Серафим

— Нет, это уже выходит за все допустимые границы. — А чего ты хотела? Мальчики выросли… — Заткнись. Тебе ли не знать, чем могут закончится их выходки?! — Послушай, я лишь ставлю тебя в известность и информирую всем необходимым. Не срывай на мне свой гнев. — А чего ты ожидал отправляя это видео? Как ты вообще умудрился попасть в кабинет и тайно все снимать? — Я посчитал это необходимым для нашего семейного архива. — Сугуми, как только я тебя найду, клянусь, вырву твое сердце и выцарапаю твои бесстыжие глаза! — Валяй, только, боюсь, Ферид опередит тебя… Макото бросил трубку и Крул слегка насторожилась. Что-то в этой последней фразе показалось подозрительным. Может правдивость или интонация? Макото говорил так словно озвучивал давно провозглашенный приговор и просто ждал его исполнения… Встряхнув головой и отогнав от себя тревожные мысли, Куруру навалилась на дверь центрального корпуса и побежала на третий этаж… — Так, что вы натворили? — Крул, — вся троица резко поднялась и посмотрела на девушку, — что ты здесь делаешь? — Какая разница? — вскипела Цепеш. — Отвечай! — Ты не кричи на них, — Осака медленно подошла к едва ли не полыхающей Крул, — это вообще твое дело? — Мое дело, это заботится вот об этих двоих. Тебя вообще не спрашивали, уйди с дороги. — Крул… — И ты еще вздумала мне перечить? Ты кто такая, чтобы тыкать мне и говорить, что я должна делать? Я у тебя совета спрашивать должна? — Остынь, — подошедший Макото мягко обнял её за плечи, — все не так плохо как ты думаешь. — А что я черт возьми должна думать, когда это не девичья ссора и не школьные шалости! Мы сейчас говорим об этом чудовище. Неужели ты ослабил бдительность, Макото? Ты забыл, с кем мы имеем дело? — Куруру, да что с тобой? — Мика так же встал рядом с Крул, взяв её за руку. — Ты вся горишь… — Прости, — выдохнула девушка, — я не знаю, что на меня нашло, просто так разволновалась, что подумала о самом плохом… — Кто-нибудь из поручителей, зайдите в кабинет директора, — послышалось за спиной и Макото обернулся на этот зов вместе с Крул. — Ну что, пойдем? — Да, конечно, — ответила Крул, с явной неохотой отпуская руку Шиндо. — Потом поговорим, — и быстро коснувшись губами его скулы вошла в кабинет. Внутри находились лишь два человека: директор и учитель. Ферид стоял к ним спиной и Крул не сразу обратила на него внимание. — Вы кто? — после минутной паузы спросил директор. — Я Крул Цепеш, второй опекун Микаэлы Шиндо. — Второй опекун говоришь? — Ферид обернулся и Крул замерла. — А что с первым случилось, не расскажешь? Подавившись изрядной порцией воздуха, Крул попыталась было скрыть свой легкий кашель, но ничего не вышло. Сугуми ласково похлопал её по спине, но девушка лишь чуть сгорбилась и непроизвольно схватила Макото за руку. Батори улыбнулся. — Я жду ответа. — Вы же знаете, — начала Крул, — что поручителей всегда было двое, вы первый лишь по старшинству. — Это верно, — очень медленно произнес Батори, — и полномочий у меня больше, чем у некоторых гражданских. — Это ты сейчас обо мне говоришь? — перейдя на "ты" спросила Крул. — Что-то не устраивает? — Нет, я не против иметь тебя, — чуть запнулся Батори и приложил пальцы к губам, — в своих напарниках. — Я конечно дико извиняюсь, — скосив лицо вмешался в их разговор директор, — но мне нужны две подписи и я бы очень хотел побыстрее их получить. — Сколько проблем из-за тебя, — шепнул Ферид, поровнявшись с Крул, — ты не услышала мое первое предупреждение? — Можешь быть уверен, — в тон ему ответила Крул, — не услышу и десятое. — Думаю, мы не зайдем так далеко, — ответил