Остается только то, что успел отдать.
И наступила тишина. Такая жуткая тишина, что Регина могла слышать, как бьется, разрывая ее грудь, сердце, как жужжит возле окна муха и бьется, бьется в стекло, не находя спасения. Тишина, наполненная таким ужасом, что у Регины закладывало уши и немело все тело - и не было выхода, некуда было бежать, потому что ноги отказывались ей служить. Она, помертвев от страха, вглядывалась в усатое лицо мужчины, который так же неотрывно смотрел на нее сквозь стекло окна. Он едва заметно улыбался, рассматривая ее с ног до головы, и, стоя там, оцепеневшая и растерянная, Регина была вся на виду и не могла пошевелиться. Она хотела закричать, но крик застрял в горле - да она и сама понимала, насколько это бесполезно. Мужчина едва заметно усмехнулся и, в точности повторяя жест Эммы в тот незапамятный день ее приезда на ферму, прикоснулся двумя пальцами к шляпе. Регина с тоской вспомнила о Свон, но мысли ее тут же вернулись к незнакомцу - он словно заслонил собой все на свете. Мужчина был молод, красивое наглое лицо с бородкой и усами хранило самоуверенное и спесивое выражение. И он ждал. Регина непроизвольно попятилась назад, судорожно соображая, как ей быть. В доме находилось оружие - и револьвер, оставленный Робином, и ее собственный Дерринджер, но оба они лежали в спальне, а бежать на глазах у этого незнакомца было бы глупо и опасно. Ножи? Спасительная мысль промелькнула в ее сознании, и она обернулась, ища взглядом что-то, чем можно было бы защититься, и тут, не теряя спокойствия и уверенности, мужчина постучал костяшками пальцев в стекло и лениво сказал, глядя куда-то вдаль: - Добрый день, хозяйка, нельзя ли напоить лошадь? Регина видела, как он скучающе глянул на небо, будто его совсем не интересовало, что происходит в кухне, а потом опять на неё - на лице его все так же была угроза и уверенная в себе сила, и, спрашивая о лошади, он лгал - явно лгал и даже не скрывал этого, хотя преградой на его пути по-прежнему были ее страх и прочные стены дома. Она метнулась к столу, отвернулась, схватила маленький нож для овощей, сжала его онемевшей рукой и поспешно спрятала в карман юбки. Потом, замирая от страха, проклиная свою слабость, пошла к входной двери. Едва она успела подойти, как раздался громкий стук пальцев о дерево - видно, незнакомец увидел ее через окно и тоже подошёл к двери, но с другой стороны. - Кто вы? - Регина едва узнала свой голос, таким сдавленным и тонким он стал. - Да вы не бойтесь, - отозвались с улицы. - Я не обижу. Мне бы лошадь напоить. Она потянулась к скобке, закрывающей дверь, осторожно потянула ее вверх, ожидая, что сейчас ее вытащат наружу вместе с ручкой, в которую судорожно вцепились пальцы, но когда она открыла, со страхом глядя наружу, мужчина стоял шагах в пяти от двери, упершись сапогом в крыльцо, и смотрел на нее спокойно и невозмутимо. - Добрый день, мэм, - протянул он с восхищением, и под аккуратными усами опять мелькнула усмешка. - Меня зовут Киллиан Джонс. Я тут мимо проезжал, вижу - вы дома. Регина вышла на крыльцо, стараясь держаться гордо и уверенно, но руку из кармана не вынимала, и тут она увидела то, что не было заметно с улицы - на дворе, помимо незнакомца по имени Киллиан Джонс, находились ещё двое - оба на конях, одеты как ковбои или старатели, оба заросли по уши чёрной щетиной, - они гарцевали поодаль, не спешиваясь, и сальные взгляды и громкие смешки не оставляли ни малейшего сомнения в том, что их лошади не страдали от жажды - этим мужчинам нужно было нечто совсем иное... Ох, Эмма, безнадежно подумала Регина, как не вовремя ты уехала. И чувство отчаяния, глубокое, как река, накрыло ее с головой. Она