Асмодей

      Произошедшее на невольничьем рынке стало для Асмодея сокрушительным ударом, ибо к горечи последнего истинную боль причиняла ему не располосованная спина, а уязвленная гордыня. Люцифер избрал самое жесткое из возможных наказаний, уж лучше было принять смерть от меча Темного Владыки, как подобает истинному воину, чем быть обреченным на жизнь с печатью раба на спине. И, если телесные раны с годами затянутся, то вот ущемленное самолюбие будет вечность жечь его каленым железом.       Заранее демон уверил себя в том, что отныне и до скончания времен в глазах каждого черта будет видеть отражение своего позора, заранее похоронил свой авторитет под слоем пепла и заранее покорился своей судьбе. Однако упрямое самолюбие упорно разжигало в нем злобу и ненависть, заставляя чистить Люцифера последними словами и пробуждая в душе Дэлеб благоговейный ужас перед гневом Темнейшего. – Молчите, Владыка, умоляю, – твердила она, помогая Асмодею забраться на спину Нифелима, но тот лишь яростно отбивался от ее рук. – Не трогай! Момент, когда я не смогу самостоятельно держаться в седле станет для меня последним, – зашипел он, задыхаясь от кровавой слюны, выступившей на потрескавшихся губах. – Мне не нужна твоя помощь, и уж тем более при них, – демон кивнул в сторону чертей, столпившихся у Черных врат.       Все они, от мала до велика, с упоением наблюдали за этим действом, лелея в своих черных сердцах надежду на то, что в скором времени грозные рыцари Ада будут сброшены со своих пьедесталов. У остальных же появится возможность заслужить их место. – Видишь, – продолжил Асмодей, – слетелись словно стервятники. Сейчас не время принимать помощь от женщины и показывать им свою слабину.       Очевидно, что Абаддон придерживался такого же мнения, потому как пронесся мимо них, подобно вихрю, оставляя за собой шлейф огненного пепла. Но его пещера находилась в преддверии врат Люцифера, а вот его товарищу по несчастью притворяться придется куда дольше. – Повелитель, и все же в таком состоянии править драконом… – Дэлеб, ты разве не услышала мои слова?! – обвязав вокруг запястий поводья, чтобы не выпасть из седла, прорычал он. – Еще один звук, произнесенный тобой, и я не посмотрю на твою долгую выслугу и мою личную симпатию к тебе. Клянусь, я привяжу тебя к Нифелиму и поволоку вслед за собой. Так что садись в седло без лишних разговоров.       Спорить дальше демоница не отважилась. Не было никакого смысла дразнить раненого зверя, который, казалось, только и искал того несчастного, на которого удастся излить свой безысходный гнев. Сопровождаемая тихим перешептыванием, она по крылу забралась на спину Нифелима и уселась за спиной хозяина, ухватившись руками за край седла, стараясь лишний раз не тревожить раны. Сложно в это поверить, но даже в Аду демоницы могли проявлять некие признаки заботы. В такие моменты смелые мыслители могли даже утверждать, что для этой огненной пустыни еще есть надежда. – В пекло всё, – прохрипел демон, давая свободу своему питомцу. – А ну… пошел! – Не дожидаясь повторного приказа, дракон взмыл к небесам, будто по наитию стараясь сбавлять скорость на виражах, чтобы не потревожить раненого наездника. Вскоре он взлетел так высоко, что рынок обратился в маленькую точку на фоне чернеющей громады замка, только тогда Асмодей позволил себе повалиться на спину зверя, перегнувшись через луку седла.       Боль была нестерпимой. Казалось, что святое серебро до сих пор разъедало кожу, ядом путешествуя по венам и отравляя все его существо. Воистину, оружие, благословлённое самим Господом и выкованное в небесных кузницах, могло довести до безумия любого демона, даже такого сильного, как он. Пожалуй, если бы за его спиной не было свидетеля, Асмодей предался бы такому душераздирающему крику, что содрогнулась бы вся Преисподняя. Однако власть накладывала на таких, как он, немалые обязательства, а блюсти свое лицо – одно из них. Подобно капитанам кораблей, высшие демоны не могли позволить команде усомниться в собственной силе, непоколебимости, уверенности в победе и бесстрашии, иначе – смерть. И для капитана, и для моряков, и для корабля. Так что, скрипя зубами от боли, Владыка Похоти все же сумел подчинить себе свои инстинкты и порывы, позволяя боевому товарищу самому выбирать путь домой.       Собственно, Нифелим спешил изо всех сил, и уже через четверть часа они приземлились на заветном пороге. На встречу им тут же устремился Ала́стор, наслышанный о произошедшем, а потому предельно расторопный. Однако, увидев очередную напасть, выпавшую на долю хозяина, остановился в нерешительности в нескольких шагах от него. – Владыка, – склонив голову, произнес он. Собственно, при виде этой картины выдавить из себя больше демон не сумел. Во взгляде его застыл немой вопрос, обращенный к Дэлеб, но вот лицо осталось бесстрастным. В отличие от демоницы мужчина знал о том, как может уязвить гордость господина предложение помощи, а потому старался всем своим видом не показывать глубокого интереса к произошедшему. – Ты сделал то, о чем я тебя просил? – прохрипел Асмодей, хромая по направлению к собственным покоям. – Да, демон Бельфегор – посол Ада на французской земле, долгое время был ее покровителем и наставником. – И что дальше? – нетерпеливо тряхнув головой, бросил Владыка Похоти. – Неужели ты считаешь, что сейчас мне есть дело до статуса их отношений? – уперев руку в стол, он остановился, оглядываясь назад. Мало того, что каждый шаг доставлял ему нестерпимую боль, так еще и за ним тянулся кровавый след, кричащий всем и каждому о произошедшем. – Он написал Вам письмо с разъяснениями, – Ала́стор подал ему пожелтевший конверт, на котором красовалась восковая печать демона, а кружевом чернил вышито его имя. – Хорошо, – коротко кивнул Асмодей, распахнув дверь своей опочивальни. – Не беспокойте меня! – Но Владыка, – вмешалась Дэлеб, – позвольте хотя бы обработать Ваши раны и убрать… – Ты забываешься! – оборвал ее демон. – Покуда Люцифер не сбросил меня к основанию горы, я здесь хозяин. Кто ты такая, что мне перечить или учить?! – Я… – она на ходу попыталась придумать оправдание, да не успела. В злости своей Асмодей так хлопнул дверью перед носом своих слуг, что даже стены задрожали. Собственно, это было последнее, на что хватило его сил. Прислонившись спиной к двери, он, несмотря на боль, безвольной куклой сполз вниз, оставляя на белоснежной, усыпанной золоченой резьбой перегородке кровавое пятно.       Сил на злость больше не оставалось, а вот поразмышлять было над чем, причем мыслей накопилось столько, что они, толкаясь в очереди, начинали вызывать головную боль. Только ее демону и не хватало для полного букета, так сказать. И черт его дернул в эту интригу ввязаться, хотя именно себя рогатого, пожалуй, и должен был он винить за подобный просчет, да гордость не позволяла. Так что виноватыми были все вокруг. И первым Асмодей мысленно распял Азазеля, не сумевшего его тайну сберечь. Конечно, назвать тайной эту легенду можно было с натяжкой, ведь специально он придумал эту небылицу, чтобы предателя выявить, цель была достигнута, но обернулась-то эта затея прискорбно. И главное, уж кого-кого, а ближайшего соратника демон не подозревал. Впрочем, теперь его, уж точно совесть за украденную книгу мучить не будет. Оставалось дело за малым – данные свести. Однако, как и предсказывал Абаддон, малое без Авроры представлялось невозможным, тем более после сегодняшних событий.       Другим демонам доверить это сокровище Асмодей не мог, среди душ подобными навыками никто не обладал, а подниматься на землю с этими фолиантами было опасно. Находясь в преддверии войны, Преисподняя не выпускала своих сынов, а потому его отсутствие непременно расценят, как бегство. Такого удара его репутация, трещащая по швам, уж точно не вынесет.       Аврора…пока она была подле него, Асмодей ни разу не задумался о том, что может быть иначе. Девушка воспринималась им, как должное, а потому значение имела лишь чистота ее духа. Сейчас же каждой, даже самой темной, частичкой своего «сердца» он желал повернуть время вспять и защитить ее. Как это было… по-человечески: нежелание смириться с утратой того, к чему так прикипел душой. Видимо, в том и был истинный парадокс потери, ибо демон неустанно вопрошал себя, почему его так сильно тяготит то, чего, по сути, уже нет?! К его горечи, ответа не было ни в одном из миров, а принять очевидное он отказывался, ссылаясь на собственную бесчувственность, которую не желал ставить под сомнение.       