Батори, — но ты знаешь, чем закончится твое неповиновение, и на этот раз я не буду столь нежен в отношении тебя… — Ну так что? — улыбнулся директор. — Прошу вас поставить подписи. Перед самым столом Крул повернула лицо на Батори, в упор смотря на него, пока Ферид не ответил ей полным презрения взглядом, что обжигал словно лед. Губы Крул чуть дернулись, обнажая белые зубы, и Ферид лишь нахально улыбнулся девушке, показывая острые клыки верней челюсти. Лицо Цепеш перекосило от гнева. — Готово, — сказал учитель, подвигая бумаги к Крул, но у той не оказалось ручки. — Дай ручку, — сменив тон попросила она. — Пиши кровью, — не поворачиваясь на неё ответил Ферид. — Ну что вы как дети малые? Учитель, я надеялся, что хоть вы сохраните благоразумие. — Предпочитаю сохранять хладнокровие, — стальным голосом ответил Батори и сузив глаза посмотрел на директора. — Я делаю лишь то что считаю нужным. Вот он, настоящий Ферид, подумала Крул, и все еще не рискуя оборачиваться к нему спиной, дождалась когда тот сам обнажит затылок. А Ферид, проходя мимо, чуть задел холодными пальцами горячую руку Крул и девушка едва сдержала себя, чтобы не дернуться или не вскрикнуть. Этот кошмар в обличье человека все еще наводил на неё ужас, в то время как сам Батори не боялся никого и ничего. Никогда. — Макото, — проходя мимо Сугуми, учитель похлопал его по плечу, — желаю всего наилучшего. Сердце парня учащенно забилось, в то время как глаза Крул все сильнее и сильнее расширялись в своем безумном взгляде. Она обернулась назад и Ферид бросил ей через плече свой змеиный взгляд, и память Крул мгновенно воскресила её полное крови прошлое и облик дьявола с серебренными волосами, терзающий её душу до сих пор. Макото выдохнул, когда дверь закрылась и посмотрев на Крул не сдержал в себе всего одну слезу отчаянья, что предательски начала скатываться с побледневшего лица. «…мы оба знаем что это значит» «Если вы убьете меня, ничего не измениться. Крул останется жить» «А кто сказал, что хочу для неё лишь одной смерти? Я желаю, дабы она погибала раз за разом, утаскивая на дно свою душу, и я уверен, что после того как она увидит мой подарок, не без твоей помощи конечно, она самолично расправится с собой» «Ферид, прошу. Вам наплевать на меня, но пощадите её» «Я устал от пустых слов и обещаний. Ты предал меня, и, как ты знаешь, все предатели несут лишь один крест, который я с удовольствием отдам тебе. Гвозди пронзят твою плоть, но я обещаю, что не уничтожу твое сердце» «Ферид…» «Помню, Крул очень любила твои глаза. Не будем лишать её твоего последнего взгляда, даже посмертного…» — Проклятие, — хлопнув дверью прошипела Крул, едва ли замечая поникшего Макото. — Неужели все кончено? — Все кончено было с самого начала, — почти без интонации ответил парень, — это был лишь вопрос времени. — Чьего, Сугуми? Неужели нашего с тобой? — Я говорил тебе, — уже приблизившись к девушке, он крепко обнял её, — что нужно было уходить, когда был шанс избежать последствий. Мы все теперь сгорим в этой пучине твоей ненависти, Крул… — Куруру, — другой голос, что вмешался в их разговор вынудил обоих замереть на месте, — я хотел бы с тобой поговорить. Наедине. Скрестив руки на груди, и все так же повернув лицо в профиль, Ферид ждал ответа. Крул напряглась, еще крепче сжимая руку Сугуми, слишком поздно осознав, что этим выдает свою слабость. Отпустив Макото она взглядом подбодрила его и молча подошла к Батори. — Мы так давно не виделись и не говорили, — начал он, но не получил никакого ответа. — Ты все еще в обиде на меня? — Это глупый вопрос, — не смотря на него, ответила