По ту сторону двери

Голд раздраженно хлопнул дверью кабинета, входя внутрь, а когда зажег свет и обернулся, то обнаружил развалившегося на диване Киллиана Джонса, в руке которого тлела сигара, явно взятая со стола мэра. Небритое лицо бандита было сумрачным и злым, грязные сапоги он демонстративно положил на подлокотники роскошного дивана, пачкая дорогую кожу. Уже был вечер, и тёмная одежда Джонса делала его частью этой угрожающей темноты за окном, как и его мрачный вид. Голд пришёл в бешенство. - Ты что себе позволяешь, мерзавец? - Взревел он, подходя к Киллиану и угрожающе размахивая тростью. - Убери свою задницу с моего дивана, чертов сукин сын! Но, к его удивлению, молодой мужчина даже не подумал повиноваться - нагло осклабившись, он продолжал посасывать кончик сигары и смотреть сумрачными серыми глазами, в глубине которых тлел огонёк злобы. - Я никуда не уберусь, - отозвался он развязно. - Я сделал все, что вы приказали, и теперь погиб мой брат! Мой родной брат, дьявол побери вас и ваше чертово задание! От такой неслыханной дерзости Голд поначалу онемел. Потом изо всей силы стукнул тростью о пол, чуть не пробив его. - Да что ты себе позволяешь, дешевка! Рассказывай, что там произошло, и говори без истерик! - Мы с парнями приехали на ферму Локсли, а там было пусто - бабы исчезли! И в одной из комнат нас ждала ловушка! Проклятая Свон все продумала и подстрелила моего брата! Услышав это, Голд прошёлся по кабинету, обдумывая слова бандита. Весь его гнев вмиг улетучился, лицо стало хмурым и сосредоточенным. - Так они исчезли, да? Хм... Интересно... Впрочем, я знаю, кто их предупредил... - Кто? - Встрепенулся Джонс, опуская ноги на пол. - Не твоего ума дело. Ты должен делать то, что говорят, и не задавать лишних вопросов. Хотя мне жаль, что твой брат погиб... Он был дельным парнем. Голд остановился напротив Киллиана, сверля его острым проницательными взглядом. - А то, что я просил? Ты нашёл это? Мужчина ожесточенно помотал головой. - Там было пусто. Мы перерыли всю ферму, даже чердак. Ничего! - Хм, - Голд потыкал концом трости в пол. - Хм... Джонс вскочил с дивана, топнув каблуками своих щегольских сапог. Лицо его раскраснелось, кулаки судорожно сжимались и разжимались. - Да хватит уже повторять это! Мы с вами так не договаривались, мистер! Я когда вас встретил, думал, подзаработаю деньжат, куплю землю, осяду, но связываться с вами, папаша - это крайне опасно, как оказалось! Все! С меня хватит! Я сваливаю, и мои парни тоже! Голд вдруг взглянул на него так, что молодой мужчина резко замолчал. - Ничего не кончено, пока я не скажу этого, - тихо и весомо произнёс Голд. Его спокойный голос словно гипнотизировал Джонса. - Ты, мой мальчик, слишком много себе позволяешь, но я прощаю тебя - горе затуманило твой ум и заставило говорить все это. Вот... Он достал из кармана пачку банкнот. - Здесь компенсация за брата и вашу работу. Похорони парня достойно, а потом принимайся за дело. Ты хотел заработать - уверяю, очень скоро вы с ребятами будете купаться в деньгах. - Какое дело? - Недовольно буркнул Джонс, но деньги взял. - Первым делом вы сожжете ферму Локсли. Но сделать это надо тихо - так, чтобы никто не знал. Ночью. И убедись, что сгорело все. Когда хозяин вернётся, я скажу ему, что его неверная жена сбежала с Эммой Свон, которая соблазнила ее нечестивыми действиями, и что это они подожгли ферму. Выкуплю землю, на которой стоял дом, а самому Робину будет не до того - он сразу кинется искать свою любимую женушку, чтобы убить и ее, и эту содомитку, которой место в больнице для умалишенных... Ледяные глаза Джонса вдруг загорелись немым восхищением. Он повертел в руках пачку денег, сунул ее в карман и послушно кивнул. - Потом, - продолжал Голд невозмутимо, постукивая тростью о пол. - Ты поедешь вслед за ними. Раз на ферме нет подсказок, значит, они могут быть только у Регины. Ты найдёшь ее и привезёшь ко мне. И тогда - вот