Серафим

Мои мысли блуждали в толпе, внутри которой я терялся… Слёзы скользили где-то на поверхности моей кожи, щеки горели. Хару держал меня за руку и не отпускал. Как же я был благодарен этому ребенку за его по-детски наивную верность и упорство в достижении моей любви. Ведь я настолько омерзителен, что больше не способен на открытые чистые чувства. Я монстр. Порой ночью мои глаза в зеркале отдают красным, а когда я пью свои пурпурные порошки в продолговатой колбе, то и вовсе складывается впечатление, что я вкушаю кровь. Она скользит по моим пальцами, падает капельками ниже, на впалую грудь, увлажняет соски и я растираю эту кровь по ним же. Мне бы очень хотелось… хотелось, чтобы он их облизнул, втянул, сжал зубами, потянул и начал облизывать… Я как безумный желаю близости, которой мне уже никогда не получить, ведь я даже не знаю, жив Юи или нет. Я точно мертв и в этом нисколько не сомневаюсь. Я потерял свою человечность в тот самый момент, как он убил меня, прохромив своими словами мое тело и попав прямо в сердце… Нет у меня больше сердца… — Мика? — Хару, кажется, остановился и я в удивлении перевел на него взгляд. — Что с тобой? Глупый мальчик… Как же я мог рассказать ему, что за кошки скребут у меня на душе. Однако его заинтересованный взгляд выглядел настолько милым, насколько ущербным я был в этот момент. Поддавшись эмоциям я улыбнулся ему и, опустившись на колени, погладил по темным волосам. — Тебе тоскливо? — Нет, — Харуко пытался быть серьезен, — просто ты выглядишь так, как будто бы тебя кто-то убил, а ты с этим никак не смиришься. В одно мгновение вся кровь отлила от моего лица. Я застыл, не зная, куда себя деть, потому что правда из уст этого ребенка звучала настолько откровенно, что я волей-неволей, но все же пустил свою скупую, на такие случаи, слезу. Дышать стало нестерпимо трудно, горло словно сжимали тисками. — Знаешь, — начал я, заметив, что мы стоим под каким-то, не слишком длинным мостом, и водная гладь мирно качается от ползущих на ней волн, — я когда-то очень любил одного человека… — Девочку? — сразу же напрягся Хару, на что я лишь чуть слышно хихикнул. — Нет, — протянул я, — мальчика. Удивительного юношу с такими же, как у тебя, зелеными глазами и темными, словно сама ночь, прядями. Они сияли при лунном свете, переливаясь темно-синим оттенком и он всегда злился, потому что у него никогда не выходило как следует уложить волосы, и на самой макушке они торчали словно воронье гнездо. Он пыхтел, поливал волосы водой и так шел в школу, но было лишь хуже… Но именно это «хуже», впрочем, как и все его недостатки, я жутко любил и старался беречь, как мог. Но видимо… видимо сам он не был заинтересован в том, чтобы сберечь меня самого… Колени весьма ожидаемо встретились с каменными плитами и я очень больно упал, почти оседая на холодной земле. Сердце сжалось, не то от боли, не то от усталости и потерянных надежд… Я помню, я очень хорошо помню, как в одно утро Юи сказал: — Знаешь, Мика, если бы я мог увезти тебя отсюда, скажем, в какой-нибудь солнечный город, я бы без колебаний стал батрачить на первый возможный билет из этой дыры. — Правда, что ли? — с улыбкой спросил тогда я, на что он незамедлительно начал кивать. — Да. Мне бы хотелось видеть, как твои золотые волосы горят в ослепительном сиянии солнечных лучей. Микаэла, ты будешь словно ангел, если тебя оставить жить под солнцем. — Но, Юу-чан, — я снова увидел как он натужился, когда я вновь назвал его нелюбимым для него прозвищем, — если я буду лишь под солнцем оно сожжет меня дотла. Моя кожа слезет, останутся лишь кости. Людям иногда нужен сезон дождей, чтобы остыть и остепенится. — Правда? — приложив указательный палец к подбородку, Юичиро улыбнулся шире. — Тогда ладно. Увезу тебя туда, где идут лишь одни дожди, а когда тебе надоест неприятная сырость