***
Самое жуткое после страшного сна – это возвращение к реальности. Тот пугающий момент, когда разум еще не представляет, является ли увиденное в потусторонних мирах явью или эфемерной иллюзией. Невольно человека начинает охватывать некое волнение: страх открыть глаза, потому что в глубине души гнездится ощущение, что очнувшись от одного кошмара, погрузишься в новый. Но Аврора привыкла к кошмарам. Они стали неотъемлемой частью ее жизни – ежедневным наказанием, впрочем, реалии бодрствования им ничуть не уступали. Но сейчас что-то изменилось, внесло некоторый сумбур в ее сознание. Пребывая в объятиях Морфея, она не чувствовала той раздирающей боли, истерзанная первородной пустошью душа успокоилась, а сердце отбивало в груди мерный ритм. Неужели она получила прощение? Неужели ангелы подарили ей краткий миг лишенного сновидений покоя? Или, может, все ошибались: может падение в пустоту – это еще не конец, и она через страдания перешла в новую сферу бытия? По мере пробуждения эти вопросы начали завладевать ее сознанием, но девушка только сильнее зажмурилась. Вдруг это лишь приятный сон – издевка над измученным разумом, после которой на нее обрушится неподъемный груз мук и истязаний. Но время непреклонно, и как бы ни был силен страх перед возвращением в реальность, неизбежность была стократ сильнее. Первое, что почувствовала Аврора, это теплое дыхание на своей шее. Постепенно к этому добавлялись и иные ощущения: тяжесть на груди, трение хлопковых простыней на обнаженной коже. В целом, ничего страшного не происходило. А потому она решилась на следующий шаг – открыть глаза. – «Асмодей», – шепнула она сама себе, не смея произнести вслух имя своего повелителя. За годы, проведенные в его пещере, девушка впервые видела могущественного князя Ада погруженным в такой глубокий сон. Его лик был безмятежен, тело расслаблено, а тяжелая рука покоилась на ее груди. Поражало то, сколь беззащитным демон выглядел в эту секунду, хотя, возможно это просто видимость. Очевидным для нее было другое: это его обжигающее дыхание вернуло ее к жизни, его голос прорывался сквозь мрак пустоши. Пустошь! Жуткие воспоминания в одночасье заполонили ее разум. Тем вечером, когда Абаддон проник в обитель владыки блуда, Аврора, пытаясь защитить книги учета, прыгнула во мрак неизвестности. С того момента единственной ее реальностью стала нестерпимая боль, но сейчас она познала грани другой реалии, той, где она лежала в объятиях Асмодея, но как такое могло произойти? Судьба столько раз протягивала ей руку: ту, что забирает, а не дает. Это чувство было ей хорошо знакомо, о нем напоминали шрамы, избороздившие душу, но здесь было совсем иное ощущение. Закрыв глаза, девушка попыталась прислушаться к голосу собственного сердца. Оно было живо, оно любило, но каждый его удар знаменовал скорбь и утрату. Такова была цена, уплаченная за призрачную возможность покинуть первобытный мрак, и она заплатила ее сполна, оставив на пустоши часть собственной души. Потому ее сердце проливало кровавые слезы, зная наперед ту истину, которую Авроре только предстояло постичь. Она вернулась, но ей уже никогда не стать прежней, ибо пустота была утонченной ценительницей прекрасного: сначала высасывая из души радость, искренность и отзывчивость: все доброе и светлое – то, что не смог выжечь огонь Преисподней, а уж потом довольствовалась остальным. Какую жертву на алтарь этой ненасытной стервятницы возложила Аврора, могло показать лишь время, а оно уж точно заберет свое сполна, отдав несчастную на растерзание порокам. Неизвестным было лишь то, сколь глубока будет бездна этой трагедии. Эту пелену тягостных дум разорвал едва уловимый шепот Асмодея, но будучи затянутой в лабиринты собственного сознания, девушка не смогла разобрать ни слова. Признаться, оное ее даже позабавило. Видимо, не только людям свойственны кошмары, и не только люди говорят во сне. Хотя, что для одних сон – для других иная жизнь, кто знает, по каким мирам сейчас путешествует его разум. Отбросив в сторону простыню, Аврора попыталась вылезти из кровати, но мужчина лишь сильнее вжал ее в перину. Не зная в полной мере интимных привычек своего владыки, она предпочла остаться неподвижной. Тепло ее тела, а точнее энергия души, которую он неосознанно поглощал, успокоили его душевные волнения, и через мгновение Асмодей вновь спокойно дышал. – Очнулась, – раздался достаточно циничный голос над ее ухом, от неожиданности девушка даже подскочила с кровати, в ужасе уставившись на окровавленные простыни. – Что ж, одной проблемой меньше! – Кто Вы? Как сюда попали? – дрожащим голосом произнесла она, глядя то на серебровласого незнакомца со светлым взглядом, то на Асмодея, лежащего на залитом кровью ложе. Теперь она поняла причину столь неестественной позы демона, спать на спине с такими глубокими ранами было невозможно. Кое-где ссадины, наспех зашитые шелковой нитью, уже начали затягиваться, покрывшись твердой коркой, но в большинстве своем швы разошлись, обнажая весьма неприглядную картину. – Скажем так: я тот, кто спас вам жизнь. Что до второго вопроса, то можно сказать, что я никогда отсюда не уходил, – кивнув в сторону демона, произнес он. – Пока, это все, что тебе следует знать. Догадка, посетившая Аврору несколько недель назад, когда ей посчастливилось стать свидетельницей