По ту сторону двери

Джонс проснулся от навязчивого громкого звука — словно кто-то совсем рядом методично и сильно бил в жестяную миску — и некоторое время лежал, глядя в потолок и щурясь от яркого солнечного света. Потом он понял, что звук слышится из соседнего номера, и, морщась, приподнялся на кровати, оглядывая убогую обстановку комнаты. В борделе Бабули Лукас было около семнадцати номеров, но занятыми обычно оказывались только пять-шесть: большинство тех, кто посещал заведение, могли заплатить лишь за время с проституткой, но не оставались с ней на ночь, и было тем более странно, что рядом за стеной кто-то так громко стучит, несмотря на раннее утро. — Чертовы идиоты, — пробурчал Джонс и лёг опять. Одеяло рядом с ним зашевелилось, и из-под него высунулась длинная стройная нога. — Что там? — Недовольный голос Лили раздался в тишине комнаты, и Киллиан почему-то смущенно покосился на неё. — Какой-то урод стучит за стеной, — сказал он, потягиваясь всем своим волосатым телом и закидывая руки за голову. Лили высунула светлую голову и грациозно перевернулась, отчего одеяло сползло вниз, обнажая ее до пояса. Она лежала рядом с Джонсом, обнаженная, и ее гладкие плечи золотились в свете солнца, а на лице играла едва заметная лукавая улыбка. Джонс скользнул мимолетным взглядом по розовым соскам и мягкому животу сестры и смущённо потупился. Лили улыбнулась ещё шире, затем протянула руку и провела ею по заросшему чёрными волосами торсу Джонса. — Ты что? — Поздно смущаться, маленький брат, — пропела Лили, а затем медленно приподнялась, пристально глядя на Киллиана, и рассчитанным легким движением уселась сверху на его прикрытые одеялом бедра. От открывшегося зрелища у Джонса потемнело в глазах. Вчера все вышло случайно. Как и всегда, впрочем. Как тогда, в далеком прошлом, когда они купались в пруду на отцовской ферме, купались по ночам, потому что отец чаще всего запрещал детям любые развлечения, и они вылезали в окно, едва из спальни начинал доноситься раскатистый храп старика, бежали через небольшое поле за домом и долго плескались в мутной тёплой воде под аккомпанемент кваканья лягушек и стрекотания цикад. Братья не всегда были с ними. Лили рано стала развиваться, и Киллиан видел это: если девочка каждую ночь раздевается перед тобой догола, ты поневоле заметишь, когда у неё начнёт расти грудь. Ему было пятнадцать, когда она впервые поцеловала его и попросила потрогать ее, и с тех пор они делали это часто, слишком часто, и это всегда была инициатива Лили, но он никогда не отказывал ей. Не сводя томного взгляда с брата, Лили потянула одеяло вниз, обнажая его бёдра. Ее серые глаза и припухшие после ночи губы гипнотизировали, и Киллиан мог бы притворяться, что ничего не чувствует, но его член — нет, он вызывающе торчал вверх, возвышаясь из поросли густых чёрных волос, красный и влажный, и Лили со стоном одобрения обхватила напряженный жезл рукой, ощутив его бархатную твердость. Затем приподнялась, изогнулась всем своим гибким телом и направила член в себя, рывком опуская бёдра и поглощая его полностью. Джонс скрипнул зубами и вцепился руками в простыню. Внутри у Лили был жар, такой жар, что мощная волна наслаждения поплыла по всего телу Киллиан, и он чуть не кончил, едва ее гладкие бёдра коснулись его ляжек. Лили уперлась одной рукой в изголовье, а другой — в кровать, и стала медленно покачивать тазом, доводя Киллиана до безумия. Она двигалась с таким умением, что Джонс едва сдерживался, и Лили знала это. Его руки легли ей на бёдра, ртом он поймал ее сосок, втягивая его, и сестра одобрительно застонала — хитрец знал, как возбуждает ее легкое трение щетины о воспалённую кожу груди. Движения ее бёдер все убыстрялись, и Джонс мог лишь надеяться, что сестра кончит раньше: ему вовсе не хотелось оставлять ее неудовлетворенной. Но легкий аромат кожи, нежная