Крул, и стала по левое плечо своего отца. — И время задавать его слишком позднее. — Да, согласен, — ответил Батори, и погрузив пальцы под рукав начал что-то вытаскивать. Крул тут же отскочила, точно испугавшись и насторожилась. — О, не волнуйся, игл или оружия внутри нет, — улыбнулся Ферид, вспоминая былое прошлое, — это небольшой презент, тебе. Задумчиво приложив пальцы к подбородку, Крул медленно повернулась и пошла в сторону лестницы. Словно бледная тень отброшенная закатным солнцем, Ферид так же последовал за ней. — Знаешь, — едва слышно начала Крул, — тебе бы следовало меня боятся. — Правда? — сделав вид, что удивился, ответил Ферид. — И почему же? — Потому что единственная страсть моей жизни, единственный призыв каждое утро открывать глаза, это твоя смерть, Ферид. — Я впечатлен. Но не думай, что это будет так легко. — Считаешь, мои слова пустой звук? — Нет конечно. В отношении тебя любое сказанное тобой слово воспримется мною серьезно, я же не глупец. — Да, — вздохнула Крул, — ты не глупец. — Ну, а что насчет тебя? Они успели довольно далеко отойти от школы, зайдя в густой парк на окраине. Ферид вслушивался в пение птиц, пока Цепеш тяжело ступала по твердой земле, с усилием делая каждый шаг навстречу неизвестности. Она уводила Батори все дальше, но не смотря на их уединение, улыбка с его лица так и не исчезла. «Он и на виселицу пошел бы со своей ухмылкой» — подумал Крул и остановилось. — Зачем он тебе? — Кто? — искренне удивился Батрори — Ты прекрасно знаешь о ком я. — Ах, ты об этом, — Ферид скользкой походкой немного приблизился к Крул, сохраняя на лице все ту же сладкую улыбку. — Девочка моя, ты многого не знаешь. — Это из-за того, что он его сын? Крул не успела закончить вопрос, как Ферид резко поднимает на неё взгляд и немного хмурится. Затем, словно осознав что-то в глубине своего разума, чуть опускает веки и довольно ухмыляется. — Ну? И кто меня предал? — говорит он и его острые ногти впиваются в руку Куруру. — Скажи мне, шепни на ушко, я сохраню его имя как тайну. — Тебе это незачем знать. — Вот как? Значит, сейчас в твоих руках те письма, я прав? И неужели после их прочтения ты так и не простила меня? — Все что я поняла, так это то, что ты никого никогда не любил. — Это ложь! — Разве может быть иначе? — как ни в чем не бывало продолжала Крул. — Ведь даже до появления твоего третьего сына, что ты потерял, ты уже мстил за свое, полное утрат детство, лишив нас самого дорогого, что только и может иметь ребенок — невинности и доверия к миру в котором живешь. Ферид молчал, словно задумавшись, и отвернувшись от девушки резко ударил Крул по лицу. От неожиданности она упала на колени, прижимая к щеке холодную ладонь. — Ты не знаешь, как я любил её и как ждал этого ребенка, — смотря свысока, шипел Ферид. — Тебе не понять, что значит, когда после многолетних скитаний вновь обретаешь душу и выходишь на свет, а затем сгнивая заживо возвращаешься обратно, потому что это единственный выход, чтобы жить. — Ты это называешь жизнью? — горько улыбнулась Крул. — Очнись же наконец. Ты отправил собственных детей в ад, чтобы не быть одиноким в своей боли, которая разъедает твою и так мертвую душу. Ты продал нас из-за того, чтобы вернуть свою невинность, Ферид. Но чего ты этим достиг? Посмотри в мои глаза, я отражение всех твоих грехов и знаешь, хоть мой брат умолял меня оставить тебе жизнь, но видит Бог, и пусть найдутся свидетели, я изменю своему слову и самолично расправлюсь с тобой. — Я дрожу от страха, — чуть осев в коленях, Ферид ждет, когда Крул поднимется и начнет свою месть. — Мне