По ту сторону двери

В салуне было по-полуденному тихо. За столиком у окна спал, уронив голову на руки, какой-то мужчина в грязном сюртуке, бармен Джо лениво протирал стаканы, поднимая их на уровень глаз и бесконечно полируя рваным полотенцем, да одна из девиц Бабули, в домашнем халате и туфлях без задников, лениво перебирала клавиши старого пианино, стоявшего в углу. Она наигрывала какую-то совершенно однообразную, противную мелодию, которая печально дрожала в воздухе, замирала на мгновение, а потом повторялась вновь и вновь. Эмма вошла в салун, вдохнула знакомый запах - остатки табачного дыма, кислый запах пота и нестираной одежды, смазки для сапог, духов и перегара - все они сливались в тоскливую смесь, контрастировавшую с ярким солнцем и запахом полей, которым не суждено было проникнуть сюда. Бармен Джо увидел ее, оглядел с ног до головы и довольно усмехнулся. Эмма кивнула ему и с чувством облегчения села за стойку, обмахиваясь полами шляпы. Шторы Джо опустил, создавая полумрак, а вторые двери* оставил открытыми, чтобы была хоть какая-то вентиляция, но палящий воздух неподвижно дрожал в проеме двери, и по спине Эммы стекала струйка пота. - Налей мне выпить и кварту дай с собой, - она положила на стойку кучку монет. Огромной волосатой ручищей Джо сгрёб деньги, плеснул Эмме виски в щербатый стакан, а потом достал из-под прилавка две плоские зеленые бутылки, положил в бумажный кулёк и вручил девушке. - Проблемы на ферме? - Беззлобно спросил он. Эмма усмехнулась. Она залпом проглотила свою порцию и уже собиралась уходить, как сверху раздался какой-то шум. Обернувшись, Эмма увидела, что по лестнице спускается Руби в своём привычном зеленом платье, а за ней, надевая шляпу, идёт высокий молодой брюнет, одетый как ковбой. Оба довольно громко над чем-то смеялись, Руби то и дело оборачивалась к мужчине, он, видимо, рассказывал что-то смешное, но, не дойдя до низа три ступеньки, Руби заметила Эмму и тут же осеклась. На лице ее последовательно появились удивление, затем гнев и в конце - презрение, брови сошлись на переносице, а потом на губах затрепетала полу-усмешка. Она что-то сказала вполголоса мужчине, который поправлял патронташ на бёдрах, а затем оба подошли к стойке бара. Руби, нарочито громко двигая стул, уселась рядом с Эммой и пристально посмотрела на неё. Мужчина - это Эмма слышала, хоть и не смотрела на них - тоже подошёл и встал около Руби, слева. - Виски, Джо, - тягуче произнёс он, и Эмма уловила в его произношении явные отзвуки того мягкого акцента, с которым говорили жители пыльных степей Монтаны или Невады. Она мельком глянула на парня - красивое мужественное лицо, окаймленное бородкой и усами, наглые глаза, улыбочка... одет как ковбой, но все чёрное - штаны, рубашка с бахромой, кожаная куртка, даже шляпа - все это эффектно смотрелось на стройной фигуре мужчины и выглядело дорогим и качественным. Из заднего кармана штанов торчали ездовые перчатки, а на поясе висели два ремингтона модели 1858 года. Оружие было абсолютно чистым и промасленным и явно находилось там, на поясе мужчины, не для красоты. - Ну как? - Руби положила руку на стойку и всем телом повернулась к Эмме. - Как тебе живётся у мисс-ледяная задница, Эм-ма? При звуке ее голоса молодой мужчина повернулся к ним и взглянул на Свон - ему как раз подали стакан, он поднёс его к усам, выпил, и оскорбительная улыбка скользнула по чувственным губам ковбоя, когда он опустил руку. Лицо его не было лицом порядочного человека - это было лицо привыкшего потакать своим низменным страстям и порокам Нарцисса - властного, надменного и насквозь гнилого. Он так откровенно пробежался взглядом по телу Эммы, что даже Руби это заметила. - Она тебе нравится, милый? - Тут же среагировала она ядовито. - Боюсь, ты не в ее вкусе. Кстати, Эмма, это Киллиан. Познакомься. Киллиан поставил стакан и повернул к Эмме своё лицо, озарённое