По ту сторону двери

Эмма брела в темноте, не разбирая дороги, пока не оказалась на берегу жемчужной речушки, текущей вниз с лёгким неумолкающим плеском. Здесь можно было сесть, спустить ноги с обрыва и остаться в полном одиночестве. Вокруг высились окутанные светом луны горы, их белые вершины упирались в небо, воздух звенел от тишины, и сама природа, казалось, говорила о чем-то вечном, успокаивая и утешая. Но на самом деле, девушка не хотела быть одна - нет, ей хотелось вообще исчезнуть, сделать так, чтобы никто никогда не знал, кто такая Эмма Свон, и не помнил о том, что она когда-то существовала. Ее жгли слезы, которые она тщетно пыталась загнать обратно, а сердце болело так сильно, словно его пытались вытащить из груди. Как долго она мечтала быть с Региной, она представляла, как будет любить ее - нежно, благоговейно, как покроет поцелуями все это прекрасное тело, от макушки до пят, как будет ласкать, доводя до вершины снова и снова, слизывать сладкий пот с ямочки между ключицами, как будет смотреть на искаженное страстью лицо и запоминать каждое мгновение, каждый ее стон... А Регина все это время думала, что секс - это способ расплатиться с ней за заботу и защиту. Она целовала не по велению страсти, а так же, как делала это с Робином или Голдом - пересиливая себя, с отвращением и, может быть, даже с насмешкой. Если бы Эмма была мужчиной, возможно, она не придала бы этому большого значения и с радостью взяла то, что ей предлагали, но она не была мужчиной - более того, она никогда не платила за любовь и не думала, что чистая радость тела может служить предметом торговли. Все женщины, с которыми она разделяла ложе, делали это исключительно по собственному желанию, и вот впервые Эмма столкнулась с тем, что ее не просто не захотели - нет, Регина безжалостно швырнула ей в лицо все чувства, которые и так отрицали самое себя... Эмма села на берег, сгорбилась, спрятав лицо в ладонях. Ей часто делали больно, но впервые это была не просто боль - нет, это было нечто уничтожающее, сокрушительное, вихрь, в котором надежде просто не осталось места - только бесконечное и равнодушное ко всему прочему страдание. Никогда ещё Эмма не желала так ни одного человека, и никогда ещё ее так грубо не возвращали в реальность, растоптав то нежное и хрупкое, что она решилась предложить кому-то, раскрыв себя до предела. Она просидела так достаточно долго, может быть, полчаса, может, час, а потом услышала за спиной мягкие осторожные шаги, остановившиеся где-то в десяти футах. - Эмма, - послышался из темноты голос Регины, и в нем была мягкость, и вина, и сожаление. - Уходи, Регина, - Эмма дёрнула плечом, отрывая ладони от лица. Регина приблизилась и остановилась сбоку. Она стояла, обхватив себя руками, и выглядела измученной и потерянной. - Прости меня, - сказала Регина тихо, садясь рядом и глядя на серебристую воду, от которой исходил едва уловимый запах резеды. - Я сказала, уходи, - Эмма не смотрела на неё. Ей казалось, что ещё немного - и она закричит от невыносимого чувства безнадежности и стыда, которое охватывало ее при мысли о том, что случилось в пещере. Наступила долгая пауза, а потом Регина прерывисто вздохнула. - Ты не представляешь... - негромко сказала она, и было видно, что слова даются ей с трудом. - Что такое быть с людьми, которые требуют от тебя отдать твоё тело, как плату за что-то... Она судорожно перевела дыхание. Эмма сумрачно взглянула на неё. - Всю мою жизнь... мужчины только и делали, что брали меня и взамен давали... деньги или защиту... или еду... никогда никто не хотел именно меня, просто меня - такую, какая я есть... Я привыкла, что то, что люди