расправила плечи. Такое уже было. В ее дом уже приходили чужие мужчины, они уже смотрели на нее так, и она пережила это, и уцелела, и стала жить дальше, и трое грязных бандитов не смогут запугать ее или заставить умолять. Она крепче сжала в кармане нож, решив, что первый, кто посмеет до неё дотронуться, надолго запомнит этот день. Если выживет. Мужчина, назвавшийся Киллианом Джонсом, продолжал с усмешкой смотреть на неё. - Это частная земля, - спокойно сказала Регина, несмотря на то, что сердце в ее груди билось как сумасшедшее. - Что вам тут нужно? Худший способ борьбы с хищником - показать свой страх, а перед ней, несомненно, были три хищника. И она гордо вскинула подбородок, так, словно за ее спиной стоял отряд вооруженных мужчин, а она управляла ими одним движением головы. Киллиан с улыбкой оглянулся на своих спутников, и они засмеялись оскорбительно громко, один закурил, глядя на неё, второй покрутился на лошади, продолжая хихикать, а Регина обхватила пальцами гладкую ручку своего крохотного ножика. На удивление, он придавал ей уверенности, что когда ее опрокинут на землю, она сможет хотя бы одному из них сделать больно. - Вашего мужа зовут Робин Локсли? - Вдруг спросил Джонс, нахально усмехаясь. - Да, - ответила Регина, стараясь удержать все тот же высокомерный тон. - Я бы с ним потолковал, если можно, - сказал Джонс лениво, оглядываясь по сторонам. - Он где-то здесь, ваш муж? Регина покачала головой. - Его пока нет. Но он скоро вернётся. - Правда? Джонс сплюнул на землю и вдруг сделал шаг по направлению к ней. Его пронзительные глаза встретились с ее взглядом. - А я слышал, он уехал, - небрежно сказал он, сунув руки в карманы и пожимая плечами. Регина молчала. Она судорожно думала о бегстве, но сзади была дверь, которую трое мужчин легко могли сломать, а спереди - Джонс, чьи глаза не отпускали ее ни на миг. Все было кончено. Она попалась, как птица в силок. - Я слышал, он уехал больше недели назад, и никто не знает, где он, - продолжал Джонс насмешливо. Регина с независимым видом пожала плечами, хотя внутри у неё все тряслось. - Это неправда. Он охотится у реки. И когда он вернётся... Она перевела дух и продолжила, надеясь, что ее слова прозвучат достаточно убедительно: - Он будет очень недоволен, что вы проникли на его землю. Несколько секунд Джонс смотрел на Регину, испытующе и внимательно, а потом усмехнулся. - А я думаю, маленькая леди, что вы врете, - сказал он и сделал ещё один шаг к Регине. - И что здесь нет никого, кроме... - Ещё один шаг, и ты умрешь, - раздался голос, такой бесстрастный и ледяной, что Регина не сразу поняла, кому он принадлежит. А когда поняла, ее затопило безмерное чувство благодарности и облегчения. На лице Джонса отразилось сначала недоумение, а потом - Регина это увидела - страх, даже ужас, брови его сдвинулись, и он схватился за револьвер, но не смог определить, откуда исходит этот голос. Те двое на лошадях, вынув оружие, тоже стали озираться по сторонам, но никого не увидели. - Это ты, маленькая мисс Свон? Я узнал твой голос! Выходи немедленно, а то я ее убью! - Джонс направил револьвер на Регину. Больше ему не нужно было притворяться. - Если ты выстрелишь в неё, я тут же прикончу тебя, - продолжал невозмутимо голос. Регина начала догадываться, откуда он исходит, но Эмму она не видела. Как и бандиты. - А потом я займусь этими двумя молодцами. Это же твои братья, да? Билл и Кевин? Ну что ж... Они лягут тут же, рядом с тобой. Выбирай, Джонс. У тебя не очень много времени. Регина почувствовала, как по спине течёт струйка пота. Джонс ненавидяще смотрел на неё, но револьвер опускать не торопился. Чёрное дуло словно засасывало весь