ты будешь приходить ко мне, и я отдам тебе столько горячей влаги, сколько смогу. Верно же, Мика?.. В моей голове его последние слова звучали словно отдаляющееся эхо. Он звал меня, своим нежным бархатным голосом и его глаза светились, искрили, сияли… Я любил его, очень любил и, пожалуй, буду любить пока мое сознание не оставит этот мир. Но, проклятие, до чего же больно ждать своего смертного часа с зияющей раной в груди. Он словно мечом замахнулся на мою грудь и что самое ужасное — он проткнул её, а я лишь стоял, успев удивится, что ранил меня именно он. Мне было больно, ужасно больно, последствия его удара были еще хуже… Но мне никак не удается забыть то несчастное выражение его лица, когда я душил его. Он смотрел на меня так, словно и был виновен, но виновным быть не хотел. И он не сопротивлялся, позволил бы мне убить его, чего я так страстно желал. Я бы убил его, а затем покончил с собой. Так было бы лучше, наверное… — Мика-сан… Маленькие ручки Хару обхватили мое лицо, он сжал пальцы на моих щеках. Мои глаза были влажными, я чувствовал это, но так и не смог оторвать взгляда от его изумрудного сияния. — Забудьте этого человека, — Хару говорил серьезно, пока я, плача стоял на коленях у его ног, — любите кого-то другого, может, даже меня… Подождите, пока я вырасту, чтобы заботится о вас как взрослый, а не как трусливый, слабый ребенок. Я обещаю, что не буду причинять себе вред, а так же резать свою кожу. Хотя… хотя мне тоже страшно, но сейчас… я живу лишь ради вас, Микаэла-сан… Харуко бросился на меня, резко обняв и сомкнув на моей шее свои руки. Стало очень тепло и, как ни странно, еще больнее. Я так давно не плакал, что… совсем забыл, какого это — рыдать на груди другого человека… А эта грудь была такой маленькой, такой беззащитной, что я подумал, как же было бы здорово, если бы его я и правда полюбил. Но я ценю его лишь как ребенка, что всеми силами пытается удержать меня на поверхности безумных вод, в чьи недра я погружаюсь вот уже на протяжении семи долгих лет…

***

Семь лет… Семь чертовых лет я пытался забыть о нем… Юи осознал всю реальность бытия только тогда, когда в сувенирной лавке ему предъявили факт его полного (на тот момент) банкротства. Кейти скупил все, что только мог и даже взял напрокат что-то вроде рикши, только без педалей. Бесконечное число сладостей, шоколадок, масок и даже какие-то ткани на костюмы — его голубые глаза вспыхивали каждый раз как он улавливал среди блестящих побрякушек что-то действительно стоящее. А стоящим он называл все, на что мог бы положить глаз. Вот такой вот замкнутый и прочный круг… — Да ты сущий дьявол! — воскликнул Юичиро, когда с потрушенного в руке кошелька ему на ладонь упали лишь чеки покупок. — Не-ет, — издевательски протянул Кейти, — дьявол тут ты, причем дьявол, который будет работать сверхурочно, чтобы оплатить все мои прихоти. — Не на такое я подписывался, когда приезжал сюда, — вздохнул Юи, выпустив немного пара полуоткрытым ртом, — Кей, нам пора… Он не закончил, потому что сам себя оборвал на середине слова. А куда им идти? Скотина, в которой они должны были арендовать комнату, так и не позвонила, а Гурен был вне зоны доступа. Кредитная карточка Юи на эту поездку могла считаться безлимитной, поскольку была выдана Шиньей с четким указанием на то, что деньги должны быть потрачены на оружие, припасы и так далее. Но поскольку Амане был с ребенком, то об ограничении не могло быть и речи. Кейти особо поддерживал его на этот счет. — Ох, мы с тобой точно не найдем общий язык если ты продолжишь транжирить мои деньги! — Не ори на меня!!! День подходил к своему завершению. Пока Кейти спиной подпирал статую Венецианского Льва, блуждая руками в своей тележке и подсчитывая покупки, Юи в то же время подсчитывал убытки и звонил по данной ему визитной карточке в один из отелей