делают в постели, они делают ради... ради чего-то... - И ты решила, что мне нужно твоё тело в обмен на защиту? - С ненавистью и болью проговорила Эмма, посмотрев на неё. Регина саркастически приподняла брови, но голос ее был мягким. - А ты будешь утверждать, что не нужно? Эмма весьма долго молчала, изучая свои руки. Тишину нарушал только приятный плеск воды о прибрежные камни. Потом Свон перевела взгляд на профиль женщины, сидящей рядом. - Знаешь, когда Робин нашёл меня в той деревушке... я была ранена, и рана уже начинала воспаляться... мне было двадцать лет, и четыре года своих скитаний я провела среди людей, которые меня шпыняли, как грязную собаку. Я никому не была нужна, я была отщепенцем, которого отовсюду гнали. Пока мне не исполнилось двадцать, я переодевалась мальчиком и нанималась на самую тяжёлую работу. Но я даже не могла нигде жить подолгу, потому что как только становилось известно, что я - женщина, меня начинали травить и ненавидеть. Когда началась война, я записалась в полк. И я, наверное, хотела умереть, потому что лезла в самое пекло, хотя не умела вообще ничего. И тогда появился Робин. Регина перевела дыхание, глядя на искаженное мукой лицо Свон. - Он отнёсся ко мне... - Продолжала Эмма и запнулась. - Он первый отнёсся ко мне не как к уроду, ошибке природы. Он выходил меня, взял ординарцем и стал учить всему, что умел сам. Это благодаря Робину я умею стрелять и сражаться. И он ничего не требовал взамен. Над ним издевались, спрашивали, зачем я ему нужна, но он защищал меня от всего этого. Я впервые почувствовала себя человеком, а не гнусным выродком, который всем мешает. А потом... Она посмотрела на Регину. Слезы блестели на ее щеках. - Знаешь, на войне людям нужно что-то... за что-то зацепиться... Как эти парни говорили о своих жёнах, о матерях, даже об отцовских коровах или каком-нибудь пудинге, представляешь? Им это давало силы. Силы пережить... все это... Она перевела дыхание и продолжала: - Для Робина этим «чем-то» была ты. Он стал рассказывать о тебе. О том, какая ты. Как вы живете. Как он любит тебя. Он говорил с таким восхищением, что я не могла перестать слушать. Мы только об этом и разговаривали. Он подробно описал вашу ферму, городок, людей, реку... Я будто жила там всю жизнь, так явственно я все это представила. И... вот ещё... Он показал мне это... Она порылась в кармане и достала оттуда небольшую фотографию, которую передала Регине, и та с изумлением увидела на ней себя: на снимке она сидела, скрестив ноги и глядя в объектив с высокомерным и отсутствующим выражением на лице - в строгом чёрном платье с белым воротничком, похожая на королевскую особу, которую снимает недостойный раб. - Это же... Эмма кивнула. - Робин показал мне ее сразу же, как только начал говорить о тебе. Я не могла поверить своим глазам, когда увидела. Ты оказалась такой... Я никогда не видела никого красивее... - Эту фотографию сделал Голд, - странным ломким голосом сказала Регина, глядя на снимок. - Здесь мне двадцать два года. Он хотел иметь что-то... на память обо мне... а потом я потребовала ее назад, пригрозив, что не стану больше с ним встречаться... Не знаю, в тот момент я была уже настолько измучена, что готова была умереть с голода, лишь бы он больше не касался меня... - Я выкрала ее у Робина, пока он спал, - перебила ее Эмма. - Знаю, это плохо и недостойно, но я не могла себя сдержать. Ты на ней такая красивая, и потом... у Робина ведь была ты... настоящая... а у меня могла быть хотя бы фотография... Регина с изумлением глянула на неё и провела пальцами по снимку, будто стирая с него несуществующую пыль. - Я ведь совсем не такая, как