Хотя…рабыня ему действительно нравилась: была умна, миловидна, самоотверженна, да и еженощные надругательства хозяина, с момента первой близости, терпела молча, с достоинством, только прикусывала мелкими ровными зубками нижнюю губу, да взор свой стыдливо прятала что, впрочем, придавало ей еще больше прелести. Однако истинная причина этой привязанности и терпимости Князя Блуда крылась скорее в уважении, которое несчастной удалось пробудить в нем. Необычайная выносливость, смирение и доброта с каждым днем в Аду сильнее ограняли ее душу, заставляя оную сиять подобно звезде, озаряющей небосвод. Это были добродетели, достойные восхищения, ведь сам Асмодей не обладал и половиной этих качеств, а потому и переносил собственное наказание, как раб. В то время как Аврора, будучи невольницей, держалась с поистине королевским величием. Такое бремя готов был вынести не всякий. – Самобичевание тебе не к лицу, мой друг, – произнес Нуриэль, который, воспользовавшись слабостью своего владыки, вырвался на свободу. – Да… выглядишь… незавидно! – Осуждаешь? – презрительно фыркнул Асмодей, делая безуспешную попытку встать на ноги. – Ни в коем разе, – выставив перед собой ладони, проговорил он. – Скорее восхищаюсь. Будучи самопровозглашенной светлой стороной твоей души, я тысячелетиями наблюдал за тем, как ты утопал в пороке, а сейчас я вижу в тебе… жалость. – Жалость?! – вопросительно подняв брови, произнес демон. – Разумеется, я жалею. Столько веков я мечтал поквитаться с Абаддон, а тут мне в руки попала такая возможность, а я ее упустил по собственной глупости. Упустил! – Многое изменилось с момента нашего знакомства: мятеж Люцифера поставил нас на стороны света и тьмы, сделав непримиримыми врагами, на первый взгляд. Но твое самоотверженное желание жить навеки соединило нас, сделав меня невольным участником свершенных тобой бесчинств. Годами я наблюдал за тем, как ночь в твоей душе превращает тебя в того, кем ты являешься сейчас – демона, проклятого небесами и презираемого людьми. Ты запечатал ангельский свет в панцире непробиваемой лжи, ненависти, лицемерия и порока и сейчас, когда внутри тебя начинает расцветать свет надежды, ты – великий Асмодей, будто последний трус, начинаешь это отрицать. Будь моя воля, я бы подверг тебя лишь одной пытке… – И какой же? – Заставил бы тебя собственноручно, пласт за пластом, сдирать поволоку самообмана до тех пор, пока ты не дойдешь до того мгновения, когда впервые решился солгать самому себе. Ты сейчас жалеешь не о том, что упустил возможность отомстить, куда больше тебя гложет потеря. Её потеря. Но ты боишься признаться в том, что она тебе нужна. – Ты видимо слишком долго был отлучен от реального мира, раз позволяешь себе столь безосновательные фантазии, – стараясь нарисовать на лице равнодушное выражение, произнес он. – И твое деланное спокойствие лишь доказывает мою правоту. Влюбленный лев – уже не хищник. – Следи за своим языком, – вскричал демон, пытаясь вцепиться в навязчивого словоблудца, решившего поучать его, но боль, стрелой пронзившая тело, заставила мужчину отказаться от своих намерений. – А не то что?! – с вызовом бросил Нуриэль. – Я его вырву и заставлю тебя его съесть! – прошипел Асмодей, исподлобья наблюдая за своим собеседником. – Будет твоей персональной пыткой. – Для ангела нет тяжелее бремени, чем быть частью такого, как ты. Но, видимо, во мне было не так уж много святой благодати, раз я так легко свыкся с твоим обществом. Так что на небеса мне путь заказан. Думаешь, может быть что-то хуже? – Если ты не заметил, мы все заперты здесь! – холодно произнес демон. – Но ты-то в этом не раскаиваешься… помнится, ты говорил, что здесь обрел то, чего тебя лишили небеса – свободу! – Покаяние – верный шаг к признанию собственной неправоты. Этот поступок не был ошибочным! – Разумеется, на подобную жертву ты не пойдешь. – Раскаяние лицемера, – с ироничной улыбкой произнес Асмодей, – лицемерие вдвойне. На моем счету и так слишком много грехов, это я, пожалуй, оставлю людям.       Сжав ладонь, в которой зашелестел окровавленный конверт, он вспомнил еще об одном деле, которое требовало скорейшего прояснения. Барбело! Отправляясь к ней на свидание, демон дал Ала́стору приказ разузнать истинные причины скорого возвращения бывшей возлюбленной. И сейчас получил ответ, оставалось только найти в себе смелость его прочитать, но в этот момент на его руки легла какая-то тяжесть, порожденная неуверенностью, а точнее нежеланием утвердиться в собственных подозрениях.       Не многие, а точнее, лишь трое, знали о том, что Барбело и стала яблоком раздора между Асмодеем и Абаддон, на долгие тысячелетия превратив их в непримиримых врагов. Каждый имел на нее виды и каждый пытался добиться ее расположения. Асмодей, как более молодой и многообещающий мужчина, ужасно раздражал соперника. Волею судьбы, обстоятельства сложились так, что Асмодей сумел войти в доверие к демонице, и та одарила его своей симпатией. На их долю выпали совместные поручения, и демон вовсю пользовался этим преимуществом, не без удовольствия наблюдая за ревностью соперника. Однако и Абаддон в прыти своей старался не отставать от него, завлекая Барбело в сети порочного искушения и пламенных посулов. На его стороне была власть, к которой Асмодей в молодости своей лишь начал подниматься, больше времени уделяя собственным амбициям, чем капризам «возлюбленной», а также время, которым так бездарно распоряжаются те, кто уверовал в собственное бессмертие. Он растлял ее душу, все больше завладевая ее сознанием и амбициями.       Однако Барбело в этой пылкой игре была достаточно независима от своих новоявленных кавалеров, а потому могла позволить себе игру на оба фронта, обостряя и без того непростую ситуацию. Как оказалось, избавившись от «ярма» Создателя, падшие ангелы получили весьма сомнительную на первый взгляд привилегию – право выбора. И будучи еще неискушенной в этом вопросе, демоница никак не могла решить, что ее привлекало больше: холодная рассудительность Абаддон, пробуждавшая в ней вполне осознанное желание разжечь огонь в его сердце, или всепоглощающее безрассудное пламя Асмодея, грозившее обернуться для нее вечной опалой в глазах Люцифера, если кавалер совершит недозволительную ошибку.       Не знала Барбело, что судьба в непредсказуемости своей вознесет Асмодея, уравняв его с давним соперником, потому и сделала ставку на Властителя Гнева, отдавшись в его руки. Так началось это ожесточенное противостояние между демонами, которое с годами пустило глубокие корни в их души и обросло листвой обмана, ненависти и мести, рассыпая кругом семена гнева и вовлекая в этот порочный круг все новых и новых жертв.       Ни один из них не упускал возможность подставить другому палки в колеса, делая пакости исподтишка. Назло противнику и на забаву окружающим. Месть порождала месть и так до бесконечности. С годами первопричина этой розни для каждого из них отошла на второй план, оставив только желание убрать со своего пути давнего врага. А Люцифер терпел. И терпение его было обусловлено теплыми чувствами к каждому из своих рыцарей. Он готов был сквозь пальцы смотреть на мелкие козни и прощать неудавшиеся интриги, пока они не бросали тень на его собственный авторитет.       К своей собственной горечи Темнейший князь избрал по отношению к своим любимцам позицию «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы слезы не проливало», о чем, собственно, сейчас сожалел. Развеялось по ветру его терпение падшего архангела, и Дьявол всемогущий на свободу вырвался. В общем, получил каждый из них заслуженную монету.       Что до Барбело, то она, быстро поняв собственный просчет, порывалась вначале былое возвратить, да только Асмодей, одурманенный ревностью и упрямством ослепленный, отказывался это предательство помилованию предать, а после того, как демоница открыто политику Абаддон поддержала, и вовсе ее опале предал. Порой, находясь в почетной ссылке на Земле, Барбело негласно вопрошала себя о том, кто из рыцарей ее душе больше желанен, но так и не смогла дать себе ответ на этот вопрос. Огонь и лед ра́вно манили ее душу – это был сладостный мед и яд, отказаться от которых она не могла, а потому в терзаниях своих потеряла и второго, избрав службу у Вельзевула, как последнюю альтернативу. Но этот чревоугодец оказался холоден к ее чарам, а потому демоница и коротала вечность в безуспешных попытках завоевать доверие обоих, да вновь в жадности своей наступила на те же грабли, завлеченная в сети их могущества.       Вечное проклятие женщины – страсть к двум мужчинам. И Барбело стала прародительницей этого порока, навсегда поставив на себя клеймо измены, избавиться от которого не позволяла ей собственная природа. Как Асмодей покровительствовал блуду, устраивая в собственных покоях невиданные оргии, как Абаддон предаваясь войне, заливал кровью землю, так и Барбело была обречена метаться между ними, ибо каждый грех был зеркалом души своего покровителя, отражаясь в каждом его поступке. Ах, соединить бы два этих бурных темперамента в один, две эти стихии в едином порыве – такая мощь получится, что ей сам Люцифер позавидует. – Что это? – произнес Нуриэль, глядя на скомканный конверт на котором черными чернилами было написано: «Для передачи моему дражайшему соратнику, величественному князю похоти и блуда Асмодею, в собственные руки. Бельфегор». – Истина… – Которую ты не желаешь узнать? – оборвав его, продолжил ангел. – Я уже ее знаю, – срывая печать, произнес Асмодей, погружаясь в чтение. Да, не было больше в его душе тех пылких чувств к Барбело, но по какой-то неясной причине ее предательство болью отзывалось в его разуме, заставляя кровавый ком подступить к горлу.       «Владыка! Я получил Ваше письмо, которым Вы соблаговолили меня почтить, от двенадцатого числа сего месяца. И содержание оного, к величайшему моему сожалению, обеспокоило меня сильнее ввиду грядущих событий. Мы, обитающие на грани миров, наслышаны о той розни, что расцвела на дальних рубежах, но, к нашему несчастию, властью самого Люцифера мы ограждены от всякого вмешательства в дела Преисподней, а потому мощью своею поддержки оказать не смеем. Касательно того, что Вы просили в тайне схоронить, могу донести следующее: демоница, искомая Вами, покинула наши ряды от пятого числа сего месяца, волей своего покровителя Вельзевула ведомая, деяния свои незавершенными оставив, а посему, пользуясь Вашим высшим участием, прошу выслать скорейшую замену, дабы помыслы наши на месте не стояли. Бельфегор». – И… – потянул Нуриэль, нарушив мерное, но разрушительное течение мыслей демона, в руках которого послание начало тлеть, пожираемое огнем до тех пор, пока не обратилось в горстку пепла, разнесенную сквозняком по всей опочивальне. – Чертов словоблудец, – прошипел Асмодей, уже не пытаясь побороть собственный гнев. – По древним законам гонца, принесшего дурные вести, сажали на кол, а этот осмеливается у меня еще что-то просить, прикрываясь лживым красноречием. – Это называется «политика», друг мой! – с легкой улыбкой отозвался Нуриэль. – Ну, а что помимо ходатайства? – Предательство! – наконец поднявшись с пола, прошипел Асмодей. – А хуже предателя может быть только тот, кому измена сошла с рук. Барбело прибыла сюда за несколько дней до того, как показалась Вельзевулу. Как думаешь, где она была все это время? – риторически произнес владыка. – Абаддон?! – Абаддон, – подтвердил демон. – Так он узнал, что меня не будет дома. Ее… – при этих словах мужчина осекся, мимолетом глядя на своего собеседника, – книги оказались у него по моей вине. – Чувство вины тебе не к лицу. Как говорят люди: «О пролитом молоке слез не проливают». Мой тебе совет, оставь это в прошлом, по крайней мере, сейчас, и подумай лучше о том, что ты можешь изменить. Ты, предавшись собственной порочной природе, по незнанию или по неосторожности дал Авроре погибнуть, а она отплатила тебе тем, что унесла величайшую тайну мироздания в могилу. Это скорбно, но жизнь на этом не останавливается. И пусть эта возможность поквитаться с Абаддон была упущена навсегда, наверняка найдется другая. К тому же, Люцифер обещал выплатить тебе компенсацию. – Знаешь, ты был единственным, к чьим словам я прислушивался, – с сардонической улыбкой произнес Асмодей. В этот момент Нуриэлю даже показалось, что этот доверительный разговор больше смахивает на покаяние или последнее прощание, но он всеми силами пытался отогнать от себя эту мысль. – Однако ты никогда им не следовал, – усмехнулся плененный ангел. – Ты чудовищным образом их извращал, чтобы они смогли вписаться в твое больное мировоззрение. – Но я всегда тебя слушал, – улыбнулся Асмодей, доковыляв до западной стены, да так и рухнул в кресло, стоящее подле нее. Удивительно, как ножки у того не подкосились. – О, это великая честь, – с нескрываемым сарказмом произнес Нуриэль. – Что ты собираешься делать? – Закончить то, что не успела она, – снимая магическую печать с хранилища, ответил демон. Как только его окровавленная рука коснулась холодного камня, на стене запылали енохианские руны. Будто волна сквозь них прошла энергия, которая стягивалась к центру, где образовалось некое подобие сияющей сферы. Положив на нее ладонь, Асмодей с усилием надавил на холодное, будто лед, стекло, которое ледяными трещинками разбежалось в разные стороны, и вскоре соратники услышали заветный щелчок. Достав из образовавшейся полости несколько тяжелых фолиантов, демон взял чистый лист и погрузился в записи из книги Люцифера. – Неужели ты думаешь, что сможешь свести эти вычисления, как Аврора? – Я не собираюсь сводить цифры. Перед тем, как ее забрал Абаддон, она высказала достаточно интересное предположение. Проверить его можно и без нее. А ты пока глянь книгу Азазеля, – демон указал на ветхий том в черном переплете с вышитой алой нитью печатью. – В подобных вещах я разумею не более тебя! – Никогда не поздно начать! – фыркнул Владыка Похоти, наблюдая за недовольной гримасой, которую Нуриэль скривил на лице. Очередная затея товарища его явно не вдохновляла, но и противиться его воле, ангел не решился.       Асмодей, тем временем, открыв уже известные даты, начал выписывать в два столбца имена стражей, сопровождавших грешные души на пути из Чистилища. Работа кропотливая и, откровенно говоря, малоприятная. Через несколько часов демон уже изнывал не только от ноющей боли в спине, но и от скуки. Но любая жертва имеет свои плоды и вскоре перед его глазами предстала вполне отчетливая картина неоспоримого предательства. – Быть не может, – проговорил он, сравнивая суммы. – Немыслимо! – Ты о чем? – с любопытством подняв глаза на Асмодея, произнес ангел, чьи старания зашли в тупик практически сразу, а потому он, восседая подле товарища, честно делал вид, что занят работой, хотя мыслями блуждал где-то в небесных далях, вспоминая былое. – Взгляни, – подавая ему лист, выдохнул демон. Впрочем, и сам Нуриэль увидев конечные цифры, не смог удержать удивленный возглас. – Как такое вообще возможно? В этих душах заключено могущество тысячелетий, сила, которой не в силах будет противостоять даже сам Люцифер. А учитывая то, сколько сторонников перешли на его сторону… – Гражданская война – лишь призрак свободы, скачущий вслед за смертью. Мы не были свободны на небесах, не получили свободы и в Аду. Смена режима ничего не изменит, только зальет все кровью и ослабит каждого из нас. Свобода – лишь эфемерная иллюзия, которой потчуют глупцов. – Когда-то и ты был вдохновлен этими идеями, поднял ради них оружие, претерпел низвержение и потерял крылья. – Тогда я пошел вслед за Люцифером, потому что верил в него, но сейчас совсем иное. Наша война – война с небесами, а не друг с другом. – Воспротивиться ты не сможешь… впрочем, как и доказать его причастность к захвату душ. Даже если ты решишься открыть истину и показать книги, он будет все отрицать. Эти души давно растворились на пустоши и приумножили его силу. Здесь уже концов не сыскать. Улики лишь косвенные, за такое нельзя лишать рыцаря его регалий и титула. Не вмешивайся в это дело. Не по чину тебе такое… – Я смогу доказать это, если застану их в момент передачи, – захваченный этой идеей, произнес Асмодей. – Ты меня вообще слушаешь? Ты только представь, сколько душ было поглощено за это время, какая это сила! Не сомневайся, он нанесет тебе удар в тот момент, когда не будет Люцифера, не стой у него на пути! – Неужели ты мне предлагаешь измену?! – возмущенно произнес Асмодей. – Я предлагаю тебе жизнь! – спокойно ответил Нуриэль. – Порой мудрейшее решение – это оставаться безучастным к происходящему. Подожди, пока враг обнажит всю свою мощь, а потом решай… – Ты хочешь, чтобы я жил с клеймом предательства? – Не один ты… Одно клеймо у тебя уже есть! – Нуриэль указал на искалеченную спину демона. – Второе принять будет куда легче. Ты воин, и в политике не сведущ. Последняя попытка развенчать этот заговор обернулась для тебя позором. Я думал, что ты усвоишь этот урок, а ты… Не успел зализать полученные раны, как вновь рвешься в по́лымя. Очнись, в этот раз сила не на твоей стороне. Самое лучшее – это ждать. – Не ожидал от воина небес подобного малодушия, – презрительно фыркнул Асмодей, в очередной раз проверяя собственные записи, будто самого себя пытаясь уверить в том, что ошибся. – Уклонение от схватки – не трусость, а здравый смысл!       Их пререкания, к сожалению, а может к счастью, прервал шум, доносящийся из коридора. Как оказалось, жгучие споры кипели по обе стороны белоснежной двери, ибо в главном зале в яростном противостоянии схлестнулись две ревнивые фурии, готовые растерзать друг друга на глазах перепуганной прислуги. Даже Диаваль и Ала́стор не решились вмешиваться в разговор, дожидаясь, пока огонь ненависти иссякнет сам собой. – Повелитель не готов тебя принять! – шипела Дэлеб, ухватив под локоть нежданную гостью, которая даже не думала уходить. – Да кто ты такая, чтоб это решать?! – тонким певучим голоском отозвалась Барбело, в сравнении со своей грозной соперницей напоминавшая ароматный цветок, распустившийся среди горькой полыни. Видимо, к подобному выводу пришла каждая из них, ибо одна воспринимала этот контраст с нескрываемой злобой и завистью, а вторая, напротив, всеми силами старалась это подчеркнуть. – Я – правая рука Асмодея, и имею право… – Прекрати, – оборвала ее Барбело, – каждому черту в Аду известна истинная причина твоего нежелания меня пропустить. Собственно, ты боишься не без оснований, только в отличие от рабынь, чьи души в полной твоей власти, меня запугать у тебя не получится, так что уйди с дороги, иначе я тебя уберу. – Ты бросаешь мне вызов? – со злостью в голосе прорычала Дэлеб. – А хоть бы и так… только прежде, чем ответить вспомни о том, что перед тобой падший ангел, чья сила была рождена на небесах, а ты…ты всего лишь рожденная в Преисподней чертовка, аристократка сомнительного пошива, – презрительно фыркнула демоница. – Замолчи! – взревела Дэлеб, уже собираясь дать сопернице звонкую пощечину, но увидев за ее спиной высокую, но поникшую фигуру владыки, застыла в молчаливом ожидании. – Достаточно! – повелительный голос Асмодея громом разнесся по покоям но, к горечи последнего, не сохранил в себе былой непоколебимости. Впрочем, и силы его явно были на исходе. Уперев ладонь в дверной косяк, он остался недвижим, будто ледяная скульптура, дожидающаяся весенней оттепели, чтобы выпустить из своих оков плененную душу. – Зачем ты сюда явилась? – Наслышана о скорбных событиях в замке. Пришла помочь, – обратив на него свой сияющий взор, проговорила она. – Мне не нужна твоя помощь, – отозвался он, находясь в преддверии приступа ярости. – Убирайся! – Уверена, что это не так. И если ты позволишь мне объясниться, я докажу, что твой гнев не имеет под собой никаких оснований.       Спорить с женщиной было глупо хотя бы потому, что на один его довод придется с десяток ее, пусть и безосновательных. Но разве ее в оном убедишь? Да и тратить силы на препирательства не хотелось. Потому, не говоря ни слова, Асмодей отошел в сторону, тем самым открывая дорогу для навязчивой гостьи, чей визит не сулил ничего хорошего, кроме, пожалуй, возможности обрушить на блудницу весь свой гнев, который подчинил своей власти его существо.       