Calm

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Крокодайл, не поднимая взгляда от разложенных на столе документов. Это далеко не первый раз, когда Дофламинго ищет его компании, но раньше тот по крайней мере не смел заявляться к нему домой. — Соскучился. Абсурдное заявление все-таки вынуждает Крокодайла оторваться от бумаг и наградить незваного гостя скептическим взглядом. Дофламинго отвечает извечной улыбкой, затем соскальзывает с подоконника и подходит к столу, останавливаясь неприлично близко. Крокодайл старается не показать, как нервирует его подобное положение, не поднимается на ноги, чтобы не смотреть снизу вверх. Впрочем, при их разнице в росте толку от этого не будет все равно, что, вне всякого сомнения, никогда не перестанет его раздражать. Краем глаза Крокодайл замечает, как Дофламинго тянется к его крюку, и предупреждающе хватает за запястье, останавливая движение. Несколько мгновений они молча смотрят друг на друга. Взгляд Дофламинго нечитаем за стеклами очков. — Я думал о том, что ты сказал тогда, — говорит тот спустя некоторое время, без труда высвобождая руку и отступая на несколько шагов. — Про метку. Крокодайл напрягается. Он предпочел бы вовсе никогда не поднимать эту тему — с кем бы то ни было, но с Дофламинго в особенности. — К чему ты клонишь? — У меня есть для тебя предложение, — заявляет Дофламинго, бесцеремонно разваливаясь на диване и закидывая ногу на ногу. Крокодайл едва сдерживает желание скрипнуть зубами. — В самом деле? — тянет он, не особенно скрывая своего недовольства. — Знаешь, Кроки, ты можешь хотя бы время от времени не воспринимать абсолютно все, что я говорю, в штыки. Крокодайл криво усмехается. Он бы выбрал иное выражение. — За все время нашего знакомства я не помню, чтобы ты хоть раз сказал что-то стоящее. — Твои слова ранят меня в самое сердце, — Дофламинго драматично прижимает руку к груди, но его улыбка становится только шире. — Ты собираешься переходить к сути? У меня еще много дел. — К сути? — Дофламинго задумчиво трет подбородок, будто вспоминая, зачем вообще пришел. — Ах, да! Мое предложение. Все предельно просто и очевидно. Ты не помнишь свою метку, мне плевать на мою… Крокодайл едва заметно хмурится. Кого Дофламинго пытается обмануть? В их прошлую встречу тот не вел себя как человек, которому плевать, что было даже слишком очевидно. — Я даже думать не хочу, к чему ты сейчас ведешь, — сухо говорит Крокодайл. — А, но ты уже и так знаешь. Крокодайл поджимает губы. Чертов фламинго знает его слишком хорошо. Впрочем, предложение не так просто было истолковать превратно, но он надеялся немного потянуть время — по крайней мере, пока не поймет, что за тем стоит. Каковы мотивы Дофламинго? Тот не может знать. В этом мире не осталось ни единого человека, кому было бы известно хоть что-то о его прошлом — включая имя. Он лично приложил для этого все возможные усилия. — Исключено, — отрезает Крокодайл. — Да брось. Речь идет о взаимовыгодном соглашении, не более того. Мы с тобой оба взрослые люди, с определенными… нуждами. Или ты вдруг решишь мне сообщить, что тебя интересуют только женщины? — Дофламинго тихо смеется, будто позабавленный самой идеей подобного. — Не только, нет. Лгать нет смысла. Крокодайл предпочитает быть максимально честным с Дофламинго, если только не может быть уверен абсолютно, что обман не будет раскрыт. Пусть тот считает, что между ними нет недоговоренностей. И — о, нет, рассчитывать на доверие глупо, но если от него хотя бы подсознательно будут ожидать прямоты, в последующем блеф может оказаться куда успешнее. — Почему бы тебе не выбрать того, у кого нет метки? — спрашивает Крокодайл. Дофламинго кривится, лишь на долю мгновения перестав улыбаться. — Я им не доверяю, — говорит он нарочито легкомысленным тоном. — С ними должно быть что-то не так, знаешь? «Я даже начинать не хочу список того, что не так с