здесь, - сказала она с насмешкой. - Гораздо старше... и... Эмма посмотрела на реку. - На привалах, когда была возможность остаться одной, я доставала эту фотографию и смотрела на нее. Я думала - эта женщина так прекрасна, что ее не коснутся ни война, ни беды, ни ужасы мира. В ней как будто воплотилось все лучшее, что есть на земле. Она такая красивая, что человек, живущий рядом, должен быть каким-то особенным. Это не могу быть я - девчонка с грязными руками, одетая в мужскую одежду, никому не нужная и неинтересная. А Робин... Он мог... он был храбрый, его уважали в полку, и я уважала... И я представляла вас с ним, как он заботится о тебе, как целует, уходя по утрам в поле... как ты счастлива... - Ты ошиблась, - сдавленно проговорила Регина, отдавая ей снимок, и Эмма заметила, что ее рука, лежащая на колене, судорожно сжимает его, пальцы впиваются в мягкую плоть, так сильно, что на коже наверняка должны остаться синяки. - И когда я увидела тебя там, возле загона, в нашу первую встречу... я подумала, что фотография не передаёт и десятой доли того, как ты прекрасна... Эмма отвернулась, словно ей было стыдно говорить все это. - Так вот оно что... - Регина оставила в покое своё колено и запустила пальцы в волосы. - Вот почему ты появилась здесь. - После войны мне некуда было идти, - Эмма пожала плечами. - Робин позвал меня погостить, и я согласилась. Не знаю, зачем... наверное, я... Я просто хотела хотя бы один раз увидеть тебя, вдохнуть этот воздух, воздух счастья и любви, который описывал Робин... Посмотреть на то, как это бывает в жизни... я-то видела только грязь и боль... Регина закрыла глаза. Она думала, что в этой жизни ей уже невозможно причинить большее страдание, чем она пережила, но Эмме это удалось. - Пойдём спать, - в голосе девушки не было ни намёка на живое чувство - только бесконечная усталость. Она поднялась. Регина продолжала сидеть, глотая комок, вставший в горле. Разрушить нечто столь хрупкое и столь же прекрасное из-за боязни призраков прошлого... Причинить боль единственному человеку, который был по-настоящему добр к ней... Шаги Эммы таяли в ночном воздухе. Сильнее запахло травой и рекой, луна скрылась за тучами. Регина встала. Потом медленно направилась в грот. Костёр уже не горел, а тлел, отбрасывая красный дрожащий круг на землю, лошади тихонько фыркали на лужайке, где-то ухала сова. Эмма лежала, укрывшись с головой, и очертания ее тела были неясными в темноте. Регина закусила губу. Когда она осторожно опустилась рядом, глядя на светлый локон, выглядывающий из-под одеяла, Свон даже не пошевелилась. Регина протянула руку, касаясь ее плеча. - Эмма... - Позвала она тихо. Но та не реагировала. Непонятно было, слышит она ее или нет. - Эмма, когда мне было 22 года, я продала себя мистеру Голду... Регина обхватила колени руками, уставившись в ночную темноту. - Он ясно сказал мне, чего хочет. Прямо так. Самыми простыми словами. У меня тогда совсем кончились деньги, и я понимала - Порция скоро умрет... у неё была болезнь, не знаю, что это за болезнь, но ее мучили ужасные головные боли... А она была единственным человеком, который любил меня. И я любила ее. Так вот. Врач, который пришёл, а пришёл он только потому, что я заплатила вдвое... он не хотел осматривать черномазую, но потом все же согласился и сказал... что это болезнь, которая не лечится... что если бы она была белой, ее бы лечили... И потом у нас кончились деньги... совсем... Эмма вдруг приподнялась и обернулась, опираясь на руку и внимательно глядя на неё. - И вот он сказал. Сказал ЭТО. Был май. Помню, как прекрасно цвела вишня на заднем дворе. Тогда у меня остался только