По ту сторону двери

Зачем, о рыцарь, бродишь ты Печален, бледен, одинок? Поник тростник, не слышно птиц, И поздний лист поблек. Я встретил деву на лугу, Она мне шла навстречу с гор. Летящий шаг, цветы в кудрях, Блестящий дикий взор. Я взял ее в седло свое, Весь долгий день был только с ней. Она глядела молча вдаль Иль пела песню фей. Нашла мне сладкий корешок, Дала мне манну, дикий мед. И странно прошептала вдруг: "Любовь не ждет!" Ввела меня в волшебный грот И стала плакать и стенать. И было дикие глаза Так странно целовать. И убаюкала меня, И на холодной крутизне Я все забыл в глубоком сне, В последнем сне.*

Из окна своего кабинета в мэрии мистер Голд увидел, как по улице, взметая пыль, несётся Дэвид Чарминг на гнедом жеребце - он был в расстёгнутом сюртуке, без шляпы, и держался одной рукой за поводья, а второй размахивал в воздухе, словно хотел этим движением придать ещё большее ускорение лошади. Положив сигару в пепельницу, Голд заинтересованно вышел на балкон, чтобы увидеть, чем закончится эта сумасшедшая скачка. Чарминг подлетел к самому крыльцу мэрии, распугав бродящих по улице кур, с громким кудахтаньем бросившихся в разные стороны, отпустил, не привязав, лошадь, и, громко топая, вошёл в здание. Голд понял, что не ошибся - Чарминг искал именно его. Он вошёл обратно в кабинет и остановился перед дверью, ожидая Дэвида, который весьма быстро появился - красный, взъерошенный, на лацкане сюртука расплылось пятно от вина, он влетел в комнату и чуть не упал, споткнувшись о порог. - Эй-эй, Чарминг, ты что? - Голд поднял обе руки, как будто защищаясь, но тонкие губы его улыбались, а в глазах плясали смешинки. Дэвид, задыхаясь, упёрся руками в колени. Голд подошёл ближе и взял его за плечо. - Что стряслось? - Есть дело, - на выдохе заговорил Дэвид, а потом выпрямился и похлопал себя по груди в том месте, где у него было сердце. - Важное дело. Голд подошёл к столу и достал второй стакан. - Выпьешь? Дэвид кивнул. Пока Голд наливал виски из квадратного графина, он по периметру обошёл кабинет, трогая стены и ероша при этом свои светлые волосы, затем взял предложенный ему стакан и сел на роскошный Честерфилд, выписанный Голдом из Англии пять лет тому назад. Голд смотрел на него с лёгкой улыбкой. Во рту его опять дымилась сигара. - Итак, что за дело? - Твой негр, - с ненавистью проговорил Дэвид, сжимая в руке стакан. - Какой негр? - Голд нахмурился. - Мага. Он посмел выкрасть мою служанку. Мою лучшую служанку! - Что значит - выкрасть? Дэвид опять вскочил и зашагал, нервно покусывая губу, по комнате. Виски в его руке болталось в стакане, как штормовое море. - Короче, он нагрянул утром, пока я был в городе, и увёз ее. Голд удивлённо поднял брови. - Да как он мог ее увезти? Зачем? - Я не знаю! - Заорал Чарминг, от злости забыв, перед кем он находится. - Я только знаю, что она ушла, и виноват в этом твой черномазый! Голд, который не зря прожил такую долгую жизнь, начал кое-что понимать. - Так ты эту служанку хочешь... мм... вернуть? - Да! И наказать этого парня! Голд, это уже наглость! Ты знаешь, что его видели днём в городе? И он вёл себя совсем не как черномазый - ходил по ярмарке, разодетый в пух и прах! Покупал пиво и пил! Бездельничал во время работы! И это - твоя вина! Ты его избаловал! Позволяешь ему слишком много! - Он мою дочь спас! - Голд стукнул кулаком по столу, и тут испугался даже Дэвид. - Не смей говорить о том, о чем не имеешь ни малейшего понятия, Чарминг! Некоторое время в комнате царила тишина, потом Голд глубоко вздохнул и провёл рукой по длинным седым волосам. - Но ты прав в одном - если он забрал ее и увёз в негритянский квартал, это наш шанс. - Ты о чем? - Шанс разделаться с ними. Напугать! Поставить точку! Его голос звучал все более убежденно и страстно. - Собирай Рыцарей, Дэвид. Скажи им - ночью мы нападем на чёрный квартал и как следует повеселимся! И там мы найдём твою служанку, уж поверь мне. Дэвид мгновенно вскочил. - А Мага? - С Магой я