тогда ты получишь в три раза больше, чем я обещал тебе изначально. Понял? - Да, - Киллиан небрежно покачался на носках, засунув пальцы за пояс штанов. - А Свон тоже привезти? - Я уже говорил тебе, - Голд отошёл к окну и стоял к Джонсу спиной. - Она мне не нужна, так что можешь убить ее. А вот Регину привези живой и невредимой. И не вздумай распускать руки. Голд был в ярости не только потому, что Джонс ничего не нашёл на ферме. Он не сомневался, что бандит найдёт Регину - женщина, даже и такая умная, как его бывшая подстилка, не сможет далеко уйти и выжить в этой суровой стране. Нет, ещё его бесило упорное сопротивление Доминика Маги, который лежал в камере и ждал суда - впрочем, суд ему уже не мог помочь. После двухдневного забытья Доминик пришёл в себя, и тюремный врач сказал, что кризис миновал - если за Магой хорошо ухаживать, рана быстро затянется, но Голда волновало лишь то, сможет ли мерзавец дожить до казни. Он лично два раза допрашивал негра, но тот стоически молчал, и тогда Голд поручил шерифу поговорить с ним «по-настоящему», но после этой беседы у Маги снова открылось кровотечение, и он впал в беспамятство. Ещё его беспокоила Тина. Она была заодно с его слугой, заодно с Региной и Эммой и заодно с беглой мулаткой, и все это наполняло его смутной тревогой - как это его маленькая принцесса, которую он сажал в седло перед собой и возил по улицам города, ловя восхищённые взгляды прохожих, превратилась в какое-то незнакомое чужое существо, глядящее на него с ужасом, страхом и ненавистью? Не было ли у неё мыслей... но тут Голд возмущённо прерывал сам себя. Она... и Мага? Но это невозможно! Она белая девушка, аристократка, неженка, она бы не позволила чёрной обезьяне трогать себя грязными руками конюха, испачканными в навозе и воняющими лошадьми... Или позволила бы? От этих мыслей у него гудело в голове. Когда Джонс ушёл, Голд отправился в тюрьму, где на койке лежал связанный Мага - даже раненый и обессилевший, он внушал ужас полицейским своим ростом и могучими мышцами. Шериф встретил его в дверях тюрьмы словами: - Мистер Голд, черномазый очнулся. - Сказал что-нибудь? - Голд брезгливо поморщился, уловив запах спиртного, исходящий от Бута. Его давно раздражал этот человек, но слишком легко было им управлять, чтобы отказываться от такой возможности держать в руках правосудие. - Нет, молчит. И ещё... Сегодня приходила делегация от жителей С. Голд ждал продолжения, но шериф мялся на пороге, комкая в руках шляпу, и молчал. - И что? - Видите ли, они требуют его казнить завтра же. Грозились взять приступом тюрьму и сделать это самим. Голд был умён и знал - нельзя недооценивать силу толпы. Он подумал немного и коротко кивнул. - Я думаю, они не шутят. - Суд только через два дня... - Сказал шериф растерянно. - Мне кажется, все это можно было бы ускорить... Голд понял, что хочет сказать Бут. Он и сам знал, что Доминику Маге не жить в любом случае. Пытки ничего не дали, на суде он будет так же молчать, и о единственном выходе, который ему оставался, было так тяжело думать, что он испустил подавленный вздох. - Ладно. У меня есть решение нашей проблемы. Я сделаю так, что он признается. Вот... Он протянул Буту руку, звякнув монетами. - Соберите суд завтра. И не трогайте Магу, чтобы он выглядел как можно лучше. Он нужен нам в полном сознании. **** Эрнестина услышала стук копыт лошади отца задолго до того, как он подскакал к дому. Она выскочила на крыльцо, сбежала по ступеням и остановилась, обхватив себя руками, вглядываясь в темную аллею, на которой виднелся скачущий галопом конь Голда. Она не спала уже два дня: после признания отцу в сговоре с Домиником и его обещания сохранить негру жизнь сознание девушки будто раздвоилось - одна половина разума верила, что есть шанс на его спасение и ее возлюбленный будет жить, хотя и проведёт в тюрьме долгие годы, а вторая - стонала от ужаса и горя, которые нашептывали ей, что все безнадежно. Она