Серафим

Сумерки, кровавые рассветы, месяц, что светилом дышит в ночь. Все так неоднозначно и в то же время так просто. Крайность от крайности не отличишь, я в этом уверен, но когда в твою душу смотрит голубая бездна, что слезами и кровью впивается в твое тело, начинаешь понимать смысл каждого нового пробуждения, возможности дышать новым днем и глубоко стонать в объятиях непроглядной ночи. Все сущее изменилось, любовь как горячая ненависть сочится глубоко в крови, и нити возбуждения пронзают само сердце в желании связать меня с тем, кто обрек меня на погибель. Я слышал, есть такое выражение как соулмейт. Один — свободная душа, а другой хозяин, и в то же время пленник. Как сладко это звучит и каким привлекательным кажется, особенно, для свободного от желаний человека. Думается мне не каждый в этом мире способен отдаться забвению любви. Это огонь, пожирающий тебя изнутри; это руки, что калечат твое тело и с такой же утонченностью перевязывают тебе раны; это солнце, что выжигает глаза дабы подарить идеальный мир в котором цветут черные орхидеи, светит лишь черная луна и порхают только черные бабочки и темные птицы колибри. Любовь это все. Жестоко отказываться от неё, но приняв однажды становишься вечным пленником другого сердца, к которому тянется твоя собственная нить… Он нежно целовал меня, оглаживая языком горячую кожу на шее, и так трепетно, словно боялся причинить мне боль или быть может сдерживал себя, дабы не откусить от меня лакомый кусочек плоти. Я был голоден. Очень. Я страдал, когда он прерывался хоть ни на миг, если даже он просто менял направление я горел в себе так сильно, что готов был заломить ему руки и сшить вместе наши тела дабы никогда не разъединять тепло тел. Его кожа, кожа Микаэлы, её молочный оттенок и нежное, словно наполненное сладким нектаром дыхание, что еще больше опаляло мои губы, когда он целовал меня. Ну почему, почему я словно одуревший от опиума, словно в вечной жажде странник, бросающийся в небесно-голубой источник с чистой, прозрачной водой. Мои мысли окутывают душу раз за разом, проникая все глубже и нежность, о которой я раньше не подозревал стала сочится из меня, призывно блуждая горячей капелькой по коже. — Ты верно не слышишь меня, правда? — тихо шепчет Микаэла, закрывая ладонью мои глаза. — Ты чувствуешь, как я касаюсь твоей кожи там, где ты больше всего хочешь меня ощутить… Я молчал, потому что знал, что он этого хотел. Он хотел подчинить меня, поймать в свои сети, и как истинный садист, что скрывается в его душе, вынудить меня страдать, но больше, просить еще боли. Много боли. — Я бы хотел взять тебя тысячу раз, насколько бы смог, пока не умру укутавшись в твои объятия. Сладкий, мягкий, жестокий, влюбленный… Что мне тебе сказать, чтобы осчастливить твою душу, Шиндо? — Я был так рад, когда ты не двигался. Если бы Крул только знала, как я благодарен ей сейчас за её способность вводить твое тело в онемение… Я знаю, она умело ведет такие игры, но в отличии от твоих бывших подруг я к ней тебя не ревную. Я счастлив, что ты молчишь и не двигаешься, Юи. Я счастлив, что могу ласкать твое тело, пока чувствую как растет твое возбуждение. Ты хочешь меня? Он говорил так медленно, что мои глаза поневоле улавливали тонкую полоску света, что просачивалась сквозь закрытые веки. Но это было не солнце, и даже не луна. Это были его глаза, сияющие и желанные, возбужденные лишь от того, что я рядом с ним. — Юи, — словно молитву произносил мое имя Микаэла, — Юи… Его руки гладили мой живот пока губы блуждали на шее и возле ключиц. Острый горячий язык проводил томные скользкие дорожки, чтобы чуть позднее покрывать их все теми же горячими поцелуями. Он был настойчив и я отдался ему, насколько смог. — Такое чувство, — я подал первый намек на то, что в нахожусь в сознании с окружающим миром, — что это не мое тело. — Хочешь, чтобы я был глубже? — Ты не понимаешь… — я простонал сквозь стиснутые зубы, ведь он закусил своими белыми зубками кончик моей груди, — я растворился и стал словно вода, а ты блуждаешь в её глубинах своими руками. — Так чего ты хочешь, Юи? — Микаэла поднялся к моему лицу и настойчиво раздвинул мои губы своим языком. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Сведи меня с ума, — после недолгой паузы ответил я и почувствовал в темноте как его рот оскалился в довольной улыбке. Его глаза были закрыты, когда он поцелуями опускался ниже, чтобы влажным языком вести горячие полосы, что сразу же испарялись, так мне было жарко. Я был все еще одет, но это не помешало ему сильно прикусить мое возбуждение через ткань джинсов. Он схватил мою руку, когда я хотел остановить его и погрузив мои пальцы себе в рот начал медленно втягивать их в себя, плотно сжимая губы на кончиках. Несколько раз покружив своим языком вокруг ладони он сжал зубы чуть выше запястья, и довольно улыбнувшись тому как я мгновенно зашипел, начал методично поглаживать ткань вокруг пуговицы и молнии. — Я бы… я бы не хотел, чтобы ты это делал, — сказал я, когда он расстегнул пуговицу. — Почему? — стрельнув на меня слегка обеспокоенным взглядом, спросил он. — Ты… вынудишь меня вновь потеряться в себе… — Ах, Юи, разве не этого ты хочешь? — спросил он, чуть раздвигая мои ноги. — Разве не этого так долго желаешь? — Меня однажды предупредили, что это вызывает привыкание, — улыбнулся я и погладил его по лицу. — Я правда люблю, когда ты это делаешь, но сейчас я чувствую себя словно на дне. Я задыхаюсь тобой, Микаэла. Он ничего не ответил и я откинул голову назад, всматриваясь в белый потолок, что сейчас казался мне большим черным пятном. Я ненавидел себя за сказанное, потому что понимал, что возможно обидел его, но суть не в этом. Все что делает Мика, лишает меня рассудка, и даже если дело не только в постели или том, как он двигается на мне или я в нем… Черт! — Черт! — уже сказав это вслух я резко дернулся вперед, так как почувствовал то, что вынудило меня глотнуть изрядную порцию воздуха и едва ли не подавится им. Крепко обхватив мою лодыжку, Микаэла начал проводить пальцами по моей ступни, иногда царапая ногтями её поверхность. Я не понял, когда это произошло, но мой немой взгляд сперва уловил его движение, что скользнуло по моей ноге и уже потом я почувствовал, что он делает это. Он и правда начал целовать мои пальчики на ногах от чего я томно выдохнул откидываясь головой назад. Язык блуждающий на моей коже коснулся ступни и я не поверил, но ощущения не врали: он действительно вылизывал мои ноги и в местах где упирался кончик языка нервы тут же натягивались, но стояло ему отпустить, как напряжение возрастало еще больше, словно водородная бомба в замедленном действии. Стон, что я никак не смог подавить в себе вырвался наружу, и закатив глаза я отдал себя до сегодня неведомому ощущению, которое чувствовал впервые. Я не знаю как он делал это, я не знаю почему я так стонал, но чем больше он вжимался в мою ступню, тем сильнее это отдавалось по всему телу, дрожью расползаясь на вставших на дыбы нервах под кожей и в моей голове. Мне стало так хорошо, что от этого было даже больно, мозг словно кипел, и расплавленный свинец медленно, но точно затмевал мои глаза. Я чувствовал, что превращаюсь в зверя, который не может контролировать себя, пока рабская покорность этого парня только возбуждала мой аппетит, и клацнув зубами я ощутил как губы не сдержали влагу и слюна плавно начала покрывать подбородок, стекая тонкими ручейками вниз. Мокрый, горячий язык скользил по пальчикам, почти что кусая, обсасывая каждый по отдельности, сжимая подушечки зубами от чего я невольно вскрикивал, а мой пах просто разрывался от колющей боли где-то глубоко внутри меня. Микаэла протянул руки и стал очень быстро, едва ли не теряя капли терпения расстегивать мои джинсы, и я понял, что он опять порвал на них пуговицу. Это была уже вторая, которая не устояла под его напором. Быстро стянув их с меня он резко, словно храня на них большую обиду отшвырнул эту часть одежды, и скинув с себя футболку вновь прижался ко мне. Когда его поцелуи коснулись подъема ноги я уже закрыл глаза, наслаждаясь его нежными ласками, что поднимались вверх, где одними губами он смыкал кожу на бедрах, все так же медленно двигаясь к самому центру моей боли и вожделения. Когда укус коснулся чуть левее самого основания члена, я громко застонал, давая понять, что он приближает меня к окончательному