По ту сторону двери

В ожидании Регины, дабы как-то убить время, Эмма тоже направилась на ярмарку - только вошла с другой стороны, возле дома Ханта, и сразу же окунулась в жаркую, кричащую толпу, где ее моментально ощупали сотни взглядов - одни рассерженные, недоуменные, другие просто любопытные, третьи - ненавидящие и злобные... Но она привыкла к этим взглядам и просто шла, пробираясь сквозь толпу и раздумывая, чем бы ей заняться в эти три часа, пока Регина делает покупки. Вариантов было не так уж много - зайти в салун Бабули (но там можно было встретить Руби, а то и самого Киллиана Джонса), либо погулять по ярмарке и прикупить ещё пуль для карабина (их никогда много не бывает, особенно в связи с последними событиями). К тому же ей предстояло, наконец, научить Регину стрелять, а это потребует много, очень много патронов. Подумав о Регине, девушка невольно усмехнулась. Все, что было связано с этой странной, отчужденной женщиной, все больше интересовало ее, и мысль поучить обиженную на весь мир Регину стрелять, прикоснуться к ней, посмотреть на ее напряжённое лицо (наверняка будет злиться), развлекла Эмму, и на несколько минут она забыла, где находится. Между загоном, где выставлялись лучшие овцы, и импровизированным тиром, откуда доносилась сочная мужская брань и треск выстрелов, она заметила маленький деревянный прилавок с красными яблоками в карамели. Сладкий запах донёсся до ноздрей Эммы, напомнив ей аромат Регины - такой же свежий, нежный и манящий. Она купила у морщинистого продавца лакомство, с детской радостью осмотрела его со всех сторон и жадно впилась зубами в сочное яблоко, ощущая его душистый терпкий вкус на языке. Доев и выбросив палочку, Эмма оглянулась в поисках оружейной лавки, но здесь, в том углу, куда она забрела, не было ничего похожего. Шум ярмарки здесь был тише, лотков стояло мало - лишь шатёр с цирковыми представлениями и какие-то сваленные в кучу повозки. Между домами был узкий проход - и Эмма решила срезать путь, обойдя толпу задворками. Проскользнув мимо повозок, она оказалась в небольшом тёмном закутке, где несколько секунд подслеповато щурилась, - а потом, приглядевшись, увидела, что в углу стоит, прислонившись к стене, высокий черномазый, очень красивый, статный, в хорошей одежде - Эмма никогда не видела на негре таких штанов и куртки. В руках он вертел чёрную шляпу, а на поясе висел свернутый кольцом кожаный кнут. Их глаза встретились, и Эмма инстинктивно сжалась, потянувшись к револьверу - но не потому, что он ее напугал - ее вообще мало кто мог испугать по-настоящему - просто что-то ей подсказывало, что она должна изобразить страх, что положение обязывает. Негр отделился от стены и поднял руки ладонями к ней, показывая, что они пусты. - Мэм, - сказал он звучным голосом. - Не бойтесь. Я не причиню вам вреда. Эмма убрала руку с револьвера, с подозрением разглядывая странного незнакомца. - Меня зовут Доминик Мага, - сказал негр, и тут Эмма поняла, в чем была великая странность ситуации - он говорил со сдержанным достоинством, какое было присуще скорее белому, нежели черномазому, да и вообще держался не как бывший раб. - Я тебя знаю, - сказала она, нахмурившись. - Точнее, слышала о тебе. Ты работаешь у мистера Голда. На красивом лице негра мелькнуло выражение, которое Эмма не смогла распознать. - Вы знаете мистера Голда? - Спокойно спросил он, подняв брови. Эмма подошла ближе. - Я слышала о нем. Он самый богатый человек в С. И самый важный. Доминик кивнул, глядя на неё с необидным любопытством и пристальным вниманием, которое не могло оскорбить, потому что в нем сочетались уважение и неподдельный интерес. - Это так. Вы что-то ищете здесь? Он обернулся, оглядываясь по сторонам. - Я ищу оружейную лавку, - ответила Эмма. - Бандиты донимают. Она и сама не понимала, почему говорит все это абсолютно незнакомому человеку, более того - черномазому, который хоть и не вёл себя как черномазый, но не должен был вообще заговаривать с ней. - Бандиты? - Нахмурился Доминик, скрещивая свои огромные руки на груди. - Да. Эмма пожала плечами. - После войны они совсем распоясались. - Вы были на войне? Постойте... Он поднял руку и потёр высокий лоб