разберусь сам. Это не твоя забота. Ступай и собери всех. Пусть возьмут оружие и будут готовы к 10 часам. Оставшись один, Голд допил виски, поставил стакан на гладкую поверхность, провёл пальцами по ободку, глубоко задумался. Пожалуй, Дэвид прав. Маге он уже весь свой долг выплатил сполна. Да, черномазый сделал для него многое - но и он, Голд, ответил добром на добро. Он поселил его отдельно от слуг, платил ему вдвое больше, разрешил иметь лошадь, носить одежду белых, быть свободным в перемещениях. А чем отплатил он? Увёл у Чарминга девчонку! Да ещё нагло, посреди рабочего дня! Любая доброта имеет свой предел, думал Голд, да и пора уже освободиться от этого чувства неловкости, которое всегда возникает, когда он говорит с Домиником - будто не он, белый мужчина, главный в этом доме, а главный - этот гигант с его умным лицом и вежливыми манерами аристократа. Конечно, ему спокойнее, что в доме такой силач - юная Эрнестина слишком красива, чтобы не беспокоиться за то, что по дороге в город к ней не пристанет пьяный ковбой - но ведь можно нанять кого-то другого... Того, кто будет уважать и бояться. А этот парень - с червоточинкой, он всегда вёл себя, как белый, а теперь уж совсем распоясался. Итак, решено. Голд подошёл к стене, на которой висел огромный портрет Линкольна, протянул руку и нажал какую-то невидимую кнопочку. Открылась потайная дверь - Голд, не заходя, согнутым пальцем постучал в неё, и через несколько минут оттуда вышел Киллиан Джонс - улыбаясь своей скользящей улыбкой, весь в чёрном, только теперь на нем не было шляпы. Из кабинета Голда на улицу можно было выйти двумя путями - основным, через лестницу, и вторым - за потайной дверью был кабинетик, где на случай опасности стояла кровать и шкаф с провизией и патронами. Узкая деревянная лестница вела на задний двор, откуда Джонс не замеченным никем покидал мэрию. Тем же путём он и возвращался. - Есть дело, - Голд достал из кармана несколько купюр. - Купи факелы и патронов. А потом поезжай ко мне домой, скажи, что ищешь меня, а сам разузнай, там ли Мага. Если он там - скажи, что я приказал ждать его. - Хорошо, - лениво сказал Джонс. - Я уже понял, все слышал через дверь. Хотите попугать черномазых? - Ночью будет заварушка. И пока мы будем обшаривать негритосов, ты поедешь на ферму Локсли и найдёшь, наконец, то, о чем я говорил. Бери парней и переверни эту чёртову ферму с ног на голову. - А бабы? - Джонс цыкнул языком, сально усмехаясь, и Голд невольно поморщился: такие, как Киллиан, ему были глубоко отвратительны, но для чёрной работы нужно было иметь парня, не гнушающегося запачкаться грязью. Или кровью. - Регину... не трогать... можете связать ее, но чтоб ни царапины! И скажи своим гориллам, что если хоть волос упадёт с ее головы... Ну, ты понял. А эту... ковбойшу, как ее там... - Свон... - Убей ее. Она лишняя в раскладе. Можете ее попользовать, а потом убить. - Будет сделано. - Киллиан заложил большие пальцы за проймы жилета и ленивой походкой направился к двери. **** Эмма и Регина вернулись из леса молчаливые, напряженные и тут же разошлись в разные стороны - Эмма направилась в комнату янки, где ожесточённо набросилась с молотком на переломанную кровать, пытаясь ее починить, а Регина занялась обедом. Она сходила в огород, нарвала лука, выкопала несколько бататов, пару мелких репок и морковок. Потом накачала воды из колодца - с грустью посмотрев на пустое ведро, которое Эмма не наполнила - и принялась варить похлёбку. Юджиния, услышавшая шум, вышла из комнаты и спросила, не нужна ли помощь, но Регина отказалась, свирепо нарубая морковь ножом, и мулатке ничего не оставалось, как предложить свою помощь Эмме. Вскоре их голоса и смех послышались из дальней комнаты, и Регина ещё больше помрачнела. Наступил вечер - душный, знойный, обещавший грозу, которую так давно ждала и пересохшая земля, и изнемогающие от сухоты растения, и люди, задыхавшиеся без ветра и свежего воздуха. Регина накрыла на веранде - это создавало