С грацией пантеры и хищным взглядом, которому могла позавидовать любая из суккубов владыки Похоти, Барбело вошла в покои демона, оглядев их пристальным взглядом. Кругом царил порядок трехдневной давности, скорее походивший на холостяцкое запустение. Досадное упущение прислуги и ее надзирательницы. Разве достойна такая атмосфера величайшего из демонов?       На столе стоял початый графин с какой-то настойкой и грязная посуда, кровать перевернута, камин переполнен золой, огарки свечей бесформенной массой застыли на зеркальной столешнице, а стены покрывал слой серы, заставляющий их источать неприятный смрад, с которым не могли справиться даже самые лучшие благовония. В довершение ко всему всюду, куда ступала нога Асмодея, застыли кровавые следы, напоминая о произошедшем. Ужас, и только!       Впрочем, сам демон выглядел куда хуже собственных покоев. Лионский шелк халата сейчас больше походил на крестьянские лохмотья; волосы, спутавшиеся от пота, крови и серной пыли, бесформенными «сосульками» спадали на плечи и глаза; кожа покрылась черным слоем копоти и волдырями, которые, к счастью, сможет залечить целебный бальзам, как и обожженные ступни, а вот со спиной дела обстояли куда хуже, но напоминать об этом Барбело не осмелилась. Она желала примирения, и потому не рискнула наступать на больную мозоль, возвращаясь к этому неприятной теме. – Давненько я не переступала порог твоей опочивальни, – с улыбкой произнесла она. – Признаться, тут не многое изменилось. По-прежнему не хватает женской руки. – Не спеши тут обживаться, – не скрывая своего раздражения, прошипел он. – Зачем ты сюда явилась? – Услышала о случившемся на площади… – И пришла по поручению Абаддон? Проверить насколько меня подкосили эти события… – Абаддон?! Что за глупости? Дни, когда мы были вместе остались в далеком прошлом. Клянусь тебе! – со всей искренностью, которую только могла предать своему взгляду, произнесла Барбело. – Клянешься? – усмехнулся Асмодей, про себя поражаясь собственному спокойствию. Еще совсем недавно он был готов испепелить женщину, осмелившуюся лгать ему в глаза, но сейчас что-то в нем надломилось, а может, усталость одолела. За один день он увидел столько предательств, что уже просто не мог предаваться слепой злобе и мести. Теперь его душу наполняло лишь глубокое презрение к природе всех демонов, в частности и к себе. – Я достаточно долго живу, а потому сумел понять одну истину: любая клятва, которую мы даем – не более чем приемлемая для всех ложь. Нет никакого «навсегда». С каждым шагом мы все быстрее приближаемся к концу. С каждым словом ты все больше утопаешь в трясине собственной лжи, и очень скоро она захватит тебя, и когда это случится, не сомневайся, я окажусь рядом, чтобы увидеть тот момент, когда болото поглотит тебя. – Асмодей, твои упреки беспочвенны, – изобразив на прекрасном личике невинную, слегка удивленную гримасу, произнесла демоница. – Я знаю, что ты досрочно покинула Землю, но прибыла в обитель Вельзевула намного позже. Неужели ты думаешь, что я не знаю о том, с кем ты коротала это время? Это ведь Абаддон приказал тебе выманить меня из дома!       Отпираться было бессмысленно. Пожалуй, это был тот случай, когда стоило покаяться во всем, вооружившись самым сильным из всех оружий – правдой и… женскими слезами. Нет ничего страшнее, чем женщина, доведенная до отчаяния ревностью. Этот пламень любви и ненависти, сплетающийся в одной душе, ослепляет их и толкает в пучину безумия. В этот момент не играло совершенно никакой роли то, к какому сословию принадлежала несчастная, это пагубное чувство уравнивало всех: королеву и рабыню, принцессу и нищенку, демоницу и простую смертную. Все они готовы обратиться к кому угодно за помощью, чтобы получить заветное. Сначала они начинали молиться Богу об избавлении, но когда осознавали, что Всевышний не слышит их... к кому еще могут обращаться отчаянные дочери Евы? Правильно, к Дьяволу, а у Барбело, собственно, и выбора особого не было, единственным доверенным демоном по соседству оказался Абаддон.       Особо пылких чувств к падшей красавице демон Гнева никогда не испытывал, скорее желал завладеть привязанностью самой прекрасной женщины Ада, а когда к этой борьбе подключился давний соперник, оное и вовсе превратилось для него в охоту. Однако одержав победу, всякий интерес к трофею был утерян, остался только холодный расчет. Подметив на последнем вековом балу отчаянные попытки Барбело завладеть вниманием Асмодея, Абаддон начал вынашивать идеи того, как обернуть эту ситуацию в свою пользу. А тут такая возможность подвернулась. Грех не воспользоваться. Нужно было только поведать пылкой демонице историю о привязанности демона блуда к своей новоиспеченной рабыне. Где-то приукрасить, где-то недоговорить. И вот она, прельщенная его обещанием о помощи, уже становится послушным орудием в его руках. – Я не знала о том, что он замышляет. Мне сообщили лишь то, что в Аду назревает переворот и те, кто останутся на земле, уже не смогут возвратиться обратно. Ты лучше меня знаешь, что долгое пребывание среди людей истощает наши силы, потому я поспешила вернуться. У портала меня встретил Абаддон и предложил на несколько дней задержаться в его обители, хотел поведать мне о произошедшем. Рассказал о реформах Люцифера, о грядущей войне. И все! Поверь мне. А потом я вернулась к Вельзевулу. В день нашей встречи, я увидела его вновь. Он навестил владыку сразу после тебя, мы разговорились, и я мельком обмолвилась о нашей встрече. – Ты сказала, что врата Ада могут быть закрыты? Почему? Такого досель не бывало! – как бы ни злился Асмодей на Барбело, сейчас каждой клеточкой своего существа он чувствовал, что демоница говорит правду, пусть и частично. Оставалось узнать то, в какие еще тайны посвятил ее Абаддон и попытаться отделить ложь от истины. – Так говорилось в послании, – произнесла она, радуясь, что разговор принял иной оборот. – Кто его написал? Абаддон? – Да, – кивнула демоница. – У него не хватит власти на то, чтоб сотворить подобное заклятие. Это магия на уровне самого Бога или Дьявола. Даже такому, как он, эта мощь не подвластна. – Асмодей, не вини меня в том, за что купила – за то и продаю, – произнесла она, глядя в его разноцветные глаза. – Уходи, – холодно произнес он, поворачиваясь к ней спиной. – Нет, – полным уверенности голосом, произнесла она. – Однажды я ушла, но больше не совершу такой ошибки. – Я ведь могу и заставить, – не скрывая раздражения в голосе, прошипел он. – Нет, не можешь, – ответила она. – Сейчас все твои силы уходят на то, чтобы сохранить на лице маску спокойствия. Ты забываешь о том, что я тоже была ангелом, и тоже пала с небес. Тебя едва не лишил жизни Рафаил, а меня – Уриил. Тогда я приняла на свою спину куда больше плетей, чем ты, и знаю об отравляющей силе серебра. На противостояние мне ты потратишь слишком много энергии. Пустая жертва, на которую ты не пойдешь в преддверии войны, ведь в глубине души ты знаешь, что я тебе не враг. Позволь мне омыть твои раны. – Если ты знаешь о яде в этих кнутах, то прекрасно должна понимать и то, что ни одно наше лекарство не поможет залечить раны. Тут властно только время. – Может наша магия их и не залечит, а вот людские познания в знахарстве могут облегчить боль и ускорить заживление. Дэлеб! – прокричала она так, что Асмодей от неожиданности даже поморщился. Впрочем, демоницу долго ждать не пришлось. В очередной раз она продемонстрировала чудеса послушания и скорости. – Чего изволите, Владыка? – с легким поклоном произнесла она, намеренно игнорируя Барбело. – Принеси иглу, шелковую нить, мед и вино, – проговорила гостья. – И пошевеливайся.       В негодовании своем демоница так и застыла на месте, вопросительно глядя на Асмодея, который лишь кивнул в ответ, негласно соглашаясь с каждым словом красавицы. Дэлеб от злости и отчаяния даже закусила до крови губу. Столько ненависти и сил она потратила на то, чтобы изжить Аврору, но не успела воительница вздохнуть свободно, празднуя победу, как на горизонте замаячила новая опасность. Куда сильнее и куда прекрасней. – Как будет угодно, – сквозь зубы процедила она, скрываясь за массивной дверью. – Раны нужно омыть.       Надо – значит, надо. Не стал Асмодей отбиваться от руки, знающей, как облегчить его боль, да и надежды разузнать от Барбело о быте Абаддон не потерял, а потому, не говоря ни слова, направился к купели, сбросив на ходу лохмотья халата. К слову сказать, ходить за ранеными демоница умела. Руки ее были мягкими, а вода в очередной раз принесла некое успокоение, на мгновение он даже позабыл обо всех неурядицах, постигших его в эти дни. – Поставь на стол и уходи, – ровным голосом произнесла Барбело, когда Дэлеб появилась в проходе с серебряным подносом в руках. – Сейчас зрелище будет не для твоих глаз. – Да как ты… – вспыхнула демоница. Подобного непочтения к ней еще никогда не проявляли равные ей по чину. – Дэлеб, – понимающе, почти сочувственно, начал Асмодей. – Ступай, наша гостья скоро уйдет. – Меньше всего демону сейчас хотелось быть щитом, находящимся между ревнивыми фуриями. А потому он, по мере оставшихся у него сил, пытался сгладить ситуацию. Только драки ему здесь не хватало. Хотя в любое другое время это бы его сильно позабавило. – Барбело, в моем доме тебе стоит проявлять большее почтение. – Сколько веков прошло, а ее по-прежнему ослепляет эта безнадежная страсть, – надменно фыркнула демоница, когда соперница, хлопнув дверью, покинула покои. – Почему ты не укажешь ей на ее место? – Наверное, по той же причине, по которой я не указываю это место тебе, – вылезая из купели, проговорил он, усаживаясь на кресло подле стола. Женщина хотела было возразить, но здравый смысл призывал к терпению. Слишком большая пропасть их разделяла, слишком много было предательства, ненависти и интриг. И по пути примирения идти придется слишком долго. Вылив в котелок бутыль вина, демоница поставила его на открытый огонь, вооружившись иглой. – Асмодей, наш союз мог бы принести немалую выгоду каждому из нас, – наблюдая за реакцией демона, проговорила она, но он хранил тягостное молчание, то ли погрузившись в свои мысли, то ли не желая отвечать. Лишь выхватил со стола открытую бутыль, припав к ней губами с таким неистовством, с каким мужчина целует желанную женщину.       