поражению, но нахальному мальчишке и этого было мало. Кусая и облизывая область вокруг паха он очень медленно провел ладонью по основанию, накрывая член своим теплом. Вперед, и все так же утомительно медленно назад, пока губы играют с выступающими венками и уже наверняка покрасневшей от его засосов кожи. — Мика… Мои ощущения — это его движения. Представить на обратной стороне век его сухой шероховатый язык, что, черти бы его побрали, медленно тянется вверх по моему естеству, и я ясно слышал в голове звук этого движения, этого трения. Жарко, невероятно горячо, а язык все скользит, не перестает меня ласкать, возбуждая желание и разбивая вдребезги терпение, возрождая мою похоть и в то же время требуя абсолютного подчинения, чтобы получить еще. Еще и еще, еще больше, возьми его в рот, мне мало твоих жарких, манящих в свои недра губ. Я хочу, чтобы ты трахнул меня ртом. — Хочешь, — словно читая мои мысли шепчет Мика, — как же ты хочешь меня… Да, я очень хочу. Рот Микаэлы наконец впустил меня в глубокую расщелину между зубами, и очень быстро начал ласкать меня, едва ли не глотая мое достоинство, что упиралось кончиком в чуть сжатое горло. Руки блондина как обычно блуждали по моему телу, подушечками пальцев оглаживая влажную от пота кожу, надавливая в местах наибольшего скопления крови. Его пальцы сомкнулись на сосках и заключив их в плен между указательным и средними пальцами он начал мять их между ними еще быстрее, глотая меня словно участвовал в гонке где выигрышем был мой оргазм. Я так не хотел кончать, но он мял мою грудь, терся губами о мой возбужденный член и чуть сомкнув ноги на его талии я выгнулся дугой так, что он полностью проглотил меня и истратив последние силы на вырвавшийся наружу крик, кончил в его похабный горячий рот. Мика не спеша, не размыкая губ поднялся по основанию, и лишь отстранившись от паха посмотрел на меня, и я увидел, как его полуоткрытый рот выпускает следы нашего преступления. Он высунул язык, давая семени свободно стекать с чуть покрасневшего кончика и заправив за ухо выбившийся локон светлых волос, вытер рукой подбородок. — Я люблю тебя, — тихо прошептал Мика, и упав правой стороной лица на мой живот крепко сжал в объятиях. Но теперь уже я не мог стерпеть такое оскорбление. — Ты думаешь этого достаточно, чтобы я удовлетворился тобой? — почти что в лоб спрашивая его я сжал руки на его предплечьях. — Мика? — Юи, я сделаю все что угодно, — томно выдохнул он и еще раз вытер губы. — Только скажи, я все исполню… Это было выше моих сил. Впившись в него очень жадным и быстрым поцелуем я повалил его назад, крепко сжимая запястья над его головой. Я терся собой меж его разведенных ног, чувствуя как он возбуждается и стонет в мой открытый рот, открывая глаза каждый раз, когда я сильнее сжимал его руки. Отпустив запястья я уже сжимал ладони на его горящих скулах, и жадно скользя языком по шее очень сильно всосал кожу, мгновенно прикусывая отмеченное место. Голос, что в этот момент подал Мика лучше всего говорил, что я двигаюсь в правильном направлении, так как его бедра подо мной начали дергаться, и он уже сам не осознавая того терся об меня и свободными от моей хватки руками царапал мою спину. Кровь пульсировала в моей голове, сжимая виски под своим давлением пока мои глаза понемногу наливались безумством, что я не мог, или не хотел контролировать. Если бы Мика хоть на секнуду начал сопротивляться, если бы хоть раз высказал недовольство или нежелание клянусь, я бы изнасиловал его, так мне хотелось, чтобы он пел для меня, когда я буду вырывать его стоны и крики. Так возбуждать меня мог только Мика, и только он знал об этом. Перевернув его на живот я уже начал покусывать кожу на его спине, и нежно оглаживать языком змейчатые шармы, что тянулись полосами вдоль его поясницы. Он это почувствовал и мгновенно напрягся. — Я вижу только то что хочу видеть, — успокоил его я, наперед зная, чем вызвано его напряжение, — ты прекрасен, Микаэла… Дальнейшие слова утонули в каком-то неразборчивом шепоте, и скользнув к его члену я начал блуждать по нему рукой, чувствуя какой он мокрый и скользкий. — Сделай это еще раз, — попросил он, когда я убрал руку, но