грудь, трущаяся о его лицо, бешеные скачки Лили доводили его до исступления, и он, обняв ее за спину, проговорил, задыхаясь: — Остановись на секунду… Лили прижала его голову к груди, слегка поглаживая темные волосы. Джонса всего колотило, она чувствовала, как пульсирует внутри его член, касающийся самых потаенных уголков ее тела. — Не могу поверить, что жила без этого так долго, — проговорила она хрипло. — Только ты умеешь доставить мне удовольствие. Джонс пошевелился, делая очередной мощный толчок. Пальцы Лили пробежали по его лицу, бедра двинулись вновь, вращаясь и доставляя ему неземное наслаждение. Глядя прямо в глаза брату, она двигалась, все увеличивая и увеличивая амплитуду, и, наконец, с громким стоном вздрогнула и замерла, вцепившись в плечи Джонса. Только тогда Киллиан позволил и себе расслабиться и, тяжело задышав, кончил, хрипло и громко застонав. Некоторое время после они лежали, покуривая, все такие же обнаженные и потные, а затем Джонс сказал, взглянув на сестру: — Когда поедем? Лили пожала плечами. — Можно позавтракать и двинуться. Чем раньше мы будем в Брассфилде, тем лучше… — И как ты собираешься вызнать у миссис Локсли, где золото? — Усмехнулся Джонс. Он уже поднялся и теперь стоял, обнаженный, возле рукомойника и тщательно мыл член. Лили перекатилась на кровати и курила, лёжа на боку. — Да неважно, — ответила она и затушила сигарету в медной пепельнице. — Вдвоём мы сумеем ее расколоть. Джонс вытерся старым полотенцем и натянул штаны. Лили поднялась с кровати и лениво изогнулась всем своим роскошным телом, запустив руки в волосы. — К тому же не забывай, она меня не знает… — Лукаво сказала она и подмигнула брату. **** — Что мы будем теперь делать? — Спросила Эрнестина, глядя на сидящую под громадным раскидистым деревом Регину, которая уже полчаса не шевелилась, глядя в одну точку куда-то перед собой. Уже почти стемнело, узкая багровая полоса рассвета виднелась над горизонтом, и в лесу становилось прохладно. Регина медленно подняла глаза на девушку, глядя так, словно не узнавала ее. — Я не знаю, — ответила она наконец. После того, как Тина сказала ей, что Эмма мертва, Регина впала в оцепенение, похожее на сон, но она не спала. Ей казалось, что мир вокруг остановился и ничто больше не имеет значения. Слез не было — вероятно, она выплакала их ещё во время войны — но горло нестерпимо жгло, а в голове стоял какой-то плотный тяжелый туман. Эмма умерла — и теперь уже никогда не получится сказать «прости», а ведь они расстались так скверно, и как теперь исправить совершенное, как повернуть время вспять, чтобы хоть что-нибудь изменить? Если бы она могла знать в тот момент, когда уходила по заросшей травой аллее, что больше никогда не увидит Эмму, разве она бросила бы ей в лицо те горькие и несправедливые слова? Разве она бы ударила ее? Регина сжала зубы и посмотрела на стоящую перед ней девушку. Подавленная злоба поднималась в ней, подпитываемая чувством собственной вины, злоба на Тину, которая стояла рядом и ждала, что Регина что-то сделает, как до этого ждала помощи от Эммы. — Ты должна мне рассказать, что произошло в доме, — проговорила Регина сквозь зубы. — От начала и до конца. Рассказывай! Эрнестина немного постояла в молчании, а потом села рядом, скрестив ноги. — Я же все уже сказала… Регина зло взглянула на неё. — Как это случилось. Расскажи мне, как это случилось. По порядку. Эрнестина стиснула маленькие руки, лежащие на коленях. — Мы поужинали вчера, — произнесла она тихо, и голос ее звучал странно и отчаянно. — А затем отправились спать. Я быстро заснула, а пробудилась от странных звуков — будто кто-то разговаривает внизу, так громко и раздраженно. Я думала, что это ты вернулась, но потом услышала мужской голос и очень испугалась. Я полежала какое-то время и решила спуститься, и когда подкралась к двери