Calm

— Мама. Дофламинго тяжело видеть маму такой — бледной и слабой, едва цепляющейся за жизнь. Он уже достаточно взрослый, чтобы понимать: долго она не протянет. Так не должно было случиться. Они не заслужили подобной жизни. Дофламинго сцепляет зубы, пытаясь сдержать волну обжигающей ненависти к отцу — только ради мамы. Она любит отца, пусть тот ни капли не заслуживает ее чувств. — Доффи, — мама слабо улыбается и сжимает его ладонь. — Доффи, я должна тебе кое-что сказать… Ее голос не громче шепота, даже говорить ей дается с трудом. Дофламинго хочет сказать, чтобы она поберегла силы, но для чего? Они обречены. Из-за глупости отца, они все обречены. Дофламинго наклоняет голову к плечу, давая понять, что слушает. — Помнишь, ты спрашивал меня про метку на твоем лице? Он помнит. Да и как можно было забыть? Каждый раз, встречаясь со своим отражением в зеркале, он гадал: почему имя именно этого человека вычерчено на его коже, что оно значит для него? Но, какие бы предположения он ни строил, точного ответа получить было неоткуда, и продолжающееся неведение вызывало глухое раздражение. — Ты скажешь мне? — спрашивает Дофламинго нетерпеливо. — Ты обещала! Мама отпускает его руку и устало прикрывает ладонью глаза. — Я знаю. Я скажу… — ее голос прерывается. Дофламинго с чем-то похожим на ужас понимает, что мама плачет. Он никогда не видел ее слез. Она всегда улыбалась ему. Всегда. — Прости меня, Доффи, — она стирает слезы с лица, и ее губы дрожат, но отказываются складываться в улыбку. — Ты знаешь, я люблю тебя. Ты не поймешь сейчас, но все, что мы с отцом делали, мы делали ради тебя. Дофламинго сжимает кулаки, но ничего не говорит. Он не хочет думать об отце, о его предательстве. О том, что он сделал с их семьей. Ради него? Что за нелепость! Мама касается кончиками пальцев ворота ночной сорочки. Дофламинго знает, под тонкой тканью скрывается имя отца. — Имя на твоей коже — особенное, — продолжает мама. — Береги его, Доффи. Когда-нибудь ты найдешь этого человека, и все изменится. Ты поймешь… нет таких мучений, что не стоили бы мига встречи. — Что это значит? — О, Доффи… Почему так рано?.. Дофламинго знает, что последние слова обращены уже не к нему. Он не хочет больше мучить маму, но ему надо знать. Она обещала ответить, но он все еще не понимает! — Альдонса! — из-за двери раздается голос отца, и Дофламинго резко оборачивается на звук. Если бы не вопрос, так и оставшийся без ответа, он был бы почти рад его появлению. Ненависть в груди куда привычнее мешанины незнакомых эмоций, что вызвали слова мамы. — Я в порядке, — мама с трудом повышает голос, затем добавляет уже тише, только для Дофламинго. — Прости, что решили все за тебя… Я люблю тебя, Доффи. И я знаю, в твоей жизни еще будет тот, кто будет любить тебя не меньше. Я знаю, Доффи. Дофламинго не понимает, почему эти слова звучат как последние. Тогда — не понимает. А на следующий день мама умирает.