со мной тоже такое было. — Когда же? — возбужденно спросил я, случайно задев его подбородок рукой. — Когда мне было пятнадцать, — чуть скривившись, отвечает Юу. — Клэр тогда нашла себе нового парня, а у того оказалась дочь. Мы неплохо подружились и договорились, что если эти двое поженятся и мы официально станем родственниками, то обязательно устроим публичный инцест, в хорошем смысле этого слова. — Как словно инцест вообще может быть хорошим? — Ну, в нем есть нечто притягательное. Я был бы рад, если бы ты оказался моим братом. — Амане, ты псих, ты знаешь это? — Честно говоря, в той ситуации, в которой мы оказались сейчас трудно сохранить благоразумие. Я всего лишь паяц. Он кривит свой восхитительный рот и высовывает розовый язык. Юи хочет рассмешить меня, но мое тело понимает все иначе. Секунда — и жаркие губы накрывают другие, что от испуга едва ли не сжимаются в трубочку. — Ты что творишь? — Амане резко оглядывается по сторонам, держа меня за плечи. — А если увидит кто? — Не ты ли говорил, что любишь меня? — Ну да, люблю, но не здесь же. Или ты не знаешь, какие могут быть последствия, если нас разоблачат? Я просто в ужасе от мысли, что придется ходить к психологу и слушать её занудные теми. Она в прошлый раз шесть часов читала мне лекцию про расизм и это лишь от того, что сказал одному черному: Привет чернокожий. — Ты вроде сказал это в более грубой форме… — Без задней мысли, — вскричал Юу, — мои кости треснули раньше, чем надломились его челюсть, когда мы сцепились в драке. Мика, я полчаса колотил его, а ему все равно, мазохист чертов. — Слушай, — я откинулся головой на стену и достал свой блокнот, — через три дня начнутся каникулы. Что мы будем делать? — Я бы хотел поискать работу. — Разве тебе не хватает денег? — Дело не в этом, — Амане резко встает, подавая мне руку, — я хочу… — Что? — я чуть с тревогой смотрю на него и тяну его тело назад. — Что ты хочешь? — Я думаю о том, чтобы уехать… вместе с тобой. Дыхание прерывает от отголосков его слов в моей голове. — Зачем я тебе? — после затянувшийся паузы спрашиваю я. Черт, какой глупец. — Знаешь, Мика, хоть ты и говорил, что извилины в моей голове сдавлены от постоянных ударов, но ты сам являешься еще большим идиотом. Что значит «зачем я тебе?». Это что, шутка такая? — Нет, Юу, прости, — глупо оправдываться после неудачной попытки сохранить лицо. — Черт, Шиндо, ты… — он явно не находит слов, чтобы передать всю полноту своих чувств и вместо руганья просто дает мне оплеуху. Я поворачиваю на него широко открытые глаза, и вместо того, чтобы исполнить свое желание — врезать ему по лицу — опять целую его, крепко прижав к своей груди. Он сопротивляется, барахтается, но от этого мой поцелуй только сильнее, глубже и настойчивей. Мне плевать, что нас могут увидеть, мне плевать, что он против. Единственное что имеет для меня смысл — его тепло, его горячая кожа, его пахнущие черным кофе волосы и сладкие, словно смазанные персиковым джемом губы. Юи еще несколько секунд сжимает мое горло и наконец отступает. Я удовлетворенно мычу в его рот. — Ненавижу… — беззлобно шепчет он. — Люблю… — шепотом выдыхаю я, осматривая его покрасневшее лицо. В этот момент нашу близость прерывает дрель входного звонка. У Юи как всегда тяжелый рок на рингтоне поэтому мое тело дергается, когда я слышу этот звук. Амане вздыхает и покорно подставляет телефон к уху. — Слушаю. Сейчас меня здесь нет. Отвернувшись, я глубоко погружаюсь в свои мысли, вспоминая все угрозы и схватки с Феридом. Чертов ублюдок, так и не оставил меня в покое. Я молил его отпустить мне долг в обмен на все что угодно, кроме нашей с ним близости. Я не могу. Даже если речь пойдет лишь об одной ночи все равно я не стану этого делать, не переступлю черту разделяющую Сатану