необычайно красивым благородным жестом. - Я тоже слышал о вас. Вы - та странная девушка, о которой говорит весь город. В его словах не прозвучало ничего, кроме вежливого участия и констатации факта, и Эмма неожиданно рассмеялась. - Да, это я. Притча во языцех. Меня зовут Эмма. - Очень приятно, Эмма, - он наклонил голову, глядя на неё все с тем же вежливым участием. - Мне нужно идти, - Свон ещё раз взглянула на него, и он опять наклонил голову, прощаясь. - Оружейная лавка в начале ярмарки, - крикнул он ей в спину, когда Эмма уже скрывалась за углом. И она с запозданием поняла, что чёрным запрещено было покупать оружие. **** Доминик усмехнулся, глядя вслед Эмме, а потом решил вернуться домой. Он сделал все, что было нужно, и теперь мог спокойно отдохнуть. Хозяин не приедет до вечера, а дел было по горло: хоть Голд и доверял ему, но и спрашивал едва ли не вдвое больше, чем с других слуг. Но как только он вышел на улицу, шумную и запружённую людьми, и смешался с толпой, как сзади раздался тихий знакомый голос: - Ты на повозке или верхом? Не оборачиваясь, Доминик ускорил шаг, но все же отозвался, краем глаза уловив облачко светлых волос и насмешливо изогнутые губы : - На повозке. - Подвезёшь меня. Это была не просьба, и мужчина, улыбаясь, глянул через плечо - Эрнестина Голд догоняла его, легко ступая по колдобинам улицы и с независимым видом помахивая зонтиком. - Зачем ты преследуешь меня? - Спросил он, когда ярмарочные строения остались позади и она поравнялась с ним. Здесь людей не было, и она могла себе позволить говорить с ним открыто. - Хотела кое-что спросить. Эрнестина увидела повозку и решительно зашагала к ней, опередив Доминика. Он легко догнал ее. - И что же? - Думаешь, я не знаю? - Спросила она вдруг, испытующе глядя на него серыми глазами. - Зачем ты ездишь в город? Доминик сел на козлы, а она все также стояла, сверля его взглядом, на земле у повозки. - И зачем? - Осведомился он с непонимающим видом. - Отец убьёт тебя, - вдруг сказала она глухо, утратив всю свою насмешливость, и Доминик опешил. - Что? - Он убьёт тебя, если узнает, - она пожала узкими плечами и взобралась на повозку, села, расправив платье. Солнце уже позолотило ее кожу, сделав ещё более гладкой. - С чего ты взяла... - Ох, хватит, Доминик, - прервала она его. - Трогай. И хватит уже мне лгать. Мы кое-что знаем друг о друге. Да... Кое-что... **** 5 лет назад. - Что вам нужно? - Я хотела прокатиться, - тихо сказала она, входя в конюшню, где он сидел, расставив длинные ноги, на куче сена и отчуждённо смотрел на нее. Он кивнул, поднимаясь. - Я оседлаю Одуванчика. - Я сама, - сказала она, подходя и протягивая руку к упряжи, висящей на стене. - Нет, - он приблизился, но на неё не смотрел, словно ему было противно. - Это моя работа. Я сделаю ее сам. Она тяжело перевела дух и опустилась на старое седло в углу конюшни, глядя, как он ловкими движениями прилаживает сбрую. - Доминик, я хотела извиниться. - Вдруг сказала она сдавленно. Он никак не показал, что услышал ее. Будто ее вообще тут не было. - Я перешла черту, - запинаясь, проговорила Тина, сжимая дрожащие руки. - Я не думала, что это будет так... Что они изобьют тебя. Доминик вдруг обернулся, и его лицо исказилось яростью. - Вы не думали? А чего вы ожидали? Сказав отцу, что я посмел вас коснуться! Чего вы ожидали?? Он вдруг рывком содрал рубашку и повернулся к ней спиной. Эрнестина издала крик и прижала стиснутые кулаки к губам. Вся спина была покрыта шрамами - их узловатые линии пересекали ее от шеи до пояса, уродуя это прекрасное тело. - Нравится? - С ненавистью выплюнул он, натягивая рубашку. - Довольны? Тина захлебнулась рыданиями, но он не обратил на это никакого внимания. - Ваш конь готов, - бросил он с отвращением. - Не свалитесь. Она ускакала в поле. Гнала Одуванчика, забыв об осторожности, мечтая только о том, чтобы вытравить из памяти зрелище гладкой коричневой спины, покрытой следами ее девчачьей глупости. Ее душили рыдания, слезы застилали глаза. И она не заметила яму, в которую угодила нога коня. Одуванчик споткнулся, но удержался на месте, встал, а Тина, не ожидавшая рывка, полетела вперёд, через его голову. К счастью, земля здесь