воздух, предназначенный ей, и женщина чувствовала, что сейчас упадёт в обморок. - Ещё минута, и я начну стрелять, - предупредил спокойно голос. - Убирайся или умри. Прошло немного времени, во время которой гулкая тишина давила на уши, а они - все четверо - словно застыли в странной и опасной мизансцене, и, наконец, Киллиан медленно опустил револьвер, но пристально смотреть на Регину не перестал. - Я доберусь до тебя, Свон! - Крикнул он злобно, обращаясь к невидимому голосу, и в ответ тут же раздалось четкое: - В любое время, крыса. А сейчас садись на свою лошадь и уезжай, а то я нервничаю немного. Могу начать палить во что ни попадя... В коня, например... Свист пули взрыл землю под ногами лошадей братьев Джонса, и те испуганно заржали, чуть не сбросив седоков. В ответ раздались громкие проклятия, и один из бандитов крикнул: - Кончай дурить, Киллиан, уходим! Регина молча смотрела, как Джонс с искаженным от злобы лицом убирает револьвер в кобуру и, оглядываясь по сторонам, направляется по траве к коню - медленно, делая вид, что не торопится. Те двое, ждавшие на лошадях, все ещё не убравшие револьверы, что-то сказали ему, быстро и гневно, но он не ответил - просто вскочил в седло, дернул поводья, и все они неспешно, не оборачиваясь, выехали за ворота. Потом их силуэты появились на холме, мелькнули и тут же опустились вниз, исчезая, и тут Регину покинули силы - так из шарика со свистом выходит воздух... Она медленно осела на пол, продолжая до боли сжимать в кармане ручку ножа. Эмма Свон появилась из распахнутых дверей амбара, волосы ее развевались на ветру, в руке она все ещё держала ружьё, и выражение лица не предвещало ничего хорошего. Стремительными шагами она приближалась к Регине, пронизывая ее сердитым взглядом. - Ты совсем идиотка? - Крикнула она, подходя к ней и опускаясь перед женщиной на колени. - Какого черта ты вышла из дома? Жить надоело? И тут же осеклась, заметив серое лицо Регины, дрожащие пальцы и трясущиеся белые губы. Женщина опёрлась спиной на стену дома и молча смотрела на Свон из-под полуопущенных ресниц, и Эмма протянула руку, обхватила напряженное запястье и вытянула из кармана кисть, все еще сжимающую маленький ножик для овощей. - Зачем ты вышла? - Рассерженно бросила Эмма. Тон ее не соответствовал нежности движений, с которыми она один за другим расцепляла тонкие пальцы, сжавшиеся вокруг ручки ножа. Регина попыталась заговорить, но вышло у неё только с третьей попытки. Эмма подняла голову и посмотрела в карие затуманенные глаза. - Я не хотела показать... показать, что боюсь... Она остановилась, будто эти слова лишили ее последних сил. Длинные ресницы бессильно опустились, но она тут же подняла их вновь. Эмма, все так же держа ее руку, смотрела прямо ей в глаза. - Не нужно было вообще пускать их! Эмма подняла руку и взъерошила свои светлые волосы, глядя куда-то вбок, и вдруг Регина страстно заговорила, выпрямляясь и будто очнувшись от глубокого сна: - Я думала, что ты уехала навсегда! Что мне ещё оставалось делать?! Несколько секунд Эмма, нахмурившись, смотрела на неё, словно не понимая, что ей говорят. - Что? - Да! - Регина вырвала пальцы из ее ладони и вскочила, обхватывая себя руками. - Ты уехала, ничего не сказав, и я... я подумала, что... - Ты подумала, что я уехала и бросила тебя? Гнев и злость в голосе Эммы были осязаемы, как пол под ногами. Она поднялась, сощурившись, и по спине Регины пробежала холодная дрожь. - А что я должна была думать? - Вскричала она. - Что? Я? Должна была? Думать? - Ах, вот как? - Эмма швырнула нож на доски крыльца. С громким стуком он отскочил вбок и пропал в высокой траве. Было так прекрасно видеть ее живой и невредимой, с ее