хоть иллюзию прохлады, и после ужина они втроём сидели, глядя, как медленно угасает у горизонта последняя багровая полоска заката. Затем Юджиния собрала тарелки, Регина тоже поднялась и спросила у все ещё сидящей за столом Эммы: - Ты идёшь? - Да, - Эмма будто очнулась от сна. - Нехорошее какое-то чувство у меня... Регина испытующе посмотрела на неё. Потом наклонилась и коснулась руки - едва заметно. - Это от жары. Всем хочется дождя. - Да, - Эмма тряхнула головой, притворно улыбнулась. - Пошли в дом. Регина думала, что Эмма шутила, когда говорила о дежурстве, но оказалось, что девушка всерьёз намерена всю ночь просидеть у окна. Из кухни отлично просматривался двор, а ещё - часть дороги, и была надежда, что ночь будет лунной, так что любой подъезжающий не мог проскользнуть незамеченным. Эмма поставила один стул у окна и второй - чтобы положить на него ноги, тщательно проверила оружие - Энфилд она пристроила у стены, а револьвер водрузила себе на колени. Регина, наблюдавшая за ней с легким изумлением, остановилась, уперев руки в бока: - Ты и вправду тут будешь сидеть всю ночь? - Да, - Эмма даже не смотрела на неё, пристально изучая барабан на револьвере. - Это бред, давай я хотя бы сменю тебя на рассвете... ты же все равно уснёшь. Эмма усмехнулась, глядя в ее расстроенное лицо. - Я не усну. Я на войне была в дозоре - стало быть, привычку имею. А теперь - иди спать. Регина, обернувшаяся было, чтобы идти, вдруг остановилась с легким смущением на лице. - Эмма, я хотела поговорить... Эмма молча смотрела на неё. - Поговорить о Робине. - Регина... - Постой... Ты не перебивай меня... - Регина, я знаю, что ты скажешь... то, что было... Это не должно повториться. Регина, открыв рот, смотрела на нее. Потом по ее губам пробежала горькая усмешка. - Ах, вот как - не должно повториться? Эмма положила револьвер на подоконник и повернулась к ней, понизив голос. - Ты и сама это знаешь. Мы не можем... Робин - мой друг, и... - Что ж ты сейчас о нем вспомнила? - Съязвила Регина. - До того тебя Робин, кажется, вовсе не волновал. - Волновал! Просто я... Регина скрестила руки на груди. Ее лицо было таким красивым и грустным в этой полутемной кухне, что Эмме казалось, ее сердце вот-вот разорвётся. - Я поцеловала тебя... - Не ты поцеловала меня! Я просила тебя об этом, - перебила Регина. - И второй раз тоже! Эмма сжала зубы. - Нам следует об этом забыть. Я не могу так поступить с Робином. И ты правильно остановила меня в лесу. Наступила тишина. Под пристальным осуждающим взглядом Регины Эмма все больше чувствовала себя виноватой - вот только она не знала, перед кем из них троих - перед собой, Робином или той, которую она так отчаянно хотела. Хотела, несмотря ни на что. - Так, значит, для тебя это ничего не значит? - Голос Регины звенел, как струна. - Значит, я просто очередная девица, которую тебе захотелось полапать? - Да, - Эмма запустила руку в волосы. - Если хочешь правды - да! Регина стиснула зубы, в ее взгляде билась ненависть, смешанная с такой болью, что пришлось опустить глаза. И она все стояла, словно ожидала ещё чего-то. Эмма вздохнула. - Иди спать, Регина, - наконец, сказала она устало. - Здесь не о чем больше говорить. Регина фыркнула и вышла так стремительно, что ее длинные волосы взметнулись, как знамя на ветру. Эмма с трудом перевела дух. Теперь осталось только дождаться утра, и можно будет хотя бы заснуть... **** Доминик остался в негритянском квартале на ночь - у Обедайи, который хоть и был холост, но жил с матерью и сестрой, поэтому Маге в качестве лежанки досталась плетёная циновка у выхода из хижины, на что он, впрочем, не жаловался. Доминику в жизни приходилось спать и на голой земле, поэтому комфорт мало беспокоил его - а что беспокоило, так это Юджиния. Приложив максимум усилий, они собрали сумму, достаточную для того, чтобы посадить мулатку на поезд и отправить в Коннектикут (слава богу, что рабство отменили, и одинокая негритянка не вызовет удивления прочих