была мягкой, и когда девушка очнулась, она поначалу ничего не поняла. Потом опустила глаза и увидела, что весь перед ее жакета справа пропитался кровью. Дикая боль пронзила плечо. Она напоролась на какой-то сук, торчавший из земли. Доминик все ещё находился в конюшне, когда увидел Эрнестину, медленно бредущую по полю к дому. В руке она держала повод, таща понурого коня, и выглядела уставшей, измученной и бледной. - Надеюсь, вы не упали? - Насмешливо спросил он, поднимаясь ей навстречу. Она не ответила, и тогда он посмотрел на ее одежду и увидел кровь. - Что случилось? - Он подошел ближе и принял у неё из рук повод. Она опять промолчала. - Дайте взглянуть. Она посмотрела на него, как затравленный зверь, полными ужаса глазами. - Я покажу Марте. - Я сказал, дайте взглянуть! - Зарычал он. Тина не ответила, на неё вдруг нахлынули рыдания. Она отвернулась, обессилев, и вцепилась трясущимися пальцами в стойло. Доминик подошёл и, протянув руку, осторожно расстегнул пуговицы, а потом стащил с ее правого плеча сначала жакет, а потом и тонкую белую рубашку. Прикосновения его были легкими, как пёрышко, но Тина все равно вздрагивала каждый раз, как он случайно притрагивался к коже. Вдруг он наклонился - она не успела ничего сделать - и его тёплый рот накрыл маленькую ранку на ее плече, слизывая кровь, а вместе с тем и тянущую боль. Она замерла, впитывая ласковые движения языка, которыми он осторожно врачевал ее пульсирующую раненую плоть. - Я сейчас приду, - голос его звучал грубовато, но она не обратила на это никакого внимания - все ее тело ещё дрожало от того, что он делал минутой раньше. Он вернулся с куском полотна и мазью, осторожно наложил ее, перебинтовал плечо, протягивая длинный конец бинта у неё под мышкой, но когда закончил, не торопился ее одевать. Наклонился опять. Поцеловал шею. Тина вся напряглась, крепче сжимая деревянную стенку стойла. А потом он крепко прижал к себе, касаясь губами затылка и крепко обхватив мощными руками ее несопротивляющееся тело. Эрнестина ощутила, как его правая ладонь опускается все ниже, трогает живот и проникает под жакет, приподняв его, а потом - под рубашку, в то время как вторая рука - и от этого можно было потерять сознание - оказывается на животе, поглаживая, расстёгивая ряд пуговичек на брюках для верховой езды, чтобы медленно скользнуть под белье и оказаться между ног. Она издала стон, когда ощутила его сразу везде - смутно осознавая, что он делает что-то ужасное, иррациональное и - вместе с тем - самое правильное на свете. Он трогал ее. Она вжималась в него, откровенно наслаждаясь. Потом он яростно впился в шею, и она повернула голову, чтобы ему было удобнее, покрыв поцелуями подбородок, найти ее рот и ощутить сладкое, горячее дыхание, которое лишило его остатков разума и приличий. Он развернул ее к себе, положил ладони на лопатки, прижимая податливое тело, лаская, сжимая ягодицы, а потом она вдруг приподнялась, подпрыгнула и обхватила его бёдра ногами так естественно, будто делала это всегда, и он обнял ее и медленно опустился на кучу сена в углу конюшни. Пальцы его вернулись к ее рубашке - расстегивая, обрывая пуговицы, в то время как тонкие руки беспомощно скользили по спине Доминика, ощущая бугры шрамов под тканью - а он тем временем высвободил то, к чему так долго стремился, и наклонился, прикасаясь губами к соскам, облизывая их и терзая мучительно сладкой пыткой. Она выгнулась навстречу его рту, стремясь быть ближе, прижать налившиеся мукой соски к влажному горячему теплу губ, и пальцы Доминика поползли вниз, к уже расстегнутым штанам. - Чёртовы брюки, - пробормотал он гневно, потому что страстные покачивания ее бедер не давали ему возможности раздеть девушку. - Дай я, - она оторвалась от него и быстрым и гибким движением освободилась от нижней половины одежды. В тот же момент он подхватил ее под бёдра и уложил на сено, оказавшись сверху. - Не бойся, - прошептал он, глядя в сияющие глаза, которые смотрели на него снизу. Она обхватила его щеки ладонями. - Я не боюсь. Я хочу почувствовать тебя внутри. Доминик застонал, как от боли, и принялся целовать ее ещё настойчивее, ощущая, как маленькие руки стаскивают с него