перебрала уже все возможные варианты спасения Доминика, и выходило так, что отец был ее единственной надеждой. Вот поэтому и стояла она теперь, судорожно вглядываясь в прямую фигуру отца, который скакал так стремительно, словно собирался взлететь над землей. Увидев тонкую фигурку дочери в белой шали, он приостановил лошадь резким движением поводьев, и она зафыркала, забила копытами о землю, замотала головой, а ледяной взгляд отца упёрся в печальное лицо Тины. - Что ты тут? - Недовольно спросил Голд. Он сознательно был так холоден с ней: в его планы входило ещё больше напугать девушку и подавить ее волю. - Папа, ты выяснил... - Тина решительно вскинула подбородок, стараясь не выдать своего волнения. - По поводу Доминика? - А что? - Он спешился. - Мы же все уже обговорили. Они пошли к дому, и, глядя на ее потерянное бледное лицо, Голд искренне наслаждался волнением дочери. Она схватила его за рукав, принуждая остановиться. - Ты же обещал, что он не умрет! Ты поклялся! - Понимаешь, - Голд посмотрел на светлые окна дома и вздохнул. - Возникли некоторые сложности... - Какие сложности? - Твой Мага - тот ещё упрямец. Горожане требуют его смерти, а он не хочет говорить. Молчит, как будто язык проглотил. - И? - Тина закусила нижнюю губу, стараясь не заплакать. - Чтобы на суде его не растерзали, нужно чтобы он признался в своём преступлении. Иначе все будет плохо... - Как же это? Если он признаётся, разве это не будет значить, что он виновен? - Дочка, - Голд ласково притронулся к ее плечу. - Вот почему женщинам нельзя лезть в мужские дела. Ты ничего не понимаешь в судебной системе. Если Мага будет молчать, это ещё больше убедит присяжных, что он виноват. Иначе зачем ему молчать? Если бы он признался, что стрелял в тот день, я бы мог поручиться за него. Я бы сказал, что он был хорошим работником и просто защищался. Магу бы отправили на рудники, но не убили. А так... он сам себе могилу роет. Эрнестина озадаченно обдумывала его слова. - А ты сделаешь это? Скажешь на суде, что он защищался? Ты пойдёшь на это ради меня? - Я же обещал, - Голд нахмурился, глядя в обеспокоенное лицо дочери. - Разве я хоть раз нарушал своё слово? Повисло напряженное молчание. Тина чувствовала, как тяжело бьется ее сердце - будто с каждым ударом оно становилось все более огромным и уже не помещалось в груди. - Я думаю, что могу убедить его, - Вдруг произнесла девушка, и Голд внутренне поаплодировал себе. Он был прав. Как обычно. Правда, у этой правоты все ещё оставался подтекст, о котором думать не хотелось, но с этим он разберётся позже. Эрнестина получит то, что заслужила, когда Мага умрет. - Сможешь? - С деланным безразличием спросил он, не глядя на неё. - Да. Меня он послушает. Я постараюсь убедить его, что он должен признаться. - Хм... Возможно, ты права, дочка, возможно... Эрнестина остановилась перед ним, сжав своими маленькими руками сухую кисть отцовской руки. - Устрой мне встречу с ним, отец... Я все сделаю, и ты получишь свой суд! **** Регина собрала вещи, предназначенные для стирки, и отправилась к ручью. Прошло уже три дня, как они оказались в этом забытом богом райском уголке, где, казалось, остановилось само время, и остались только горы, небо, трава и постоянное, неудержимое желание, которое пульсировало внутри, обжигало, доходило до костей и лишь усиливалось с каждым брошенным взглядом. Вот и сейчас, направляясь к заводи, Регина украдкой посматривала на Эмму, которая на лугу чистила Фрейю, что-то вполголоса напевая себе под нос. Она будто и не замечала Регину - в своих обтягивающих кожаных брюках, под которыми четко обозначались мышцы сухощавых бёдер, в обрезанной рубашке, с голыми, уже успевшими загореть руками, с рассыпавшимися по плечам светлыми волосами, она двигалась ловко и грациозно, наклонялась, зачерпывая щеткой воду, затем нежно оглаживала бок лошади, оставляя темную полосу на блестящей шкуре, потом опять гибко