пассажиров). Теперь оставался вопрос - как незаметно переправить ее из дома Локсли в Брассфилд, где была железная дорога и ходили поезда. Доминик долго ворочался на жесткой циновке, размышляя над планом спасения Юджинии, а потом мысли его плавно соскользнули на Тину. Вот уж кто действительно корень всех его зол! Слабая улыбка тронула губы Доминика. Лучшая женщина на земле. Страстная, сильная, бесстрашная... Если бы ещё можно было хотя бы мечтать о том, чтобы она стала его. Но он не позволял себе этого. Если бы Голд узнал, что Мага посмел своими чёрными лапами трогать его чистую белую дочь, он достал бы свой кольт и пристрелил его на месте. Хорошо ещё, что предрассудки в С. так сильны, что представить себе связь между бывшим рабом и юной дочерью богатого землевладельца было немыслимо. Доминик вытянул свои длинные ноги, заложил руки за голову и посмотрел на узкую полоску света, видневшуюся в щели. Кислый запах негритянского жилья щекотал ему ноздри, напоминая о детстве и Саванне. В темноте вздыхали женщины, шевелился на кровати Обедайя. Доминик закрыл глаза и задремал, а когда проснулся - та самая щель в стене, как ему показалось, стала ярче - словно кто-то зажег на улице огонь. Со сна он не сразу распознал, где находится, но потом, поняв, вскочил на ноги - снаружи явственно слышался какой-то шум. - Обедайя, - зашептал Доминик, хватая друга за плечо. - Что? - Вскинулся тот. - На улице что-то происходит! - О боже, опять? - Застонал Обедайя и принялся натягивать штаны. Доминик проверил свой кольт - заряжен. Жаль, на весь посёлок - пять старых револьверов, много не навоюешь. Но на их стороне ночь, темная кожа и заросли между хижинами. - И помни - не убивать. Если кончим белого, они пришлют сюда военных, понял? - Да понял я, - пробурчал заспанный Обедайя. Его сестра и мать уже проснулись и сидели на кроватях в своих ночных рубашках, прижав руки к груди, с одинаково испуганным выражением на лицах. Доминик, напряжённо прислушивающийся к звукам, осторожно выскользнул наружу. Сначала ему показалось, что шума нет - хижина Обедайи находилась на краю посёлка, а за ней простирался овраг, поросший мелким лесом. Отсюда плохо было слышно, что происходит в центре, но Доминик решил эту проблему - он ловко подпрыгнул, зацепился за скат крыши, влез наверх и лёг, ухватившись за конёк. С высоты отлично был виден весь посёлок. Он увидел, что в центре уже горит одна хижина, вокруг неё мечутся люди, а между другими строениями скачут сразу несколько белых всадников с высоко поднятыми над головой факелами. Слышались женские крики и треск ломаемых дверей. - Что там? - Раздался шёпот Обедайи снизу. - Плохо дело, - Доминик бесшумно спрыгнул на землю. - Похоже, они ищут Юджинию и не остановятся, пока не найдут ее. Я видел, как один из них входил в хижину. - Я скажу маме, чтобы уходили в лес, - перепуганный Обедайя скрылся в хижине, а Доминик отдышался, прижавшись спиной к стене. Плохо их дело. Ему нельзя попадаться на глаза Голду: тот сразу поймёт, что на ферме Локсли в них стрелял именно его преданный слуга, а не кто другой. Из всех чёрных лишь Доминик мог бы без труда добыть оружие. Но и бросить перепуганных женщин и детей на произвол судьбы было недостойно мужчины. - Все, они сейчас оденутся и уйдут, - Обедайя появился из хижины, на его лоснящемся от пота лице бешено сверкали глаза, револьвер чуть дрожал в руке, но он не паниковал и выглядел готовым к бою. - Тогда идем, - Доминик поманил его в темноту между кустарниками. - Нам только бы их напугать, как тогда. Шугнуть. Они думают, у нас тут нет оружия. А где Бобби и Апостол? - Не знаю, у себя, наверное. Только они в белых палить не будут. Не здесь, где их жены и дети... Вокруг уже было довольно светло от пожарища, крики и плач становились отчетливей и громче - похоже, запылало ещё несколько хижин. Пробираясь между домами, Обедайя стучал в окно очередного и, когда оттуда появлялось испуганное лицо, шептал «уходите в овраг», и они с Домиником ползли