яростью, растрепанными светлыми волосами и горящими глазами, что Регина сама не понимала, почему ее губы продолжают произносить гневные и обидные слова: - Да, ты уехала! И бросила меня тут, одну! - Я уехала в город и спросила тебя, что нужно купить! Неужели ты думаешь, что я бы стала узнавать это, если бы собиралась уехать навсегда? Эмма сжала зубы, и следующие ее слова прозвучали глухо, и на Регину она больше не смотрела: - Я услышала, что в городе объявился человек из Огайо, и он видел Робина. Я подумала, тебе будет интересно узнать, как твой муж... но раз ты решила... ты решила, что я... Она не закончила фразу. С горькой усмешкой посмотрев на Регину, она просто махнула рукой и ушла в дом. Хлопнула входная дверь. Регина закусила нижнюю губу, глядя ей вслед. Она все испортила. Опять. Эмма спасла ей жизнь, а она все испортила.***
Солнце выедало глаза. Именно выедало, потому что другого слова нельзя было подобрать для этого проклятого, алчущего, страшного шара, испускающего крики и такой силы жар, что, казалось, оно поставило себе задачу спалить все находящееся в пределах досягаемости его щупалец из света. От жары туманились мысли, и люди спасались от нее, прячась в дома и закрывая наглухо шторы. В полдень Доминик приехал в город, на ежегодную ярмарку, где у него была назначена встреча с Обедайей. Он привязал лошадь к изгороди и прошел, пробираясь сквозь толпу, поминутно оглядываясь, на задворки, проскользнул между двумя фургонами и оказался на небольшом пятачке, надежно защищенном стенами домов. Обедайя был не один. С ним рядом стояли еще пятеро мужчин - все в возрасте от 20 до 30 лет, высокие и рослые - Обедайя явно подбирал их по физическим параметрам. Среди них не было ни одного знакомого ему человека. Все были одеты в комбинезоны и заплатанные рубашки рабочих. Доминик молча окинул взглядом этот импровизированный отряд. - Я сделал, как ты велел, - Обедайя увидел в глазах друга насмешку и с легкой обидой повел рукой на мужчин. - Я вижу. Маловато ты привел. И вообще - они могут сражаться? Один из мужчин скрестил руки на груди и сделал шаг к Доминику. - Мы все можем, мистер прихвостень Голда. А ты вот что можешь? Доминик не ответил - улыбаясь, он молча смотрел на мужчину, и Обедайя тут же вклинился между ними, размахивая руками. - Спокойно, парни, он помочь пришел. Вот смотри, Дом - хватит столько людей для начала? Доминик кивнул. Потом кинул на землю сумку, принесенную с собой, Обедайя присел на корточки, порылся в ней и вынул три револьвера. - Это пока все, - сказал Доминик. - Но будет еще. И не палите во что попало. - Не бойся, мы не подведем, - Обедайя жадно смотрел на оружие. Мужчины обступили его со всех сторон, тихо переговариваясь. Дом криво улыбнулся и исчез в проеме между домами. Он сам не знал, зачем согласился участвовать в этом всем. У него не было родственников в негритянском квартале, да и друзей особо не было, и все же он влез в смертельно опасное дело, которое могло привести его на виселицу. Впрочем... Может, именно это помогало ему чувствовать, что он все еще живет, потому что вся остальная часть мироздания казалась ему какой-то зыбкой и неопределенной субстанцией, чем-то вроде киселя, в котором было легко потеряться. Ярмарка была в самом разгаре. Повсюду сновали люди, торговцы кричали в голос, нахваливая товар, а Доминик медленно шел среди толпы, направляясь к лошади. Зачем он все это делает? Внезапно в толпе он увидел знакомый силуэт: очертания светловолосой головки, плавную линию шеи. Он рванулся в сторону, к лоткам, и в этот миг толпа расступилась, и он увидел Тину. Она сменила белое платье на деревенский костюм – просторную рубашку с пышными рукавами и