задний двор и небольшой сад. Я любила ухаживать за ним. Любила яблоки с отцовской яблони, которую он посадил в честь моего дня рождения. Как раз под ней я и стояла, когда появился Голд. Он приехал утром, застал меня там, я гуляла. Он был так хорошо одет, на хорошей лошади, он скупил уже почти всю мою землю, и видно было, что он собирается купить и остальное. Но он не смеялся надо мной, наоборот... он взял меня за руку, очень осторожно, и сказал... я до сих пор помню, что он сказал... не буду это пересказывать... но суть была такая: я буду спать с ним... делать, что он прикажет... и он не будет грубым... просто я должна буду отдаваться ему каждый раз, когда он пожелает... Быть его любовницей. Эмма стиснула зубы. Лицо Регины было таким отрешенным, будто она рассказывала не о себе, а о какой-то другой женщине - о той, которую хочется пожалеть и подумать про себя - «бедняга, не повезло ей». - Когда он приехал в первый раз... - начала Регина, и Эмма с ужасом смотрела на ее полное муки лицо, но голос женщины звучал твёрдо - так, словно она решила разом вырвать из себя весь ужас, пережитый ей в прошлом, и девушка не решалась остановить этот бесконечный поток боли, облеченный в человеческие слова. - Он сделал со мной то, что хотел, и... Регина высоко подняла голову, стараясь удержать слезы. - И самое ужасное - что мне при этом не было плохо. Я думала, это будет мерзко, и отвратительно, и больно... Но представляешь - он лишил меня даже этого. Лишил возможности плакать от боли и думать, что это было самое ужасное, что со мной случилось в жизни, потому что это было не самое ужасное... Он сумел... доставить мне удовольствие, если это можно так назвать... - Хватит, - Эмма, сморщившись, помотала головой, закрывая глаза. - Хватит это рассказывать... - Нет! - Регина с внезапной страстью взглянула на неё. - Не хватит! Я хочу, чтобы ты поняла! - Я поняла! Регина с болезненным смешком покачала головой. - Не думаю... Я не думаю, что ты понимаешь, как и я многого не понимаю в тебе, в твоих поступках. - Чего ты не понимаешь? - Зачем ты помогаешь мне... Зачем остаёшься рядом... Почему хранишь такую верность Робину, хотя знаешь, что я не люблю его... Эмма пожала плечами. - Я многим ему обязана. Слишком многим. И я думаю, как бы сильно я... Она замолчала, и Регина, сколько она ни ждала, не услышала окончания этой фразы. - Так вот он приходил ко мне как по расписанию, - продолжала она, отчаявшись услышать от Эммы ещё что-то. - Он заставлял меня... в общем, я ведь мало что знала о постели и что делают в ней мужчина и женщина. И я не знала, может, то, что он делал со мной, было ужасно, возможно, это и было ужасно, потому что Робин никогда не позволял себе и десятой доли того, что делал Голд. И я не могу сказать, что мне было плохо. Потом я стала воспринимать это как необходимость, такую же, как мытьё рук или готовка еды. Он давал мне деньги - не как плату, нет, просто оставлял их на кухне, а иногда привозил продукты, одежду, но никогда не говорил мне ни о том, сколько это продлится, ни о своей семье, ничего... Эмма нахмурилась, с болезненной гримасой отвернувшись от неё. - Что, я стала тебе противна? - Нейтральным тоном спросила Регина, глянув на неё сбоку. Эмма вернула ей взгляд, но ничего не ответила. Регина истолковала это по-своему. - Да, я пойму, если так. Я сама привыкла считать себя такой... зачумленной... будто меня касались не двое мужчин, а сотни, и все они брали мое тело, оскверняли его, использовали, и в конце концов от меня уже ничего не осталось - лишь оболочка, пустая личина, видимость человека, а на самом деле - товар, который всю жизнь передают тому, кто