лишь для того, чтобы скользнуть мокрыми пальцами между его ягодицами и он мгновенно развел их. — Хочешь, чтобы я это сделал? — и не дожидаясь ответа, быстрее чем ожидал проник в него и начал тереться двумя пальцами в узком проходе. Он пытался расслабится, и я увидел как он сжал между зубами ткань одеяла закрыв при этом глаза. Все так же расслабляя его поцелуями, большим пальцем я стал оглаживать чуть ниже, почти что касаясь мягкой плоти и вскрик Шиндо немного испугал меня. — Все хорошо? — шепнув ему на ухо, спросил я. — Да. Поцелуй меня. Я был в нем, мои пальцы блуждали внутри его тела; я чувствовал его тепло, когда языки сражались друг с другом, скользя по горячей поверхности и обвиваясь словно лозы, вокруг друг друга. Слюны стекало все больше, я уже не различал где его рот и где подбородок, который я обсасывал, пока он сжимал губы на моей шее. Пальцами я чувствовал, что он очень сильно расслабился, и я был уверен что, если бы у него присутствовал нужный фетиш, я бы смог поместить в нем руку. Улыбнувшись полной абсурдности этой мысли я вытащил пальцы и под его громкий выдох стал медленно входить внутрь уже собой. Очень легко продвигаясь вперед я опять-таки обхватил его член своей рукой, не сдерживаясь и полностью войдя, от чего сильно стиснул зубы на его плече. Он ничего не сказал, только громко дышал и чуть поелозил задницей, давая мне понять, что готов к тому чтобы я двигался. Меня возбуждала сама мысль о том, чтобы быть в его теле, таком тесном и жарком, что сводило меня с ума. Теперь же, когда я был волен делать все что захочу, я прошелся рукой вдоль основания и вместе с тем последовал первый толчок. Он тут же сжался, и я остановился, боясь, что от такого давления мгновенно кончу, но похоть взяла верх над разумом. Я стал быстро двигаться в нем и вести такие движения по его члену. Вкратце, все что я делал внутри, совпадало с ритмом, который я вел снаружи и сдерживая свои крики я с удовольствием слушал мычание Микаэлы, что никак не мог контролировать себя. Погружаясь глубже, сжимая его все сильнее в своих руках я словно обезумевший от воздержания поджал его под себя, дернув под коленом и заставив полностью выпрямить ноги. Он был подо мной, тяжело дышал, едва ли не хрипел и скорее всего задыхался, пока я удовлетворялся его собственным возбуждением, что словно комок застрял в моем горле не давая дойти до предела. — Юи, пожалуйста, — едва разобрав его голос, услышал я, — подними меня, я хочу чтобы ты водил рукой по члену когда я кончу. Жаль, что я не записываю его слова, или хотя бы не снимаю наши шалости на видео, завтра он точно не поверит, что говорил подобное, уж я то его привычки и характер знаю. Но сейчас, показав мне зубы, он поднял из своего сознания совсем другой характер, что в своей пошлости уступал тому Микаэле, которого я знал при свете дня. Согнув ноги в коленях он призывно толкнулся назад, и я остановился. Очевидно не заметив этого он продолжал двигаться, пока я с полусогнутой спиной ловил в себе каждое его движение, и пропуская меж пальцами золотые волосы повернул его лицо к себе, жадно укусив за нижнюю губу, чувствуя при этом запах и вкус крови. Он сам возложил мою руку на свой орган, и предвкушая последние толчки я сильно сжал ладонь и он закричал. Мы кончили вместе, пока я держал его одной рукой за шею, впитывая в себя его крики и буйствующие хрипы, что вибрировали снаружи и внутри меня. Застряв между небом и землей я повалил его на бок, и не чувствуя, что покинул его тело, провалился в усталый сон. «Если довелось влюбится, будь готов к печали от разлуки…» Кажется, это были последние слова, которые когда-то Крул шепнула на ушко Макото, за день до их расставания. Тогда лил дождь, и небо словно прячась, обволокло серо-дымчатыми облаками. Они загородили собой солнце и скрыли бескрайнее море небесного сияния, что своим нежным голубым цветом ласкало взгляд. — Сколько бы горя не вынес человек, все равно будет еще больше. Это карма, — про себя размышляла Куруру, по шею погрузившись в горячую воду. Купальни в городе были открыты едва ли не всю ночь, и нежась в горячей воде она пыталась забыть все что подарил ей этот день. Порой и правда легче