необъяснимого явления в покоях, разгорелась в ее сердце новым огнем. Сияющая сфера, слившаяся с демоном, наконец, обрела физическую форму. Склонившись над Асмодеем, девушка осмелилась убрать с его лица спутанные темные пряди. Поступок непростительный и дерзкий, но если владыка не узнает, то и наказывать не станет. Вполне ожидаемо: любопытство оказалось сильнее осторожности, и теория нашла подтверждение. На иссиня-черных волосах мужчины не было и намека на серебро, а вот у загадочного незнакомца волосы светились, будто луна на ночном небе. – Ты действительно умна! Не многим довелось разгадать этот секрет. Но никогда не забывай, что не многие из тех, кто его узнал, остался в живых. В его голосе не звучало завуалированной угрозы, но и пустыми словами их назвать было нельзя. Скорее это было предостережение, непрозрачный намек на то, что о ее посвященности в сей секрет не должен знать даже Асмодей. – Но как такое возможно? – Очевидно пути Дьявола столь же неисповедимы, сколь пути Господа. Ради себя самой не пытайся узнать больше, а еще лучше – забудь и это, – спокойно произнес он, усаживаясь на угол кровати. Приподняв край простыни, ангел задумчиво взглянул на раны. – Он… – начала Аврора, но так и не смогла найти в себе сил закончить эту мысль. – Жив, как ты могла заметить, – закончив ее мысль, произнес мужчина. – Рыцаря Ада не так просто убить. И судя по всему, наш друг перестал вытягивать из тебя энергию, раз ты пришла в себя. Значит, и он скоро очнется. – Я думала, что питать свои силы они могут только душами с пустоши, что иная пища не пойдет впрок. – Это опасно, и поверь, Асмодей знает об этой опасности лучше других, но не всегда есть выбор. Пустошь представляет собой нечто вроде мясорубки: перемалывает и ослабляет, делает податливыми. Точно так же, как человек подавится целой коровьей тушей, демон подавится непокорной душой. Но это еще не все… она может начать терзать его изнутри, может даже убить, направив свою энергию в правильное русло. Конечно, к каждой ситуации свой подход, а к рыцарям и подавно… – Именно поэтому Вы остались живы… Вы сопротивлялись, и он отступил, – задумчиво проговорила она. Сделав глубокий вздох, мужчина поднял на нее разочарованный взгляд. Все-таки женщины глупые создания. Предупреждай – не предупреждай, а они все равно гнут свою линию, и главное, если правды не скажешь, они оную сами придумают. А ведь несколько минут назад он недвусмысленно указал ей на то, что не стоит касаться этой темы. Воистину, любому мужскому доводу представительницы прекрасного пола могут противопоставить равное по силе упрямство. – Ты успела его изучить, – с долей иронии заметил Нуриэль, – уж если Асмодей вбил что-то себе в голову, то пойдет до конца. Умрет, но не признает своего поражения. – Тогда Вы пришли к выгодному соглашению… – Именно. – Но почему тогда он забирал энергию у меня? Почему она питала его, а не уничтожала? – Зачем тратить силы на то, чтобы выследить добычу в полях, если в своем загоне стоит животина на заклание. Очевидно, ты не очень сильно сопротивлялась, а он воспользовался этим, – растянувшись в ехидной улыбке, от которой у Авроры по лицу разлился багровый румянец, произнес плененный ангел. – Ему надо помочь… перевязать раны, – взволнованно начала она, проигнорировав его последние слова. – Это пустое, девочка. Его лекарство сокрыто в нем, только он этого не чувствует, и болезнь – его вина, но он отказывается в этом признаться. Бич Господа способно излечить лишь время или покаяние, но на последнее Асмодей не пойдет, а первое требует терпения. Любое вмешательство, как показала практика, только затянет этот процесс. Сколько бы ты не накладывала повязок – раны будут кровоточить, а швы расходиться. Такова кара Всевышнего! Дай срок… Его бессонная агония закончилась два дня назад. Скоро он восстановит силы. – Что произошло… с ним? – обратив на собеседника янтарный взгляд, наполненный глубокой печалью, произнесла она. – История старая как мир: судьба – величайший игрок. Веками она его предостерегала, давала намеки и знаки, но ее все равно искушали, и терпение закончилось. Он накликал на себя гнев Люцифера. Когда Абаддон ворвался в пещеру и перебил всю стражу, мы посчитали, что и ты, и книги учета попали в руки к врагу. Как ты понимаешь, снести такую пощечину Асмодей не мог. В Аду каждому бесу известно, сколь горяч может быть он в своей обиде, но когда обида затуманивает осторожность и здравый смысл – жди беды. – Выходит, это все из-за меня… – с горечью прошептала она, едва слышно, скорее самой себе, но отголоски этой мысли все же дошли до ангельского слуха. – Не переоценивай своей значимости, – презрительно фыркнул Нуриэль. – Это все из-за его самолюбия, жертвами которого когда-нибудь падем мы все… Это неизбежность, как показала практика, оно не щадит никого: ни ангела, ни демона, ни человека. Не то, чтобы потеря третьей ипостаси Асмодея расстроила его товарища. От природы к порождениям Ада он не питал большой симпатии, а его взаимоотношения с владыкой Похоти были вымученные и по необходимости. Но то, как хозяин опочивальни расправился с демоном, пробудило в Нуриэле весьма тревожные мысли. – Поразительно, – усмехнулась Аврора. По каким-то неясным ей самой причинам этот незнакомец не внушал ей страх или отвращение. От него не