города. — Остановимся пока здесь… — В номере люкс?.. — как бы невзначай бросил Кейти, хотя и наперед знал, что именно так и будет. — Да. Станем заказывать все за счет фирмы, что оплачивает нам эту поездку. Я жутко устал и хочу есть, так что… На мгновение его глаза стрельнули в толпу. Она была уже не такой непроходимой, как это было днем, и лица людей различались проще. Отчего-то Юи привлек один темный силуэт в черном пальто, что стоял к нему спиной. Парень курил и пускал большие кольца дыма, как бы дожидаясь кого-то. Блондинистые волосы отливали платиной и в подступающем вечернем тумане казались серебристо-пепельными. Юичиро обратил внимание на длинные руки с тонкими изящными пальцами, которые, это было видно, подрагивали от уже ощутимого холода. Зима как-никак, даже в Венеции… — Пап, ты куда это смотришь? — не оборачиваясь к нему, промямлил Кейти. — Неужто нашел себе нового мужика?.. — Издеваешься? — резко покосившись на него, брезгливо вздрогнул Юи. — Какие мужики? Ты единственный мужчина в моей жизни, а большего мне не нужно. — Нет, это конечно льстит, — криво улыбнулся Кейти, — только давай не будем преступать закон. Меня вполне устраивают наши дружеские, платонические отношения раба и хозяина, так что на любовную верность не рассчитывай. — Какой же ты дьявол, — бросил Юи, хотя мысленно восхищался такой манерой речи своего сына. Кейти мог поставить на место любого взрослого, пользуясь своим малым возрастом, чтобы ограничить себя от насилия, и весьма грубую манеру речи, которая распространялась на всех без исключения. — Господи, в этом мире мне встретится женщина, которая без упреков и руганей будет любить меня и давать деньги на карманные расходы? — пересчитывая набор сладостей, пробормотал Кейти. — Потому что на тебя, отец, никакой надежды нет… Юи его не слушал. Его по прежнему привлекал темный силуэт, что стоял к нему спиной. Парень выкуривал уже вторую сигарету и все ждал кого-то, но так ни разу не повернул голову, ни влево, ни вправо. Юичиро не мог понять почему, но ему жутко хотелось увидеть его лицо. Так сильно, что мысль об этом буквально душила его изнутри. Этот рост, длина рук и ног, изгиб шеи, светлые пряди, что закрывали уши… Что-то в этом было слишком знакомое, причем настолько, что угадывалось что-то родное и очень близкое сердцу. Юи сделал шаг вперед, но неожиданно для него самого его кто-то толкнул в поясницу. Послышался шлепок о землю и звук падающих бумажных упаковок. — Ох, простите, — тихий, едва ли слышный голос прозвучал сразу же, как они столкнулись, — я не видел вас, спешил поскорее к своему другу, извините. Юи не успел обернуться, чтобы увидеть то, что в него врезалось, когда внезапно привлеченный этой сценой Кейти быстро подбежал к мальчику, давая ему сильную затрещину. — Дурак, — выругавшись по-японски, Кейти сразу же скрестил руки на груди, — что еще за ничтожество? Ты что, слепой, или настолько глуп, чтобы не предвидеть, что за этими пакетами ты можешь в кого-то врезаться? Извинись! — Но я уже извинился, — тихим голосом продолжал ребенок, собирая драгоценные пакетики со сладостями и, как Юи уже успел заметить, маленькие прозрачные шарики с блестками красного и зеленого цвета. — Передо мной извинись, — нахмурился Кейти, но на удивление Амане начал помогать мальчику, собирая его пожитки, — не переходи дорогу там, где тебе могут поломать кости, понял? Мальчик поднял голову, отодвинул перебинтованными пальцами челку и посмотрел в голубые глаза Кейти. Тот на мгновение замер и остепенился. Этот зеленоглазый юноша едва ли не плакал, всем своим видом показывая, как ему искренне жаль. Кейти отметил не только забинтованные руки, но и перебинтованную шею, стертую в кровь кожу на щеке, от которой успел отлепиться кусочек ткани, что был закреплен клейкой лентой. — Ладно вам, не ссорьтесь, — Юичиро