Calm

— Далеко собрался, сопляк? Тупик. В попытке сбежать он сам себя загнал в тупик. Как глупо. Он жмется спиной к холодной каменной стене, сжимая руки в кулаки, и отчаянно пытается не выдать своего страха. Их двое, гораздо старше его и в разы опаснее. Они вооружены. Они в ярости — за то, что он посмел украсть награбленное ими добро прямо у них из-под носа. Это было даже не трудно, вот только он попался в последний момент и слишком плохо знал этот город, чтобы успеть улизнуть. Теперь его загнали в угол, и шансов спастись практически нет. Пираты не прощают подобной наглости. — Смотри-ка, у него метка, — произносит один из них — тот, что моложе — со злым весельем в голосе. Чужие пальцы бесцеремонно сжимаются на его запястье, тащат вперед. Он спотыкается о камень и едва не падает. Дергается в последний момент, пытаясь вырваться, но тщетно. Пират с нездоровым любопытством разглядывает метку на его руке. Имя — длинное, витиеватое — начинается на предплечье и заканчивается между большим и указательным пальцем. Когда оно только появилось, всего несколько недель назад, он подолгу всматривался в переплетения чернильных линий, пытаясь угадать, как оно звучит. Если бы только одного желания было довольно, чтобы научиться читать… — Еще и педик, — выплевывает пират и тут же отпускает его запястье; вытирает ладонь о штаны, будто только что коснулся чего-то на редкость отвратительного. Узнавать о таком от каких-то грязных ублюдков — омерзительно. Ему плевать, что на его руке не женское имя. Он слишком занят собственным выживанием, чтобы думать о любви и об отношениях. Все, что ему нужно — осознание, что он больше не один. Возможно, это наивно и по-детски глупо, и он презирает себя за подобную слабость, и все же… — Эй, а ведь я где-то слышал это имя, — растягивая слова, замечает второй пират — старше и опытнее, старпом на их корабле. В горле встает ком. Что, если это правда? Если пират действительно знает человека с его меткой? Он не понимает, почему от этой мысли ему становится не по себе. Беспокоиться о чужом человеке лишь потому, что он носит на коже его имя — нелепо. К тому же, они не будут тратить время на чьи-либо поиски, только чтобы наказать простого воришку. Он того не стоит. И все-таки никакие доводы разума не помогают унять бешено колотящееся сердце. — Да, точно, — пират неприятно улыбается. — Тенрьюбито. Ты только подумай, Джей, у мальчишки имя Тенрьюбито! Несчастный ублюдок. Он часто моргает, сбитый с толку. Другой пират — тот, которого назвали Джеем, — запрокидывает голову и смеется. — Я слышал, что они делают с именами таких как ты, — Джей подходит ближе и наклоняется к нему, обдавая зловонным дыханием. — Они выжигают их. Как заразу. Жестокие слова подобны удару под дых. Отчего-то ни на мгновение он не думает сомневаться в их правдивости. Этого можно было ожидать. Судьба еще никогда не была к нему милосердна. Он едва отдает себе отчет в том, что его мелко трясет. Единственный раз в жизни он посмел полагаться на кого-то — даже не на реального человека, на образ, идею — и чем все закончилось? Жизнь в очередной раз решила преподать ему урок. На этот раз он выучит его назубок. Если выживет. Он до боли стискивает зубы. Больше никогда, обещает он себе. Больше никогда. — Эй, а почему бы нам не сделать также? — говорит Джей, переглядываясь со своим товарищем. — Будет подходящим наказанием, а? На долю мгновения он чувствует эхо былого беспокойства, но заглушает его усилием воли. Ему плевать, что будет с меткой. Он все еще боится — но только за себя. Потому что он сам — все, что у него есть, и все, что у него когда-либо будет. — У меня есть идея получше, — ответ звучит подобно приговору. — Мальчишка — вор, и все мы знаем, какое наказание полагается ворам.