исходило такой угрозы, как от Абаддон и остальных рыцарей, но при всем его внешнем спокойствии и надменности в нем ощущалась глубокая надломленность и духовная опустошенность. Оно и понятно: великая судьба – великое рабство. Нуриэль был частью величайших свершений Асмодея, но имел не больше прав, чем самый обыкновенный невольник. Века… тысячелетия… скорбная участь. – Что тебя так позабавило? – не понимая внезапной радости, отразившейся на лице девушки, поинтересовался он. – По мере сил Вы заботитесь о нем, пытаетесь оберегать от самого себя. Не думала, что демоны могут проявлять заботу друг о друге. Вы не такой, как Асмодей или Абаддон. – Наверное, потому, что я не демон. – А кто же тогда? – Бери выше… – благоговейно подняв очи туда, где должны были находиться небеса, произнес Нуриэль. Проследив за его взглядом, Аврора не сумев унять дрожь, пробежавшуюся по телу, опустилась на кровать. – Нет… – покачала головой она, – Вы не можете быть ангелом. Это невозможно! Я не хочу в это верить! И она не верила. Не желала терять последние крупицы оставшейся надежды на спасение души. Столько лет она терпеливо несла свое бремя, мечтая о том, что когда-нибудь Господь помилует ее душу, что он услышит ее тихие мольбы, но теперь знание занесло клинок над верой. Ведь если Всевышний позволил своему небесному воину тысячелетия прозябать в адской пустыне, что уж говорить о ней. Не знать ей прощения. Раньше бы Аврора устыдилась этой крамольной мысли, но сейчас место стыда заняло чувство иное…порочное! И Нуриэль увидел это в ее глазах, ибо на мгновение в них отразилась губительная тьма пустоши. – Каждый человек верует в то, во что ему удобно, а у меня нет ни времени, ни желания переубеждать тебя в обратном. Но видимо эти слова прозвучали слишком громко, а может, туман сна начал постепенно рассеиваться, выпуская Асмодея из своих объятий. Как бы то ни было, по его спокойному лицу скользнул обжигающий свет свечей, и демон инстинктивно поморщился, прикрывая глаза рукой. – Владыка, – пролепетала Аврора, кинувшись к нему, но Нуриэль достаточно грубо ухватил ее под локоть, притянув к себе. – И еще один совет напоследок, – зашептал он, губами касаясь ее уха. – Никогда не смотри на него так! – Как? – пискнула растерявшаяся девушка, чувствуя, как по спине пробежал холодок. – С жалостью. – Я не понимаю, – стараясь придать голосу спокойствие, произнесла Аврора. – Он тебя ценит, а потому может позволить некоторую… вольность… может закрыть глаза на дерзость, как в тот раз, когда ты, опьяневшая от настойки, позволила себе говорить с ним, как с равным. Но он никогда не потерпит жалости к себе, ибо считает ее величайшим оскорблением. И никогда не примет помощи, потому что этого не позволит его гордыня. Не хочешь сейчас столкнуться с его злостью – веди себя так, будто ничего этого не произошло. Впрочем, выбор остается за тобой. – Я поняла, – так же тихо произнесла она. И пусть ее измученная, но не утратившая света душа сейчас рвалась от желания помочь, девушка была вынуждена признать правоту своего собеседника. Почувствовав, что стальная хватка Нуриэля ослабевает, Аврора осмелилась поднять на мужчину глаза, да так и обомлела. Его и без того бледная кожа начала светиться изнутри, постепенно утратив свою материальность. Казалось, будто на глазах он превращается в бестелесного духа, рассыпавшись на мириады светящихся пылинок, которые закружились в причудливом вальсе, стягиваясь в светящуюся сферу, озарившую яркой вспышкой опочивальню, а затем растворилась в груди Асмодея, тело которого засияло таким теплым сиянием, будто на него снизошла божественная благодать. Мгновение спустя на волосах, цвета воронова крыла, засияло столь привычное для глаза серебро, и демон, потревоженный столь сильным потоком энергии, раскрыл глаза. Но пробуждение это не принесло ему успокоения или радости, напротив, мучительная боль изувеченной кнутами спины сразу дала о себе знать; ущемленная гордость не желала предавать случившееся забвению, а разум, все еще объятый призраками пустоши, лихорадочно цеплялся за реальность: шелковый балдахин над кроватью, серебряный канделябр, залитый восковыми каплями, тихое потрескивание огня в камине… нет – это не мираж. И… Аврора… взгляд на мгновение скользнул по ее фигурке, склонившейся в почтительном поклоне, по поникшим плечам и остановился на лице. Что ж, спасибо Нуриэлю, который вопреки своим принципам позаботился и о девушке. Одно утешение – визит на пустошь не прошел совсем даром. – Вина, – усаживаясь на кровати, проговорил он. – «Хотя бы расторопности своей не растеряла», – наблюдая за стремительными движениями девушки, подумал демон. – Сколько времени я проспал? – Около недели, Владыка, – подавая ему кубок, ответила Аврора, стараясь не упоминать о своем знакомстве с одной из его ипостасей. – Надеюсь, Ад за это время не перевернулся, – ухмыльнулся он, делая глубокий глоток, и указал ей на угол кровати, – Садись! – Насколько мне известно – нет! – повинуясь его воле, прошептала она. – Что ты успела рассказать Абаддон до того, как угодила на пустошь? – разумно рассудив, что самым верным поведением по отношению к девушке будет полнейшая безучастность к перенесенным ею страданиям, произнес Асмодей. Он не имеет права на сострадание! Никаких слабостей, если хочет удержать свой авторитет