и человека. Ферид коварен, жесток и беспощаден. А я… Я просто влюбленный идиот. — Вот же черт, — голос Юи стучит у меня в голове, — это проблема. — Что случилось? — Клэр только что звонила. — Она сказал тебе что-то, что тебя расстроило? — Вообще-то она дала мне знать, чтобы я не рассчитывал на каникулах жить в нашем доме. — Что? Почему? — Она сдает его в аренду, а сама уезжает к своему другу по переписке, — грустно говорит Юу, — он ждет её в Австралии, а меня она оставляет здесь, говорит чтобы я снял комнату. — Но почему она сдает дом, разве у вас затруднение в финансах? — Вот и я думаю, с чего бы её от меня избавляться. Думаю, что у её суки опять началась течка. — Что-то мне подсказывает, что речь идет не о собаке… — Ты правильно думаешь, друг мой. Сестра Клэр — моя личная заноза в заднице. Эта сорокалетняя швабра уже не раз пыталась соблазнить меня, ведьме скучно на склоне лет довольствоваться быстрыми свиданиями. Очевидно, что она приезжает вместе со своим сыном сюда, а так как она скорее удавится, чем будет платить за съем комнаты то она прямой дорогой приедет сюда, то есть в наш дом. Черт… — Юу, не вижу проблемы. Живи у меня. Он как-то резковато покосился на меня и тут же отвел взгляд в сторону. — Нет, — бурчит он. — Нет? — удивленно спрашиваю я. — Почему? — Потому что… — Проклятие, Юи, да в чем причина? — Да я буду как любовник, которого нужно содержать! — выкрикивает он и несколько девочек, что имели неосторожность пройти слишком близко, обернулись на его зов. — А вы чего уставились? Валите в класс не то раздену и затащу в кабинет в чем мать родила. Цыпочки с визгом разбежались. Да уж, слава извращуги Юи еще не померкла в школьных легендах. — Юичиро, это же смешно. Ну какое содержание? Хочешь, я тебе буду сдавать комнату в моем доме. — У меня мало денег для такой роскоши. — Тогда живи по дружески. — Не могу, у нас с тобой не дружба. — А что у нас? — закрыв глаза, с улыбкой спрашиваю я. Он тут же покраснел и дал мне еще одну затрещину. Поморщившись, так как в этот раз было слишком больно, я провел влажной рукой по волосам и упал головой на плечо Юу. — Послушай, мне самому сейчас тяжело, а если ты исчезнешь, то, что я буду делать? Я никогда не хочу расставаться с тобой, а ты так легко готов отказаться от меня… — Да нет же, идиот, просто я приемлю своим принципам, а они мне говорят ни от кого не зависеть. Я хочу найти подработок на эти каникулы и снять жилье. Все. — А я просто хочу быть рядом, когда ты будешь это делать, — печально произношу я, сжимая в пальцах рукав его пиджака. — Тогда, давай вместе это делать, — говорит он, и я поднимаю на него полон вопросов взгляд, — насколько я понимаю, тот дом снял для тебя Ферид. Мика, если в этом году мы выпускаемся, и если все что разделяет нас от желанной свободы это сколько-то там месяцев учебы, тогда почему бы сейчас не подготовить себя к взрослой жизни? Мы будем вместе, как хочешь этого ты и я всегда смогу защитить тебя, потому что только это я больше всего желаю. Как тебе идея? — Юу… — Твой брат мне обещал что в случае, если Батори откажется платить за лечение твоей матери, он сам начнет заботится о финансовой проблеме. Он поклялся мне, и я верю ему. — Не так легко распрощаться с прошлым, которое сковывает тебя с обязательствами. — Но мы же не можем вечно быть только наивными школьниками, Шиндо. Хотя, если исходить из того что мы делаем, нас вообще-то трудно назвать обычными школьниками. — А вот это верно, — поднимаюсь и подаю ему руку, — мы нарушили все правила морали, когда сковали наш союз слиянием тел. — А вот об этом можно было промолчать, — с потекшим лицом пробормотал Юу, но руку мою все же взял. — Значит, начинаем новую жизнь? — Да. Пусть сегодняшний день станет новой частью нашей истории.