самоуверенной улыбкой. - Почему же я не в ее вкусе? - Проговорил он насмешливо. - А вот она как раз в моем. Руби хрипло захохотала, а Эмма молча кивнула Джо, наблюдавшего за этой сценой, и он подлил ей виски. - Эмма воевала, знаешь, - ворковала тем временем Руби, не сводя глаз с бывшей любовницы. - Всю войну, по ее словам. - Я тоже воевал, кошечка, - Киллиан нагнулся к Руби и сально усмехнулся, ущипнув ее за щеку. Говорил он, обращаясь к проститутке, но смотрел при этом на Эмму. - Был членом герильи*. - А вот Эмма... - начала Руби, но он перебил ее, и тон его разительно изменился: - Говорят, ты знаешь Робина Локсли? Что-то было в его ледяном тоне такое, отчего у Эммы мурашки побежали по спине. Она лихорадочно думала, как ей отреагировать, что говорить, соврать или сказать правду, но - рядом была Руби - да и в порядочности Джо она сильно сомневалась. - Да, знаю, - спокойно ответила она, допивая виски и не глядя на мужчину. Тот отстранил Руби, недовольно ойкнувшую, и подошёл к Эмме ближе. - Говорят, он уехал. Эмма взглянула на него. - Он скоро вернётся, - пожав плечами, она взяла свои бутылки и попыталась уйти, но не тут-то было: мужчина двинул плечом, оказавшись у неё на пути, и пройти можно было, только оттолкнув его. Что-то подсказывало Эмме, что этого лучше не делать. Он смотрел прямо ей в глаза, слегка наклонившись. От него пахло табаком, солью, кожей - и духами Руби - чего Эмма не могла не уловить. Глядя в ясные серые глаза Киллиана, она вопросительно подняла брови - изобразила невинность и неведение. - Вернётся? - протянул он лениво. - А куда он уехал? Эмма пожала плечами. - Он не мой муж, я не знаю. Мужчина оглядел ее с головы до ног, и под его усами зазмеилась небольшая улыбка. - Похоже, ты сама как чей-то муж, кошечка... Эмма сделала движение, означавшее, что она хочет уйти, но он придвинулся ещё ближе. - А миссис Локсли знает, куда он уехал? Эмма надеялась, что охватившее ее чувство никак не отразится на лице - просто стиснула зубы и мило улыбнулась, зная, что улыбка больше похожа на оскал. - Почему бы тебе самому не спросить у неё, ковбой? Киллиан молча с улыбкой смотрел на неё. Потом внезапно отодвинулся. - Возможно. Возможно, я так и сделаю. Черта с два ты к ней на милю подойдешь! Напряжение ушло. Джо и Руби, до того превратившиеся в каменные изваяния, начали двигаться, и их облегчение можно было потрогать рукой - таким оно было явным. Киллиан поправил шляпу и одной рукой сгрёб за талию Руби, притиснул к себе, а потом кивнул Свон с неприятной усмешкой: - Ещё встретимся, Эмма. - Пока, - Руби сделала ручкой. И оба вышли на улицу с раздражающе громким смехом. Проводив их взглядом, Эмма уже собиралась взять бутылки, поставленные ею на стойку в тот момент, когда Киллиан надвинулся на неё, как вдруг услышала негромкий голос Джо: - Будь с ним поосторожнее. - Что? - Эмма обернулась. Джо невозмутимо протянул ей пакет с бутылками. - Он из Джонсов. Знаешь, кто это? Эмма покачала головой. - Их три брата, - сказал Джо хладнокровно. - И с ними ещё парни. Говорят, они много дел натворили в Колорадо. - Каких дел? - С подозрением спросила Эмма, забирая у него бутылки. - Разных, - уклончиво ответил Джо. - Я не знаю, правда ли это, но ты с ним не шути... И скажи... этой... миссис Локсли... Когда Эмма вышла из салуна, ни Руби, ни Киллиана на улице не оказалось. Беспокойство, которое она ощутила при виде пустой улицы, кольнуло ее и, подстрекаемая страхом за упрямую женщину, оставшуюся на ферме, Свон бросила звякнувшие жалобно бутылки на сено рядом со свертками из лавки Френча и погнала Фрейю к выезду из города. Ее преследовал образ - Регина одна, ничего не подозревая, появляется на крыльце, а тут на двор въезжает толпа мужчин во главе с Киллианом. Дальше она не позволяла себе размышлять на эту тему, а просто неслась по полю, крепко держа вожжи и не сводя взгляда с