и свой титул. Ни у кого не должно оставаться сомнений в его бесстрастности: ни у его прислуги, ни у демонов в Аду, ни у Авроры. Ни, в первую очередь, у него. – Ничего, Повелитель, – глотая слезы, произнесла несчастная, сраженная неоправданной надеждой. Наивная фантазия, глупая по своей природе. Демоны остаются демонами, и никаким оружием, никакой заботой и откровенностью не пробить панцирь тысячелетней злобы, в который закована их изувеченная душа. – Тогда кто посвятил его в мои намерения? – Он… он ворвался так неожиданно, я сумела ухватить книги, но некоторые мои записи попали в его руки. Я ничего не могла сделать. – Посмотри на меня, – все так же холодно произнес он, приподнимая ее за подбородок. – «А ведь действительно, не лжет», – шальная мысль молнией пронеслась в сознании, отступив перед силой превосходящей. На дне ее янтарных глаз с золотой окантовкой вокруг зрачка, он увидел куда больше, чем мог ожидать. Целая буря противоречивых эмоций, покоилась под океанами пролитых слез. Обида боролась с преданностью, любовь – с ненавистью, самоотверженность – со страхом, но на свободу вырывался лишь горький плач. Инстинктивно смахнув с ее щеки кристаллики слезинок, демон поспешил отодвинуться от своей рабыни, пытаясь усмирить возмущенный разум и урезонить бунтующую гордыню, чтобы услышать тихий шепот собственной души, а она заставила его оглянуться в прошлое. И зачем? Чтобы он в очередной раз убедился в том, какую власть имеет привлекательная внешность над порочными сердцами?! Этот урок он усвоил без дополнительных напоминаний. Знал Асмодей, что величайшей силой обольстительниц и слабостью мужчин была женская красота. Она оставляла неизгладимый след в памяти представителей сильного пола и продолжала волновать душу, даже тогда, когда потухал пожар в их сердцах. Такой красотой обладала Барбело, к ногам которой падали сотни мужчин, спустившихся за ней в огненную Геенну. Ее красота сводила с ума, разжигала войны, вгоняла в могилу. Но вот Аврора была другой: скромной и даже в чем-то банальной. Она не обладала ослепительной внешностью Елены Троянской, не владела искусством укрощать огонь плоти, будто Таис Афинская, не было в ней коварства Далилы или страстного темперамента Клеопатры. Она не требовала восхищения, поклонения, жертв и драгоценных подношений. Просто рядом с ней было спокойно и хорошо на душе. И если поставить ее, безвестную француженку, среди этих великих искусительниц, красота ее духа превзойдет каждую из них. Поистине она была восходящей зарей Преисподней, дарящей ему спасительный свет надежды. Свет настолько яркий, что по утрам он затмевал звезду самого Люцифера. Будь он королем, Аврора бы стала бриллиантом на его короне. – «Да покорён будет непокоренный», – насмешкой в сознании прозвучали слова Нуриэля, Асмодей даже губу до крови закусил от злости, казалось, в тот миг его окружил невидимый ареол темной энергии, дымовыми петельками поднимаясь от кожи. Точно так же, как сраженного хворью человека, его бросало то в жар, то в холод. Кровь, огнем разливалась по венам, но вместе с тем сковывала душу льдом. Правда, это состояние демон объяснил себе слабостью после пережитого приключения. Что до Авроры, то она не смела посмотреть на своего хозяина, но каждой клеточкой тела чувствовала, что он наблюдает за ней, за каждым движением. А вокруг все заполонил дух неловкости и недосказанности, ядом отравляя благие помыслы и запечатывая уста. Было очевидно, что и Асмодей тяготился ее обществом, но прогонять душу, доставившую ему столько хлопот, не спешил. Гнетущая, почти осязаемая тишина, воцарившаяся меж ними, становилась невыносимой для каждого. Даже демон, питавший слабость к стращанию неопытных девиц, к собственному стыду был вынужден признать, что чувствует некое смущение от возникшей ситуации. Никто из них не мог сказать, что именно сейчас происходило между ними: молчаливая дуэль друг с другом или с миром вокруг, а может, с судьбой, в издевку пославшей им подобное испытание. Кровь медленно отхлынула от сурового лица Асмодея, его веки сомкнулись, скрывая пламенный взор, а губы искривились в сардонической усмешке. Волны осязаемой злости, одна выше другой, с каждой минутой накрывали его все сильнее. А она… она чувствовала на себе его пронзительный взгляд, проникающий в самую душу, и неосознанно куталась в окровавленную простыню, пристыженно пряча наготу. Не имея сил даже встать, Аврора робко поглядывала на демона, в прищуренных глазах которого зияла бездна, в которой тлело ее бесконечное проклятие. Час сменялся часом, молчание оглушало, давило на виски, а они так и сидели по разные стороны кровати: он и она, наложница и ее повелитель, демон и грешница, пытаясь постичь величайшую загадку мироздания, которой суждено стать либо адской карой, либо божественным спасением. Чтобы хоть как-то отвлечься от этих размышлений, Аврора начала смотреть на гипнотическое пламя свечи. Танцуя на вершине восковой колонны, таявшей под действием смертоносной стихии, от легкого сквозняка оно слегка подрагивало, принимая причудливые формы и являя пугающие образы. Девушка слегка прикрыла глаза, фокусируясь, будто желая понять реально ли это видение, подалась вперед, призванная неведомой силой. И свеча, в огне которой она прочла роковую историю, исполненную гнева, обмана, горести