забыть. Некоторые воспоминания разъедают мысли, наполняя голову огнем и отчаяньем. Если бы не эти купальни, люди много бы совершили ошибок. Нежная гладь воды ублажала требовательную к ласке кожу, а тепло, что окружало тебя вместе с наполненным апельсиновым запахом паром не могло не усмирить монстра, что иногда желал вырваться наружу. Этого монстра Цепеш знала, ведь каждое утро смотрясь в зеркало она видела глаза существа, что не имело сердца. Вместо него там была непроглядная пропасть, что отравляла жизнь остаткам человечности Крул. Она знала это и понимала, что однажды не сдержет себя, и может быть, такая свобода будет стоять ей жизни. — Слушаю, — приложив к уху уже изрядно нагретый мобильный телефон, сказала Крул. — Угадай, чье нагое тело я сейчас представляю? Цепеш удовлетворенно закрыла глаза. Голос на той стороне был ей настолько знаком, что выстрой перед ней сотни мужчин, она бы различила тембр каждого и конечно же нашла бы Макото. Хоть в темноте, хоть с завязанными глазами, она бы услышала только его. Среди тысячи или даже больше. — Твой шепот бывает слышно среди криков, — ответила Крул, и губы её растянулись в улыбке. — Где ты? — Я сейчас смотрю на неоновую вывеску местной купальни, в которой ты находишься. — Как ты узнал что я там? — Куруру, я же псих, и в мои обязанности входит выслеживать прекрасных леди, что решили понежить свое тело в теплой водичке, временем далеко за полночь. Крул даже на расстоянии чувствовала, что Макото улыбается, и радостное ощущение не покидало её саму. — Тогда может войдешь внутрь? — Это двусмысленное предложение? Цепеш хмыкнула. — Да как тебе будет угодно, — с легкой иронией ответила она, и назвав номер комнаты в которой отдыхает, нажала на красную кнопку. «Кошмары будут преследовать повсюду, как воздух, которым дышишь, как месть, которой живешь и даже как боль, которую испытываешь. Это сродни испытанию, которое неизбежно провалишь, потому что никто никогда не смог победить судьбу…» — Так значит, ты хочешь предложить им работу? — спросил Макото, мягко ведя пальцами в теплой воде. — Ты серьезно? — А почему бы и нет? — словно не стесняясь своей наготы, Крул поджала под себя колени и выдавила на ладонь гель для тела. — Мм, это что, вишня? — Да. — Хочешь помогу? — Я еще сама в состоянии намылить кожу, — с легкой улыбкой ответила Крул, но все же выплеснула содержимое на теплые ладони Макото. — Надеюсь справишься? — Когда это я не справлялся? — оскалился парень, и стал аккуратно водить руками по спине девушки. Гель понемногу начинал пенится и Сугуми едва ли не одурел от испарений вишни и апельсина. — Жарковато, не находишь? — Тогда остудись, — ответила Крул, и быстро взяв ковш для воды, плеснула в лицо Сугуми холодной жидкостью. Парень на мгновение опешил, осматривая свою залитую холодной водой футболку, и медленно подняв глаза на улыбающуюся Цепеш, вытащил насадку для душа и немного покрутив её начал плескать теплой водой в лицо девушки. Крул пыталась сопротивляться, и чтобы остановить парня, внезапно обхватила его за шею мокрыми руками. Макото резко остановился. — Завтра Ферид желает видеть меня, — прошептал он, и Крул сильнее прижала его к себе, — пожалуйста, не выходи завтра из дома, а лучше отсидись у кого-нибудь в гостях. Так будет безопасней. — Он что-то подозревает? — Пока нет, но очевидно, что я должен буду что-то сделать… Крул быстро повернула его лицо на себя, всматриваясь в фиолетовую бездну его темных глаз. — Ты мой свет, Макото, мой аметистовый рассвет, — едва слышно сказала девушка не отрывая взгляда, — мы оба знаем, что игра подходит к концу, и чтобы обезопасить себя я предлагаю тебе сразу же после выпускного сбежать. — Сбежать? - переспросил парень. — Да. Только мы и мой брат. Мы исчезнем, скроемся от всех и тогда, возможно, ощутим настоящее человеческое счастье. — Я не верю тебе, — после недолгой паузы, ответил Макото, — не верю, потому что знаю, что действительно может обезопасить нашу жизнь, — он медленно провел большим пальцем по влажным губам Куруру и нахмурил взгляд. — Ты хочешь убить Батори, не так ли? Крул ничего не ответила. Вместо слов за неё говорил взгляд, в котором четко можно было прочитать лишь одно. «Да»