По ту сторону двери

В голове у Эрнестины все ещё гулко звучал выстрел, после которого ее отец повалился на землю, ударившись головой о твёрдую поверхность с мерзким, вызывающим тошноту звуком. Она медленно опустила руку, запах пороха щекотал ноздри, и все, на что она могла смотреть - аккуратная дырочка в центре лба Голда, из которого тонкой струйкой текла кровь. Она убила собственного отца. Убила. Отца. Дурной привкус древнегреческой трагедии, смешанный с ощущением начинающейся тошноты, заставил ее дёрнуться назад так резко, что она чуть не упала, споткнувшись о камень. И ужас содеянного обрушился на неё сразу - будто каменную глыбу взвалили на плечи, а следом пришёл всепоглощающий страх. Теперь все кончено. Жизнь, будущее, ребёнок - все. Эрнестина сжала пистолет, затравленно озираясь по сторонам. Выстрел был таким громким, что, даже несмотря на защиту деревьев аллеи, из дома его наверняка слышали. Дом не был пуст. В нем были слуги и... - О Господи! Резкий крик заставил ее вздрогнуть. Откуда-то сбоку послышался шорох. Эрнестина обернулась. Из-за дерева медленно вышел Робин Локсли. Она, не думая, не рассуждая, вскинула руку с пистолетом, целясь мужчине в грудь. - Не подходите! Робин с остановившимся от ужаса глазами и искаженным лицом смотрел на труп Голда: он лежал, раскинув руки и ноги в позе витрувианского человека, и кожа его уже начала терять краски. Мертвый, он внушал не меньший ужас, чем живой - строгое морщинистое лицо умной обезьяны постепенно становилось каким-то восковым, а невидящие глаза смотрели в небо. - Вы убили его! Вы убили мистера Голда! Эрнестина взвел курок. Она постепенно начинала приходить в себя. Как бы то ни было, дело сделано, но умирать на виселице девушка не собиралась. Не по такому случаю. - Я сказала, стоять! Теперь Робин, похоже, осознал серьезность происходящего. Он наконец посмотрел не на Голда, а на Эрнестину, поднял обе руки и отступил, продолжая смотреть на девушку с выражением одновременно грозным и испуганным. Эрнестина сделала шаг назад. Свою лошадь она оставила в кустах неподалёку от особняка, рассчитывая убежать, как только убьёт отца. Теперь же в уравнение ворвался икс, которого там раньше не было: Робин Локсли. И он явно не был настроен отпускать ее. - Вы дадите мне уйти, - быстро проговорила Эрнестина, бросая взгляд на дом. Оттуда пока не донеслось ни единого звука. Потом ей в голову пришло, что даже если негры и видели убийство хозяина, мало кто из них придёт, чтобы проверить, жив ли Голд, и тем более помочь ему. Эти мысли придали ей храбрости. - Мой отец получил то, что заслужил, - Эрнестина прицелилась выше, и у Робина перехватило дыхание. - И вас это не касается. Вы здесь по милости отца и не должны были увидеть его. Мужчина не шевелился. - Сейчас я повернусь и уйду, - продолжала она, сглатывая вязкую слюну. - А вы пойдёте и позовёте слуг. И предадите отца могиле, как и полагается. И он больше никого не убьёт, не разрушит ничью жизнь и не сделает никому больно. Она ещё немного понаблюдала за Робином, но он все так же молча стоял, глядя на труп Голда. Казалось, он забыл о девушке, целящейся в него из револьвера. Эрнестина сделала движение, означавшее, что она собирается осуществить то, о чем говорила, но вдруг Робин очнулся. - Я не могу вас отпустить, - сказал он. - Зачем вы его убили? Девушка покачала головой. - Это неважно. Он заслужил умереть. И вам придется меня отпустить, иначе... Она выразительно покачала пистолетом, но Робин вдруг усмехнулся и скрестил руки на груди. - Похоже, у вас были причины убить отца, - сказал он как-то растерянно. - Но на хладнокровного убийцу вы не похожи, так что вряд ли выстрелите. И вдруг он сделал молниеносный выпад вперёд, и если бы не миллиметры, сыгравшие роковую роль, выхватил бы револьвер из ее рук. Но ему не хватило всего немного, а палец Эрнестины лежал на курке. Она и сама не поняла, как это получилось. Пуля угодила Робину в живот. Зажав рану рукой, он повалился сначала набок, пытаясь удержаться на ногах, а затем