кухни, то услышала, что там была Эмма и Джонс… а ещё какая-то девушка по имени Лили… Они громко спорили, и Джонс угрожал Эмме, говорил, что убьёт ее, если она не отдаст ему карту. Регина со свистом выпустила воздух из плотно сжатых губ. Эрнестина слегка вздрогнула. — Эмма сказала, что у неё нет карты, и он наставил на неё пистолет. Она была совсем безоружна, наверное, они отняли у неё ружье, потому что оно было в руках у девушки. И Джонс начал стрелять в пол рядом с Эммой, а она все повторяла, что у неё ничего нет. — А потом? — Глухо спросила Регина. — Потом он спросил, где ты, и она ответила, что ты ушла… Что вы повздорили, и ты уехала навсегда, но она не знает куда. И они ей не поверили. Наступило молчание. Регина судорожно сжимала руки, и Эрнестина покосилась на неё, словно не зная, что сказать, а потом нерешительно коснулась худенького плеча и тут же отдернула руку. — А потом эта девушка, Лили, она выстрелила в Эмму… Джонс стал орать, что зачем она это сделала, но она ответила, что Свон теперь бесполезна. И что надо обыскать дом. Тут я и побежала. — А они не преследовали тебя? — Неестественно высоким голосом спросила Регина. Эрнестина покачала головой. — Они меня не заметили. Я выбралась через заднюю дверь и побежала через поле в лес. Было уже темно, и я всю ночь бродила, боясь, что они пойдут искать меня, но они не уходили из дома. — Так они ещё в доме? — Встрепенулась Регина. Девушка испуганно вцепилась ей в руку. — Ты что? Хочешь туда пойти? Нет, нельзя, ни в коем случае! Регина резким движением вырвала руку из ее ладони. — Я хочу увидеть Эмму, — отрезала она. — Я не позволю, чтобы она лежала там… вот так… Эрнестина как-то странно смотрела на неё. — Ты и Эмма… — вдруг произнесла она. — Вы…? Между вами… И замолчала, словно устыдившись сказанного. Регина молча поднялась, быстрыми нервными движениями отряхивая платье от листвы и веточек. Лицо ее было абсолютно бесстрастным. — Мне нужно идти, — сказала она, не глядя на Эрнестину. Та подняла огромные испуганные глаза, в которых плескались ужас и отчаяние. — Ты бросишь меня тут одну? — Прошептала она, и слезы заструились по ее бледным щекам. Регина бросила на неё гневный взгляд. — Почему я должна помогать тебе? — Произнесла она жестко. — Я не Эмма. Тина протянула обе руки и вцепилась в подол ее платья. — Пожалуйста! — Ее голос дрожал и срывался, а слезы продолжали струиться по впалым щекам. — Я сбежала из дома и ничего не взяла с собой, ровно ничего! Мне нечего есть, и я не знаю, куда пойти! Помоги мне! Ты не можешь вот так оставить меня умирать в лесу, не можешь! Регина смотрела на неё сверху вниз и молчала. Затем выпрямилась, расправила плечи и устремила взгляд на потемневший горизонт. Тина продолжала рыдать, цепляясь за ее юбку, словно ребёнок, который умоляет мать не уходить. — Ладно, — сказала Регина и брезгливо выдернула подол из цепких рук Тины. — Сейчас нам нужно найти место для ночлега, а завтра утром я подумаю, что тебе делать… Поднимайся. Все ещё всхлипывая, Тина отпустила юбку Регины и медленно поднялась. Регина молча отвязала лошадь от куста. Она радовалась, что индейцы нагрузили ее седельные сумки едой — как бы то ни было, она сможет продержаться, пока Джонс и Лили не уйдут из дома, а то, что они уйдут, было бесспорно — ведь им незачем оставаться в нищем разграбленном особняке рядом с мертвой Эммой Свон. Они обшарят дом, не найдут ничего и поедут дальше. Искать ее, Регину. Теперь их мишень — она. Женщина стряхнула с себя эти горькие мысли. Теперь, когда Эмма мертва, ей осталось лишь найти золото и навсегда уехать из Америки. В том, что уехать нужно, не оставалось ни малейшего сомнения — здесь она больше оставаться не может. — Возьми лошадь под уздцы и ступай вперёд, — велела она Тине. — Я буду говорить, куда идти. Здесь в чаще есть тропа, да смотри не споткнись. Она сама не