даже интересно, а какой способ ты выбрала? Перережешь мне горло, выстрелишь в спину или задушишь собственными пальцами? — Подойди ко мне ближе… — Я скажу тебе только одно: если сегодня ты проиграешь то потеряешь все. Я тебе обещаю, а мое слово нерушимое и ты это знаешь. Цепеш лишь хмыкнула и достала из внутреннего кармана складной нож. — Это же мой подарок на день твоего пятнадцатилетия, — улыбнулся Ферид, — а ты садистка. — Против крови не пойдешь, — ответила Цепеш и Ферид понял, что она имела ввиду. Против такого человека как Батори, выступали многие глупцы и храбрецы, но еще никогда и никто не смог хотя бы на часть одолеть его. Его тело было худым, но крепким, и по большей части его спасала ловкость, отточенная за годы выживания в темных углах уличного дна Японии. Ферид был жесток, и когда представлялся случай, никогда не отказывал себе в удовольствии развлечься, выманивая своих жертв за счет самопожертвования, когда сам лично, словно плененный зверь давал им себя уничтожить. Они считали, что унижали его, но на самом деле лишь подогревали ненависть пса-оборотня, что в одно мгновение словно свирепый тигр терзал плоть своих жертв и всех кто был рядом. Да, дьявол был ненасытен и алчен, и оправдывал свое безумие за счет пережитой боли. Даже сейчас, не отказывая себе в удовольствии уклонятся от ударов человека, которого же сам породил он вновь возбуждался, как во времена своей молодости, и в тайне благодарил Крул за возможность сразится с собственным отражением, что желало лишь одного: убить носителя своей боли и своего страха. Крул все еще боялась Ферида. — Как же смешно, — едва ли не смеясь прошептал Ферид, — Люцифер предал меня и пытается свергнуть мою власть, какая ирония. Видно не зря в прошлом за тобой прижилось это прозвище. — Ты сам выбрал свою судьбу, давая мне такое имя, — тяжело выдохнула Крул и Батори схватил её поднятую руку, выхватывая нож и рукояткой ударяя по виску девушки. Крул на мгновение теряет сознание и оказывается зажатой в цепкой хватке Батори. — Я уже говорил, — сцепив пальцы на её горле, шептал Ферид, — не вмешивайся. Теперь я не стану сдерживать себя и даже сами боги не помогут тебе, когда ты будешь молить их о возмездии. Увидев боковым зрением небольшой ров, он потащил туда Крул и подняв за шею над самой расщелиной, долго вглядывался в глаза своего ребенка. — Как странно, — едва слышно сказал Ферид, — а ведь я все равно любил тебя… Тяжело вздохнув, он бросил Крул вперед, всматриваясь в то дно, куда сбросил её бессознательное тело… — Посмотри на меня. Он тянет ко мне руку, но я опасаюсь даже смотреть на неё. — Ты должна боятся меня как и каждый человек в нашем обществе. — Разве же тебя окружают люди? — я поднимаю взгляд на кровавые глаза и замираю. — Разве то что ты делаешь, не преступление? Ты убиваешь людей. — Я всего лишь поглощаю их души, — с улыбкой произносит отец и двери его кабинета с тихим скрипом закрываются. — И я хочу, чтобы ты так же относилась к тому, что мы делаем. — Но я не желаю принимать в этом участия и мой брат тоже. — Кент слишком мягкосердечен, несмотря на то что он мой старший сын. Когда он только появился на свет, я надеялся, что обрету свой покой. Видимо ошибся. Затем появилась ты — точная копия меня самого и я вновь обрел надежду, а сейчас ты говоришь, что не можешь исполнить мою волю?.. — Отец, все что угодно, только не это, — взмолилась я прогибаясь в спине и кланяясь ему. — Я не создана для жизни на дне, я не хочу этого. — Твой возраст слишком граничит с твоей внешностью, — как-то задумчиво говорит Ферид. — Ты выглядишь на все восемнадцать