упал в пыль, нелепо разбросав ноги и корчась, то сжимаясь, то опять распрямляясь во весь рост. - Агхх, - хрипел он, и Эрнестина видела: изо рта у него льётся кровь. Ее чуть не стошнило. Она развернулась и побежала так быстро, как позволяли ноги и широкие юбки. Уже у ограды к ней пришла мысль, что теперь она убийца двух человек, и за это уж точно полагается виселица, но страха не было: одна только бешеная и невыносимая боль, сродни той, что гонит раненое животное в нору. Вот только у неё норы не было. Она вскочила в седло, пришпорила лошадь и умчалась по направлению к лесу. По ее расчетам, искать они начнут не раньше утра, вряд ли кто-то сунется в дебри ночью, а за это время ей нужно придумать, что делать дальше. **** Прижав руку козырьком ко лбу, Эмма обернулась. Шагах в пятнадцати от неё медленно тащилась усталая лошадь Регины. Стоял полдень, и солнце ощутимо припекало, но Эмма не разрешила останавливаться на привал: она намеревалась до темноты добраться до старого дома, где можно было чувствовать себя в относительной безопасности. Она подождала, пока Регина подъедет, и взглянула на женщину: из-под полей старой шляпы виднелся подбородок и горькая складка губ. Регина осунулась и похудела за эти дни у источника, и Эмма почувствовала укол совести - будто бы она была виновата в этом. Сама она почти потеряла аппетит, и все, что ощущала, была бесконечная болезненная нежность к Регине, чувство того, что ей доверено какое-то невообразимо драгоценное сокровище, и она должна во что бы то ни стало его уберечь. Регина вымученно улыбнулась, уловив внимательный взгляд Эммы. Вокруг, куда ни попадал взор, виднелись бескрайние степи, покрытые красноватой сухой пылью и кустиками полыни, вдали темнел лес. По расчетам Эммы, до Брассфилда они должны были добраться к вечеру, и это играло им на руку: ночью никто не заметит, что в старом доме у реки опять живут. - Ты как? - Спросила она сухо у Регины, скрывая серьёзность своих чувств за отчуждённым тоном и деланным безразличием. Женщина кивнула: - Я выдержу. Хотя очень хочется пить. Эмма поболтала фляжкой - воды почти не осталось. Солнце уже начало опускаться ниже, но жгло все так же сильно. - Там вроде лесок, поищем воду, - Эмма протянула загорелую руку вдаль. Путь до леса они преодолели в молчании. Каждая думала о своём: Эмма перебирала в мыслях все варианты развития событий, включая маловероятный вариант с нахождением золота. Она не слишком верила, что такое богатство действительно существует и смогло пролежать много лет нетронутым, даже несмотря на то, что мистер Миллс сумел чертовски хорошо его спрятать. Ей, по правде, было все равно, найдут ли они золото. Впервые в жизни у Эммы появилось нечто, за что она была готова бороться, и это нечто ехало сейчас рядом на лошади, облизывая губы и щурясь от слишком сильного солнца. Впервые в жизни кто-то вошёл в неё так мощно и полно, что заслонил собой все: даже чувство долга перед Робином. Умом Эмма понимала, что ей нужно стыдиться и что придёт час расплаты, но сердце ее пело в груди. Она выбрала меня! Она захотела меня, тощую некрасивую девчонку, сбежавшую из дома и презревшую своё наследие и корни своих предков. Меня, которую гнали отовсюду, когда узнавали о моих греховных наклонностях, о моей страсти к женщинам, о червоточине, с которой я родилась на свет. И она захотела меня такой! Эгоистично, и глупо, и по-детски, да... но это лучшее, что было в моей жизни, и будь я проклята, если откажусь от этого. Вырвите мне оба глаза, отрежьте руки, уши, нос, ослепите и оглушите, и даже тогда я буду хотеть ее и любить! Регина же думала о воде. Она смертельно устала и слегка завидовала Эмме, которая после многих часов пути выглядела все такой же бодрой и свежей, как и утром, когда они выезжали, оставляя пещеру. А ещё она с тоской думала о Брассфилде. Вернуться туда было испытанием, но другого выхода у них нет: тайна золота должна быть раскрыта, иначе смерть отца, гибель Маги, ее поруганная честь - все это будет напрасно. Годы, потраченные