наклонялась, и при каждом таком наклоне над поясом ее брюк виднелась полоса голой кожи спины, а потом тонкие сильные руки опять порхали над Фрейей, и у Регины что-то сжималось в груди, а между ног все ныло в предчувствии оглушающего прикосновения. Но с того самого дня, как они занимались любовью в источнике и на лугу - при мысли об этом у Регины полыхали щеки и пересыхало во рту - они больше не говорили об этом. Не говорили и не делали ничего, что могло бы напомнить обеим о том, что они уже разделили. Конечно, глупо было ожидать, что Эмма сделает первый шаг - в конце концов, не она и начала это тогда, в источнике, но Регина все же надеялась... и, как оказалось, надеялась напрасно. В тот день они уснули в объятиях друг друга у костра, а наутро Эммы не оказалось на лежанке, и Регина с недоумением и обидой нащупала рядом пустое пространство, и было ещё больнее от того, что она лежала обнаженной, укрытая лишь по пояс - это значило, что Эмма проснулась и видела ее, расслабленную, беспомощную во сне, а ведь она впервые рискнула спать вот так, прижавшись всей кожей к коже другого человека, отдавшись чувствам и ни о чем не сожалея... Эммы не было весь день. Регина, оскорбленная и злая, прождала до заката, недоумевая и ломая голову над причинами ее неожиданного отсутствия. И когда вдалеке раздались шаги и Эмма показалась на лужайке - стройная и собранная, с каменным, ничего не выражающим лицом - у Регины что-то оборвалось внутри. Значит, это правда - Эмма получила что хотела и теперь ей уже ничего не нужно. Она не будет обнимать её каждую секунду, и все слова о любви - лишь повод затащить Регину в постель. И она сама этого хотела. Она сама просила ее об этом... Эмма не сказала, где была весь день. Она скупо поблагодарила за ужин, легла на своё место и отвернулась от Регины, закутавшись в одеяло по самый подбородок, а женщина долго сидела, глядя на ее светлую макушку и глотая горький комок в горле. Потом опустилась рядом, остро ощущая возбуждающее тепло, исходящее от лежащей рядом Эммы, долго ворочалась на твердой подстилке, и лишь перед самым рассветом ей удалось смежить воспалённые веки и заснуть. Она не знала, почему Эмма так себя ведёт, но и на второй день повторилось то же самое: девушка встала засветло и ушла, а появилась только к вечеру. Регина, уже смирившаяся с ее странным поведением, попыталась поговорить, спросив о чем-то незначительном, но Эмма односложно ответила ей и опять завалилась спать. Неопределённость их положения стала очевидной на четвёртый день, когда этот странный бойкот перешёл уже всякие границы. Правда, Эмма на этот раз не ушла с рассветом, и проснувшаяся Регина обнаружила себя в ее объятиях - видимо, ночью они в поисках друг друга сдвинулись на лежанке, и теперь лежали в обнимку, голова Эммы покоилась на плече женщины, Регина чувствовала на шее горячее дыхание, рука девушки обхватывала ее талию, а нога была закинута поперёк ног. Лежать было неудобно, но ещё неудобнее оказалось игнорировать мгновенное возбуждение, пробежавшее по телу, и Регина, закрыв глаза, мысленно прокляла себя за то, что тогда сделала первый шаг и узнала, каково это - ощущать поцелуи Эммы и дрожь ее тела, когда она находилась внутри, лаская Регину пальцами. Она осторожно высвободилась, пытаясь не обращать внимания на своё упорное желание запустить пальцы в роскошную гриву Эмминых волос и разбудить ее поцелуем, подбросила дров в очаг, поставила кофейник на огонь и вышла из пещеры. Все ее тело сладко горело, наэлектризованное и возбужденное, и это было страшно и блаженно одновременно - впервые в жизни она ощущала себя так, будто была инструментом, который жаждет, чтобы на нем играли, изнывает от нетерпения, но вынужден пылиться в тёмном футляре в ожидании чутких пальцев музыканта, и безумно хотелось жить, и все внутри пело и стонало одновременно от этого мучительного чувства раздвоенности... Она прошла босиком по траве, ощущая, как