Don't text me

Официант вежливо попросил нас вести себя немного потише, после чего еще раз обернулся уже в нескольких метрах от нашего столика, потому что я не выдержала и издала крайне странный звук, стараясь приглушить рвущийся наружу смех. Гарри закрыл лицо руками. — Это было неловко. — Ухмылка скользнула по его лицу, углубляя ямочку в щеке. Я ткнула яичницу вилкой, но теперь уже всё, на что бы я ни обратила внимание, казалось мне забавным. Смешок слетел с моих губ, заставляя Гарри удивляться. — Что? Он улыбнулся — я покачала головой. — Я привык, что ты многие вещи делаешь беспричинно, но это немного странно. — Произнесенная им фраза вызвала мой хохот. — Правда, странно. Горячий шоколад в моей кружке остывал, загустевая, ведь из моей головы совершенно вылетел факт его существования. Пар от кофе Гарри растворялся в прохладной атмосфере ресторана. Тогда казалось, словно мы единственные живые люди в том странном, тихом, неуютном месте. Только наши разговоры, только наш смех и только наши улыбки привлекали больше всего внимания со стороны, хотя, вероятнее всего, это было по причине посиделки обычной смертной со знаменитостью. Однако меня это никак не волновало тогда: я совершенно забыла, что сижу с Гарри Стайлсом, участником всемирно известного британского бойз-бэнда. Для меня это было то же самое, что сидеть с простым парнем по имени Гарри — каким-нибудь новым соседом, однокурсником или вообще разносчиком пиццы. Мы только вернулись с пробежки и сидели за столом потные, растрепанные и громко смеющиеся — и не было границ, ограничений, почему мы не могли бы этого делать. Разве что только правила приличия. Гарри достал телефон. Мне не нравилось, когда люди, общаясь с другими людьми, доставали гаджеты. Так складывалось впечатление, будто им совсем нет дела до того, что говорит или о чем молчит их собеседник. Вероятно, в этом я в маму. — Гуглю венгерскую овчарку, — оправдался Гарри, словно бы читая мои мысли. Смех подступил к горлу, но моя сила воли переборола его. Нахмуренное лицо Гарри серьезно смотрело в экран большого телефона, пока пальцы шустро стучали по дисплею, как вдруг он поднес телефон ближе, высоко поднял брови, а затем расслабил все мышцы лица и ударил себя ладонью. Я опять стала заливисто смеяться на всё помещение. — Спасибо. — Он повернул телефон ко мне с открытым на весь экран фото лохматого пса, словно вышитого из ковровой бахромы. Закусив нижнюю губу, я уставилась на свою кружку с шоколадом и пожала плечами. — Вы похожи. — Действительно. Гарри рассмеялся с закрытыми глазами, обнажив зубы и продемонстрировав детские ямочки. И мы немного просидели в тишине. Он взял смартфон в руку и, сделав глоток своего кофе, внимательно посмотрел на меня. — Мэлл. — Мелисса, — исправила я. Мне жутко хотелось закатить глаза. — У тебя есть твиттер? Он задал вопрос, тем самым ставя меня в тупик. Твиттер у меня был, вот только Гарри уже был знаком со мной, сам того не зная, гораздо раньше. Я не могла сказать ему «да» и промолчала. — Мэлл... — Был, — я перебила, пока он не успел смутить меня еще больше. — Но я не помню ни логин, ни пароль. Мне пришлось крайне неестественно хмыкнуть, учитывая, что актриса из меня никудышная. Гарри немного нахмурил брови. — И ты не можешь восстановить там... Через почту? Или телефон? Я покачала головой и сослалась на то, что твиттер привязан к старому номеру, и мне не особо нужны эти хлопоты с возобновлением. Гарри согласно кивнул, а мой ликующий дьяволенок в душе стал вытанцовывать свинг. — Тогда, может быть, ты снизойдешь до того, чтобы поделиться со мной такой роскошью, как твой номер телефона? — нарочито деликатно спросил он, ухмыляясь уголком губ. Этот парень прекрасно знал, как действовать и провоцировать девушку. Он знал: ему нельзя отказать. Я улыбнулась, промакивая и так чистые губы салфеткой — это, видимо, было инстинктивным старанием скрыть свое смущение. — Что скажете, мисс Мэлл? Мне пришлось скомкать и бросить в него новую салфетку. Но Гарри лишь закрыл глаза, когда она попала ему в лицо, и продолжил с невозмутимой ухмылкой смотреть на меня. И он выиграл; выиграл — если так можно выразиться, — потому что я-таки дала ему свой номер. Но это нельзя было назвать флиртом, по крайней мере, так считала я и старалась не давать ему повода считать иначе. Мы позавтракали и не спеша направились по номерам, обсуждая в дороге самые разнообразные темы. Заодно Гарри проверил настоящий ли номер я продиктовала ему, позвонив на мой телефон и дав мне таким образом свой. У меня было немного (или много) странное чувство: я шла с очень знаменитым, желанным многими девушками парнем, а он уделял мне столько внимания, сколько, казалось, не положено. И все эти его шутки, какие-то многозначительные фразы и совсем не значительные намеки, как бы параноидально ни звучало, начинали действовать мне на нервы и даже пугать. Я не жила в сказке, меня не прозвали Золушкой, а он не