и очень привлекательна для своих лет. — Отец… — Замолчи, — он подходит ко мне и кладет свои холодные руки на мои плечи, — чем быстрее ты расстанешься с этой невинностью, я говорю не только о теле, тем быстрее будет покончено с этими надеждами на то, что мир добр и приветлив, а люди в нем не прекрасные, а уродливы, как твари из ада. — Но своими действиями ты сам поднял ад на поверхность, — с вызовом говорю я и его глаза загораются опасным блеском, — ведь это ты создал это место, собрал в нем этих несчастных людей, и словно закрыв их от всего мира призываешь встать лишь на тот путь по которому ступаешь сам. — Да, — резко отвечает отец и хватает меня за волосы, — я сплотил это ничтожное отребья в общество, которое имеет силу не только зарабатывать, но и защищаться и расти в своем величии. — Величии? Мы твои рабы, а ты наш палач. Батори медленно опускает веки и его руки ослабляют хватку. Мои плечи словно горят огнем, пока я всеми силами пытаюсь не заплакать под его суровым, полным ненависти взглядом. Он молчит и все так же молчу я. — Я был неправ, — наконец говорит он, и скрытая дверь слева от меня резко распахивается, — ты уже достаточно взрослая и сегодня я завершу этот процесс твои растлением. Уведите её. Мои крики разрывают выкрашенные в темно-бордовый цвет стены. Я кричу, не потому что меня предали, а потому что я не могу ничего изменить. Мои глаза широко открываются, вглядываясь в мрак ночи, чтобы больше никогда не увидеть света дня… Боль в груди словно разрывает легкие, и от нестерпимого жара в голове, Крул открывает глаза. Время уже давно за полночь, насколько можно судить по непроглядной темноте, но так это или иначе девушке все равно. На улице моросит, и влага вместе с засохшей землей разъедает светлую кожу на лице. Протерев глаза ладонью и ощупав свое тело на наличие переломов или ран, Куруру убеждается, что ничего страшного нет, только боль в пояснице не давала встать и осмотреться. Она была в яме, неширокой, но довольно глубокой, и использовав вмятины в земле как ступеньки тяжело начала карабкаться наружу. Первые вспышки молнии сотрясли небо и глаза Крул засияли в их электрическом свете. Тяжело дыша она нащупала в кармане мобильный телефон с всего одним непрочитанным сообщением. Открыв его и прочитав содержимое она поморщилась словно от боли и с силой сжав в руках гаджет быстрым шагом начала продвигаться вдоль парка. Место, которое было указано в сообщении не было ей незнакомо. Ведь это было именно то здание, где несколько лет назад Цепеш повстречала едва ли не умирающего Микаэлу. — Ты моя тень? — Нет, я твоя судьба. — Ты защитишь меня? — Я всегда буду защищать тебя, даже от самой смерти. — Моя смерть подключена к тем же аппаратам, которые держат в своем рабстве мою маму. — О, малыш Микаэла, ты не знаешь еще, что такое настоящее рабство. Я никогда не позволю тебе узнать. — Обещаешь? — Обещаю… Слишком много боли принес ей этот мальчишка, слишком много боли принес ей этот мир. Не зная истинного порядка вещей, и до последнего надеясь на спасение, Крул мечтала и сносила все испытания, которые посылала ей судьба. Ведь каждый ребенок, каждый человек до поры до времени верит, что все будет хорошо, что вот вот все закончится, и за тяжелой ночью наступит всепоглощающий, счастливый рассвет, и солнце больше никогда не позволит невинной душе пребывать во тьме. Каждый верит, каждый надеется и точно так же теряет эту надежду, навсегда замирая в этой клетке времени и боли. И словно ничего нет, словно вокруг ничего не происходит, и лишь плачущая скрипка играет где-то глубоко в сердце, напоминая, что