тобой», — думает Крокодайл, но решает не озвучивать свою мысль. — Ну так что скажешь? — спрашивает Дофламинго секунды спустя, когда понимает, что отвечать ему не собираются. Крокодайл тушит сигару, затем методично раскуривает новую — тянет время, не желая показывать, что вопрос в самом деле заслуживает рассмотрения. Может быть, первейшей его реакцией и был однозначный отказ, но все-таки определенная привлекательность в предложении имеется. Дело, разумеется, не в нуждах. Во всяком случае, в них — в последнюю очередь. Конечно, Крокодайл не раз ловил себя на мысли, что испытывает к Дофламинго физическое влечение, но в то же время он никогда не был достаточно заинтересован в сексе, чтобы искать постоянного партнера. Нет, что в самом деле заставляет его задуматься, это проклятая метка. Когда-то давно он поклялся самому себе, что та не будет иметь для него значения, и, казалось, последующие годы только укрепили его в этой мысли, но все же… Раз за разом он задавал себе вопрос: почему Дофламинго? Отчего они оказались связаны судьбой? Крокодайл хорошо помнит, как много лет назад впервые услышал о пиратах Донкихота. К тому времени он доподлинно знал, что фамилия действительно принадлежала Тенрьюбито, и потому ее упоминание в подобном контексте вызвало невольный интерес. Впрочем, его оказалось недостаточно, чтобы намеренно искать встречи, но еще годы спустя их с Дофламинго пути все же пересеклись — в тот день, когда тот официально получил статус одного из шичибукаев. Крокодайл не готов был принять тогда, что действительно наконец-то встретил того самого человека, и до сих пор не может до конца примириться с этой мыслью. Он никогда не чувствовал к Дофламинго ничего, кроме неприязни и раздражения — тому слишком хорошо удавалось находить его болевые точки, вот только он также раз за разом с несвойственным ему мазохизмом отвечал на подначки, которые мог бы попросту игнорировать. Между ними было определенное притяжение, но неужели это все, что может дать ему метка? Сейчас у него есть шанс получить ответ на этот вопрос. И даже если игра не стоит свеч — все, что он потеряет, это время. Крокодайл сжимает в зубах сигару и поднимает взгляд на Дофламинго. На лице того читается нетерпение и едва оформившееся раздражение от затянувшегося молчания. — Я подумаю над этим, — скалится в усмешке Крокодайл. Ни к чему казаться слишком уж доступным. Впрочем, в этот момент уже оба знают, какой ответ будет дан. *** Близится рассвет. Дофламинго крепко спит, ничуть не потревоженный песчаной бурей за окном. Крокодайл уснуть не может, и толком не понимает — отчего. Секс был хорош, и даже это кажется преуменьшением. И все-таки что-то не дает ему покоя. Он чувствует себя дезориентированным, сбитым с толку. Дорогие простыни из алабастского хлопка кажутся слишком жесткими и неудобными. Ему хочется обернуться песком, ускользнуть прочь, но Крокодайл усилием воли подавляет это желание. Он не трус и не намерен бежать из собственной постели. Он лежит, уставившись в потолок, без малейшей надежды разобраться в противоречивых чувствах и мыслях. Не произошло ровным счетом ничего такого, что заслуживало бы подобной реакции. Крокодайл дожидается утра, когда Дофламинго наконец просыпается и готовится уходить — к счастью, не потребовав остаться на завтрак, пусть это было бы вполне в его стиле. У порога спальни Дофламинго останавливает его для прощального поцелуя. Жест кажется наигранным и неуместным, и Крокодайл ненавидит его тут же. Во рту горчит, и голова раскалывается после бессонной ночи. Он так и знал, что их соглашение не кончится ничем хорошим, но в то же время… Отчего-то мысль разорвать связь даже не приходит ему в голову. Во всяком случае, не в течение многих месяцев. Впрочем, кое-что Крокодайл считает нужными изменить. С того самого дня он никогда не позволяет Дофламинго приходить в его дом, и сам никогда не остается на ночь.