Пойло, хоть было крепким и пахло резко, имело насыщенный букет. К счастью для себя, демон не пьянел, поэтому мог пить любой забористый напиток литрами. В отличие от людей неумеренность не причиняла ему никакого вреда: не портилась фигура, не обнаруживались под глазами синяки, тошнота к горлу не подступала, нос не краснел, и не обвисало брюхо. Да и мысли не затягивала угарная поволока. Так что у вечного проклятия тоже была своя приятная сторона. Пожалуй, лишь настойка собственной кухарки могла свалить его с ног, но и это случалось не часто. – Нет никакого союза, Барбело, – произнес он, едва не вскрикнув от боли, когда горячее вино тонкой струйкой потекло на рану. Пропустив меж тонких пальчиков шелковую нить, демоница принялась за работу. – Вчерашняя ночь лишь подтвердила это. – Когда-то давно, – томным, завораживающим голосом, которым объясняются в любви или предлагают испить яд, начала она, делая мелкие стежки на коже, – один мужчина сказал мне о том, что желающий победить никогда не должен сдаваться. Этим мужчиной был ты, Асмодей. Измена – это мы, это наша природа. Или ты забыл об этом? Поступать в угоду собственной корысти, не заботясь о том, с чьих плеч слетела голова. Это твои слова. – Не нужно философии, – проговорил он, – я прекрасно помню о том, что я говорил и когда. – Тогда что изменилось с тех пор?       Хотел бы Асмодей знать ответ на этот вопрос. Разум лихорадочно пытался найти момент, когда для него оборвалась нить этих лицемерных суждений, когда изменился окружающий его мир, заставив по-новому взглянуть на собственное существование, но осознание того, что мир не изменился, оказалось горше кислого вина, которым он пытался залить собственные мысли. Выходит, изменился он сам, пусть и не кардинально, но все же.       После пережитого за последние дни, после предательств и лжи, которых он в избытке хлебнул из чаши разочарования, все его существо наполнило отвращение к собственным собратьям, порочным даже для Ада. – Должно быть, я просто устал от того, что меня окружают изменники и лицемеры, – глядя в пустоту, произнес демон. – Очень глупо. Неужели ты хотел отыскать в Аду верность или самоотверженность? Не ожидала от тебя такой… наивности, – с нажимом на последнее слово бросила Барбело. – Нас вместе держит взаимная выгода и страх перед Люцифером. Пожалуй, его можно назвать тем клеем, который делает это место целостным. Но как только чаша весов склонится… – Демоны переметнутся на сторону того, на чьей стороне будет сила, – перебив демоницу, закончил Асмодей. – Именно. И мы будем бояться кого-то другого, а Люцифер станет лишь частью истории и займет почетное место на фресках в собственном замке. – И кто же придет на его место? – лукаво сверкнув глазами, поинтересовался он. На миг рука Барбело застыла в нерешительности, будто столкнулась с какой-то неведомой преградой, но потом она продолжила свою работу. – Я не знаю, но почва уже горит у нас под ногами. Он близко, возможно даже ближе, чем мы ожидали. Скоро придется выбирать сторону. – Боюсь, что у меня этого выбора нет, – фыркнул Асмодей. – Я постоянен не только в своей ненависти, впрочем, как и в остальном. – Даже после сегодняшних событий? – удивленно подняв брови, шепнула она, склонившись к его уху. – Особенно после сегодняшних событий! – Но почему? Даже слепцу понятно, что этот бунт против Люцифера, его власть зиждется лишь на памяти о былом величии. Реформы, проведенные в нашей обители, сыскали больше врагов, чем союзников, даже в рядах рыцарей поселилось недовольство. Так скажи мне, Асмодей, много ли почета в том, чтобы принять сторону проигравшего? Не лучше ли сдаться и разделить власть с победителем? Я думаю, тебе не хуже меня известно, что корни этой смуты произрастают из верховного совета, от одного из вас. Найди его, смири свою гордость и признай его главенство. Ты сильный союзник, а новая власть хрупка, кем бы он ни оказался, но ему понадобится твоя помощь. Сейчас Люцифер слаб, как никогда. В разгар смуты он покинул свое королевство, породив еще большее недовольство. Так почему ты хочешь пойти на дно вместе с трухлявым суденышком, если тебе приготовлена каюта в новом флагмане, который в любой момент поднимет паруса. – Потому что сдаться тому, кого боишься – унижение, несовместимое с властью! Я этого не сделаю. – Неужели великий Асмодей готов признаться кому-то в собственном страхе? И кто же из рыцарей способен был внушить тебе такой трепет? – с легкой издевкой произнесла она. – Меня страшат не рыцари, а неизвестность, ибо она дает неиссякаемый простор для воображения. – Но все же, предопределённость стократ хуже неведения. Курс Люцифера проложен, и он приведет нас к гибели. Неужели ты не видишь: Рай и Ад того и гляди схлестнутся в новой битве, но как мы можем дать небесам достойный отпор, если в наших рядах нет согласия? Почему Повелитель оставил нас в такой момент? – Это речи изменницы, – холодно произнес Асмодей, перехватив ее руку. – Ты так упорно пытаешься убедить меня обратить свой взор к новой звезде, но кто же сияет ярче, чем Люцифер? Что тебе известно? Зачем ты говоришь мне все это? – при этих словах демон с такой силой сжал ей руку, что несчастная вскрикнула от боли. – Мне известно не больше твоего, – прошипела она, вырываясь из его цепкой хватки, благо, сил у Владыки похоти после столкновения с бичом самого Создателя было не так много. – Знаю только, что на дальних рубежах он в большем почете. Мелкие демоны его боготворят, но лик его сокрыт. Каждый раз, когда Венера перерождается, он оставляет на границе сосуды с энергией для каждого, кто присягает ему на верность. – Откуда тебе это известно? – Удивлена, что ты этого не знаешь! Впрочем, ничего удивительного. Подобных тебе никогда не интересовали судьбы обитателей низов. А ведь именно там рождается недовольство, которое, будто чума, расползается вокруг. – Ты не ответила, – нетерпеливо прорычал он. – Прислушайся к голосу прислуги, Асмодей, и все поймешь. Я сделала это в первый же день в доме Абаддон, а потом подкрепила сомнения в чертогах Вельзевула. Их шепот раздается в темных закоулках, но отражается в разуме, словно колокол. Подслушав их, я узнала о том, где находится место встречи и решила, сменив обличье, направиться туда. – И что ты там увидела? – Многие тысячи бесов, демонов и мелких чертей, прельщённых его красноречием и его дарами. Но опасность заключается в том, что не только они пали жертвами его красноречия. Я увидела и высшие чины, состоящие во служении у рыцарей. Я видела там Диаваля – одного из твоих подручных, Берита – поверенного Абаддон, Анатрета – правую руку Левиафана, я даже видела там Астарту – жену Астарота. Ситуация много опаснее, чем мы думали сначала. И я не хочу стать жертвой этой войны. И не хочу, чтобы подобное приключилось с тобой. Слишком многое нас связало. – О чем он говорит? Что сулит им? – Каждому свое: низам – души, верхам – власть! Он говорит о тех временах, когда Люцифер еще не думал о своих реформах, обещает вернуть хаос, который столь долго царствовал в этих местах и… –И... – в нетерпении проговорил Асмодей, позволяя демонице вернуться к врачеванию. – И даровать нам свободу, – с выдохом закончила она. – Ад стал для нас тюрьмой, а Люцифер – жестоким надзирателям, держащим в своих руках ключи от врат в срединный мир. Лишь избранные могут покидать эту проклятую Геенну. – Свергнув Люцифера, он хочет открыть врата на Землю? – Да, – кивнула демоница. – Это немыслимо, ты хоть понимаешь, какими последствиями чреват этот поступок. – Многие здесь считают, что война с небесами неизбежна, а по́туги Князя Тьмы прийти с ними к согласию – признаком слабости. Демоны, по природе своей, могут лишь бунтовать, а Люцифер отнял у нас эту привилегию. Они – дети войны и ждут ее, как давнюю подругу. – Они – дети новых могил, решившие сразиться за призрак свободы с силами стократ превосходящими их собственные. Они никогда не видели небесной бойни. Порожденные Адом, слабые и никогда не знавшие иной доли – они обречены! Их похоронит либо Люцифер, либо ангельское воинство. – Война… – презрительно фыркнула Барбело, – Асмодей, неужели это единственное, о чем ты хочешь поговорить с той, что пришла покаяться перед тобой в своих деяниях?       Мед, целительным бальзамом упавший на рану, немного успокоил пылающую плоть, но не уязвленное самолюбие, которое постоянно возвращало его разум к позорному столбу. И если еще секунду назад демон готов был предать забвению обиду на Барбело, то сейчас злость разгорелась в нем с новой силой. Как ни крути, а она, сознательно или по неведению, но стала косвенной виновницей произошедшего. Не назначь она ему эту встречу, Абаддон не устроил бы погром в его доме, Аврора и учетные книги были бы на месте, а его не предали позорной порке на глазах у всей Преисподней. – Увы, одним раскаянием не потушить тот огонь, что ты разожгла, – отбившись от ее рук, прошипел Асмодей. Разговор был закончен, наступило время осмысления, и оба они погрузились в молчание. То самое молчание, которое предшествует принятию важного решения.       