хоть в одном из своих отражений ты еще живой… Надежда, как причина жить. Потеряв её просто существуешь, пока не увидишь маленький тлеющий уголек, что трепыхается в своем одиночестве словно загнанная в угол птица. Он не молит о пощаде, он не молит о смерти, он лишь тихо смотрит на тебя, забившись в угол своей боли и возможно, страха. Таким Крул повстречала Микаэлу, такими для неё открылись его глаза, что словно голубое небо носили в своих недрах сияющее солнце, что согревало проклятую душу обреченную на вечные страдания. Вот как все было. Один взгляд, одна улыбка, одно движение, одно объятие, и весь мир вновь заиграл красками, так она его полюбила. И его тепло, запах его молочной кожи, грусть его скрипки и ненависть его слов. Микаэла… «Вся жизнь вела меня к тебе, — думала Крул, стоя на пороге злосчастного места, — жаль лишь, что если я умру сегодня, то и ты последуешь за мной завтра. Этого бы я не пережила, но изменить уже ничего не могу. Прости, я должна была лучше заботится о тебе, малыш Микаэла…» …Внутри было очень мало людей. Это не было местом встреч. Это была конечная точка для всех предавших дьявола и его доверие. Крул медленно опустила голову, словно приветствуя собственное поражение и личную слабость. Была ли она слаба? Никогда. Говорят, любовь делает людей слабыми, и все чувства влюбленных принадлежат проигравшим, ведь именно этот жестокий мир убивает их привязанность, их надежду, их искреннюю и истинную любовь… — Я бы хотел, — как-то сказал Микаэла, — чтобы ты никогда не покидала меня. — Правда? — Да, — он улыбнулся и покорно прижался к теплой груди в кашемировом свитере, — я верю, что в конце концов ты спасешь меня от меня самого, ведь только моя боль и мое горе толкают меня в пропасть. Я потерян, одинок и полностью раздавлен. — Микаэла, ты не должен умирать. Кому же ты оставишь мир, что ждет тебя? Кому же ты оставишь любовь, что покорно ожидает вашей встречи… И этот человек, он ждет тебя, Микаэла-сан. — Я не знаю его, — как-то грустно отвечает Мика, — и никогда не узнаю. Я не верю, что кто-то спасет меня. Если только ты… — Нет, не я твое спасение. Я защищаю тебя от бед и от дьявола, что так жаждет погубить твою душу. Ты должен быть сильным и никогда не забывать надежду. — Крул, — Микаэла немного приподнимается и едва касается теплыми губами нижней губы Цепеш, — я хочу любить только тебя… Столько воспоминаний, и сейчас они не более чем утешение для утопающего или самоубийцы, что уже летит в пропасть. Как жаль, как жаль… Сдвинув доски из своего старого тайника, Крул вытащила свое последнее оружие и спрятав его за поясом начала быстро подниматься по лестнице вверх. Охранники, что стояли у двери даже не посмотрели на неё. Она толкнула тяжелую дубовую дверь и вошла внутрь. Сестра… сестра… Прости за боль и мою слабость, но надеюсь, что ты больше никогда не будешь страдать. Эти слова ничтожны, но думаю, что я уже мертв если ты это читаешь. Сегодняшний кошмар, который я уже предвкушаю, покончит с моей болью и я верю, что ты сможешь сбежать с нашим братом для которого к сожалению больше никогда наступит рассвета, который он наблюдал раньше. Это так ужасно, быть убитым душой, что клялась тебя любить, но я все стерплю ради тебя и ради будущего, что еще может залечить твои раны. Не думай обо мне, забудь все что знаешь и просто беги… просто живи, сестра… Кошмар восьмилетней давности… Кошмар забытой и утерянной ночи… Те же стены, тот же трон, тот же мальчик прикованный к трем ступенькам, тот же дьявол, что возвышался над проклятыми душами… — А я уже думал, что случайно убил тебя, — словно