и зла, запылала более ярким пламенем, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла, поднимая к сводам пещеры белоснежные клубы дыма. Издав пронзительный, наполненный суеверным ужасом вскрик, несчастная начала падать, но Асмодей успел подхватить ее и притянуть к себе. – Что ты видела? – прорычал он, обжигая ее кожу своим дыханием. – Конец, – пролепетала она. – Туманное ведение грядущего будущего, объятого огнем. – Оглянись кругом, ты описала наше настоящее, – усмехнулся демон. – Нет, он был старше самой Преисподней, древний огонь, который пожрет все, что встретится на его пути. Его возрождение начнется у врат Люцифера, поглотит Бездну, а потом поднимется на Землю, прокладывая дорогу к небесам. Он не пощадит никого – мир ждет великая битва. – Никакой огонь не пожрет меня, ибо я сам огонь. Поэтому не забивай себе голову подобной ересью, у тебя иная миссия, – стараясь не выдавать своего беспокойства, произнес он, не выпуская девушку из своих объятий. Эти слова для него были как гром среди ясного неба, воскресив в памяти древние легенды о сотворении мира. Легенды, которые стали пылью веков еще во времена, когда он не утратил своей святости. Пожалуй, только падшие знали истинную историю первородного огня, пылающего в замке Люцифера. Но и они все реже стали вспоминать об этом, что уж говорить о рядовых демонах, которые были порождены Дьяволом или того хуже, были грешными людьми, умершими без покаяния и от долгих лет мучений, проведённых в Аду, потеряли свою человечность. Для них это было не больше, чем сказка. Так откуда об этой демонской святыне могла узнать Аврора, слывшая отшельницей в его пещере. Пожалуй, за все эти годы он был едва ли не единственным ее собеседником, но не припоминал, чтобы рассказывал девушке что-то подобное. Не стала бы это делать Дэлеб и Ала́стор, но кто тогда? Вопреки библейским учениям Асмодей знал, что мир не был сотворен за семь дней. Порожденный из первородной пустоты и древнего огня, он шел по стезе разрушения, пока великая сила Создателя не изгнала этих преступников в самые дальние уголки Вселенной, заключив в Аду лишь толику их могущества, как вечное напоминание о том, что вырвавшись на свободу, они сотрут с лица Земли все сущее. Так стражами частички первородной пустоты стали высшие демоны, а древнее пламя хранил Люцифер. Оно, запечатанное темной и светлой магией, пылало в огромном камине его дворца, внушая страх каждому, кто проходил мимо него. Но если видение Авроры было пророческим, то каким могуществом должно было обладать существо, осмелившееся выпустить эту силу на свободу! – Это все химеры, играющие с твоим воображением в преддверии великой войны, – после некоторого молчания произнес он. – Ты права в одном, битва неизбежна, но наш… мой противник не первородный огонь, а один из моих кровных братьев, осмелившихся сеять смуту в этих землях. Он презрел все клятвы и законы, и если он осмелится выступить против совета в отсутствие Люцифера, я покараю его. – Владыка, – осмелилась произнести Аврора, – простите мне мою дерзость, но я думаю, что не Абаддон ответственен за организацию бунтов и кражу душ из Чистилища. – Знаю, – поднимаясь с кровати, проговорил Асмодей, накидывая на плечи шелковый халат. Забавно, видимо даже высшим демонам, иногда необходимо было выговариваться, высказывать кому-то свои сомнения. И роль этой слушательницы выпала на долю Авроры. Собственно, сей факт в некотором роде даже льстил ее самолюбию. Она его любила – он ей доверял. Было бы глупо ждать от него большего, а потому девушка замолкла, обратив на него наполненный пониманием взгляд. – Многое случилось за несколько дней твоего отсутствия. Во время схватки с Абаддон, я совершил один опрометчивый поступок – попытался поглотить его душу, но эта глупость обернулась для меня нежданной истиной. У него нет души! – Но как Вы… – начала было она, но тут же прикусила язык. Не ее это было дело, да и вообще, какое право имела она расспрашивать своего повелителя. Впрочем, он был преисполнен желанием разделить с кем-то свои мысли, а потому без утайки поведал ей все. – Думаю, что все это произошло во время низвержения. Абаддон был смертельно ранен, найдя своего друга на смертном одре, Люцифер предложил ему сделку: жизнь в обмен на душу. – И он согласился… – сама себе сказала Аврора. – Очевидно, – кивнул Асмодей, подбросив в камин дрова. – В то время Абаддон по силе не многим уступал Люциферу, пользовался среди падших немалым почетом и со временем вполне мог бросить ему вызов но, несмотря на это, они были друзьями, братьями. Владыка спас его, но здесь никакая услуга не оказывается даром – такова истина. Милостью своею, памятуя о былых заслугах, Темнейший не отстранил его от власти, но власть тени не приемлет, а потому будучи всесильным, Абаддон все же был рабом. Его мертвое тело связано с душой нерушимой связью, и если бы он осмелился возглавить бунт, об этом сразу стало известно. Факты – упрямая вещь, а потому как бы мне не хотелось обвинить его в измене, но этого греха на нем нет. – Повелитель, простите, если мое предположение оскорбит Ваш слух, – вкрадчиво, почти шепотом начала она, про себя радуясь, что напряженность минувших минут отступила, и разговор вошел в иное русло. – Говори, – повернувшись к ней спиной, произнес демон. – У меня есть некоторые