больше заплатит... - Как же ты не забеременела? - Вдруг глуховато спросила Эмма, глядя в темноту. Регина издала какой-то странный звук. - Однажды я забеременела, - отозвалась она, и Свон изумленно посмотрела на неё. - Что? Регина глубоко вздохнула. - Я была беременна от Голда. Я забеременела практически сразу, как только он начал... приезжать... - О господи, - Эмме вдруг стало физически плохо. Сколько же ещё жутких тайн хранит Регина, и как простое человеческое сердце способно вынести столько боли? - Я поняла, что беременна, когда... не пришли женские дни... Порция уже была совсем больна и ничем не могла мне помочь. А я... Я ничего не знала о том, что делать, и жутко испугалась. Он приехал вечером, было очень жарко, меня тошнило, и я выглядела ужасно, и он сказал, что, наверное, я ношу ребёнка. Я умоляла его помочь. Не помню уже, что я говорила, но я обещала, что буду делать все, что он прикажет, и буду с ним всю жизнь, лишь бы он помог. Эмма глянула на звёзды. Одна из них сорвалась с чёрного неба и стремительной линией понеслась вниз, замерев у самого горизонта. - И он помог. Он отвёз меня в соседний город. Сказал, что я должна называть себя Элла Уоллес. Заставил запомнить это имя. Мы приехали вечером и остановились в какой-то гостинице. Мне было так плохо, меня трясло, и я только запомнила, что там были очень красивые красные шторы. Комната была простая, с одной кроватью, и он... в общем, несмотря на то, что мне было плохо, он настоял, чтобы мы сделали это... Он сказал, что все равно меня хочет и ничего такого в этом нет... и взял меня прямо у окна. Меня жутко тошнило, но он развернул меня спиной... - Хватит! - Эмма вцепилась пальцами в волосы. - Прекрати! Я больше не могу это слушать! Регина глухо рассмеялась. - Подожди, это ещё не самое отвратительное, что ты узнаешь обо мне... Потом он отвёл меня в бедный квартал. Улочки были узкие, по ним текла вода, всюду валялись какие-то корки, шныряли крысы... Эта женщина жила на четвёртом этаже - у неё была комната, и один угол был отгорожен занавеской, и она была молодая, но безобразно толстая, и сказала, что это будет стоить пятнадцать долларов. Голд расплатился и сказал, что я должна делать все, что скажет эта женщина, что я должна потерпеть, потому что у меня нет другого выхода... И ушёл. Регина зябко поёжилась, хотя холодно не было. Эмма взяла одеяло, переползла ближе и набросила ей на плечи. Женщина, отрешённо смотревшая в одну точку, вдруг как будто очнулась и посмотрела на неё. Карие глаза ее таинственно мерцали в темноте. - Я осталась там, с этой грубой женщиной, которая решила, что я проститутка или вроде того... она сразу перестала быть любезной, когда Голд ушёл... велела мне лечь на кровать - за занавеской оказалась кровать, покрытая грязным одеялом, я вся тряслась, а она издевалась надо мной - «что, ноги раздвигать не страшно было?» Я легла, и она велела мне поднять юбку и снять панталоны. Регина взглянула на свои дрожащие пальцы. Эмма, укрывшая ее одеялом, нерешительно протянула руку и накрыла ее ладонь, но Регина вздрогнула и отстранилась. - Не трогай меня, пожалуйста, - сказала она. - Пока не нужно. И Эмма поняла, что она хочет этим сказать. - Я лежала, раздвинув ноги, перед этой чужой грязной женщиной, и вот это было худшее, что я в своей жизни пережила. Она полезла туда руками, мне было больно, я закричала, и тогда она подняла голову и сказала мне: «если ещё раз откроешь рот, я тебя вышвырну отсюда». Тогда я сжала зубами свою руку и лежала молча. Не знаю, что она засунула в меня, я потеряла сознание от боли. Когда я очнулась, вокруг была кровь... много крови... все мои панталоны