сладостно вибрирует тёплая земля, вливаясь в ее ступни, и, запрокинув голову, взглянула в безмятежно голубое небо. Эмма из пещеры наблюдала за ней - чёрная копна волос рассыпалась по спине, на солнце пряди горели, отливая в золото, тонкая фигура в стареньком обтягивающем платье на фоне зелёных елей выглядела так красиво, что хотелось немедленно подойти и обнять, но пришлось стиснуть зубы и сдержаться. Отвернувшись, она сняла с огня кипящий кофейник, налила две кружки - себе и ей - а потом села спиной к выходу, чтобы не видеть Регины, чьи мягкие шаги вскоре раздались в пещере. Утро прошло в молчании. После завтрака Эмма стала чистить Фрейю, а Регина, отчаявшись разговорить девушку, собрала белье и отправилась к ручью. Она сняла ботинки, опустила ноги в холодную воду и оглянулась на лужайку, где Эмма все так же ходила вокруг лошади, наклоняясь и оглаживая гладкие бока своей любимицы. Солнце пекло, трава пахла все сильнее, и, когда Регина закончила стирать, ее недовольство всей этой ситуацией достигло вершины. Она собрала чистое белье в мешок, обулась и вернулась к пещере, где Эмма замешивала муку на лепёшки. Услышав шаги, девушка вздрогнула и обернулась, но тут же отвела взгляд, сосредоточившись на миске с мукой. - Я постирала белье, - холодно бросила Регина, надеясь услышать хотя бы простое «спасибо», но Эмма лишь коротко кивнула и продолжила мешать тесто. - Может быть, ты объяснишь мне, наконец, что происходит? - Регина, не выдержав, в сердцах бросила мешок на пол пещеры. По лицу поднявшей голову Эммы нельзя было определить, что она чувствует... - А что происходит? - Девушка равнодушно пожала плечами. - Я думала... - Регина перевела дыхание. - Ты ведёшь себя странно, тебе не кажется? Эмма молча вылила на сковороду первую порцию теста. - Мы долго будем тут находиться? - Процедила Регина сквозь зубы, поняв, что ломится в закрытую дверь. Эмма опять пожала плечами. - Тебе не нравится здесь? - Безразлично спросила она, продолжая изучать шкворчащее на сковороде тесто. - Нравится? - Регина подняла брови, и голос ее зазвенел. - А что мне может нравиться? Сидеть тут и... Эмма ложкой поправила шипящую лепешку. - Сидеть и...? - Повторила она безучастно. - А что ты хочешь делать? Идею с Робином ты отмела... Регина, онемев, взглянула на неё. Кто эта девушка и куда девалась та Эмма, которая любила ее на лугу, шептала нежности и властно брала ее снова и снова, умоляя о большем? - Ты собираешься всю жизнь тут торчать? Перевернув лепешку, Эмма зашипела от боли: масло брызнуло ей на руку. Потом она встала, посмотрела на Регину тяжелым пронизывающим взглядом и отчеканила: - Ладно, мы уедем завтра. И вышла из пещеры так быстро, что Регина не успела ничего сказать. Она осталась сидеть, хватая ртом воздух, оглушенная сознанием того, что девушка, которую Регина рискнула подпустить к себе так близко, ведёт себя настолько глупо и беспомощно, но, главное - тем, что ей абсолютно понятно и это поведение, и его мотивы. Последнее пугало больше всего. Остаток дня и вечер прошёл в напряженном молчании. Эмма была такой мрачной, что к ней было страшно подойти, да и Регина не жаждала общаться, поэтому они сидели обе в разных концах пещеры: Эмма выстругивала какую-то вещь из куска деревяшки, а женщина, обхватив колени руками, смотрела в темноту, где стрекотали цикады и едва слышно фыркали кони. - Завтра встаём на рассвете, - холодный голос Эммы прорезал тишину, и Регина порывисто обернулась. - Едь одна, если хочешь, - дёрнула она плечом, голос был спокойным и хлестко ударил по чутким нервам Эммы. - Что? Женщина не отозвалась, продолжая смотреть в синюю темноту за пределами пещеры. Эмма положила на пол предмет, выстругиваемый ею из куска дерева, и подошла к Регине, остановившись сзади. - Что такое? - Ты можешь делать, что хочешь, - спокойно сказала Регина, не глядя на неё. - А мне - ты права, мне и здесь хорошо. Эмма присела на корточки, заглядывая