примирительно улыбнулся и помог мальчику поднять тяжелые пакетики, — и где же твои родители, что не помогают тебе с такими тяжестями? Тебя проводить? — Нет, — добродушно улыбнулся юноша, — меня ждут. Вон тот высокий мужчина, что… не понял? Он что, опять курит? Обещал же мне завязать! — О, — удивился Кейти, — пап, это часом не тот тип, к которому ты так пристально присматривался? Юи принципиально пропустил это мимо ушей. Он про себя отметил не только болезненный вид мальчика, но и немалую его схожесть с самим собой. Внезапно вспомнилось детство, школа… — Хакуя! — со всей силы закричал мальчик, чем до дрожи напугал Кейти. — Хакуя! — Да не ори ты так, — пнув мальца под бок, Кейти было попытался взять его за руку, когда тот неожиданно вырвался и едва ли не задыхаясь от злобы побежал к мужчине. — Вот же паршивец… ненормальный какой-то. Юи, ты что думаешь? Кейти повернул свой взгляд на отца и невольно попятился назад. Глаза Юичиро были широко распахнуты, губы приоткрылись и он тяжело дышал. — Пап? — Кейти немного неуверенно толкнул его в плечо. — Пап, ты чего такой напуганный? Юи не слышал его, напуганный собственными мыслями. Хакуя, Хакуя, Хакуя… — Эй, Мика, — стоя на школьном дворе, Амане наблюдал за тем, как Микаэла с закрытыми глазами наблюдал за цветением сакуры, — у меня есть прозвище, которое я люблю. — Правда? — не раскрывая глаз, медленно спросил Шиндо. Он глубоко дышал, стараясь втянуть в себя как можно больше сладкого воздуха. Пахло молодой вишней и весной… — Фамилия моих родителей… в общем… я Хакуя, Юичиро Хакуя. Мика перевел на него блуждающий ленивый взгляд и медленно растянулся в улыбке. — Ха-ку-я, — по слогам повторил он, — красиво, очень. Я запомню его и никогда не забуду. — Да я не для этого тебе его назвал, — сразу же остепенившись, промямлил Юи, — просто хочу, чтобы ты знал. Мика некоторое время наблюдал, как Юи мрачнеет на лице и тихо хихикнув, сказал: — А давай теперь твоего младшенького буду так называть. — Моего младшенького? — удивился Юи. — Ну да, — не дрогнул Микаэла, — того самого, который всю ночь терся внутри меня. — Ах ты сволочь бесстыжая! — Юи бросился на Мику, пока тот со счастливым смехом убегал и не догадывался, что его возлюбленный просто пожелал, чтобы настроение Юи не было испорченным воспоминаниями. Глупый, глупый Амане Юичиро Хакуя… — Господи, — вырвавшись из воспоминаний, Юи не заметил как начал плакать, — не может быть… Лишь один он знал, а больше некому… Он резко обернулся, видя, как блондин наклонился к мальчику, крепко обнял его и поднял на руки. Туман усилился и Юи не увидел лица, лишь призрачное очертание бледных губ, что растянулись в ленивой улыбке. — Мика! — как обезумевший закричал Юичиро, но туман вернул ему лишь эхо собственных слов. Он позвал его слишком поздно. Блондина и мальчика больше не было видно. — Мика!!! Микаэла вздрогнул, когда в пространстве послышались волны чьего-то голоса, но он был уже слишком далеко, чтобы четко их услышать. Зов повторился и Мика повернулся. Густой туман не давал возможности рассмотреть даже силуэты зданий. Холодный зимний ветер потревожил его волосы, и тонкие локоны прикрыли половину лица. По губам прошелся густой прохладный воздух и Мика облизнул их, словно задумавшись о чем-то своем. Сердце болезненно кольнуло в груди. — Кто это был? — как бы невзначай, спросил он. — Я врезался в какого-то мужчину с ребенком, и мальчик сперва выругал меня, а потом помог мне, — не отрывая лица от его плеча, ответил Хару, — тот парень мне кого-то напомнил, но я отчего-то не вспомнил, кого именно… Вроде лицо знакомое, не из тех, что быстро стираются с памяти… Хару замолчал, устало опустив веки, и что-то тихо пробормотал. Мика больше не стал мучить его лишними расспросами и медленно побрел вперед, слишком внимательно вслушиваясь во внезапно наступившую тишину.