основания полагать, что за этим стоит владыка Вельзевул. Его книга учета идеальна и точна, но на обрезе страниц бокового блока я нашла странные пометки римскими цифрами, похожие на некий шифр. Понять его смысл у меня без ключа не получилось, но это не могло не насторожить. Боюсь взять грех лжи на душу, но и умолчать об этом не могу. И ведь разрешил Асмодей уже эту загадку, а все равно произнесенное вслух имя ближайшего соратника ножом резануло душу. Очередное предательство, удивляться которому он уже не мог. Но откровенности ради стоит заметить, что сейчас его больше беспокоило другое: кто в этой войне станет его союзником. Совет был разрознен, иерархия в нем порушена. Выслуга рыцарей тысячелетия назад определила их места. Вторым после Темного Владыки был Вельзевул – предатель, затем – Абаддон, отстраненный от власти. Люцифер отправился на Землю, а значит, в случае нападения возглавить воинство Преисподней придется ему – Асмодею. И хоть всю свою жизнь он готовился к этому, сейчас в его душе поселились вполне понятные сомнения. Левиафан, Астарот, Мамон, Азазель… он не доверял никому из них, а идти в бой с ненадежными союзниками в тылу – смертный приговор для полководца. – Мне известно об этом. Когда ты пропала вместе с книгами, я воплотил твою идею в жизнь и свел все данные с записями Чистилища. Это его стражи сопровождали души каждый раз, только вот доказать оное можно лишь застав его на месте преступления, но для вылазки нужна поддержка других рыцарей. И поверь, каждый из них с большим удовольствием вонзит мне нож в спину. А Вельзевул… он следов не оставляет. – И все же, я верю, что у Вас все получится. – А на что мне твоя вера? – повернувшись к ней, прошипел он. – Мне нужны мечи, души павших воинов, поддержка других рыцарей Ада. Но кому из них я могу доверять? Азазелю, который подвел меня под кнут Люцифера? Или Астароту, чья жена украдкой ходит на собрания бунтовщиков? А может, Мамону, который при первых признаках опасности, покажет врагам свою спину? Кого еще я не упомянул? – риторически заметил он, всплеснув руками. – А… Левиафан, хранящий вечный нейтралитет, а точнее, готовый выйти на поле боя лишь тогда, когда исход битвы понятен каждому адскому псу. За каждым из этих рыцарей стоит великая сила. У каждого во служении есть мелкие демоны, элитное воинство, но все они пешки, а мне нужна поддержка королей. – Владыка, методом исключения Вы уже определили себе союзника, – спокойно проговорила она. – Если Вам нужна отвага и души павших воинов… – Ты ведь это несерьезно? – оборвал ее Асмодей, нахмурив лоб. И как только этой девчонке могла прийти в голову такая глупая мысль. – Напротив. Вы огласили свой список, и его имени в нем не было! – уверенно проговорила она, впервые не отступив перед гневом, зарождающимся в его душе. Невероятно! Эта женщина осмелилась открыто бросить ему вызов. От неожиданности Асмодей даже попятился назад, испытующе глядя на нее. То ли пустошь ее разума лишила, то ли девчонка вконец страх потеряла. Как не крути, а ему во всех случаях одни убытки. Хотя… нет! Безумия в ней было не больше, чем в нем самом. Ох, прав был Абаддон, считая, что распустил князь блуда своих подопечных, раз они смеют, не опасаясь наказания, такие дерзости ему говорить. – Этому не бывать! – упав в кресло, прорычал он, только рычание это получилось больше на скуление похоже. Не рассчитав силы, демон так приложился ранами к спинке, что искры из глаз едва не посыпались. До краев наполнив бокал вином, мужчина с жадностью припал к нему, надеясь, что это хоть немного снимет боль. – Великая война требует великой жертвы, и если Вы не готовы положить собственные принципы на алтарь победы, Вы уже проиграли. – Еще одно слово, и я отправлю тебя туда, откуда не так давно вытащил! – прорычал он, едва сдерживая раздражение. – У каждого здесь есть свое место, и если ты это позабыла, я могу указать тебе на твое. – Эти слова ранили ее сильнее, чем удар раскаленной плетью. Сжав губы в тонкую линию, девушка попыталась сдержать слезы, повернувшись к нему спиной. – Зачем Вы вообще меня оттуда спасли? – задыхаясь от обиды, произнесла она. – Истина была уже Вам известна! – Потому что не Абаддон вершит судьбы моих рабынь, а я. Мне решать, когда они отправятся на пустошь! – в гневе разбив стакан на мелкие осколки, взревел демон. – Не испытывай мое терпение! Господи, это вообще что такое? Рабыня осмелилась закатить ему сцену, а он опустился до того, что поддержал этот фарс. Вот и реши, на кого сейчас стоило злиться. Раз допустил подобное – сам и виноват. А девчонка в убеждении своем, похоже, отступать и не собиралась. Видать после пустоши уже ни одна пытка устрашить ее не могла. И куда только делся этот дух смирения? Когда кроткая голубка успела превратиться в воинственную амазонку? Кара небес на его голову, только этого не хватало. Хотя, если вдуматься в ее слова более беспристрастно, логика в этом была железная. Аврора была права, и Асмодей в глубине души это знал, даже сам думал об оном, но упрямство его было непоколебимо. – Мы враждовали веками, – усмирив свою злость начал мужчина. Голос его приобрел спокойный, бархатистый тембр с оттенком глубокой печали. – Такое не забудешь в одночасье. Знаешь, как тяжела становится месть, когда лик врага меняется каждый день? Признаюсь, я скучаю