К собственному удивлению Барбело почувствовала, как горлу начинает подкатывать страх перед решением демона. Всесильная красавица боялась потерять ту страсть, что обжигала их тела накануне, боялась, что никогда уже не сможет прикоснуться к той энергии, что окутывала их в момент близости. Подумать только, а ведь раньше она не предавала этому никакого значения, уверенная в том, что рано или поздно завоюет бывшего возлюбленного, но теперь…       Придя в эту обитель, Барбело желала заполучить покровительство Асмодея, убедить его в правоте собственных слов, но сейчас, понимая, что лишь один его шаг может навечно разделить их бездной ненависти и неверия, демоница страшилась услышать свой приговор точно так же, как невинная дева, первой открывшая возлюбленному свои чувства, страшится услышать его ответ. – Такие решения не принимаются до тех пор, пока разум объят гневом, – произнесла она, стараясь не терять бодрость духа. Окинув взглядом покои, демоница остановилась на початом графине с янтарной настойкой. Ухватившись за эту мысль, как утопающий за соломинку, Барбело с грацией пантеры наполнила два бокала хмельным напитком, один подавая Асмодею. Поистине, нет предела женской хитрости: там, где не сработали ее чары, могло помочь красноречие. Если оно сможет склонить чашу весов в ее пользу, было бы глупо не использовать его в такой судьбоносный час. – До сего момента я никогда не жалела о том, что мы покинули небеса, – начала демоница, изобразив на лице ангельскую невинность. – Но сейчас, моя душа преисполнена горечи потому, что в нас не осталось даже маленькой толики Рая. Признаться, я скучаю по тому Асмодею, которого знала за тысячелетия до того, как земля разверзлась и нам открылись Врата Преисподней. Скучаю потому, что тот Асмодей знал великую истину, знал о том, что прощение приносит куда больше удовлетворения, чем мщение, ибо последнее с годами приводит к раскаянию. Так выпьем же за то, чтобы он вспомнил об этом прежде, чем свершит еще одну ошибку. Не дожидаясь ответа демона, который, казалось, не слышал ни единого слова, гипнотизируя взглядом манящую жидкость в графине, Барбело чокнулась с его бокалом, делая глоток. Звон хрусталя разрушил это оцепенение, явив Асмодею горькую реалию, о которой он не мог даже помыслить. – Стой! – выбив из ее рук бокал, прошипел он. – Что…что такое? – произнесла демоница, с непониманием воззрившись на него. – Осадок, – подняв на свет графин, ответил Асмодей. – Его быть не должно.       Несмотря на то, что Барбело взбаламутила жидкость, на краях графина остался золотистый налет, свидетельствовавший о том, что в настойку было добавлено нечто чужеродное. Проведя пальцем по внутренней стороне горловины, демон растер меж пальцами песчинки, попробовав их на язык. Во рту тут же встал кисловатый привкус, заставив мужчину невольно поморщиться. – Что это? – с любопытством и долей страха в голосе поинтересовалась гостья. – Пыль солнечного камня, – прошипел Асмодей. – Ты…ты спас меня, – пользуясь моментом, проговорила она, прильнув в его груди. За долгие века Барбело узнала характер Владыки Похоти до мельчайших подробностей. Знала, как льстило ему признание его могущества, и сейчас был самый подходящий момент, чтобы это выказать. Поистине, она в совершенстве овладела навыком лицедея, заставляя его уверовать в то, сколь слабой и хрупкой она была в его руках, однако сейчас этот жест был оставлен демоном без должного внимания. Инстинктивно положив ладонь ей на талию, он погрузился в напряженные размышления, обратившись в мраморного колосса: бесчувственного и безжизненного.       Только сейчас истинная картина вещей начала складываться в его разуме. Обратив свой взор к ширме, скрывавшей за собой врата на пустошь, он склонился над причудливым орнаментом, пока его глаза не поймали косвенное подтверждение этих подозрений. За одну из трещин в резьбе зацепился длинный черный волос, который мог принадлежать только Авроре. Перенеся свой мысленный взор ко дню вторжения Абаддон, демон начал прокручивать у себя в голове различные сценарии развития событий. Поразительно, как невероятное предположение в один миг стало настолько осязаемым, что начинало казаться, будто иначе и быть и не могло. И пусть детали произошедшего все еще оставались сокрыты завесой тайны, общая картина была достаточно отчетливой. – Асмодей, – коснувшись плеча своего темного рыцаря, проговорила Барбело, стараясь скрыть полный недоумения взгляд. Казалось, что в это мгновение мужчина погрузился в неисчерпаемый омут отборного сумасшествия, настолько безумными были его глаза, в которых начали отчетливо проглядывать всполохи гневного огня, и хаотичными движения. – Дэлеб, – прокричал он, едва не захлебнувшись от злости. Демоница, не ожидавшая такой бурной реакции от хозяина этой обители, даже в сторону отскочила, приготовившись к худшему. Впрочем, этого не произошло, по крайней мере, по отношению к ней.       Минуту спустя, облаченная в платье алого бархата, заключенного под сталью кирасы, в покоях появилась Дэлеб. Окинув глазами опочивальню, она застыла взором на разбитом бокале, на миг потеряв самообладание. – Что изволите, Владыка? – произнесла демоница, радуясь про себя, что сумела произнести эти слова без дрожи в голосе, хотя все тело уже сотрясалось от дурных предчувствий. – Скажи мне, что случилось с Авророй? – бархатистым, одновременно завораживающим и устрашающим баритоном, проговорил он. – Повелитель, – бледнея на глазах, начала она. – Я уже говорила, что ее забрал с собой рыцарь Гнева! – Эту ложь я уже слышал, теперь хочу услышать правду, – все так же напевно продолжил демон. От этого ледяного спокойствия у Барбело по спине пробежали десятки мурашек. Глядя сейчас на Асмодея, всегда вспыльчивого и нетерпеливого, она видела холодную решительность Абаддон. Сила и рассудительность – величайшее и опаснейшее оружие, которое в купе с почти неограниченной властью могло сдвинуть с места горы. Да, этого стоило опасаться, особенно от того, кому подобное поведение не свойственно. – Это чистейшая правда, Владыка, – твердила Дэлеб, решившая идти до конца по пути лжи. Возможно, не сумев заполучить от нее признание, демон смирит свой гнев, поддавшись сомнениям в ее виновности. Все-таки их соединяют тысячелетия верной службы, на которую хоть и легла тень предательства, но пока оное не доказано, еще теплилась надежда. – Такая же чистейшая, как и яд, что был подан к моему столу? – указав взглядом на графин, произнес он. – Я…я не понимаю, – твердила она, заключив трусость в стальной хватке. – Что ж, тогда может тебе стоит выпить с нами за здравие Владыки Люцифера! – подавая ей собственный бокал, процедил демон. Взяв в руки напиток, демоница с непониманием уставилась на Асмодея. – Пей, коль ты считаешь, что настойка, поданная тобой, чиста так же, как слеза младенца, – Дэлеб поднесла сосуд к побелевшим губам и уже собиралась сделать первый глоток, когда демон продолжил. – Известно ли тебе о тех последствиях, что повлечет за собой настойка аконита? – Повелитель, – почти надрывно произнесла она, наконец, теряя самообладание, но еще не решимость. – Сила ее влияния зависит не только от силы падшего, но и от количества выпитого. Для таких, как я – это тяжкое бремя недельных кошмаров, но для тебя… От одного бокала пропадает сон, от двух – появятся пугающие видения, от трех – закипит кровь, но все это покажется цветочками в сравнении с четвертым бокалом, который заставит твое сознание, а вслед за ним и тело, метаться в агонии, с которой не сможет сравниться ни одна пытка. Ты, объятая приступом безумия, начнешь заживо сдирать с себя кожу, пласт за пластом, пожирая собственную плоть, и это будет продолжать долгие недели, пока ты, наконец, очнувшись от этого сумасшествия, не осознаешь, что навсегда утратила возможность отправлять сознание на пустошь. С этого самого момента твой сон будет кошмаром наяву, где вальсируя на грани миров, ты станешь жертвой собственных демонов. И так будет продолжаться век за веком… А теперь, пей… – Владыка, молю… – падая на колени, взревела она. – Пей! – равнодушно произнес он. – Ведь я могу и заставить! Дрожащей рукой поднеся бокал к пересохшим губам, демоница залпом его осушила. Обжигающая жидкость прошла по горлу, оставляя после себя горьковатой послевкусие, а мгновение спустя опьяняющая власть алкоголя захватила ее в свои сети, давая сознанию небывалую легкость и притупляя страх, а вместе с ним и осторожность. – А теперь, пей второй! – до краев наполняя бокал, произнес он. – Владыка, я перед Вами не виновна! – взмолилась Дэлеб, хватая его за края халата, который тот накинул на плечи. – Я не собираюсь тратить время на уговоры! – будто не слыша ее завываний, настаивал демон. – Асмодей, остановись! Не имея доказательств – это чревато, – ухватив его за руку, проговорила Барбело, не столько из заботы о столь ненавистной сопернице, сколько из страха стать соучастницей этого бесчинства. Смерть главного инженера своих войск Люцифер уж точно без внимания не оставит. Однако столкнувшись с его холодными, невидящими глазами, она попятилась назад.       