длинную юбку. Рубашка свободно спадала с ее плеча, открывая его полностью, обнажая начало груди, идеальную линию ключиц и впадинку у шеи. Светлые волосы ее были зачесаны назад, но на спине они струились свободно, как водопад. Она выглядела хрупкой и одновременно сияла среди всего этого сборища, как алмаз среди камней. Грудь Доминика сдавило. Ее глаза встретились с его глазами, и в них вспыхнула злость. Он демонстративно оперся на стену дома, откровенно раздевая ее взглядом. К его удивлению, Тина не отвела глаза, продолжая, не мигая, смотреть на него в упор. Ему стало не по себе. Потом она медленно отвернулась и смешалась с толпой, несущейся к выезду из города. 8 лет назад Доминика подвели к двум столбам, врытым в землю на расстоянии полутора метров друг от друга. Его запястья обмотали веревками, а веревки продели в металлические кольца, вделанные в столбы так, чтобы руки жертвы вскинулись высоко вверх. Таким образом Доминик оказался распят между двумя столбами, а его спина была полностью открыта для экзекуции. Толпа негров притихла. Сзади появился Исайя. Уже много лет ему не доводилось наказывать раба кнутом, поэтому его узкие прищуренные глаза блестели от предвкушения. Исайя считался лучшим порщиком в округе. Он умел исполосовать спину негра так, что на ней не оставалось живого места, но сам избитый мог работать и дальше. Он умел пустить кровь даже самому толстокожему негру, за это плантаторы ценили его. Сам он никогда не подвергался бичеванию. В руках Исайи был гибкий кожаный кнут с металлическим наконечником на конце. Голд постарался, чтобы честь его дочери была отомщена как следует. Он сказал Исайе: «Бей его как хочешь. Если убьешь – туда ему и дорога. Но я хочу, чтобы Тина видела, как он будет мучиться. Она должна знать, что никто не посмеет тронуть ее безнаказанно». Исайя расправил кнут. По толпе пронесся сдавленный вздох. Эрнестина стояла поодаль, в объятиях отца. Когда Голд сказал ей, что Доминика накажут, она подумала, что его лишат пищи или посадят в тюрьму, или продадут. Она и представить не могла, что его будут пороть на глазах всей плантации. Он стоял, совершенно беспомощный, распятый, ожидая позорного и болезненного наказания. И все это из-за нее. Из-за ее желания уязвить его. Когда же негры испуганно загудели, увидев необычайно тяжелый и жестокий кнут Исайи, в глубине желудка Тины зашевелился страх. Она почувствовала, как струйка пота ползет по ее спине. Внезапно она подумала, а если он умрет? Все, что до того казалось игрой, вдруг стало реальным. Исайя примерялся к беззащитной спине Доминика, а она смотрела на нее, онемев. Она вдруг поняла, что сейчас будет. И одновременно с этим она поняла, чья рука на самом деле сейчас будет бичевать спину абсолютно невиновного человека. И как только эта мысль пронзила ее, она открыла рот, чтобы закричать, что все это несправедливо и неправильно, что она виновата, но в этот момент свист разрезал воздух и первый удар опустился на спину Доминика. В толпе негров раздались всхлипы и шепот. На широкой спине негра появилась полоса, сначала темная, а затем кроваво-красная. Тело его дернулось в момент удара, но он не издал ни звука. Тина, онемев, смотрела на него. Еще удар, и опять полоса крови на спине. Бич рассекал воздух, неистовствовал над спиной Доминика, оставляя кровавые метки, а Тине казалось, что бьют ее саму. Его бичевали у нее на глазах, только потому, что она сказала, что он прикасался к ней. Он, негр, посмел тронуть белую девушку, и теперь его мучили, хотя он был невиновен. Из груди Тины вырвался крик. Она отвернулась и побежала прочь - но звук, с которым его секли, стоял в ее ушах даже после того, когда она оказалась