по былому постоянству. – Не знаю как здесь, а в моем мире люди говорят, что самый страшный враг — это друг, ставший врагом. А самый лучший друг — это бывший враг. – Теперь это твой мир, и здесь царят другие законы, – вернувшись в кресло, произнес он, с такой силой сжав подлокотники, что костяшки пальцев побелели. – На проверку, демоны оказались не столь отличны от людей: те же пороки, те же ценности! – усаживаясь у его ног, проговорила она, укрыв своей ладонью его руку. Недозволительный жест, за который раньше бы ее распяли на кресте вниз головой, но сейчас что-то изменилось. Она чувствовала это, хотела верить… – Вы точно так же ведете войну из-за власти, лелеете в душе высокие надежды, совершаете ошибки, в которых из-за упорства не желаете покаяться. Повелитель, никто не просит Вас забыть былую ненависть к Абаддон, но истина такова, что в этот час он является единственным из рыцарей, кому Вы можете довериться. У вас общая цель и пока вы смотрите в одном направлении, он не предаст вас, не покажет врагам спину на поле боя. У него в избытке души воинов, у него есть могущество! Сейчас вы нужны друг другу, а топор войны… всегда можно раскопать. – Аврора, я уважаю твои принципы, но мне не повезло разделять их! – на удивление это признание далось ему легко. Видимо пережитые неурядицы сблизили их настолько, что они могли позволить себе вольности и небывалую откровенность по отношению друг к другу. Каким-то совершенно немыслимым образом, эти двое воплотили в себе две фундаментальные силы, создав в Аду собственную вселенную, и привели ее в гармонию путем своего взаимодействия и непрерывного поиска баланса. Эти противоположные, постоянно конфликтующие силы добра и зла присутствовали в каждом их движении, в каждом слове, каждом решении, дополняя друг друга. Асмодей – воплощение порока, могущества, силы, и Аврора – истинный лик невинности, покорности, слабости. Их встреча была предопределена. Их души шли к этому долгое время, каждая своей дорогой, пока всесильная судьба не пересекла их пути. – Мой господин, однажды Вы мне сказали, что война – это великий спектакль, и если это действительно так, то успех его – это не только кровь на поле брани, но и коварная закулисная игра, которую сильные мира сего прозвали политикой. Это театр теней, где все сущее представляется в ином свете. Может быть, в ином облике друг для друга предстанете и вы? – Ты предлагаешь мне поступиться собственными принципами, – барабаня пальцами по подлокотнику, произнес он. – Должна заметить: не самая большая жертва ради победы. Все: и демоны, и люди кичатся своими принципами и взглядами, считая их основополагающими факторами собственной сущности. Но эти взгляды ничтожно узки, ибо заставляют нас видеть только одно правильное мнение – свое собственное, но не разрушив старые устои – не возведешь новых ценностей. Созидание и разрушение всегда идут рука об руку. Мир находится в постоянном движении и надо двигаться вместе с ним. Закостенев в своих убеждениях, мы становимся похожими на дятлов, которые упорно бьются головой о дерево, желая достигнуть своей цели. Но феникс – птица более благородная, сжигая себя, она перерождается. Феникс – это огонь. Феникс – это свобода. Освободите себя от гордыни, упрямства, предубеждений. Переродитесь! И Вы увидите новый мир, начнете думать по-новому: не так, как год назад; не так, как вчера; даже не так, как секунду назад. Вы увидите пути, которые прежде были недоступны, найдете новые возможности. Будущее от нас сокрыто: враги могут стать друзьями, и наоборот. Даже могущественные создания, подобные Вам, властны лишь над реальностью. Нет никакого «завтра» – есть только «здесь» и «сейчас». У Вас есть уникальная возможность изменить мир, но для этого и Вам нужно измениться. Реформы неизбежны и если Вы не будете к ним готовы, они Вас уничтожат. – Красиво сказано, – улыбнулся Асмодей, обнажая белоснежные зубы. – Признайся, долго репетировала? – Совсем чуть-чуть! – понурив голову, чтобы скрыть улыбку, отозвалась Аврора. Мгновение спустя тишину в опочивальне разрушил их звонкий смех: такой чистый и заразительный, что невозможно было даже представить, что его носители не так давно находились на грани жизни и смерти. Пожалуй, на такой искренний смех могли отважиться лишь познавшие величайшее горе, знающие истинную цену слез. Предаваться такой радости, находясь в сердце адской бездны, среди местных обитателей считалось страшным грехом. Будь тут кто-то из рыцарей, осудил бы их за подобное поведение. Но они были одни, а потому могли позволить себе согрешить во имя здравия души. – Давно я так не смеялся, – ухватившись за живот, произнес Асмодей, приподняв ее за подбородок. Былая злость отступила, а ее место завоевало вполне человеческое желание – запечатать ее уста поцелуем. Желание недозволительное для демона, противоречащее самой его сущности. – И откуда ты только такая явилась? – почти нежно произнес он, смакуя ее смущение от нежданной ласки. Аврора не нашла, что ответить, стыдливо опустив глаза и предалась попыткам унять бешеное сердцебиение, а потому волшебство момента быстро рассеялось, вернув им прежнюю серьезность. – Я подумаю над твоими словами, – вставая с кресла, произнес он, подойдя к камину. – Тебе лучше вернуться к своим обязанностям. Вот с этими словами душа