были в крови, и эта женщина стояла надо мной с ведром в руке и поливала меня водой из ведра, приводя в чувство. Она сказала, что все сделано, и я должна уходить. Мне было так больно, что я едва могла идти, но оставаться там я не хотела... На худой щеке Эммы ходуном ходили желваки. Она кивнула. - И как ты добралась домой? Регина откашлялась, проводя пальцами по лицу. - Я вышла на улицу, дошла до угла и упала. Меня доставили в больницу для неимущих - деньги, которые оставил Голд, украла повитуха. Я чуть не умерла. Врач, который лечил меня, сказал, что я чудом осталась жива... и что я никогда не смогу иметь детей... - А Робин об этом знает? - Спросила Эмма. Горькая усмешка скользнула по губам Регины. - Нет. Это ещё одна ложь, которая всегда будет между нами. Он, конечно, спросил меня... в нашу первую брачную ночь... - Я не хочу слышать про вас с Робином, - перебила Эмма, и Регина презрительно улыбнулась. - Не бойся, я не стану говорить о нем, о твоём драгоценном Робине. Я столько лет лгала ему, что он и половины правды обо мне не знает... - Он очень хочет детей... - Эмма поежилась и переплела пальцы рук. - Когда он говорил о вашем будущем, то всегда мечтал о детях. Регина рассмеялась, резко и неприятно. - Он искренне верит в придуманную им картинку, да? Он думал, что женился на чистой и свежей дочери графа, а получил изломанную и порченую шлюху, которая ни на что не способна... Ирония, да? Судьба наказала его за то, что он поверил в мою любовь и придумал меня такую, какой я никогда не была... Эмма вдруг резко повернулась к ней. - А ты вообще способна любить кого-нибудь? Регина горько усмехнулась, скривив губы. - Не знаю. Наверное, нет. Ты же это хотела услышать? Что я именно та, какой я тебе кажусь сейчас. Ты тоже придумала себе красивую картинку про принцессу, которую ты спасёшь от дракона, а оказалось, что принцесса - изуродованная, никчемная потаскуха, которую выскоблили досуха на грязной циновке и бросили обратно - бесплодную и опустошенную. Эмма на мгновение прикрыла глаза. Потом встала, медленно подошла к выходу из грота, опёрлась рукой на потолок. Лунный свет окутал ее тонкую фигуру и образовал вокруг светлых волос лёгкое призрачное сияние. Потом она обернулась. - Нет, не это. И что бы ты ни думала - мне все равно, даже если бы тебя имели сотни мужчин... Регина молча смотрела на неё. - Я люблю тебя. - Эмма запустила руку в волосы, лица ее не было видно, и голос звучал твёрдо и спокойно. - Наверное, я любила тебя с того момента, как впервые увидела - когда объезжала мустанга, а ты подошла к изгороди и встала там, глядя на меня с таким презрением. Ты будто сошла с какой-то картины, ты была как все лучшее, на что я когда-либо смотрела в этой жизни. И я готова умереть за тебя. Вот так. Я не боюсь в этом признаться. Теперь ты знаешь это и можешь издеваться надо мной. Я такая же дура, как Робин и Голд. Я одна из тех, кто готов лечь к твоим ногам. Вот только... Она подошла ближе, улыбаясь, и развела руками. Улыбка была такая незащищенная и сияющая, что Регине захотелось прикрыть глаза, чтобы не ослепнуть. - Я ничего не могу дать тебе взамен. У меня нет денег, земли и титула. Я могу только коснуться тебя своими руками и своим дыханием... Могу только смотреть на тебя и запоминать каждое твоё движение и слово. И я заберу всю твою боль себе, если ты только захочешь. Это единственное, что я могу, ты уж извини... Наступила тишина, и Регина, не отрываясь, смотрела, как Эмма подходит и садится рядом. Ясная улыбка все так же освещала ее лицо. - Позволь мне, - мягко сказала Эмма и протянула руку, касаясь ледяных ладоней Регины, безвольно лежащих на коленях.