полоски реки, извивающейся на горизонте. **** Дэвид Чарминг был из тех людей, которые всегда получали все. Он родился в очень богатой семье - фамилия их когда-то блистала в Англии при дворе Елизаветы. После отъезда в Америку, поселившись в Луисвилле, дед Дэвида разбогател на торговле хлопком и обеспечил безбедное существование не только отцу Чарминга, но и ему самому. Дэвид жил в С. с рождения. Когда ему исполнилось 17 лет, отец отправил его в Пенсильванский университет - где Дэвид одержал гораздо больше любовных побед, нежели побед в науке. По возвращении домой, он продолжал вести ту жизнь богатого плантатора, которой, по его мнению, заслуживал - балы, скачки, охота и пьянство. Незадолго до войны отец женил его на дочери соседа - ее звали Мэри Маргарет, и она была достаточно привлекательна и достаточно глупа, чтобы не доставлять Дэвиду никаких неудобств. И тут пришла война. Дэвид ушёл воевать, отца не взяли по состоянию здоровья, и он умер от удара в один из декабрьских дней 1863 года, в тот самый момент, когда Регина Миллс доставала из котла первую выстиранную ею форму янки, а Эмма Свон, лёжа в кустах где-то под Фредериксбергом, навела винтовку на человека и готовилась убить его, - умер, не выдержав вида людей в синих мундирах, попирающих ногами его землю. Когда Дэвид вернулся, его землю отобрали, рабы сбежали, а жена, стоя в разграбленном доме, встречала его с известием о смерти отца. Но Чарминги были богаты - и их богатство не измерялось только рабами и землёй. Очень быстро Дэвид восстановил дом, вернул часть земли и стал опять разъезжать по городу в шикарном чёрном сюртуке, правя двумя породистыми жеребцами, впряжёнными в коляску. Жена его родила мальчика, заметно раздобрела и появлялась в С. с видом герцогини, раздаривающей толпе подарки. Она напоминала жирную мышь, сидящую в горе зерна - самодовольную, сытую и безразличную ко всему. Дэвид нанял два десятка негров - из них одни работали в поле, а другие прислуживали в доме. Все эти негры были родом из С. и жили в цветном квартале за рекой. Приехав от Голда, Дэвид с облегчением вошёл в свой прохладный дом, снял шейный платок и сюртук и, оказавшись в библиотеке, позвонил. Это была большая комната, отделанная деревом и вся уставленная шкафами - Дэвид читать не любил, но образ богатого землевладельца обязывал его иметь много книг. Здесь он прятался от назойливого внимания жены и по вечерам любил выпить и сыграть в карты с друзьями-богатеями. Вскоре после звонка в дверь постучали. Дэвид развалился в кресле, положил ноги на стол и крикнул: - Входи. Молодая мулатка, лет 20, с красивыми и правильными чертами лица, вошла в кабинет с бокалом виски на подносе и остановилась прямо перед ним, глядя в упор. Взгляд ее больших, с оленьим разрезом, глаз был строгим, загадочным. Она была одета в простое розовое платье с высоким воротником, невысокая, очень стройная, даже худенькая, но изможденной не выглядела. На свежем лице выделялись пухлые губы, похожие на два лепестка, нежная кожа светилась здоровьем. Ее черные блестящие волосы были распущены и присобраны сзади, так что видны были маленькие уши. Несмотря на субтильную внешность, держалась она с тем невероятным достоинством, которое присуще потомкам смешанных рас, привыкшим к тому, что их все отвергают. Дэвид не сводил с неё глаз. Она поставила бокал на стол перед ним и остановилась, опустив руки и ожидая указаний. - Моя жена у себя? - Спросил он, разглядывая мулатку. - Да, сэр, - отозвалась она спокойным глуховатым голосом. - Что она делает? - Она приказала сделать ей ванну, сэр. Значит, Мэри Маргарет тоже не выдержала жары. Дэвид раздумывал, что ещё спросить у девушки, потому что она внезапно сделала движение, означавшее - я собираюсь уйти. - А ты? - Он взял бокал и отпил порядочный глоток. - Что ты делала, Юджиния? Мулатка подняла ресницы и ответила все с тем же