впустую, когда она не жила, не чувствовала, не дышала - эти годы останутся неотмщёнными, и получится, что Голд победил, а этого Регина допустить не могла. Ее тревожило только одно: Робин. Мельком взглянув на покачивающуюся в седле Эмму, Регина позволила себе полюбоваться ее прямой выправкой. Надо же, она всерьёз считала, что эта гордая посадка - результат войны и многих лет, проведённых в седле. И изящные руки Эммы, и та сдержанность за едой, и ее странное рыцарское поведение во время первых дней их совместной жизни - все это было не случайно. И теперь можно только догадываться, что случится, когда Робин вернётся из своего бесплодного похода и узнает правду. С тех пор, как они приехали к источнику, Регина вела нескончаемые внутренние беседы с мужем, и каждый раз итог был один: Эмма падала на землю, а Робин стоял над ней с револьвером или ружьем и готовился убить. - Я не хочу больше жить с тобой, - говорила Регина воображаемому Робину, а тот знакомо хмурил светлые брови. - Что? О чем ты вообще говоришь? - Я ухожу от тебя. - Но почему? - Потому что я не люблю тебя и никогда не любила. Она словно наяву видела, как искажается его лицо, как морщины чертят тонкие линии на лбу, как гневом наливаются глаза. - Ты не можешь уйти! Ты моя перед богом и людьми! - Могу и уйду! И тут в эту перебранку вступала Эмма, и все заканчивалось одинаково: рассвирепевший Робин накидывался на них обеих, а потом они убивали его или он убивал их. А что, если отдать ему золото, думала Регина, въезжая вслед за Эммой в лесок, где было сумрачно и прохладно, и приходилось нагибаться, чтобы не задеть головой пышные ветки деревьев. Взять и заплатить ему за то, чтобы он отпустил их. Она решила, что нужно спросить об этом Эмму, хотя поднимать подобную тему означало снова напомнить обеим, что то, что они делают - преступно не только в глазах господа, но и в глазах людей, что уж говорить о законе. Но ведь можно сделать это и без ведома Эммы. Подкараулить Робина, когда он вернётся, предложить ему золото и попробовать откупиться. План бредовый, но вдруг получится? Эмма, словно уловившая ход ее мыслей, обернулась и пристально посмотрела на Регину. - Вон ручеёк, - сказала она, указав рукой вперёд, где под могучими кронами струилась едва заметная серебристая лента. Регина кивнула. - Все в порядке? - Поинтересовалась Эмма сухо. - Да, конечно. Когда они и лошади утолили жажду, солнце начало клониться к западу. Это означало, что впереди было ещё по крайней мере несколько миль утомительного пути. Эмма была уверена, что Регина выдержит: гордость не позволит ей признаться в том, что она устала, и поэтому, когда они выехали на открытое пространство, спросила, чтобы развлечь Регину: - А что там сейчас в этом доме, в Брассфилде? Женщина пожала плечами. - Думаю, удобств ждать не стоит. Но там есть вода, и крыша, надеюсь, не прохудилась... - Сколько лет ты там не была? Помедлив, Регина глухо отозвалась: - С тех пор, как вышла замуж. Незримая тень Робина опять встала между ними, и Эмма порывисто вздохнула. О чем Регина думает? Что будет дальше? От этих вопросов у неё мучительно гудело в висках, а женщина рядом казалась такой отрешенной и равнодушной, что это причиняло боль. Остаток пути до Брассфилда они проехали в молчании. Регина уже еле держалась в седле, и когда вдали показались серые и красные крыши домов, раскинувшиеся по длинному пологому холму, обе с облегчением вздохнули. - Нам нужно подождать до темноты, - объявила Эмма, остановив лошадь. - Лучше, чтобы никто не знал, что в доме кто-то есть. Они спешились возле раскидистого куста бузины, развели небольшой костёр и сварили кофе. Усевшись, Эмма наблюдала за Региной, которая сосредоточенно мешала ложкой в кофейнике: в свете садящегося солнца ее волосы приобрели насыщенный ореховый цвет. Эмма отметила, что женщина совсем исхудала: рубашка висела на острых плечах, а под глазами залегли тени. - Ты думала о том, что мы будем делать после того, как найдём золото? - Решилась она наконец. Вопрос саднил, как больной