знала, почему, но присутствие мисс Голд пугало ее до смерти. Что-то странное было в этой девушке, которая несла с собой смерть всем, кто встречался на ее пути, что-то неприятное, словно она была проклята. Доминик… Голд… а теперь ещё Эмма — все они погибли, когда появилась Тина, и Регина всерьёз опасалась, что теперь может стать одной из них… Но она решила, что не допустит этого, и потому не спускала глаз с прямой спины Эрнестины всю дорогу до гор, где располагались пещеры, в которых она играла ещё девчонкой. В одной из них, достаточно большой, чтобы в ней можно было встать во весь рост, они и разбили лагерь. Регина велела Тине принести травы для коня, а сама развела небольшой костёр и пожарила несколько кусков солёного мяса, положенные для неё индейцами в седельную сумку. Она была уверена, что ночью их не найдут — пещера была надежно спрятана от посторонних глаз, и вход в неё замаскирован высоким кустарником, а утром она оставит Тину сторожить пещеру и поедет в особняк. Уже стемнело, и Регина закончила стелить лапник под лежанки, когда Тина, наконец, появилась с двумя огромными охапками травы для лошади. Она выглядела усталой и несчастной, но Регина не испытывала жалости при виде ее осунувшегося личика. Она молча забрала у девушки траву и положила перед жеребцом, который, фыркая, принялся жевать. — Я пожарила мяса, — сказала Регина, кивая на остывшие угли и стоявшую на них сковородку. Тина нерешительно кивнула. — Спасибо, умираю с голоду. — Поешь и ложись, — Регина прошла к выходу из пещеры и, остановившись на пороге, с наслаждением вдохнула свежий воздух. Ей не хотелось ни есть, ни спать. Она молча смотрела на видневшуюся с пригорка ленту реки на горизонте. Пейзаж, расстилавшийся перед ней, был поистине великолепен — с пригорка просматривалось все огромное поле, увенчанное остроконечными пиками елей на горизонте, а над ним сияла огромная голубоватая луна. Но Регина не замечала ничего, она смотрела только вперёд, в пустоту перед собой и до боли кусала и без того обескровленные губы. Это был мир, в котором больше нет Эммы Свон. Земля все так же равнодушно крутилась в пространстве, солнце закатывалось на западе, а луна всходила, и птицы пели в лесу, а Эммы уже не было. Неужели можно вот так легко потерять человека, который за всю твою жизнь единственный был тебе дорог? Неужели это так просто? Регина закрыла глаза, надеясь, что сможет заплакать, но слез не было. Она не могла даже оплакать ту, кого любила… Потом она поняла, что, наверное, не верит, будто Эмма мертва, и не сможет поверить, пока не увидит ее бездыханное тело. Ведь Тина не видела ее труп, она только слышала, что Лили выстрелила, и, возможно, Эмма ещё жива? Быстрым шагом она вернулась в пещеру и остановилась рядом с поднявшей голову Тиной, которая уныло доедала положенный ей кусок мяса. — Ты видела Эмму мертвой? — Резко спросила Регина, и голос ее отразился от закопчённых стен. Девушка несколько секунд молча смотрела на неё, а потом кивнула. — Лили попала ей в голову, — тихо сказала она. Регина с трудом подавила рыдание, отвернулась и вышла из пещеры. Ночь стояла невероятно тихая, даже цикады не стрекотали, и ни одного дуновения ветерка не колыхало листву стоявших вокруг деревьев. Луна переместилась на небе после полуночи и осветила лес своим серебристым сиянием, когда Регина, наконец, вернулась в пещеру. Костёр уже погас, и в полумраке угадывались лишь очертания лежавшей возле стены девушки. Регина осторожно опустилась на расстеленное поверх лапника одеяло, укрылась до самого подбородка и принялась ждать. Прошло довольно много времени — час или даже два — когда смутная фигура напротив зашевелилась, сбрасывая одеяло и приподнимаясь на лежанке. Сквозь полуопущенные веки Регина видела, что Тина садится, откидывает с лица волосы и смотрит в ее сторону. До неё долетало подавленное