штаны, но не до конца, а лишь приспускают, потому что терпеть сил не было и он не хотел ее отпускать ни на секунду. Доминик старался быть нежным, старался не торопиться, он знал - она не была с мужчиной до него, но никогда ещё ни одна женщина не распаляла его так сильно и не отвечала ему с такой неподдельной страстью. И с глухим стоном, похожим на крик агонии, он погрузился в неё, услышав сдавленный возглас боли, и только ее руки, вцепившиеся в плечи, не дали ему отстраниться. **** Спустя три часа, прижимая к себе свёртки, один - с яблоками и второй, поменьше - с патронами, Эмма находит на условленном месте Регину. Та молча сидит на досках, рассеянно вертя в пальцах тонкий полуувядший цветок, лицо бледное, потерянное и измученное, и весь облик ее говорит о том, что она не в порядке. Эмма хмурится, глядя на женщину - что-то явно случилось, пока она бродила по ярмарке, глядя на людей и раздумывая, как им быть дальше с этим дурацким Джонсом и его бандой. Удивительным образом, она, будучи всегда одинока, с тех самых пор, как ей исполнилось 16 лет, теперь не представляла свою жизнь без Регины, и хотя ей было очень хорошо понятно, что та не разделяет ее чувств, Эмма хотела только одного - сделать так, чтобы женщина с измученным красивым лицом и полными боли глазами обрела покой, и тогда Эмма смогла бы уехать далеко и жить там, зная, что у Регины и Робина все в порядке. Она, покусывая губу, смотрит на письмена, начертанные облаками на небе, пытаясь сдержаться и не спросить превратившуюся в статую женщину о том, о чем нельзя спрашивать. Зелень вокруг такая густая, а солнце такое яркое, что залитые лучами деревья кажутся погруженными в густой туман. Приближаясь к Регине, Эмма садится на корточки, заглядывает в сумрачное лицо, на котором ясно читается «не трогай, не подходи». - Едем? - Спрашивает Эмма тихо, и Регина кивает, поднимаясь. И уже позже, когда они в молчании преодолели весь путь до дома - на этот раз Эмме было не до того, чтобы вдыхать запах регининой шеи или любоваться ее прямыми плечами, потому что она поминутно оглядывалась, опасаясь преследования - Регина спешилась, Эмма завела Фрейю в конюшню, и под ноги им на крыльцо выкатился пушистый, отчаянно пищащий комочек - Эмма наклонилась, подхватила его одной рукой, прижав к себе, а Регина вдруг гневно бросила: - Если он где-то нагадил, я вышвырну его вон в ту же секунду. И, хлопнув дверью, скрылась в доме. Опешив, Эмма смотрела ей вслед. Куда девалась та спокойная, трогательно смущающаяся, готовая улыбнуться Регина, с которой они ехали в город утром? Что случилось с ней там? Почему она вернулась с пустыми руками, без единой покупки, хотя утверждала, что едет за мясом и солью? Эмма мгновенно вскипела. Рывком распахнув дверь, она вошла, посадила Кида на стул в кухне, патроны и яблоки сунула на комод и, вколачивая каблуки в доски пола, подошла к двери Регины. Не стуча, она рванула на себя легко подавшуюся ручку и онемела на мгновение - Регина, стоя у зеркала в одном белье, ошарашенно смотрела на неё. Она была в корсете и панталонах, без чулок, и отсутствие ботинок делало ее ниже ростом. Платье свисало с правой руки Регины, а волосы густой копной обрамляли лицо, постепенно наливающееся алым цветом. На гладком лбу отчаянно пульсировала вена. - Ты с ума сошла? - Закричала Регина гневно, но Эмма даже не подумала выходить. Она захлопнула дверь изнутри и свирепо воззрилась на женщину, судорожно пытающуюся прикрыться платьем. - Ну-ну, не горячись, - съязвила Эмма, - у тебя нет ничего такого, чего бы я ещё не видела. Регина ещё больше побагровела и огляделась в поисках того, чем можно было бы запустить в девушку, но ничего подходящего не нашлось. - Убирайся вон! - Зашипела она, сузив глаза, но Эмма невозмутимо скрестила руки на груди и смотрела на неё, даже не пошевелившись. - И не подумаю! Пока ты не скажешь, что случилось в городе. Регина, потеряв дар речи, смотрела на Эмму. - Я не выйду отсюда, пока ты не скажешь, что там произошло! - Повторила Эмма. Она сама злилась не на шутку. Одним махом эта невыносимая женщина умудрилась разрушить то хрупкое перемирие, которое с таким трудом было построено за эти дни. И что