в комнате и зарылась с головой в одеяло. **** Эмма зашла в кухню, швырнула на стол патронташ и села, уронив голову на руки. Переносицу жгло от подступивших слез. Прошло несколько минут полной тишины, затем скрипнула дверь и раздались легкие шаги. Эмма подняла глаза, но не обернулась. - Когда пришли янки, - вдруг раздался хриплый тихий голос у неё за спиной. - Я не хотела их пускать в дом. Я закрыла дверь на замок и взяла револьвер... Эмма резко повернула голову и взглянула на говорившую женщину. Регина стояла в дверях, сцепив руки, и смотрела на неё, и спокойное красивое лицо было наполнено болью. - Они выломали дверь, - продолжала тихо Регина, и Эмма со свистом втянула воздух. - Выволокли меня во двор, как свинью, которую тащат на убой, и сказали, что отныне Кентукки принадлежит им. Что они - новый закон, и если кому-то это не нравится, то они могут это доказать. Эмма молча смотрела на нее, сдвинув светлые брови. - И если бы не этот офицер... Регина подошла к столу, не спуская глаз с девушки, грациозно опустилась на стул и легко улыбнулась. Эмма посмотрела на ее лежащие на столе руки - пальцы едва заметно тряслись. - Он остановил их. Сказал, что они пришли не насиловать женщин и убивать детей, а освобождать Юг от гнета рабства. Что я должна приветствовать победителей и дать им кров в своём доме. Эмма молча протянула руку и накрыла ею дрожащие пальцы Регины. Ее ладонь была горячей, сухой и мозолистой, и почему-то женщина не отняла руку. Она только взглянула вниз, на их соединенные ладони, и продолжала говорить: - И я стирала и готовила им... я делала все, терпела их в своём доме, потому что тогда он не дал им... Она не закончила. - Тебе повезло, - сказала Эмма сдавленно. - Ты просто не представляешь, что такие, как Джонс, могут сделать с такой женщиной, как ты... Регина помолчала, глядя на загорелую руку Эммы, сжимающую ее пальцы, а потом подняла глаза. - С какой? - Насмешливо спросила она и уловила мгновенный взгляд Эммы, брошенный на ее губы. Эмма открыла рот, чтобы ответить, но не смогла. Она хотела сказать, что чуть не умерла от страха, когда увидела с холма троих бандитов, въезжающих на двор Регины, что представила, как самая красивая на свете женщина лежит на дворе с белым лицом и кричит от боли, пока они насилуют ее, что она была готова отдать что угодно, лишь бы успеть, и потому неслась, бросив Фрейю - умную Фрейю - в кустах, ползла задворками к амбару и лезла на чердак, молясь всем богам, чтобы они не стали... Но она ничего не сказала. Регина медленным движением отняла свою руку и смотрела на неё ясными карими глазами, в которых читалось понимание и горечь. - С любой, - буркнула Эмма, отворачиваясь. - Они берут, что им нужно. Им все равно, кого насиловать. Регина улыбнулась. Белые зубы сверкнули на лице, улыбка была безжалостная - и ослепительная. Эмме она сказала о боли гораздо больше, чем любые слова. - Я ведь думала, что тебя нет... Эмма стукнула кулаком по столу и поднялась. Регина нашла в себе силы взглянуть в серые глаза Эммы – и вдруг за яростью и злобой увидела в них такую нежность, что ей захотелось заплакать. - Ты поступила глупо, открыв ему. В следующий раз... - Ты думаешь, будет следующий? Эмма усмехнулась. - Он вернётся, не сомневайся... и будет начеку... Как и мы... Регина перестала улыбаться. - И что? Тебя опять может не быть. Ты вот поступила как Робин... он всегда говорил так же, говорил, что ему нужно в город, и уезжал, а вернуться мог через день или два... когда вздумается... Эмма бросила на нее быстрый взгляд. - Больше ты одна тут не останешься, - отрезала она. - И ещё... Она кивнула на ружьё, прислонённое к стене. - Пора тебе научиться стрелять.