дыхание мисс Голд. — Регина! — Свистящим шепотом позвала Эрнестина. Регина лежала не шевелясь. — Миссис Локсли! Не дождавшись ответа, Эрнестина осторожно откинула в сторону одеяло и встала на четвереньки. Регина не видела ее лица, лишь темный силуэт, который медленно двигался в ее сторону. От противоположной стороны пещеры до Регины было примерно десять шагов, но мисс Голд ползла, а не шла, и поэтому двигалась медленно, однако с каждым рывком неуклонно приближалась. Регина сжала в руке предмет, который взяла с собой в постель, и приготовилась. Тина была уже совсем близко. Что-то громко звякнуло о землю, и девушка испуганно остановилась, застыв на месте. До Регины долетел ее подавленный вздох. Вот, ещё немного. Почти. Последние два или три рывка показались Регине вечностью. Затем наступила тишина, и женщина, уже не таясь, открыла глаза. Эрнестина нависла над ней, подняв что-то блестящее и готовясь ударить, и тут Регина резким движением выпростала руку из-под одеяла и приставила к груди мисс Голд длинный индейский нож. Это был нож Бегущей Скалы, который он подарил ей перед отъездом. — Бросай, — процедила Регина, кивая на опасную бритву в руке Тины, которой та собиралась перерезать ей горло — теперь женщина видела, что это бритва. — Бросай, или я сейчас воткну его в тебя. Дыхание Эрнестины доносилось до неё — шумное и неуправляемое, такое громкое в ночной тишине. В конце концов, девушка разжала руку, и бритва упала на каменистый пол, отскочив куда-то в сторону. Все ещё упирая острие лезвия в грудь мисс Голд, Регина медленно приподнялась и задала единственный волнующий ее сейчас вопрос: — Ты убила Эмму? В свете луны она видела искаженное от злобы лицо Эрнестины, капли пота на ее лбу, искривлённый рот. — Отвечай! — Закричала она и вдавила острие глубже в грудь девушки. Та нехотя кивнула. — Зачем? — Одними губами спросила Регина. Мисс Голд качнула головой. — Я одна. Мне нужны деньги. У вас есть карта, которая ведёт к золоту. У неё даже манера изъясняться изменилась, подумала Регина, продолжая вдавливать острие ножа в мягкую грудь девушки. — Значит, никакого Джонса не было? Значит, ты все подстроила? Повисло молчание. Вдруг Эрнестина неуловимым движением отпрыгнула назад, оказавшись на безопасном расстоянии от ножа. Несмотря на темноту, Регина поняла, что она озирается, ища, что можно было бы взять в качестве оружия, но и бритва, и нож были для неё недосягаемы. Регина видела, как девушка злобно скалится, поняв, что сопротивляться бесполезно, а затем вскакивает на ноги и выбегает из пещеры. Раздался шелест листьев, и все затихло. Эмма! Это было единственной мыслью, которая стучала в голове Регины, когда она дрожащими руками упаковывала вещи, кое-как засовывая их в седельные сумки! Эмма там, в доме, может быть, раненая, и теперь нельзя терять ни минуты, и так слишком много времени потеряно зря! Она не думала ни о Тине, ни о том, что ее кто-то может заметить — вскочив на выведенную из пещеры лошадь, Регина опрометью помчалась по склону горы, не обращая внимания на секущие ее по лицу ветки. Эмма! Только бы успеть! От того места, где находилась пещера, до дома Миллсов было примерно три мили, и Регина, сколько она потом ни пыталась, не могла вспомнить, как она проехала их — по темному ночному лесу, не думая о ямах и суках, о том, что ее могут увидеть, она гнала лошадь, подхлестывая ее сорванной на ходу веткой, и успокоилась лишь когда на горизонте показалась остроконечная крыша особняка. Только в тот момент Регина немного приостановила бешеную скачку и пустила коня рысью. На фоне звездного неба темная громада дома выглядела чёрной, словно его вырезали из бумаги и наклеили на светло-синий фон. Вокруг было тихо, лишь тяжелое дыхание двух живых существ — Регины и лошади — прорезали стоявшее вокруг безмолвие. Глядя издали на дом, Регина молилась, пытаясь