приветствуя Крул, Батори хлопнул в ладоши и один из хостов подойдя к Цепеш предложил ей бокал с вином. — Угощайся, дочь моя. Залпом выпив содержимое и оглядев всех присутствующих в комнате (а их было человек двадцать, не больше) взгляд Куруру приковался к мальчику, что покорно сидел на коленях с ошейником вокруг шеи. Его лицо скрывала венецианская маска в позолоте, и лишь темные, едва ли не сливовые волосы несколькими прядями выбивались наружу. — Так что ты решила? — прервав её мысли, спросил Батори. — Ты уйдешь с моей дороги? — Нет, — холодно ответив отцу, Крул сделала шаг и несколько охранников дернулись намереваясь остановить её. — Я пришла чтобы убить тебя. Батори не мигая смотрел в глаза дочери с чуть высокомерным взглядом, оценивая её положение. Её лицо было в крови, нижняя губа кровоточила, а с еще влажных волос маленькими каплями стекала вода. — Не тебе суждено покончить со мной, — словно приговор, вынес свой вердикт Батори, — ты лишь пешка в моей игре и уйдешь из поля боя так же, как и все те, кто становился у меня на пути. — Пусть так, — Крул сузив веки не сводила глаз с отца, — но тебя я заберу с собой. — А как же Урушихара? Крул замерла. — Как же твой горячо любимы брат? Он же ждет тебя. — Он и твой сын тоже. — У меня был только один сын, — чуть сменив тон ответил Ферид, — мой давно умерший сын, которому не посчастливилось смотреть на тот мир, в котором я мечтал растить его. И ты знаешь об этом… — Я знаю лишь то, — Крул сделала еще шаг, — что в наказание за грехи ты потерял его и её, тот смысл, который откликался на имя Мита… Ведь ты же любил её, верно? Вожделел к ней, надеялся обрести покой в её теплых объятиях… И вот теперь, когда ты видишь отражение собственной похоти, скажи мне, какого это, знать, что ты обречен гореть в адском огне, до самой вечности погрязая в крови и слезах невинных. — А кто бы ответил за мою боль! — вскипел Батори. — За мои страдания, за мое унижение… Я жил в аду, я горел им, он в моем сердце и моей душе. Я остался жить, чтобы мстить, и я сдержал слово, которое дал тому невинному Микаэле, который в шесть лет лишился всего, даже собственного имени. — Значит так тебя звали? — Крул мрачно улыбнулась и Ферид немного напрягся. — И ты с такой жаждой рвешься убить душу Шиндо, вместо того, чтобы оставить его в покое, дав шанс на счастье… Как жаль, что такое чудовище как ты бессмертно, ведь даже если ты умрешь, то семена твоего зла прорастут в душах твоих хостов, и они, так же как ты будут убивать других невинных. Как жаль… — Насчет Микаэлы, — словно не слушая её начал Батори, — к нему у меня другая страсть. Нет, я конечно не отрицаю, что желал пристыдить его в своей постели, но одно обстоятельство вынуждало меня не делать этого. Интересно, задумывалась ли ты, почему я так желал его и не почти что никогда не трогал? Куруру, хоть ты и нашла письма, но давно уже должна была понять, на кого именно должна пасть моя месть через этого мальчишку… — Кроули, — медленно протянула Крул, — и за что же ты интересно мстишь тому, кого называл своим единственным другом. — Потому что Мита потеряла ребенка не просто так. Алистер был причастен к этому. — Откуда такая уверенность? — Потому что в тот день он хотел уехать и никак не мог избавиться от моих шпионов, — улыбнулся Батори, — я знал, что он желал покинуть меня, но из страны без моего ведома уехать не мог. И вот, выбрав время, когда я был наиболее уязвим, почти что перед самим рождением моего сына он перешел дорогу Мите и всего одним ударом убил последнее добро, что тлело в моем сердце. Вот почему ребенок появился