Почти захлебываясь от страха и рыданий, Дэлеб вновь залила в себя янтарную жидкость. Для нее, почти не вкушавшей огненный напиток, этого количества было вполне достаточно, чтобы развязался язык, но вот страх, гнездившийся в дальних закоулках души, сковал ее губы печатью молчания. – Спрошу еще раз: где Аврора? Где документы? – Их забрал Абаддон! – упрямо твердила демоница, оседая на каменные плиты. – Пей! – подавая третий бокал, прорычал Асмодей. – Умоляю, сжальтесь, – лепетала она. – Жалость – это роскошь, которую я не могу себе позволить! – Владыка… – пискнула она, но поймав на себе его смертоносный взгляд, начала маленькими глотками отхлебывать отравленное пойло, которым ей теперь виделась знаменитая настойка.       Голова нещадно кружилась, тело отказывалось ей повиноваться, а жидкость уже готова была отправиться в обратное путешествие, не смотря на все попытки демоницы ее проглотить. Упав к ногам своего повелителя, Дэлеб пробормотала что-то несуразное и уже готова была предаться алкогольному бреду, когда Асмодей ухватил ее за светлые пряди, заливая остатки отравляющей влаги прямо из графина. Захлебываясь, она сделала отчаянную попытку вырваться, но злость, питавшая демона, придала его хватке такую силу, какой мог противостоять, пожалуй, только Люцифер. – Что случилось с Авророй? Где документы? – повторил он. – Асмодей! – взмолилась Барбело, пытаясь унять приступ безумия, охватившего Властелина Похоти, но он оттолкнул ее с такой силой, что та даже перевалилась через стол. – Это все Абаддон, Владыка, – откашливаясь, хрипела Дэлеб. – Это он придумал… – Что придумал? – подтащив ее за волосы к себе, шипел он. – Аврора… она не хотела отдавать бумаги, а когда Абаддон попытался их отобрать, шагнула в пустоту. Это чистейшая правда, Повелитель. Она бросилась сама. Я… я хотела Вам сообщить, но Абаддон запугал меня…и я…я… молю, Владыка, помилуйте! – А настойка аконита? – нетерпеливо прорычал Асмодей. – Это он дал ее, сказал, что так Вы не сможете найти след, оставленный ее душой. Я, клянусь, не знала всех последствий. Абаддон сказал, что Вам вреда не будет, иначе я не осмелилась бы на подобное. – Но почему? – Владыка, Преисподняя слухами полнится, – находясь в преддверии пьяного бреда, твердила она. – Ваш авторитет пошатнулся с тех пор, как эта душонка завладела Вашей привязанностью. Видано ли дело рыцарю Ада прислушиваться к словам собственной рабыни. Многие даже считают, что это она поработила Вашу душу. Как нам, верным вашим слугам стерпеть такое?! Вот и осмелилась я…       Здесь демоница, конечно, несколько приукрасила ситуацию, дергая за те струны самолюбия Асмодея, которые всегда отзывались в его разуме обличительным набатом. На миг он даже оцепенел, видимо прокручивая в памяти моменты его близости с Авророй, вспоминая их разговоры и собственные мысли.       Да, возможно, он действительно дал ей некоторые привилегии, но оное, по его глубокому убеждению, никак не являлось личной симпатией, скорее это было связано необходимостью положительного подкрепления работоспособности рабыни, и под этими слухами не крылось и капли истины. Хотя… – Она лжет, – мелодичный голос Барбело, вмешавшийся в процедуру допроса, не дал ему закончить череду мысленных заключений. Очевидно, демоница решила уличить случай, чтобы потопить корабль соперницы руками Асмодея. Поддержав его в этой злобе, она хотела заполучить его прощение. Что ж, вполне типично для Ада. Ничто так не объединяет двух противников, как общий враг. – Ревность к тебе отравила ее! Еще бы, обладая столь скромными талантами, – она презрительно окинула соперницу взглядом, – она возжелала слишком многого. История, достойная быть увековеченной на страницах античных трагедий…       Собственно, обличив одну истину, Барбело умолчала о другой, ибо ревность – болезнь заразительная, передающаяся от одного неосторожного слова, воспламенившего сердце. И это слово было сказано. Демонице не довелось встречаться с Авророй, но об этой жемчужине Асмодея она была наслышана. Слишком много шума наделала эта, казалось бы, ничем не привлекательная душа, слишком много слухов ходило вокруг нее, слишком глубокими тайнами была окутана та незримая связь, что сковала демона с его рабыней. Это не могло не пробудить интерес, не могло не дать простора для полета фантазии. Но до последнего момента Барбело отказывалась полностью уверовать в растляющие душу речи Абаддон. Зная Владыку Гнева, она допускала мысль, что это лишь наглая ложь, призванная пробудить в ней зависть и злость. Никак не желала она верить в то, что Асмодей будет так ревностно защищать эту девицу. Это уж точно было чем-то невиданным… Очевидно, не Дэлеб была ее соперницей. Так что и Барбело теперь утопала в безысходной ревности, пытаясь придумать способ изжить сразу всех своих соперниц. – Замолчи, всем нам известны твои таланты, – с такой же ненавистью в голосе отозвалась Дэлеб. – Достаточно, мне только не хватает сейчас ваших склок! – прошипел Асмодей. – Ала́стор! – этот крик был таким оглушительным, что вечные соперницы в мгновение затихли, во все глаза наблюдая за демоном.       После непродолжительного ожидания, облаченный в боевой доспех, укрытый черным плащом, перекинутым через одно плечо, в покоях появился высокий мужчина. Глядя на него, Барбело подметила, что никогда еще ей не доводилось видеть столь суровое выражение лица. Казалось, будто оно была выточено из камня, веками храня на челе одну и ту же гримасу. Уголки тонких губ были опущены вниз, высокие скулы так остры, что бросали на щеки серые тени, даже глаза, холодные, словно сталь, больше напоминали бездушные камни. – Что изволите, Владыка? – сделав легкий поклон, произнес он. – Запри Дэлеб в пещере, где пытают грешников, – равнодушно произнес Асмодей. – Приставь к ней стражу, хотя нет, сам лично встань у дверей. Головой отвечаешь за нее. – Повелитель, молю, – взвыла демоница, пытаясь вырваться из рук Ала́стора. Но то ли силы вконец оставили ее, то ли алкоголь сковал ей ноги, как ни старалась, она не могла оказать своему теперь уже бывшему соратнику никакого сопротивления. – Я решу ее судьбу после, – даже не удостоив несчастную взглядом, буркнул он.       Когда двери за ними захлопнулись, Асмодей опустился в огромное кресло, скрестив руки на груди. Пожалуй, эта ситуация относилась к тем, которые смертные часто именуют безвыходными. Какой путь не избери, а всюду смерть и кровь. О столь желанном сне предстояло забыть, как минимум на неделю, но у Авроры не было этого времени. Да и Люцифер, будучи единственным, кто был способен открыть врата на пустошь, как назло отбыл почти сразу после их наказания. – Асмодей, – бархатистым распевным голоском начала Барбела, опускаясь на колени подле него, – это война, хотим мы того или нет, но в ней всегда будут жертвы.       Ах, если бы знала Барбело, насколько сейчас совпадали их мысли. Демон неустанно повторял себе эти простые слова, пытаясь убедить себя в том, что и Аврора, и ее вычисления канули в Лету, признаться, он даже сумел свыкнуться с этой мыслью, но теперь, когда былая уверенность разрушилась под натиском истины, в его душе вновь загорелся светоч надежды. С чего бы это? Почему от одной мысли об Авроре все его существо преисполняется неким чувством… благодарности. Может Дэлеб и права: слишком много чести он оказал этой душе, а оное вполне могло отразиться на его репутации не самым благоприятным образом. Хотя, в свете последних событий, это было, пожалуй, наименьшей из его проблем. Публичная порка надолго станет предметом злословий среди местных обитателей, так что об Авроре никто и не вспомнит. – Тебе лучше сейчас уйти! Лучший спутник размышлений – одиночество! – Асмодей, я… – попыталась возразить демоница. – Тысячелетия назад я преклонялся перед тобой, доверял тебе, – спокойно начал он, стараясь не глядеть в голубые глаза Барбело. Очевидно, в этот момент его мысли унеслись в те далекие времена, когда он был серафимом у трона самого Господа. – Но на небесах не благословляют подобные союзы. Великая кара ангела в том, что, будучи преисполненным любви, он не имеет права любить кого-то больше, чем Творца. Именно потому я встал на сторону Люцифера в этой битве, чтобы быть с тобой. В Аду не было законов, не было запретов, не было ничего, что могло помешать этому… – Ты никогда не говорил об этом, – произнесла она, заключив его ладонь в свои руки. – Почему же делаешь это сейчас? – Потому что доверие к тебе, как и любовь – моя величайшая ошибка. Века открыли мне эту истину, а адское пламя до последней крупицы выжгло чувства, которые я к тебе испытывал. Оно испепелило их вместе с нашими сердцами и развеяло пепел по бескрайним просторам. Этот огонь превратил нас в тех, кем мы являемся сейчас, и я не жалею об этом, но прелесть прошлого в том, что оно осталось позади, преподав нам такие ценные уроки, которыми не стоит пренебрегать. В ту ночь на мгновение я позабыл об этом. И вот результат! Ты в очередной раз предала меня. И единственная причина, по которой ты до сих пор не разделила скорбную участь Дэлеб – это моя память об этих чувствах. Именно поэтому я позволю тебе сейчас уйти и больше никогда не переступать порог этой обители. Именно поэтому я сохраняю тебе жизнь, но мое терпение не безгранично, не стоит его испытывать. Уходи… – Ты… ты не можешь так поступить, – подскочив, будто ужаленная, прошипела она. – Тебе лучше не знать о том, что еще я могу… – Асмодей… – Диаваль! – прокричал он, бесцеремонно перебив демоницу, которая мысленно уже предавала демона самым жестоким пыткам. Если бы взгляды могли убивать, Асмодей замертво бы рухнул к ногам бывшей возлюбленной. – Вы звали меня, Повелитель? – начал молодой темноволосый юноша, облаченные в черный балахон, напоминающий монашескую робу, скрывающую лицо. – Проводи нашу гостью и проследи за тем, чтобы она больше здесь никогда не появлялась! – Ты поплатишься за это! – вырываясь из рук охранника, взявшего ее под локоть, взревела она. – Ответишь за это… Я… клянусь, я убью тебя. – Дорогая, никогда не грози тем, что не в силах исполнить. И что не готова совершить. Это признак слабости, – приподняв ее за подбородок, прошептал Асмодей, склонившись к ее уху. – Если желаешь мне отомстить, сначала нанеси удар, а потом произноси торжественные речи над остывающим телом, ибо глупо кричать о своих намерениях на каждом шагу, считая, что я подпущу тебя настолько близко, чтобы ты смогла совершить удар. И помни, в отличие от Абаддон, меня не отстранили от власти… – Она тебя и погубит, – перебила Барбело, сплюнув ему в ноги. Глупая, отчаянная попытка придать значимости собственному уходу – вполне в духе столь эксцентричной особы. Асмодей даже иронично усмехнулся. – Чтобы ни произошло, чтобы вы ни услышали, я запрещаю входить в мои покои, – уже у самого выхода остановив Диаваля, прошипел хозяин резиденции. – Будет исполнено, Владыка!       