вспомнить забытые с детства слова, найти нужные словосочетания, чтобы тот, кто, возможно, был на небесах, услышал ее и помог. Господи, пусть она будет жива. Я отдам ей все своё золото, я никогда в жизни больше не взгляну на неё, если она не захочет, я вернусь к Робину, только пусть она будет жива. Я страшная грешница, но ведь ты говорил, что раскаявшиеся грешники получают прощение, так прости меня, и я больше никогда в жизни не буду идти против твоих законов, я забуду об Эмме и стану самой праведной женой на свете, только сохрани ей жизнь! Она объехала темный пустой особняк и остановила лошадь у крыльца. Дверь была распахнута, и вокруг царила мертвая тишина, и Регина с ужасом поняла, что сейчас ей придётся войти в кухню и увидеть лежащее там тело Эммы, и это будет конец. Прижав кулак к губам и закусив беззащитную кожу на костяшках, она поднималась по ступенькам, беззвучно трясясь от ужаса и глядя вперёд, в распахнутый темный проем двери. Оказавшись в холле, она поняла, что свет ей не понадобится — луна прекрасно озаряла засыпанный мусором пол и дверь в кухню, из которой не доносилось ни единого звука. На выщербленных, покрытых пылью досках виднелся темный след, который исчезал в темноте у лестницы. Отняв кулак от губ, Регина приблизилась к двери и, закрыв глаза, с громким скрипом отворила ее, еле удержавшись от крика. Потом открыла глаза. Перед ней была абсолютно пустая кухня. Пустая и разгромленная. На полу лежали черепки от посуды, опрокинутые ящики, и по всему было видно, что здесь шла борьба. Но тела Эммы, как и оружия, Регина не нашла. Немного походив вокруг плиты и попытавшись поднять ящик, она наткнулась на лужу крови. В том, что это была кровь, не оставалось ни малейшего сомнения — Регина коснулась лужи и увидела, что пальцы ее стали красными. О господи! Оглянувшись вокруг, она взяла стоявшую у плиты кочергу. Оружия у неё не было, лишь нож, которым она угрожала Эрнестине, но кто знает, что ждёт ее в этом пустом доме? Не притаилась ли мисс Голд, пришедшая сюда раньше, чтобы все-таки свершить то, что не закончила в пещере, где-нибудь за углом в этом страшном доме? Выходя из кухни, Регина вдруг заметила нечто темное на перилах и, присмотревшись, поняла — это тоже была кровь. Бросившись к лестнице, она осторожно коснулась темного пятна пальцами и поняла, что она давно застыла. Значит, кто-то поднимался вверх, держась за перила. Кто-то раненый, истекающий кровью. Забыв о своих страхах, Регина бросилась на второй этаж. — Эмма! — Кричала она, презрев всякую опасность, и распахивала одну за другой двери комнат. — Эмма! Где ты? Ей показалось, что она услышала легкий стон из последней оставшейся на этаже комнаты, и, бросив кочергу в сторону, Регина открыла дверь. Эмма лежала на полу возле кровати, лежала на животе, и лица ее не было видно, но ее рубашка на спине и пол под девушкой были темными от крови. Регина бросилась к ней. — Эмма, это я! Свон едва слышно застонала, когда Регина осторожно перевернула ее на живот, взглядывая в бескровное бледное лицо. Жива! Эмма жива и дышит! Она успела! Регина попыталась понять, куда ранена девушка, но кровь пропитала всю рубашку да самого пояса, и в темноте сложно было рассмотреть пулевое отверстие. — Господи, ты жива! — Только теперь Регина поняла, что рыдает в голос. — Я думала, что ты умерла, Эмма! Бледные веки Свон чуть дрогнули, а потом приподнялись, и она взглянула на склоненное над ней лицо. — Ре…гина? — Прохрипела она, пытаясь приподняться. — Да! — Регина наклонилась и покрывала ее холодное лицо поцелуями. — Я нашла тебя! Я вернулась! — Тина… она… опасайся ее… — Простонала Эмма, пытаясь подняться, но сил у неё не было. Регина кивнула, зарываясь лицом в ее пропахшие пылью волосы. — Я знаю… я все знаю, Эмма! **** Спустя час Эмма, перевязанная и переодетая в чистую одежду, лежала в кровати