холодным, отчуждённым спокойствием: - Убирала гостиную, сэр. - Хватит называть меня «сэр», - Дэвид раздраженно поставил бокал на стол. - Ты можешь обращаться ко мне «мистер Чарминг». Я сто раз говорил! Мулатка коротко кивнула, но промолчала. - Сколько тебе лет? - Двадцать два... Она помедлила и прибавила: - Мистер Чарминг. Дэвид довольно усмехнулся. - Значит, когда война началась, ты была совсем юной. Как ты оказалась здесь? Юджиния перехватила поудобнее поднос, выскальзывавший из рук, и ответила: - Моя семья переехала сюда за два года до войны. Дядю продали в Луизиану, а мы с матерью оказались у вашего отца. Мать всю жизнь работала в поле. - А отец? - Я его никогда не знала. Дэвид кивнул и ещё несколько минут рассматривал застывшую фигурку девушки - ее опущенные ресницы и всю эту позу, такую вызывающе покорную, что это его забавляло. - Ладно, можешь идти, - бросил он небрежно. - И когда приедет мистер Вейл, веди его сразу сюда. - Да, сэр, - она стремительно вышла. Дэвид усмехнулся и взял гроссбух. Ему нужно было обдумать одно дело. **** Еще издалека, с холма, Эмма увидела Регину, идущую по двору с лопатой в руках, и ее затопило чувство облегчения. Та тоже заметила приближающуюся повозку - остановилась, вглядываясь, вероятно, в силуэт выпрямившейся на козлах Эммы, а потом резко развернулась, поставила лопату и пошла в дом. Эмма въехала во двор, закрыла покрепче ворота, но покупки разбирать не стала - просто распрягла Фрейю и отвела ее в стойло. Когда она вошла в кухню, на столе ее ждала тарелка с едой - хоть и вчерашней, но тёплой - а Регины нигде не было видно. Эмма сняла шляпу, умылась над ведром (она заметила, что воду из ванны Регина не вылила, и подумала, что сама не прочь вымыться с головы до ног, даже если ей придётся делать это в холодной воде), уплела вчерашние бобы и оладьи, а затем сходила во двор, взяла с телеги одну из двух бутылок виски и вернулась на кухню. Поставила бутылку на стол, прошла по коридору до своей комнаты (у Регины было тихо) и взяла из седельной сумки, висевшей на стене, небольшой холщовый мешочек. Уже в кухне, сев за стол, налила себе на два пальца, выпила, потом налила ещё. Достала оба свои револьвера, тщательно разобрала их, положила пули рядом, завязала тряпкой задний барабан и принялась чистить, достав из мешочка кисточку и бутылку с маслом. Она так углубилась в эту работу, что не заметила, как выпила уже половину бутылки, и пропустила момент, когда в дальнем конце дома скрипнула дверь, послышались шаги - сначала осторожные, затем все быстрее, и на пороге кухни остановилась Регина - в домашнем халате, запахнутом под самый ворот, с распущенными волосами, босая - Эмма, которая уже немного захмелела, удивленно вздрогнула, потом взглянула на ее ноги и тут же отвела взгляд. Регина посмотрела на неё, на стол с бутылкой и разложенным оружием, и было непонятно, явилась она продолжать утреннюю ссору или хочет просто поговорить. Обе молчали. Наконец, Эмма решила быть вежливой. - Хочешь? - Спросила она, поднимая стакан с янтарной жидкостью на уровень глаз. Регина сдвинула чёрные брови и гневно взмахнула рукой. - Значит, ты будешь тут ещё и пить? - Что это значит - ещё? Регина скрестила руки на груди. - Я против того, чтобы тут напивались. Ты... бог знает, что ты... - Что? - Эмма вдруг поднялась, и женщина в дверях невольно вздрогнула. - Что ты этим хочешь сказать? Но Регина благоразумно промолчала. Некоторое время они сверлили друг друга взглядом, а потом Регина махнула рукой и повернулась, собираясь уходить. - Расскажи мне о золоте, Регина, - вдруг окликнула ее Эмма, решив, что сейчас та все равно сбежит и нужно успеть выяснить все по свежим следам. Регина застыла на мгновение, потом обернулась и опять скрестила руки на груди. - Что я могу рассказать? Эмма усмехнулась, проводя рукой по воздуху. - Откуда у Робина карта, которая говорит, где золото? - Я не знаю, - быстро ответила Регина. - Теперь ты лжёшь, - с сарказмом бросила Эмма. - И знаешь... - Нет! - Вскричала Регина, делая два шага по направлению к ней. - Послушай, ты! Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о Робине, тебя вообще никто сюда не звал, и нечего притворяться, что тебе есть дело до моего мужа или меня! Нечего! Ее слова были прерваны - Эмма схватила полупустую уже бутылку виски и швырнула ее, попав в косяк кухни. Осколки посыпались вниз, на пол, а по стене, желтея, сползали тягучие капли виски. - Хватит, - тихо и страшно сказала Эмма. - Хватит повышать на меня голос. Это было сказано так спокойно и так угрожающе, что Регина испугалась. Девушка стояла перед ней, слегка раздвинув длинные ноги, сжав кулаки, и на лице ее было выражение, которое, наверное, появлялось на нем во время войны - непрощающее и фатальное - будто она была самой богиней мести, готовой на все. Регина, вне себя от ужаса и ярости, рванулась прочь - от этой девушки, сводившей ее с ума, от безысходности и ненависти, которые, казалось, исходили из самих стен этого дома - и в ту же секунду Эмма вспомнила про осколки и крикнула: - Стой! Но было поздно. Регина прошла прямо по ним и напоролась, вскрикнула, но не остановилась, убежала в комнату и последовавшая за ней Эмма застала ее сидящей на полу - лицо серое от боли, руками она крепко держала поврежденную ногу, зажимая рану - Эмма с размаху упала на колени перед ней. Она увидела закушенные губы, потом взглянула на кровь, сочащуюся сквозь сжатые пальцы. - Регина, дай посмотреть. Женщина замотала головой, чёрные волосы взметнулись и опали на плечи. - Ты уже достаточно сделала, убирайся от меня! Эмма мягко попробовала оторвать ее пальцы от раны. - Дай, ты истечёшь кровью. - Оставь меня в покое. - Голос у Регины был высокий, казалось, она вот-вот разрыдается. - Нет, - твёрдо сказала Эмма. - Я не оставлю тебя в покое. Робин оставил меня здесь, чтобы я.... - Ах, Робин... - Гневно перебила ее Регина. - А ты что, его верная собачонка? Куда он приказал, туда и пошла? Эмма стиснула зубы, но промолчала. Она все ещё пыталась отнять пальцы Регины от ее ноги. Потом встала и огляделась в поисках тряпок, которые можно было бы пустить на бинты. Регина наблюдала за ней снизу вверх все с той же злостью. - Молчишь? Почему ты молчишь? Что Робин заставлял тебя делать ещё? Эмма скрылась на кухне, а когда она пришла с водой и тряпками, то Регина все так же сидела на полу, и под ее поднятой ногой уже образовалась лужица крови. Эмма села перед ней. - Отпусти ногу, - глухо пробормотала она. Регина разглядывала ее лицо, обрамлённое распущенными сейчас волосами. - Ты отдавалась Робину? Вопрос повис в воздухе. Потом Эмма взглянула Регине в глаза. - Мы не любовники с твоим мужем. И никогда не были. - Почему я должна тебе верить? - Прошипела Регина. Эмма пожала плечами. - Не должна. И прибавила, глядя ей в глаза: - Но ты веришь. Прошло несколько секунд, во время которых Регина изумленно таращилась на девушку, и та, воспользовавшись ее замешательством, сумела отцепить сжатые пальцы и подняла пораненную ногу выше, осматривая ступню. Было много мелких ранок, и кое-где ещё торчали осколки. Самый крупный порез оказался в том месте, где пятка переходит в изгиб ступни - он-то и кровил. - У тебя есть щипцы? - Спросила Эмма, и Регина, наконец, пришла в себя, встрепенулась. - Да, - чуть хрипловато сказала она, и голос ее уже не напоминал шипение разъяренной кошки. - В моем... на моем столике... в спальне... Эмма аккуратно положила ее ногу на пол - Регина нервно одернула полы халата, прикрывая колени, - вскочила и через пару минут вернулась с небольшими свечными щипцами и села возле замершей Регины, которая смотрела на неё, как кролик на удава. - Дай ногу, - хрипло сказала Эмма, не глядя на женщину, и почему-то по ее телу пробежала дрожь. Она подняла ногу, и когда