Calm

— Так дальше не может продолжаться, — говорит Альдонса. Хоминг молча кивает. Он не спрашивает, о чем идет речь. Последнее время лишь одна проблема занимает мысли обоих. Дофламинго восемь, и он все чаще задает вопросы, на которые они понятия не имеют, как ответить. Тенрьюбито не говорят о метках, предпочитая вовсе игнорировать их существование, а Альдонса с Хомингом не спешат открывать сыну правду об истинном значении имени на его лице. Вот только Доффи уже в том возрасте, когда продолжать принимать существование метки как данность он не может. Поведение сына беспокоит Альдонсу. С каждым днем он все больше походит на других детей знати, высокомерных и жестоких. Она не может не думать: есть ли в этом ее вина? Что она сделала не так? Роси совсем не похож на брата, но, как и Доффи, он слишком рано получил метку. Альдонса не хочет думать о том, что это значит. То, что она слышала лишь мельком, приводит ее в ужас. Ей страшно представить, во что со временем могут превратиться ее дети. Даже сейчас Альдонса не уверена, какое решение примет Доффи, если узнает всю правду о метке. Любовь — не то, что в почете у Тенрьюбито, но как можно добровольно лишить этого дара собственное дитя? — Только… что мы можем сделать? — голос Хоминга — усталый и изможденный — на мгновение отвлекает Альдонсу от тяжелых мыслей. — Мы не в силах сломить систему. И что же тогда — позволить системе сломить их? Отнять у их детей шанс быть по-настоящему счастливыми? Каждый раз, видя на телах Тенрьюбито шрамы, на месте которых когда-то были имена, Альдонса едва может справиться с волной отвращения. Они так гордятся своей независимостью, значимостью своего статуса, но кто из них хоть на мгновение способен осознать, чего лишился? — Нет, — соглашается Альдонса. — Систему мы сломить не в силах. Но покинуть ее мы можем. Принять решение, которое без сомнения кардинально изменит их жизни, оказывается на удивление легко.