и спала, а Регина сидела рядом на стуле и время от времени меняла холодный компресс на лбу девушки. Придя в себя после потрясения, вызванного тем, что ее возлюбленная жива, она взяла себя в руки и с трудом перетащила девушку на кровать, а затем тщательно осмотрела ее. Рана Эммы оказалась неопасной — насколько Регина могла судить — Тина явно промахнулась мимо сердца и попала в плечо, прострелив его насквозь. Эмма потеряла много крови, но дышала она глубоко и спокойно, кожа постепенно приобретала розовый оттенок, и Регина немного успокоилась. Следовало бы зашить рану, но сделать это было нечем, да и кровь уже не текла, так что Регина как смогла перевязала плечо, а потом тщательно забаррикадировала входную дверь и принесла в комнату все оружие, что нашла в доме. Если Тина вздумает вернуться, пока Эмма будет в забытьи, Регина встретит ее как подобает. Больше она не допустит, чтобы лживая дочь Голда застала их врасплох. Регина сварила полный кофейник крепчайшего кофе, чтобы не заснуть, и принесла в комнату вместе с седельными сумками. Потом обтерла мягкой тряпочкой покрытое потом лицо Эммы, которая слегка простонала что-то и снова погрузилась в сон, села рядом и положила на колени книгу, забранную у вождя. Обыкновенная книга, думала Регина, поглаживая кожаный старый переплет. Обыкновенная книга, из-за которой умерло уже столько людей. Она открыла первую страницу и посмотрела на надпись, сделанную отцом много лет назад. Надпись выцвела, чернила потускнели, но Регине казалось, что она видит мудрое доброе лицо Генри Миллса, который сидит за своим массивным столом и медленно, не торопясь, выводит старческой рукой эти округлые красивые буквы в надежде, что его единственная дочь найдёт их и сможет понять. Грозовая стрела 1849. — Я понимаю, папа… — Прошептала Регина и погладила старые буквы. Потом перевернула страницу. 1801. Я только что вернулся от своего хозяина — единственного соседа, который будет мне здесь докучать. Место поистине прекрасное! Во всей Англии едва ли я сыскал бы уголок, так идеально удаленный от светской суеты. Совершенный рай для мизантропа! А мистер Хитклиф и я — оба мы прямо созданы для того, чтобы делить между собой уединение. Превосходный человек! **** Когда Эмма очнулась, солнце уже стояло высоко в небе и яркими лучами освещало пустую комнату. У неё страшно болело плечо, и все тело будто онемело, но она была жива и дышала! Пытаясь вспомнить, что произошло, Эмма с трудом повернула голову и застыла на месте. Когда Тина выстрелила в неё, Свон сразу потеряла сознание. Она помнила лишь свою боль и шок от того, что девушка, которую она так заботливо приютила, наставила на неё ружье, но милосердная темнота так быстро окутала Эмму, что та не успела почти ничего понять. Она помнила лишь то, как очнулась вечером в луже крови и поняла, что ей нужно добраться до комнаты, где лежал пистолет. И она поползла, превозмогая боль, оставляя за собой кровавый след, и сумела доползти до второго этажа, а дальше наступило забытьё. И вот теперь она лежит в тёплой постели, на плече ее — тугая повязка, а рядом на стуле спит та, о ком она не смела даже и мечтать — самая прекрасная женщина в мире, побледневшая, осунувшаяся, сжимающая в руках ружье, но живая и здоровая. Значит, она пришла за ней? Пришла, перевязала и села рядом, готовая охранять ее, Эммы, сон? Она повернула голову, чтобы было удобнее разглядывать прекрасное лицо спящей Регины, ее длинные ресницы, касающиеся щёк, бледные губы, голубые тени под глазами. Эмма вспомнила, как впервые увидела ее во плоти тем весенним днём на выгоне, когда она стояла рядом с Робином, худенькая и молчаливая, в старом платье, с узлом тяжелых волос на затылке, и как у Эммы все тряслось внутри, когда Робин привёл ее на обед и эта красивая сдержанная женщина молча ставила перед ней тарелки, а потом садилась