Когда за дверью затихли их шаги, Асмодей подошел к ониксовой глади портала, ведущего на пустошь, невольно вглядываясь в собственное отражение, которое растворялось в дымчатом мраке по мере его приближения. Казалось, что цепкие руки незримых существ, обитающих на пустоши, пытаются утянуть его душу в закоулки этой мрачной неизвестности. В то же мгновение от спокойной зеркальной поверхности стали подниматься клубы черной дымки, обступившей его со всех сторон – ощущение, мягко говоря, мерзкое. Повинуясь инстинкту, демон даже отступил назад. – Нуриэль, – произнес он, выпуская из груди сияющую сферу, которая подобно солнечным лучам, разрезающим черноту ночи, развеяла окруживший его мрак. – Внимаю тебе, – с легкой издевкой в голосе, которую могут понять и простить друг другу только близкие товарищи, произнес плененный ангел. – Она там, – кивнув в сторону портала, произнес Асмодей. – Аврора?! – Да. Дэлеб во всем созналась. С легкой руки Абаддон она предала меня, точно так же, как и Барбело, как Азазель… – Ты говоришь так, будто это тебя удивляет! – фыркнул Нуриэль. – Скорее беспокоит! Она опоила меня настойкой аконита… – И что ты собираешься делать? – усаживаясь в кресло напротив демона, произнес он, проследив за его взглядом, который будто пытался пройти сквозь непроглядный мрак.       Нуриэль, будучи частью Асмодея, не имел возможности соприкасаться с его мыслями, демон надежно хранил ключ от своего сознания лишь изредка, в часы великой слабости или жгучей злости, теряя над собой контроль. Только тогда плененная душа могла вырваться из оков неведения, соприкасаясь с душой своего тюремщика. В остальное время он был будто погружен в сон, где сновидениями являлись отголоски реальности, пережитой Асмодеем. Таково было бремя непоглощенной души, которое Нуриэль принял с ангельским смирением. Но сейчас… сейчас не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять мысли собеседника, и ту немую решимость, которую источал каждый его жест. – Нет, – с недоумением прошептал ангел, – ты же не собираешься… – Раньше я думал, что и ее душа, и учетные книги в руках Абаддон; думал, что утратил шанс уличить его в воровстве, но теперь я знаю, что все это время они были здесь! Так близко. Стоило это понять после того, как мой разум, находясь в преддверии безумия, устроил мне агонию. – Не мне говорить тебе об опасности. Пустошь – это пристанище для сознания демонов, а не для их тел. Твое сознание представляет собой некий сгусток эфемерной материи, но сейчас ты не можешь погрузиться в сон. Я знаю, о чем ты думаешь – это безумие! Живая плоть слаба и уязвима, она не сможет долго сопротивляться разрушительной силе пустоты. – Долго и не нужно. Я знаю, по какому пути проходят души, прежде чем подойти к точке невозврата. Перехвачу ее по дороге, – с улыбкой, обнажающей ряды белоснежных зубов, проговорил Асмодей. – Пустошь не пощадит тебя из-за громкого имени, высокого титула или мощи, напротив, эта ненасытная чернота с радостью поглотит твою энергию. И чем больше твоя сила, тем сильнее ты почувствуешь боль разложения. – Я понимаю этот риск, но уже все решил… – Тогда зачем тебе я? Не думаю, что ты вызвал меня для того, чтобы спрашивать мое мнение. – Ты прав. Мне нужен маяк. Свет твоей души еще не угас, а потому, находясь на грани миров, ты сможешь указать мне обратный путь. – Скажи на милость, и зачем тебе нужно ввязываться в это? – устремив на демона пронзительный взгляд, произнес ангел. – Книги… Аврора забрала с собой свои тайны. – Тебе не хуже меня известно, кто стоит за похищением душ! Цель достигнута, а потому всякая необходимость в Авроре отпала. Обожди пару недель и тогда, погрузив сознание в пустоту, возможно, ты отыщешь ее след, а вместе с ним и эти книги. – Не привычно слышать такие речи из уст ангела, – с ехидной ухмылкой произнес Асмодей. – Напротив, куда непривычнее услышать слова о самопожертвовании от демона. Признаюсь, истинная причина видится мне в другом свете… – Уж просвети, – недовольно фыркнул Владыка Похоти. – Есть у меня одна догадка, но тебе она не понравится! – демон хранил выжидающее молчание, и только тогда Нуриэль решился облачить свою мысль в слова. – Такое поведение свойственно людям. Хочешь, признавай эту истину, хочешь – нет… – Неужели ты намекаешь на то, – перебил его Асмодей, но в ответ был так же бесцеремонно прерван. – Ты ее любишь! Потому проявляешь несвойственную тебе заботу. Именно поэтому ты защитил ее от Дэлеб. С того момента, как ты увидел ее, ты подсознательно чувствовал, что она особенная, не потому ли ты купил ее на аукционе? Признайся хотя бы себе, что тебя томит разлука с ней. – Большей глупости ты еще не говорил, – с негодованием вспыхнул демон. – Должно быть от того, что большей глупости ты не делал! – в тон ему прошипел ангел. – Абсурд! – Тогда предложи объяснение получше, – равнодушно заметил Нуриэль. – Эти книги помогут мне заручиться поддержкой остальных рыцарей или же убрать их с дороги, если те решатся мне противостоять. Они нужны мне! Все! – Что ж, если эта истина тебе милее, кто я такой, чтобы ее оспаривать?! – риторически заметил он, всплеснув руками. Тысячелетняя мудрость и годы молчаливого наблюдения показали ангелу, что можно вступить в спор с демоном, если он не дурак, а Асмодей таковым не являлся. Напротив, он был на редкость восприимчив к весомым доводам что, видимо, и стало основой их сотрудничества. Но знал Нуриэль и другую истину – спорить с дураками бесполезно, ибо они, не смотря ни на что, гнут свою линию, отказываясь услышать кого-то кроме себя. А влюбленные – дураки! Все без исключения. А потому попытка доказать им очевидную истину, касающуюся их половинки, приравнивалась к еще большей глупости. Со вздохом проводив взглядом своего товарища, ангел подошел к порталу. – На пустоши нет времени, – спокойно начал он, – а потому, как бы больно тебе не было, не прекращай считать. Это поможет тебе определить момент, когда надо возвращаться, если не управишься в срок – останешься там навечно. – И сколько, по-твоему, у меня времени? – равнодушно, будто речь шла вовсе не о его жизни, поинтересовался Асмодей. – Оттуда возвращался лишь Люцифер, – задумчиво произнес Нуриэль, наблюдая за колеблющимся огнем свечи. Гипнотическое пламя будто танцевало на краю фитиля, являя собой двуликий образ судьбы. С одной стороны смертоносный, ибо огонь, вырвавшись из оков, разрастался и поглощал все, что попадалось ему на пути, а с другой – хрупкий, ведь было достаточно легкого дуновения ветра, чтобы свеча погасла, убив столь великую силу. Таковой ангелу сейчас представлялась жизнь Асмодея. Всесильного, непоколебимого и величественного, но в то же время слабого перед всепоглощающей мощью первородной пустоты, ставшей прародительницей всего сущего. – Ты все еще обращаешь свой взор к этим легендам? – усмехнулся демон. – Порой в них таится истина. – Это не более чем сказки, которые отказался подтвердить даже Великий Владыка. – Боюсь, кроме этих сказок у нас ничего нет. Итак, как гласит сказание, не сумев победить Люцифера в открытом бою, архангел Михаил заманил его на пустошь, запечатав врата, но Темнейший нашел другой выход. У него на поиски было несколько часов, но и его сила превосходит твою. Учитывая твое текущее состояние, у тебя не больше часа, а потом – смерть! – Не нагнетай, – улыбнулся Асмодей, делая шаг в неизвестность.       Пустота… величайшая тайна и величайшая опасность, подстерегающая того, кто попытается постичь первородные таинства жизни. Она была началом и концом, истиной и ложью, прародительницей жизни и вестницей смерти. Она не знала милосердия, не ведала прощения, единственным, что она ценила – была энергия, которую та черпала от похороненных в ней душ. Она, как великая богиня, ежеминутно принимала эту дань, помещая ее в секретные закрома, но демоны научились обманывать ее, втихомолку забирая эти жертвы, а потому она, разгневанная и оскорбленная, карала каждого падшего, который попадал в ее бескрайние просторы. Такова была судьба, но судьба переменчива и парадоксальна. Она не любила, когда ее искушают, но любила играть. А Асмодей был сильным игроком, прекрасным соперником, а потому свято верил в то, что эта всевидящая пророчица уготовила для него другую участь. Он верил, что его бессмертная доля – это путь воина, и если ему суждена погибель, то произойдет оное лишь с пылающим мечом в руках, а потому без страха пустился в скитания по неизвестным далям, ведя отсчет кратким минутам.