***

— Нет, погоди, — Мика отрицательно замахал руками, не совсем понимая то, что услышал, — серьезно? Плывущий под потолком неоновый кит? Ты прикалываешься? — А что не так, собственно говоря? — сразу же надулся Лакус, смотря куда-то в сторону. — Ты бы мне еще пингвинов по подиуму пустил, кстати, не обязательно живых. — Знаешь, это многое говорит о тебе… — Заткнись! — прошипел Микаэла, чувствуя нарастающую головную боль. — Собственно говоря — в чем проблема? Мои мыслишки тебя нервируют? — Идеи, Лакус, твои идеи загонят меня в могилу. Как мы там планировали наш первый день?.. Ты инструктаж получил? Заказчики пожелали облачить все в белый, ярко белый, ослепительно белый. Жирные ублюдки хотят почувствовать себя ангелами в Раю, свиньи… — Не кипятись, Шиндо, — Вельт похлопал друга по плечу и криво улыбнулся, — я тут придумал одну штуку. Если, скажем, мы будем облачены в белое, как светлая гвардия, то почему бы не нанять людей для оттенения нашего сборища? Ведь ты же пошил такие замечательные костюмы, ну тот черный с зелеными ободками. Оденем в них артов, и все будет в белом шоколаде. — Черт, я не знаю, решай сам тогда… Они уже около часа стояли на главном подиуме, где и будет проводиться показ диковинной тематической одежды. Мика нервничал, причем сильно. Его не покидало чувство, что что-то пойдет не так, что что-то должно произойти. За пять с лишним лет своей работы он ни разу не сталкивался с такой тревогой, а ведь обычно вел себя как сухарь и все заботы падали на плечи Лакуса. Кстати о последнем. Лакус Вельт был доверенным лицом Мики и первым заместителем, заменял ему едва ли не обе руки и чаще всего становился по правое плечо своего друга и наставника. Занимался бухгалтерскими делами, копался в бесконечном множестве акций Микаэлы и оплачивал почти все его счета. Шиндо был ленив и ветренен, и Лакусу не раз приходилось вытаскивать его из проблемных ситуаций. О дне семилетней давности оба предпочитали не вспоминать, словно вычеркнув все последствия того рокового вечера. Вельт не хранил обиду на Шиндо, последний в свою очередь был искренне благодарен ему за это, хотя и не скрывал свое посредственное отношение к нему. Такая глыба льда, как Лакус любил называть Мику, вообще не способна чувствовать что-то к чужакам. Мика был из тех, кого в народе называли волком одиночкой и, придерживаясь лишь этой истины, желал найти себе пару на всю жизнь и больше ни с кем не делить свою душу, сердце и любовь. Тут, конечно Лакус поддерживал его, как мог, но понимал, что если бы не добытая ими власть, деньги и сотрудничество Мика погиб бы, не дожив до своего двадцатилетия. Лакус был уверен в этом и часто сильно переживал за все те ужасы, что Мика успел сделать с собой после предательства Амане. И все же, как бы Лакус с каждым разом все сильнее и сильнее не углублялся в этот вопрос, он не мог понять, почему Юи так с ним поступил. Да, многое было покрыто тайной, и только дурак не понял бы, что Юичиро отчего-то Мику хотел защитить или оградить. Он не мог убежать просто так, Вельт в это не верил. Их любовь не простила бы такого предательства… О, что это была за любовь… Столько сладкой порочности, верности, сердечных клятв, признаний, единства душой и телом… и все ради подобного конца, когда двое оттолкнули друг друга и ушли в мир с разбитыми вдребезги сердцами?! Нет, это не могло быть правдой, не могло… — Так все же, — Мика стал перед Вельтом, привлекая его внимание, — значит, насчет освещения мы пришли к единому завершению. Будет неоновый свет, бледно-голубой, сменяющейся на зеленые оттенки, красные, в зависимости от цвета одежды, что будут представлять арты. С музыкой тоже все хорошо, те композиции, что мне предложили, были угодны мне. Насчет всего остального, типа размещения столов, еды, мест для публики будут разбираться администраторы и заказчики. Фуф, тяжелая однако эта работа, я аж запрел немного… — Что за ленивая задница? — Лакус игриво дал ему оплеуху и Мика театрально громко взвыл. — Она тоже умеет радовать по-разному. — Испорченный дармоед! — ударив уже сильнее, Лакус не мог налюбоваться этой дразнящей ухмылкой, что сияла в улыбке Микаэлы. Он был в хорошем настроении и это радовало. — Значит завтра и начнем. Показ рассчитан на один вечер, дальше нам нужно будет вернуться в Европу. — Ох, хотелось бы, — вздохнул Мика, осматривая декорации своим придирчивым взглядом, — этот город всех влюбленных выел мне всю печень… — Она и так погублена твоими наркотиками и алкоголем. — Вот же неблагодарный… А кто делился с тобой, уже забыл? — Чт… — едва ли не задохнулся Вельт. — Вранье все это! — Ну да, поотнекивайся мне тут… У меня есть компрометирующее видео, где ты танцуешь с миской на голове, в припрыжку на столе, так что закрой хлеборезку. — Сволочь, это же ты тогда меня подпоил! Лакус не выдержал и кинулся на Мику. Тот с громким смехом начал взбираться на столы, перепрыгивая и убегая от Вельта. Был поздний вечер. До представления оставалось двадцать часов…