напротив и медленно, без аппетита, ела, не участвуя в разговоре. И те первые памятные дни на ферме Локсли. Эмма почувствовала, как сердце сжимается у неё в груди. Регина, такая надменная и строгая, избегающая ее, Регина, которая боялась ее прикосновений, даже самых невинных, и та Регина, которая отдалась ей на цветущем горном лугу, а потом спокойно спала в ее объятиях, вздыхая во сне и прижимаясь ближе, будто ждала, что Эмма никогда-никогда не разожмёт кольца своих рук… Ее рука затекла, и Свон невольно пошевелилась, меняя положение. Словно услышав этот звук, Регина открыла глаза: светлые в лучах солнца, тёплые и непонимающие. — Привет, — ужасным скрипучим голосом прохрипела Эмма и попыталась улыбнуться. — Почему ты спишь на стуле? Очнувшись от оцепенения, Регина положила ружьё на пол и нагнулась, кладя руку ей на лоб. Лицо ее было встревоженным и грустным. — Как ты себя чувствуешь? — Спросила она нежно. Эмма улыбнулась, глядя снизу вверх на ее бледное лицо. — Теперь прекрасно. — Я нашла тебя вчера, — Регина слегка отогнула край одеяла, чтобы взглянуть на повязку. — Я думала, что Тина убила тебя. Ее голос дрогнул. Эмма перехватила ее руку, слегка сжав, и потянула женщину на себя. — Она попыталась убить меня. — Я знаю. — Где она теперь? — Что ты делаешь? — Смущенно спросила Регина, невольно отклоняясь назад. Второй рукой Эмма обхватила ее бёдра, пытаясь привлечь к себе и уложить рядом. — Я думала, что потеряла тебя, — прошептала Свон, утыкаясь лицом в живот Регины. Нежные руки коснулись ее волос, обхватили щеки и слегка отклонили голову, чтобы взглянуть в лицо. — Это я думала, что потеряла тебя, — сказала Регина прерывающимся голосом. — Я встретила Эрнестину в лесу, и она рыдала, что Джонс с сестрой застрелили тебя. — Какой сестрой? — Нахмурилась Эмма. Регина нежно провела пальцем по ее губам и уложила обратно, поправляя подушку. — Вот и я не поняла. У Джонса же было два брата. Но не это меня смутило больше всего. Она села на стул и серьезно посмотрела на Эмму. — Тина уверяла меня, что ты мертва. У неё подол был в крови, но по дороге она рассказала мне, что пряталась под дверью, когда сестра Джонса выстрелила в тебя, а потом сбежала. И я подумала — почему же тогда у неё платье в крови? — И что было дальше? — Эмма попыталась приподняться, но Регина властным движением уложила ее обратно. — Ночью она попыталась убить меня опасной бритвой, — пожав плечами, сказала она. — О господи, — прошептала Эмма, сдвинув светлые выгоревшие брови. — Но я была начеку и дала ей отпор, так что она сбежала… Эмма потёрла лоб здоровой рукой и поморщилась, словно у неё болела голова. — Значит, ты была права! Ты была права насчёт Тины, а я ошибалась! Почему же я не послушала тебя? — Тсс, лежи тихо, — Регина дотянулась до неё и неуловимо погладила по щеке. — Ты потеряла много крови и тебе нужно лежать. Когда ты поправишься, мы обо всем подумаем… Эмма поймала и крепко сжала ее руку. — Она застала меня врасплох, — сказала она тихо, прожигая Регину взглядом. — Я оставила ружьё в кухне, и она просто взяла его и направила на меня. Спрашивала про клад… Я ответила, что ничего не знаю, и тогда она начала спрашивать, куда ты поехала, но я бы лучше умерла, чем ответила. Я послала ее к черту… Регина молча смотрела на неё, и в глазах ее плескалась боль. — Тогда она выстрелила в меня, и больше я ничего не помню… Некоторое время обе женщины молчали. Потом Регина вздохнула и мягко убрала руку. — Как ты думаешь, она вернётся сюда? Вопрос повис в воздухе. Потом Регина кивнула. — Думаю, да. Она знает, что я вернусь за тобой, за живой или мертвой. Эмма грустно улыбнулась. — Тогда мне нужно быстрее поправляться. Регина кивнула и, наклонившись, подняла что-то с пола. — Тебя действительно нужно поправляться, — сказала она, кладя книгу Эмме на живот. — Потому что я знаю, где искать клад.