дальше. В центре посёлка было что-то вроде площади - на ней иногда собирались, чтобы обсудить важные дела или поделить, например, собранный со скудного клочка «собственной» земли мешок кукурузы. Теперь на ней крутились на конях три всадника - Доминик узнал лошадь Голда - а целый ряд молодых мужчин стоял перед ними с опущенными головами и сжатыми сзади, за спиной руками. Обедайя с ужасом смотрел на эту сцену. Другие белые всадники заходили в хижины, вытаскивали вопящих, полуодетых женщин за волосы, за ними выбегали дети, спотыкались, падали, ревели, цеплялись за матерей, а мужчины отпихивали их сапогами, и все это сливалось в какофонию ужаса и стенаний и дополнялось запахом горящего дерева и соломы. Один из всадников, сошедший с лошади, смотрел в залитые слезами лица этих женщин, которых ему показывали по очереди и коротко мотал головой. Тогда держащий за волосы отбрасывал их в сторону, и они уползали, рыдая, куда-нибудь в угол или в кусты. Повсюду бродили плачущие дети, некоторые были совсем малыши, но на них никто не обращал внимания. Это был сущий ад. - Да их тут человек пятнадцать, - зашептал Обедайя. Он мог бы этого и не говорить - Доминик умел считать и сам и понимал, что они, со своими жалкими револьверами, не потянут перестрелку с таким отрядом. И поэтому он кусал губы, глядя, как всадник на лошади Голда проезжается перед рядом мужчин, казавшихся в свете огня чёрными призраками или наклеенными на желтую бумагу тенями - в то время как на всаднике огонь играл красным, делая его белый наряд поистине внушающим ужас. - Мы ищем девушку, - произносил всадник, медленно гарцуя напротив мужчин. - Девушку зовут Юджиния Чабес. Ее мог привести сюда Доминик Мага. Кто расскажет мне, где она, получит три доллара. Мужчины молчали. Доминик не мог рассмотреть, кто из его знакомых попал в этот ряд, потому что было далеко, да и всадники постоянно приволакивали новых пленников и ставили уже за спины этих первых. Но про сбор денег знали многие - правда, Доминик предусмотрительно не говорил, кому они предназначаются. Голд - а это, несомненно, был он - спустился на землю и остановился перед мужчинами. Его белый колпак внушал ужас - Доминик заметил, как суеверные негры пытаются не смотреть на узкие прорези, откуда блестели два ледяных глаза. - Три доллара! Девушка сбежала, обокрав своего хозяина! Она воровка! Вы укрываете воровку! Вы знаете, что будет за это всем вам? Мужчины молчали. Никто из них не знал, где Юджиния, и Доминик был спокоен - только вот он должен был предупредить Эмму и Регину, потому что больше укрывать мулатку на ферме было нельзя. Но тут ход его мыслей прервал Голд. Видя, что его слова не производят нужного эффекта и мужчины молчат, он сделал знак одному из белых всадников, и тот резво соскочил с коня. Голд что-то сказал ему, указав на пленников, и тот вклинился в толпу несопротивляющихся негров, выволок одного за руку на середину площади и встал сзади, крепко держа его за локти. Голд поднял руку, потому что по толпе пробежал гул, негры взволнованно зашептались, а выхваченный пленник с ужасом вращал белками, едва заметно дергаясь в руках держащего его рыцаря. - У вас есть последний шанс сказать правду! - Весомо и спокойно говорил Голд. - Если вы хотите помочь своему товарищу, то выдайте нам Юджинию Чабес и мы все пойдём спать дальше. Но если вы будете и дальше молчать... Он обернулся. Второй всадник в белом спустился с коня и подошёл к удерживаемому негру. Голд едва заметно улыбнулся. Всадник достал из кармана длинный нож. Негр, завыв, задергался в руках схватившего его мужчины, но тот был выше и сильнее - он надежно и крепко прижал негра к себе, так что тому оставалось только нелепо вскидывать ноги в тщетных попытках вырваться. - Давай, - велел Голд. - Мы будем смотреть на это? - Обедайя прижался губами к уху Доминика. - А что мы можем сделать? - Давай постреляем немного, они хоть этого беднягу отпустят, отвлекутся... Доминик покачал головой. - Я думаю, они