ей в лицо. - В чем дело? - В чем дело? - Тонкие ноздри Регины возмущённо раздувались. Она вся дрожала. - Почему ты три дня со мной не разговаривала? Обнимала во сне, а утром уходила, как ни в чем не бывало? Эмма вздохнула, запуская пальцы в волосы, поджала губы и переступила с ноги на ногу. - Я... - Начала она сдавленно, но Регина перебила ее, резко повернувшись: - Думаешь, я не понимаю, в чем дело? Ты занимаешься со мной любовью, говоришь, что любишь, а потом делаешь вид, что ничего не было... Ты же до смерти напугана, Эмма Свон! Ты просто жалкая трусиха, вот и все! И все твои красивые слова - ложь! Как только ты поняла, что все слишком серьёзно, ты тут же сбежала, испугавшись, как бежит маленькая девочка, увидевшая злую собаку. Ты не боишься воевать, не боишься вооруженных бандитов, но как дело касается ответственности и чувств, то тебя и след простыл! Вот поэтому ты всегда будешь одна, поэтому тебя отовсюду гонят - не из-за того, что ты такая, какая есть, а потому что ты не способна чувствовать и отвечать за свои слова! Эмма, в продолжение этой длинной речи не сводившая с неё огромных глаз, нахмурилась, и боль мелькнула в ее взгляде. Регина горько усмехнулась. - Я, впрочем, рада, что все так обернулось, - сказала она с чувством и скрестила руки на груди. - Ты показала мне, что я могу ощущать и желать, хотя уже много лет я считала себя живым трупом без эмоций и способности любить, и теперь я поняла, что должна делать дальше. У меня есть ещё одно дело, и ты можешь мне с ним помочь. А потом ты уедешь и никогда больше не вернёшься, и это будет лучшим выходом для нас обеих, понятно? - Дело? - С трудом переспросила Эмма, выглядевшая ошарашенной и даже слегка испуганной. - Да, - Регина презрительно скривила губы. - Достойное дело для тебя. Все, как ты любишь. Настоящее дело. Не связанное с чувствами. - И какое же это дело? Регина вдруг поднялась, пересела поближе к огню и почти весело посмотрела на Эмму. Той поневоле пришлось последовать за ней. - Помнишь, я говорила про золото? Так вот, я не сказала тебе, но карта, которую взял Робин - она не была единственным, что отец оставил мне как подсказку. Было ещё кое-что. Кое-что значимое. Она аккуратно расстегнула верхнюю пуговицу на платье и извлекла медальон. Открыв его, достала одну из фотографий, положила рядом - под ней обнаружился небольшой листок бумаги. Немного помедлив, Регина подала его Эмме, наклонившейся над лежанкой и внимательно изучавшей медальон. Та машинально взяла листок, но не спешила открывать, разглядывая его и вертя в пальцах. - Вперёд, - насмешливо улыбнулась Регина и тут же спохватилась: - А, хотя я забыла, ты же не умеешь читать... Какая жалость... Это было больно. Эмма стиснула зубы. Регина протянула руку раскрытой ладонью вверх и ждала, подняв темные брови. Эмма упрямо развернула сложенный вчетверо листок. На нем косым почерком были написаны шесть строк и какие-то цифры. Она недоуменно повертела в руках порыжевшую ветхую бумагу и вернула Регине. Регина медленно и чётко прочла то, что было написано на листке, а потом подняла глаза, глядя на взволнованное лицо Эммы. - И? - Эмма нахмурилась: - Я не понимаю, при чем тут золото... Регина двинула рукой, разглаживая смятый листок, лежавший у неё на коленях. - Много лет я пыталась разгадать эту загадку, подбирала различные варианты, ломала голову, но так и не смогла ничего понять. В конце концов, я просто сдалась, решив, что никогда не узнаю, о чем идёт речь, но теперь я точно уверена - это ключ к золоту... уверена! Отец отдал мне это перед смертью не случайно, он рассчитывал, что я смогу понять, что имеется в виду... Разгадать его последнюю загадку! - Почему ты не показала это Робину? - Безразлично спросила Эмма, пересаживаясь к ней ближе и забирая из рук кусочек бумаги. Регина с неожиданным раздражением швырнула небольшую веточку, лежавшую у неё под ногами, в костёр. - Я не хотела, чтобы он нашёл его. Да