зуб, и Эмма хотела вырвать его с корнем. Регина вскинула на неё грустные глаза. - Думала. И все. Больше ни слова. - Хм... - откашлялась Эмма. - Знаешь, меня не устраивает такой ответ. Регина опять промолчала. Потом разлила кофе в кружки и села, передавая одну из них Эмме. - Ты же хочешь спросить не об этом, - сказала она мрачно. - Ты хочешь поговорить о Робине. Эмма, не глядя на неё, смущенно взъерошила волосы на затылке. - Да, ты права, - медленно отозвалась она. - Я хочу знать... - Я уже сказала тебе, что оставлю его, Эмма, - устало сказала Регина. - Чего ты хочешь ещё? Эмма сдвинула светлые брови и отставила кружку в сторону. - Я хочу ясности... Хочу понимать, как мы будем действовать? - Мы? - Да, мы. Ты и я! Если «мы» действительно существует. Повисло молчание, прерываемое треском хвороста в костре и шелестом низкой травы. Регина вздохнула и вдруг сказала то, о чем думала весь день, но в чем не решалась себе признаться: - Робин никогда не отпустит меня. **** Отец Регины, приехав в Брассфилд, выбрал для постройки дома лучшее место в округе: на берегу реки, окаймленной ивами, неспешной и мутной, среди полей и холмов, в миле от ближайшего соседа, и белые стены особняка были видны издали: вокруг же росли объемистые платаны с пышными кронами, обступившие его со всех сторон. Когда Эмма и Регина подъезжали к дому, уже наступили сумерки, издали пустой особняк с выбитыми стёклами казался мрачным и страшным: двухэтажный, массивный, с четырьмя колоннами и громадным крыльцом, с пустым провалом двери и покосившимся фасадом. Едва лошади ступили на аллею, как Эмма физически почувствовала ужас Регины и обернулась: женщина съежилась на лошади, втянув голову в плечи и глядя вперёд с каким-то странным выражением на лице. Было невероятно тихо, лишь стрекотали цикады, да изредка доносился крик птицы с реки, но пустой дом был по-особенному мрачен: так бывает с брошенными жилищами, в которых витают тени давно живших там людей, их дыхание, их страхи и горечь, и Эмма, глянув на потерянное лицо Регины, подумала о том, как страшно, должно быть, ей сейчас возвращаться в место, где погибли ее родители. - Ты сможешь? - Спросила Свон тихо, и Регина кивнула. Эмма остановила лошадь у крыльца и привязала к ветке растущего там каштана. Потом поднялась на несколько ступеней, всматриваясь в темноту за выбитой дверью: возможно, в доме кто-то был, хотя на первый взгляд следов живых людей не наблюдалось. На всякий случай Свон достала револьвер, перехватила его поудобнее и стала подниматься выше. Сзади неслышно ступала Регина, предоставившая ей возможность идти первой. За дверью обнаружился небольшой холл, где явно побывали мародеры: на стенах темнели пулевые отверстия, а паркет был испорчен многочисленными кострищами. Эмма подумала, что неплохо было бы соорудить факел, но в свете угасающего солнца внутренность дома просматривалась достаточно хорошо. За холлом оказалась лестница, ведущая на второй этаж, по виду совершенно целая. Направо и налево вели дверные проемы, но самих дверей не было: должно быть, пустили на растопку. Эмма в растерянности остановилась. - Куда идти? - Спросила она подошедшую Регину. Та обхватила себя руками, будто ей было зябко, и огляделась. - Туда будет кухня и комнаты слуг, - указала она вправо. - За лестницей кабинет отца и музыкальный салон. Эмма присвистнула. - Да, мама любила играть на пианино, - Регина тяжело вздохнула. - Жилые комнаты на втором этаже. - А библиотека? Вопрос, который волновал их больше всего, повис в воздухе. Регина указала движением подбородка вверх. - Тоже на втором этаже. Эмма решительно кивнула. - А у моего отца было восемнадцать комнат, - болтала она, поднимаясь по ступеням, - нужна была карта, чтобы найти что-нибудь в доме. Служанки с ног сбивались, убирая эти не нужные никому хоромы. Регина подавленно молчала. - У него даже была комната для птиц, представляешь? Отдельная комната для чертовых птиц... Там он собирал всех, кого ловил во время своих исследований. И был отдельный