теперь? Опять завтракать, обедать и ужинать в одиночестве? Слушать легкое дыхание Регины за стенкой и представлять себе, как она ворочается, как поднимается ее грудь, как разметались по подушке темные языки волос, и мечтать о том, чего никогда не будет? Видеть ее сосредоточенное лицо, когда она задумывается о чем-то, и надеяться, что в этой красивой темноволосой голове есть хотя бы крошечное место для мыслей о ней, Свон? Ну уж нет! Ей терять нечего! - Я жду, Регина! - Процедила Эмма. Регина, видимо, придя в настоящее бешенство, швырнула платье на столик и направилась к ней с явным намерением оттолкнуть. - Тогда уйду я! Но не тут-то было. Свон преградила ей путь, от неё исходили волны ярости, серые глаза прожигали насквозь, и едва Регина оказалась рядом, как по тонким губам Эммы скользнула ядовитая усмешка: - Ты хочешь проверить, сможешь ли оттолкнуть меня? Смотри, для этого ведь нужно до меня дотронуться, а ты боишься этого, как самого черта! Регина резко остановилась, будто слова Эммы создали невидимую преграду, которая не давала ей подойти ближе, и застыла, разом потеряв половину своей злости. Эмма усмехнулась вновь. - Да, так я и думала. Я же хуже прокаженной, правда? Меня можно только презирать! И вдруг из глаз Регины ушла вся ярость. Она поникла, плечи опустились, и ее даже качнуло немного, она ухватилась за спинку кровати и медленно, как старуха, села. - А теперь - говори, - уже мягче сказала Эмма, глядя, как она складывает руки на коленях, глядя в пол. Чёрные волосы разметались по ее плечам, соскальзывая, как шелковое покрывало, вниз, на обнаженные округлости груди в корсете. - Я была у Голда, - голос Регины был таким тихим, что напоминал шелест листьев. Эмма скорее уловила сказанное по движению губ. - Что? Она подошла ближе. - Я была у Голда, - поднимая голову, громко сказала Регина. И прибавила, подумав. - Я давно... знаю его... - Знаешь Голда? Откуда? И... зачем? Зачем ты ходила к нему? Регина махнула рукой в сторону окна. - А что мне было делать? Ты, конечно, почти Джесси Джеймс со своими револьверами, но ведь Джонс тебя пристрелит, если приедет ещё раз! Эмма открыла рот, но ничего не сказала. - Я подумала, что Голд сможет помочь... Он мэр, и он единственный человек, кроме Робина, который... которому я небезразлична... Последние слова были полны горечи, и Эмма это уловила. Присев на корточки у ног Регины, она заглянула ей в лицо. - Я не знакома с Голдом, но сомневаюсь, что он очень добрый человек, который готов помочь ближнему. Судя по тому, что я слышала... Она нервно провела рукой по светлым волосам. - И я так понимаю, что ты ему небезразлична... потому что... Регина вскинула голову, и ее карие горящие глаза впились в лицо Эммы. - Ты такая проницательная, Эмма Свон. Всегда все знаешь и понимаешь. Такая правильная и мудрая. Догадайся, почему я ему небезразлична. Наступила пауза, бесконечная, как ожидание смерти. Регина больше не смотрела в глаза Эмме, ее лицо было жестким и пустым, губы побелели, и она теребила в руках шнурок от корсета. Эмма поднялась и отошла к окну. - Значит, ты... и Голд... - Тяжело произнесла она, глядя в окно. - А Робин знает? - Нет, - Регина покачала головой. - И если ты ему скажешь... - Не надо мне угрожать, Регина, - криво улыбнулась Эмма. - Робин - мой друг. Я никогда не причиню ему этой боли. Я оставлю ее себе. Но этого она не говорит. - Почему вы стали друзьями? - Вдруг спросила Регина. - Разве... что между вами общего? Как вы могли подружиться? Эмма непонимающе смотрела на неё. - Как почему? Ты же знаешь Робина. Он добрый, щедрый и храбрый. Он мой лучший друг, настоящий, и никогда он не относился ко мне, как относились почти все, кого я встречала... Регине нет нужды переспрашивать, кого имеет в виду Эмма, говоря «почти все». Она тоже среди них, этих всех. - Он всегда... смешил меня, когда мне было страшно, там, на войне, - Эмма улыбнулась. - Ты же знаешь, каким он может быть смешным. - Нет, - вдруг отозвалась Регина. - Не знаю. Пару секунд Эмма таращилась на неё, пытаясь осмыслить последние слова, а затем на ее лице появилось удивление. - Зачем же ты вышла за него замуж? Регина подняла голову и молча, долго смотрела на Эмму.