Calm

Крокодайл без труда продвигается сквозь хаос битвы, но назначение пути пока еще не ясно ему самому. Он отказывается принимать чью-либо сторону, его единственный союзник — он сам, что не изменится никогда. И все-таки теперь все куда сложнее, чем еще несколько мгновений назад, когда единственной его целью было отомстить старику Белоусу. Они на пороге войны, слишком многое поставлено на кон, а значит в кои-то веки пришло время изменить собственному эгоизму. Впрочем, в долгосрочной перспективе он все также защищает свои интересы. Крокодайл не спешит ввязываться в сражения, не хочет тратить энергию на мелкую сошку. Стоит приберечь силы для более серьезных противников. Сейчас — решает он — разумнее всего будет отыскать площадку, с которой откроется хороший вид на эшафот, но на которой он сам не станет легкой мишенью. У него не уходит много времени на то, чтобы найти подходящее место, однако там его ожидает неприятный сюрприз. У самого края площадки, в тени каменной стены стоит высокий — выше самого Крокодайла — человек в униформе дозорного: его руки скрещены на груди, и на обнаженных предплечьях даже издалека ярко выделяются многочисленные шрамы; на плечи небрежно наброшен плащ с погонами вице-адмирала. Крокодайлу не удается разглядеть лица, но он отчетливо чувствует на себе взгляд: внимательный, оценивающий. Осознав, что его заметили, дозорный переступает с ноги на ногу, однако не спешит нападать, выжидая. Крокодайл кривит губы в отвращении. Трусливое ничтожество. Он продолжает идти вперед, не выпуская дозорного из виду, но также не предпринимая попыток развязать сражение. Трус или нет, вице-адмирал способен стать помехой на пути. У него нет на это времени. Они успевают поравняться, прежде чем тень наконец-то сдвигается, открывая взгляду лицо дозорного: брови того сведены на переносице, губы плотно сжаты. На какой-то миг Крокодайл уверен, что вице-адмирал все-таки не посмеет его остановить, но затем — что-то меняется, сомнение в глазах уступает место обреченному смирению, а в следующую секунду годами отточенные инстинкты уже кричат о надвигающейся опасности. Дозорный бросается в атаку молниеносно и неслышно, и Крокодайл едва успевает поднять крюк, чтобы защитить себя. Он благодарен, что первым инстинктом для него всегда будет использовать оружие, а не полагаться на силу логии — удар оказывается подкреплен волей. — Думаешь, тебе по силам меня задержать? — насмешливо спрашивает он, улучая момент заминки, чтобы занять оборонительную позицию. В ответ его смеряют тяжелым взглядом, но иной реакции добиться не удается. Дозорный явно не намерен тратить времени на разговоры. Он быстр и умел, и его владение волей впечатляет. Крокодайл моментально оказывается вовлечен в битву почти на равных — такое ему способны предложить единицы. Он не знает, сколько времени проходит за обменом ударами — несколько минут, больше. Никто их них не успевает получить преимущества — впрочем, Крокодайл пока еще не пытался сражаться в полную силу. Ему любопытно, может ли и дозорный показать нечто большее? Как бы то ни было, сражение не затянется. Вице-адмирал — достойный оппонент, что равно радует и раздражает, но если у того нет туза в рукаве, одержать победу труда не составит. Стоит только подловить нужный момент. Крокодайл отвлекается на долю мгновения — подается назад, чтобы избежать очередной атаки, а затем… Дозорный спотыкается. Он спотыкается на ровном месте, и Крокодайл не имеет ни малейшего понятия, почему первейшая его реакция — подхватить, а не насадить на крюк, как безусловно следовало бы поступить. Неловкий момент затягивается. Крокодайл крепко сжимает плечо дозорного, а тот ошеломленно смотрит на него из-под челки, будто перед его глазами — величайшая загадка из тех, с которыми ему доводилось сталкиваться. Отчего-то мелькает мысль, что лицо дозорного смутно знакомо. Возможно, они встречались годы назад, когда Крокодайл еще носил титул шичибукая, но… Времени на подобные реминисценции нет. Он наконец отпускает дозорного; тот выпрямляется и отступает на несколько шагов. Некоторое время ничего не происходит. Никто из них не спешит вновь нападать — по какой-то нелепой причине это кажется неправильным и неуместным. Крокодайл не знает, сколько бы они простояли вот так, только что-то привлекает внимание дозорного — тот поднимает глаза к небу и тут же меняется в лице. Увиденное, кажется, тревожит его куда больше, чем перспектива продолжить битву. Крокодайл едва сдерживает неудовольствие. Он ненавидит быть вторым. Дозорный вновь смотрит на него, ловит взгляд и не отпускает долгое время. Со стороны могло бы показаться, что между ними ведется немой диалог, вот только Крокодайл не имеет ни малейшего понятия о его содержании. Спустя почти минуту дозорный кивает — скорее, самому себе, и… отворачивается от Крокодайла, устремляясь в направлении, откуда тот изначально пришел. Подобная наглость совершенно возмутительна. Какая-то часть Крокодайла хочет ударить в спину, только чтобы развеять неизвестно откуда взявшееся представление о его благородстве, но все-таки… что бы ни прочел дозорный в его взгляде — что-то, не до конца понятное ему самому, — он не ошибся. Заставить себя напасть Крокодайл не может. Во всяком случае, дальнейший путь теперь оказывается открыт. Крокодайл, сощурившись, вглядывается в линию горизонта, пытаясь оценить ситуацию, пока его взгляд не цепляется за слишком яркую на тускло-сером фоне вспышку розового. Дофламинго. Крокодайл кривится, ни в малейшей степени не предвкушая их уже второе за этот день столкновение. Недавний дозорный моментально оказывается забыт.