слуга-птичник, который чистил клетки... Они дошли до верха лестницы. Вправо шла узкая галерея, на стенах которой по-прежнему виднелись следы красивых обоев: пышные цветы на фоне витиеватых желтых узоров. Здесь даже сохранились двери комнат, и Эмма насчитала не меньше четырёх. - Это моя спальня, - сказала Регина, указав на первую дверь. - Зайдём? Может быть, книга там, - предположила Эмма, поёжившись: в доме, несмотря на жаркий день, было сыро, как в склепе. - Вряд ли... Когда я уезжала, я забрала и мебель, и все свои вещи. Эмма толкнула дверь и очутилась на пороге просторной квадратной комнаты, абсолютно пустой и чистой. Окно было разбито, но сама комната выглядела вполне жилой, а в углу стоял остов кровати. Регина не стала задерживаться в этой комнате и прошла дальше. Везде, куда бы она ни попадала, она видела следы былой жизни, разграбленной мародерами: в спальне ее родителей на полу валялись осколки любимой отцовской вазы, привезённой из Европы - Регина так и не продала ее - а в углу чёрной грудой лежали останки матраса, каркас кровати, сломанный и покорёженный, был похож на скелет. На окне висели обрывки гардин. Следующей комнатой была гостевая спальня, но обстановку Регина продала ещё в то время, когда они с Порцией пытались выжить. Хотя вид разгромленного дома и причинял боль, она порадовалась, что выплакала все слёзы ещё тогда, когда по кусочку отдавала своё прошлое и прошлое своей семьи в обмен за еду. По крайней мере, эти пустые комнаты не стали намного пустее после ее отъезда. Эмма заглянула ей через плечо. - Тоже пусто. - Да. - Я придумала, мы можем спать в той дальней комнате, там кровать цела. Постелим сверху одеяла. Регина была уверена, что вообще сегодня не заснёт, но кивнула и скрестила руки на груди, оглядывая помещение. - Темнеет, пойдём скорее посмотрим книги, - Свон мягко коснулась ее плеча. Дверь в библиотеку была заперта, когда Регина покидала дом: последняя смешная попытка удержать воров и мародеров. Правда, книг уцелело не так и много, ведь антикварные были проданы, а остальное не представляло особой ценности. Сейчас же дверь была выбита и болталась на одной петле. Эмма подергала скобу, словно раздумывая, можно ли ее починить. - Как хочется помыться, - вдруг сказала она жалобно. - Здесь можно набрать воды? - В саду был кран, - отозвалась Регина, ступая следом за ней в библиотеку. Это было большое полукруглое помещение с двумя ярусами, на которых когда-то стояли шкафы с книгами. Теперь же большинство шкафов были опрокинуты и покрыты пылью, паутина разрослась в углах, а немногочисленные книги валялись на полу, некоторые без порядочного количества страниц, а другие целые, но брошенные как попало. - Как же мы найдём тут «Грозовой перевал»? - Спросила Эмма, мысленно прикинув, сколько томов им придётся проверить и перелистать. Регина грустно опустилась на корточки и взяла из груды книг первую попавшуюся. - Вопрос не в этом, а в том, была ли она вообще здесь. Может быть, я продала ее много лет назад. - Она же не антикварная, зачем бы ты стала ее продавать, - Свон присела рядом и стала перебирать книги. - Я не помню такой в нашей библиотеке, а ведь я перечитала тысячи отцовских фолиантов. Эмма растерянно посмотрела на неё. - Так ты не уверена, что эта книга вообще существовала? Регина кивнула, ее глаза мерцали в темноте. - А если мы ее не найдём? Женщина пожала плечами. - Возможно, мой отец просто спятил, когда писал эту записку. Возможно, ты ошиблась, и в стихотворении не зашифрован «Грозовой перевал». Возможно, золота никогда и не было. Эмма бросила книгу в стопку других, и из неё поднялось облачко пыли. - Отлично... Тогда знаешь что? Давай пойдём и устроим себе кровать на ночь, поедим и помоемся, а потом будем думать над книгой. Нет смысла сидеть тут на голодный желудок и что-то изобретать. Она легко поднялась на ноги. Регина, поглаживая пальцами корешок запылённой книги, улыбнулась ей отрешённой улыбкой. - Ты иди. Я сейчас приду. Хочу побыть тут немного. Эмма кивнула и вышла в темноту коридора.