я и не верила сама, что золото действительно существует, пока Голд не стал обыскивать ферму и насылать на нас бандитов. Мой отец был знаком с ним, и, вероятно, Голд в курсе, что перед смертью папа смог спрятать золото, поэтому когда Робин уехал, он убедился в этом окончательно... Потому-то и появился Джонс, я думаю, он работает на Голда... Эмма хмыкнула, разглядывая записку, потом подняла ее и проверила на свет. - Голд может заблуждаться, как и Робин. Карта ведь не ведёт к золоту? - Карту невозможно прочитать без ключа, а ключ - здесь, в этом послании. Потому-то Робин ничего не нашёл и не найдёт... Последовала пауза, и глаза Эммы впились в лицо Регины с неожиданной горечью: - И почему ты только теперь рассказываешь мне об этом? Регина вдруг улыбнулась, беспощадно и весело. - Знаешь, когда мы встретились, ты кое-что мне сказала... Кое-что важное. Ты сказала - женщина может то же, что и мужчина... Тогда я не поняла, что ты имеешь в виду. Я подумала, что ты просто спятившая фантазерка, которая придумала себе воображаемый мир и живет в нем. Но теперь... Она повернулась, жестикулируя, глаза возбужденно блестели, и Эмма с восхищением и тревогой подумала, что такой она ее ещё никогда не видела. Это была совсем другая Регина - не ледяная красавица, встретившая ее у дверей фермы, не опалённая колкая Регина в первые дни их совместного существования, не страстная соблазнительница из источника, а решительная, энергичная женщина-победитель. - Теперь я думаю, что ты была права! Я всю свою жизнь жила с оглядкой на других. Делала то, что хотели от меня другие. Мною пользовались все мужчины, платили мне за то, что защищали и кормили, и я думала, что это нормально! Как же я заблуждалась... Мой отец умер за свои убеждения, но он не бросил меня и не оставил без гроша. Думаю, он хотел, чтобы я нашла это золото и начала новую жизнь... - Ну а мне какой резон заниматься этим? - Вяло спросила Эмма, возвращая ей листок. - Тебе не нужны деньги? - Едко возразила Регина, презрительно улыбаясь. - У тебя есть шанс получить настоящее золото, ведь ты уже знаешь, что Робин ничего не найдёт. Помоги мне ещё один раз, помоги самой себе - и ты навсегда станешь богатым человеком... - А Робин? - Надтреснуто произнесла Эмма, проводя ладонью по лицу. - Ах, да, твой любимый Робин. Твой друг, которого нельзя предать и обмануть. Что ж. Я не будут врать тебе. Я уйду от него, - Регина легко улыбнулась. - Я думаю, что давно это поняла, давно поняла, что нужно оставить его, просто мне нужно было время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Я не люблю его и никогда не любила. И я боялась признаться себе в этом. Но теперь, с деньгами или без, я от него уйду. Эмма долго молчала. Потом сумрачно усмехнулась. - Если я помогу тебе, я возьму свою часть золота. Имей это в виду. - Я не сомневаюсь, - презрение в голосе Регины можно было потрогать. - И сколько ты хочешь? - Одну треть. И это не обсуждается. Таковы мои условия. Регина пожала плечами. - Хорошо. Одна треть - твоя. Она повертела в руках листочек, глядя куда-то мимо Эммы. Потом перевела дыхание и продолжила: - Проблема в том, как решить эту загадку. Я много лет думала над ней, но ничего не смогла понять. Может, у неё и нет решения? Эмма вдруг широко улыбнулась, глядя ей в глаза. - Перечитай ещё раз. Только медленно, - велела она. - Хорошо, - удивлённо отозвалась Регина. - Впрочем, я помню наизусть, читать нет нужды. В краю, где чёрный бог хранит пещеру Предательство и ложь, любовь, надежда, вера... Небесные сыны - дьяволово семя. Не так уж и скоро, срок - всего лишь время. Где-то вдалеке, где всё знакомо Достойный соперник сына грома. - Ещё цифры... 17-28-12... и так далее... Эмма с непонятной улыбкой смотрела на неё. В костре громко треснуло полено, и сноп искр растаял в воздухе. - Собирай вещи, - проговорила Свон. - Я знаю, что это значит. Знаю, о ком речь. И кто такой небесный сын, тоже знаю...