был принцем — вот и всё. — Мы спускались по парадной лестнице, а когда вышли на улицу, буквально оглохли от криков девушек, ждущих нас. — Глаза Гарри смотрели в пустоту и метались, выводя в его голове картины воспоминаний. — Даже если сейчас я могу увидеть гораздо больше людей под своими окнами и у своих дверей, это не будет для меня таким шоком. Ведь тогда я... — Зачем ты говоришь мне это? — перебила я. — Что? Он обескураженно и с неким недоумением посмотрел на меня. — Ты слышал, не притворяйся. — Да, я... Мы же просто разговариваем, Мэлл. В чем проблема? Гарри остановился посреди холла отеля, почти дойдя со мной до лифта, и слегка хмуро посмотрел на меня сверху-вниз. Я ощутила, что действительно веду себя неадекватно — отчасти. — Я... — Мои глаза метались по помещению, смотрели куда угодно, только не на него. — Я не знаю, окей? Просто всё это слишком... Я наконец нашла силы встретиться с ним взглядом. — Слишком — что? — противостоял Гарри. — Слишком — «слишком». Его изумрудного цвета глаза поползли вниз по моему лицу, остановившись где-то на губах. Навязчивые мысли снова путались во мне, превращаясь в непонятный сгусток несуществующих стереотипных проблем, и затуманивали правильные решения, которые едва успевали сложиться, как их тут же стирали из моей головы. Я тоже опустила свой взгляд. — А если... — Гарри стал делать шаги спиной вперед к лифту и, уйдя так от меня на несколько метров, ткнул кнопку, после чего обычным шагом вернулся. — Если я провожу тебя до номера, это будет «слишком»? — Я не... Он потянул меня с собой к лифту, идя задом-наперед и не сводя с меня своих глаз. — Ты ведь не против, что я держу тебя за руку? Мои глаза уставились на наши руки, прежде незамеченные. Изначально казалось: он взял меня за запястье. Оказалось: за руку. — Это не «слишком», по-твоему? Двери лифта закрылись за нами. Логические мысли улетучились — я не могла ничего понять. — Что ты пытаешься доказать мне? — прошептал напряженный голос человека, задержавшего дыхание и выдавливающего из себя последние кубические миллиметры углекислого газа. Этот голос принадлежал мне. — У нас не может быть «слишком», Мэлл. Это слово для инвалидов первой группы, постсоциалистических стран, пожилых людей и природных катаклизмов — не для нас с тобой. В моем животе начинал завязываться узел от этого невозможного, невыносимого, но безмерно обаятельного парня, крепко и уверенно обезоруживающе держащего меня за руку. И не знаю, что это были за чувства, но всё вокруг пропало: я слышала только отчетливый и регулярный стук своего оживленного, ухающего сердца. Меня словно повесили вниз головой. Тело пульсировало изнутри. Было невозможно думать. Этот человек делал со мной что-то необъяснимое. — Это ведь тоже не будет «слишком»? — Что — «это»? Он ухмыльнулся. — Это. Его рука внезапно притянула меня к себе, крепко прижав к его теплому телу, когда другая слегка потянула мои волосы назад. Его горячие губы опустились на мою шею, вырвав глубокий стон из моих легких. Гарри вывел нас из лифта — я даже не заметила, как мы остановились и раскрылись двери, — и заставил меня почти удариться спиной о стену, ограничив мои движения. Его зубы слегка искусывали мою изнеженную кожу в понятном только Гарри лихорадочном пути до груди, отдаваясь приятным покалыванием между ног, вероятно, у нас обоих, а губы целовали раздраженные места, как бы снисходительно балуя после мук. Это было неправильно. Нам необходимо было остановиться. — Нет, — приглушенно протестовал мой голос. Мне ответило молчание. — Гарри, — еще один тихий, неудержимый вздох удовлетворения сорвался с губ. — М-мы не должны... Он отпустил меня — я задумалась, почему он сделал это гораздо позже, — и я мгновенно развернулась к двери в мой номер. Трясущимися руками и торопливыми нервозными движениями мне таки удалось найти карточку-ключ и вбежать в номер, пока он не произнес ни слова. Дверь с оглушающим грохотом захлопнулась за мной, а мои ватные ноги укатились вперед, роняя меня прямо копчиком на паркет. Жар исходил словно со всех сторон, вынуждая меня тяжело дышать, но на самом деле — исходил от меня. Температура тела, казалось, перепрыгнула границы нормы градусов на семьдесят по Фаренгейту. Вдруг я вспомнила, что Гарри остался в коридоре, и поспешно встала, чтобы посмотреть в глазок. Но его там не оказалось. Он ушел: просто развернулся, вызвал лифт, который не успел даже отъехать, вошел и дождался, пока закроются двери. И какое-то мерзкое чувство отвращения к самой себе окутало меня с ног до головы, будто мною воспользовались и выбросили, как одноразовый стаканчик. А самое главное — я сама позволила этому случиться. Вот до чего я чуть не дошла буквально миллисекунды назад. Даже мое тело до сих пор не подчинилось разуму. Вот чего он хотел. Вот что давно не «слишком» для такого, как Гарри Стайлс. И я знала это с самого начала, но дала ему победить. Это был мой заслуженный проигрыш.