горячие пальцы Эммы коснулись ее щиколотки, вздрогнула. Эмма это заметила, но истолковала по-своему. - Будет немного больно, придётся потерпеть. Регина разомкнула губы и смогла только выдавить: - Я потерплю. Для того, чтобы вынуть осколки, Эмме пришлось положить ногу Регины себе на колено и нагнуться. Полы халата при этом сползли до самых бёдер. Регина, мучительно краснея, одернула их, но Эмма только взглянула на неё искоса, и уголок ее рта дернулся в усмешке. Она быстро и уверенно извлекала осколки, откладывая их в сторону. - Ты была медсестрой на войне? - Спросила Регина, чтобы как-то заполнить невыносимо затянувшуюся паузу. Эмма хмыкнула. - Нет, я не была медсестрой. Ты можешь представить меня в белом халате и чепчике? Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, и только потом до Регины дошло, что Эмма пошутила. Глядя в смеющиеся серые глаза, она не удержалась от ответной слабой улыбки - потом окинула взглядом худое тело Эммы - от ковбойских поношенных сапог до встрёпанной макушки - и кивнула: - Да, это представить сложно. Эмма вынула последний осколок и подвинула к себе таз с горячей водой, который она принесла с кухни. - Нужно, чтобы ты села на стул, сможешь? Регина кивнула и попыталась подняться, но попытка провалилась - мешала поднятая нога. Эмма подскочила и протянула ей руку, наклонившись: - Хватайся за плечо. Регина поджала губы, но подчинилась, осторожно положила руку на спину девушки, и Эмма подняла ее, обхватив за талию. - Садимся, - подвела женщину к стулу, и Регина опустилась на него, а Эмма подвинула к ее ногам таз. - Сейчас будет щипать, - произнесла она, беря ступню и опуская в воду. - Зачем ты возишься со мной? - С сарказмом спросила Регина, наблюдая, как Эмма аккуратно смывает кровь, опустив ладони в воду. Эмма не ответила. - Ах, да, Робин... он обещал тебе денег за твою работу здесь? Эмма опять промолчала. - Так вот знай, денег ты не получишь. Робин - мечтатель, он думает, что найдёт золото моего отца, но никакого золота нет! Это байки, а все, кто знал о кладе, давно мертвы, и ничего там нет, в Аппалачах... так что ты зря стараешься... Эмма уже закончила обмывать ее ногу и теперь, вынув ее, обтирала сухой тканью. - Я поеду в поле, соберу там кое-какие травы, сделаю мазь. У тебя есть плесневелый хлеб? Из него тоже можно. - Черт возьми, ты слышала, что я говорю? - Закричала Регина, сдергивая ногу с ее колен и вскакивая. Но стоять на раненой ноге она не смогла - издав крик боли, опустилась на стул. Эмма сурово взглянула на неё. - Не будь дурой. В рану может попасть заражение. Нужно забинтовать. Регина устало смотрела на неё. - А что касается золота... - Эмма опять опустила ее ногу в таз. - Я не верю, что он его найдёт и не верила никогда. Регина ошеломленно раскрыла глаза и выпрямилась. - Но... зачем же ты тогда согласилась? Жить здесь... работать... и... Девушка подняла глаза и тут же опустила. - Я сразу сказала ему, что он глупец. Что это идиотская затея. Что только идиот может оставить... Регина молча и не дыша смотрела на неё, и в глубине ее ясных карих глаз что-то трепетало. Свон поднялась, отряхивая колени и не глядя на неё. Пожав плечами, Эмма усмехнулась и с горечью посмотрела на Регину: - Только идиот может оставить тебя... Повисло молчание, во время которого Эмма не сводила глаз с лица женщины, а та потрясённо молчала, и только шумное, сдерживаемое дыхание наполняло комнату. Наконец Эмма очнулась. Она прерывисто вздохнула и сказала, суетливо поправляя рубашку: - Я сбегаю за бинтами, там на кухне я видела... Бинты она принесла ещё в тот раз. Регина смотрела на груду чистых тряпок, лежащих у ее ног. Эмма сбежала, потому что их молчаливый диалог зашёл слишком далеко. И сама она не прочь была бы сбежать, потому что не знала, как отделаться от негромкого голоса в ее голове, который все повторял: - Только идиот может оставить тебя...