раньше срока. Кроули надеялся, что в мое отсутствие сможет сбежать вместе со своим сыном, но я не дал ему этого сделать. — И несмотря на это он остался с тобой… — хмыкнула Крул, — какая нелепость. — Кроули слаб и безнадежен, впрочем как и все крысы, которых я всегда держу при себе. Однако, его кровный сын все еще дышит, и я намерен вырвать из его тела последний вздох. Вот так то. Крул лениво растянула безумную улыбку, что блуждала на её губах. Ферид так же одарил её своим фирменным оскалом и подошел к мальчику закованному в цепи. — Так что же? Уйдешь сейчас? Ради Урушихары… — Нет. — Так тебе плевать на брата? — Мой брат уже мертв, и душой и остатками разума. Я оставила его своим друзьям и… — А может, моим друзьям? — улыбнулся Батори и сдергивая с мальчика маску резко повернул его лицо в сторону Цепеш. — Смотри, сын мой, ангелу возмездия плевать на наши с тобой души. Теперь и её нет в твоей жизни. Что скажешь? Держа его лицо в своей когтистой руке, Батори улыбался, едва лине хохоча от нескрываемой эйфории, так как лицо Куруру перекосило от боли и слезы окропили лицо алое от крови. — Урушихара… — Как ты могла… — запинаясь, пролетал её брат, — и ты предала меня… — Как же ты мог вернутся к нему? — прошептала Цепеш и внезапно её обхватили за шею. Вырываясь из крепкой хватки она свернула руку обидчику, и почувствовав что тот вытащил из её пояса пистолет резко вцепилась в него мертвой хваткой. Аметистовые глаза, что впились в зеленый огонь Куруру отражали в себе столько боли, что Цепеш вначале отказывалась верить, что видит перед собой Сугуми. — Макото… — Прости, — только и сказал он приставляя дуло пистолета к её виску. Опустив голову, Куруру прошлась кончиками пальцев по жилке, что натянулась на его шее и тихо выдохнув, чуть осела в коленях. — Покончи с ней, — властный голос Батори разрушил тишину, что сковывала их тела, — покончи с Цепеш. Подняв глаза на Макото, Куруру всматривалась в черную бездну его сияющего аметистового взгляда, и увидев в нем свое отражение, отражение боли и печали, лишь тихо, одними губами прошептала заветное словно, и закрыв глаза готовилась принять свою судьбу. Сугуми несколько помедлил и дернув её за руку так, чтобы она оказалась за его спиной, направил дуло на Батори и выстрелил. Ферида спасла ловкость и богатый опыт, позволяющий определить действия противника за несколько секунд до самомго действия. Пуля задела плечо, и резко вышедшая вторая просвистела в сантиметре от его уха. Утаскивая Крул за собой, Сугуми стрелял и стрелял, не позволяя оружию остыть в его руках, и сбегая вместе с девушкой завел её к открытой двери, что вела в подвальное помещение. — В конце коридора найдешь калитку, через неё сможешь выйти наружу и затеряться в темных переулках, — шептал Сугуми, покрывая поцелуями окровавленные руки Крул, — ты должна бежать, затеряться и больше никогда не выходить на свет. — А как же ты? — Я позабочусь о себе, — едва ли выдавив из себя улыбку, тихо сказал Макото, и в последний раз вдохнув запах темных прядей Крул с силой затолкал её внутрь закрывая дверь. Отойдя на несколько метров и убедившись, что в обойме осталась лишь одна пуля он не почувствовал, как на него из темноты что-то прыгунло и пистолет оказался в руках низкорослого хоста. — Ты? — прошептал Сугуми, держа за горло Урушихару. — Крул никогда не простит тебе этого… — Она мне больше не сестра, — прошипел младший из семьи Батори и нажав на курок закричал от дикой боли во всем теле. …Знал ли ты, как ожидаю твоих взглядов, как трепещу в руках судьбы. Мне милостью однажды стало, на распутье жизни тебя найти…