Calm

Дофламинго чувствует себя совершенно вымотанным, и все же — он любит свою новую жизнь, любит власть, сосредоточенную теперь в его руках. Он не променял бы все это на ставшее теперь чужим и далеким безоблачное прошлое. Он опускается на обшарпанное, некогда роскошное кресло и снимает очки, чтобы устало потереть переносицу. Краем глаза он замечает, как Верго переступает с ноги на ногу и с любопытством косится на его лицо. Дофламинго лишь в этот миг осознает значение своего жеста. До сих пор только его семье — маме, отцу и Роси — было позволено видеть метку. Он почти удивлен доверием, что не задумываясь оказал Верго, но это имеет смысл: тот теперь тоже часть его семьи. Новой семьи — куда лучше старой, потому что в ней нет места отбросам. Верго по-прежнему не сводит с него взгляда. Дофламинго вопросительно поднимает брови. Он знает, что Верго не посмеет заговорить, если не будет доподлинно знать, что его вмешательство уместно. Ценное качество. — Так вот, что ты прячешь, — медленно говорит Верго. — Предпочитаю слово «скрываю», — отвечает Дофламинго. — Видишь ли, мои родители считали это необходимым — учитывая то, что имя не принадлежит Тенрьюбито. Я думаю… Он замолкает на мгновение, не уверенный, стоит ли озвучивать свои подозрения. — Я думаю, это была истинная причина, почему они решили покинуть Мариджоа, — признает он. — У нас с Роси у обоих метки с именами простолюдинов. Мой отец был идиотом, но не думаю, что даже он посмел бы рискнуть всем ради наивных представлений о всеобщем равенстве. Любовь, с другой стороны… Дофламинго недовольно хмурится, не желая продолжать. Столько лет прошло, а он по-прежнему не может понять, что чувствует в отношении слов, сказанных ему мамой незадолго до ее смерти. Теперь ему не нужно добиваться крупиц информации от родителей, в его распоряжении — все знание мира, но и его оказывается недостаточно, чтобы разрешить терзающие его вопросы. — Все еще держишь на него обиду? — спрашивает Верго. Его тон — ровный и вежливый. Он хорошо знает свое место и не боится переступить черту и ненароком нанести оскорбление. — Нет, — Дофламинго хмурится сильнее. — Я зол. Он забрал нас из нашего дома, и с этим можно было бы смириться. К тому же, кому нужна эта пародия на рай? Мариджоа — место для ограниченных идиотов, и, рано или поздно, я сравняю его с землей… На мгновение он отвлекается от изначальной темы, слишком поглощенный мыслями о мести, которую без сомнения однажды осуществит. На лице Верго читается одобрение. — Нет, дело вовсе не в том, что он забрал нас из Мариджоа, — продолжает он, немного успокоившись. — Дело даже не в том, что он решил, что вправе принимать решение за меня — за нас с Роси. Но он думал, что держит все под контролем. Думал, что нам есть место среди простолюдинов. Он должен был защищать семью и не справился! Из-за него умерла мама… Дофламинго сжимает кулаки в немой ярости, и в ладонь больно впиваются дужки очков. Он коротко моргает, удивленный, что так и забыл надеть их обратно. — Пожалуй, мне они больше не нужны, — размышляет он вслух. Гнев покидает его, оставляя зияющую пустоту в груди. Он вспоминает тот день, когда отец впервые дал ему эти очки, его дрожащую улыбку и печальные коровьи глаза. Неожиданно к горлу подступает тошнота. — Я думаю, тебе стоит их оставить, — говорит Верго. Дофламинго поднимает на него вопрошающий взгляд. Верго — его самый верный советник, но он редко озвучивает свои мысли без приглашения. — Метку сочтут твоей слабостью, — продолжает он откровенно. — Не важно, правда это или нет, но, увидев ее, люди могут подумать, что им по силам обладать над тобой властью. Это неприемлемо. — Хм. Несколько мгновений Дофламинго раздумывает над сказанным. Он полагает, Верго прав. До сих пор он всегда был прав. Но все же… — Так уж и быть, очки могут остаться, — говорит Дофламинго. — Только, пожалуй, пришло время их сменить. Этим, — он поднимает очки к глазам, с трудом сдерживая желание переломить их пополам, — не достает стиля.