просто пугают. А если мы начнём стрелять, то они точно поймут, где мы, и нам тогда не уйти. Второй рыцарь одним движением стянул брюки с несчастного негра. По рядам пленников пронёсся шёпот ужаса. Негр уже просто заорал в голос, дёргаясь ещё сильнее, в то время как белая фигура приближалась к его паху с ножом в руке. Нож блестел в свете огня. - Отрежь ему хозяйство, - бросил Голд брезгливо. И сразу все стало разворачиваться очень быстро. Доминик не успел ничего сделать - белый призрак с ножом в руке вдруг упал, схватившись за сердце, и все замерли, потому что опешили от неожиданности, и только Мага понял, что случилось - рядом в руке Обедайи дымилось дуло револьвера, из которого он и уложил мужчину. Доминик только открыл рот, чтобы что-то сказать, как целый град выстрелов обрушился на них. Пленники с криками бросились врассыпную, но он уже ничего этого не замечал: под свист пуль они с Обедайей неслись, пригнувшись, лавируя между домами, к оврагу, где Доминика ждала лошадь. Но всадники в белом уже были верхом, и один из них нёсся по параллельной им улице, безостановочно стреляя, так что приходилось постоянно пригибаться, а от этого скорость движения падала. Доминик почувствовал, как что-то ударило его в бедро - сначала он подумал, что налетел на какую-то жердь, а потом по ноге побежала тёплая струйка, и внезапно боль пронзила тело так, что он споткнулся и чуть не упал. - Черт, - Прошипел он, ощущая, как деревенеет нога, и стал ощупывать рану. - Что? Обедайя подскочил сзади, он шумно дышал, сгибаясь пополам. Они оказались за какой-то хижиной, всадник немного поотстал, но выстрелы доносились сразу с нескольких сторон. Остальные рыцари тоже бросились за ними в погоню. - Меня зацепило. - Добежать сможешь? Доминик зажал рукой рану и кивнул, хотя боль становилась все сильнее. - Придётся. Тут Обедайя вынул револьвер, взвёл курок и кивнул себе за спину, туда, где был овраг. - Беги, я их задержу. - Ты с ума сошёл? Уйдём вместе! Обедайя отпихнул его в сторону оврага и зашипел, оскалив свои белые зубы. - Так они нас сцапают обоих, и Юджинии не жить. Ты не сказал мне, где она, так что даже если меня возьмут, я им ничего не скажу. Проваливай, Мага, и предупреди девушку! Давай! Доминик молча смотрел на него несколько секунд, затем кивнул и, хромая, скрылся в темноте. Обедайя прижался щекой к углу хижины, глядя, как приближается белый всадник. Пот застилал ему глаза. Он вскинул револьвер, поймав на мушку прыгающую в глазах фигуру. - Вот так, мразь. Выстрел скинул призрака с лошади, белый колпак слетел, а скакавший следом рыцарь поспешно спрыгнул и принялся суетиться вокруг упавшего. Впрочем, весьма скоро на улочке показались и другие - семеро сразу. Обедайя поспешно убрал голову за угол. За ним была пустошь, ряд кустов и темное поле, на котором сейчас Мага бежал к своей лошади. Обедайя поднял голову и посмотрел на луну. Она уже вышла из облаков. Потом он прислушался. - Похоже, он засел за хижиной. - Раздался приглушённый голос. - Выкурим сучонка оттуда. - Лучше давайте возьмём его живым. Он явно знает, где девушка, к тому же у него оружие. Это он стрелял в нас на ферме Локсли. Узнаем, откуда он его взял и кто с ним заодно. Обедайя понял, что все кончено. Если они его схватят, он все равно будет повешен на площади, как преступник, ранивший двоих белых. А перед этим его как следует изобьют. Он нервно сжал в руке револьвер. Шаги подходивших мужчин оглушали его. Струйка пота сбегала по щеке. В револьвере осталось ещё пять патронов. Обедайя надеялся, что он задержал их настолько, чтобы Доминику хватило добраться до лошади. А остально уже неважно. Он выскочил прямо перед ними - обезумевший чернокожий парень, стреляющий оставшимися в револьвере пулями, и два белых призрака тут же упали на траву, сраженные наповал. Остальные принялись палить без разбору, крича что-то, и тело бедного Обедайи ещё долго плясало на земле. Они продолжали стрелять в него, уже мертвого, пока не кончились патроны.