девушки упала на самое дно пропасти отчаяния. За несколько недель, проведенных вместе с Асмодеем, она настолько привыкла к этому укладу, что одна мысль о возвращении в свою комнатушку, приводила ее в истинный ужас. А точнее страх ей внушала разъяренная демоница, находившаяся по ту сторону ныне заляпанной кровью белоснежной двери. Сложно было даже представить, каким мукам ее подвергнет Дэлеб, после случившегося. Фантазия рисовала ей такие жуткие картины, что Аврора предпочла бы умереть здесь и сейчас от руки демона, чем покинуть его опочивальню. – Что? – поинтересовался Асмодей, увидев ее замешательство. Когда улетучилась пропитанная эротизмом атмосфера момента последнего откровения, к его голосу вернулись привычные нотки холодного цинизма, заставившие девушку похолодеть изнутри. Что, собственно, она могла ему ответить? Пожаловаться демону на то, что ее жестоко пытают в Аду?! Абсурд! Да после такой дерзости он не только не станет ее защищать, скорее наоборот плетей всыплет. – Нет, ничего, – понурив голову, пролепетала она, направляясь к двери, как овечка на скотобойню. Но Асмодей все понял, без слов, по одному лишь взгляду. Знал демон о том, что делала надзирательница в его пещере с душами, коим он выказал симпатию. Тогда оное не имело большого значения, собственно, и сейчас тоже, изменилось лишь то, что отныне у него с демоницей были личные счеты. – Мадам Д’Эневер, – уже у самого выхода, окликнул он девушку, снимая с камина огромный двуручный меч. – Как я Вам уже говорил: не Абаддон и не Дэлеб вершат судьбы душ в этой обители. Это право я оставляю исключительно за собой. В благодарность за Ваши заслуги, сегодня спите спокойно. В ответ Аврора только едва заметно кивнула, скрываясь за дверью. Что ж, пусть у него не было власти над всем, что происходило в Преисподней, но его власть в собственной пещере была безгранична и непоколебима. И раз в ней поселилась змея-предательница, ей нужно было отрубить голову до того, как она отравит своими ядовитыми речами кого-то еще. Сбросив с меча инкрустированные драгоценными камнями ножны, демон последовал в дальнюю пещеру, куда заключил Дэлеб.***
С каждым днем своего заточения в этой темнице, лишенная всякой надежды на помощь и милосердие, Дэлеб все ближе подходила к своему концу, а яд настойки аконита, которую сверх меры демон влил в свою недавнюю любовницу, и вовсе не оставлял ей ни единого шанса, запустив в организме необратимые последствия. И если Асмодей не ошибался, а в подобных вопросах ошибался он достаточно редко, демонице был отмерен весьма короткий срок. Теперь она не сомневалась в том, что дни ее сочтены, не будет никакой вечности в агонии, ибо она уже чувствовала холодное присутствие смерти за своей спиной. Эта терпеливая старуха молчаливо выжидала момента, когда можно будет прибрать к своим рукам столь ценную добычу. Хотя, может это очередное бредовое видение. И жнецы не переступали порог этой комнаты. Собственно, она уже не отличала реальность от выдумки. Что ж, раз так, и поделом ей. С изменниками разговор короткий. Проведя несколько дней в бессонной агонии, она действительно начала драть на себе волосы, катаясь по полу. Кто бы мог подумать, что столь величественная демоница проявит подобное малодушие. Она металась, будто раненная львица, царапала ногтями стены, звала Асмодея, проклинала его, молила о милосердии и вновь частила последней бранью. Но Владыка Похоти так и не удостоил ее своим вниманием, сраженный той же хворью, только симптомы его уже пошли на спад. По истечении трех дней Дэлеб уже не могла отличить день от ночи, перед глазами повисла расплывчатая пелена, голод стал нестерпимым, а сон все не проходил. Однако, вопреки ожиданиям, на седьмой день заточения наступило временное прояснение, будто болезнь отступила, давая последнюю возможность проститься. Прижавшись к стене напротив стальной решетки, демоница воззрилась на Ала́стора с нескрываемой злостью. – Я всегда считала тебя своим братом, – скрипучим голосом начала она, сплевывая кровавую слюну, – а ты… ты стоишь около моих дверей, как палач с занесенным мечом. Ты променял меня на кого? На эту девчонку, пробравшуюся к нему в кровать? Она сделала его слабым! Оглянись вокруг: все рушится! Можешь ли ты припомнить времена, когда рыцаря Ада выводили на плаху, привязывая к позорному столбу? С тех пор, как в этой обители появилась эта тварь, все пошло наперекосяк. И не говори, что ты этого не видишь. – Вижу, – прорычал он ей в ответ, сжав заключенную в сталь ладонь на рукояти меча. – Тогда почему ты смолчал? Почему не вступился за меня? – Ты опоила его! – прошипел Ала́стор. – Сколь бы не прав не был Владыка в своей привязанности, не тебе его судить и не мне! И уж тем более не так. Скажи спасибо, что он тебя при Барбело не распял. Предвзятость – тягчайшее преступление любых умозаключений. Твоя ревность ослепила тебя, а потому не ищи виноватых! – Он слушает безродную девку, позоря свой титул. А что делаем мы, его советники? Мы прозябаем в катакомбах после стольких веков преданной службы! Дэлеб окинула взглядом свою темницу, казавшуюся еще более устрашающей при свете чадящего факела. Покрытые смрадной, устойчивой к жару плесенью стены, раскаленные докрасна плиты, пронзающие кожу шипы, покрывающие камни. Она столько раз оставляла здесь несчастных рабынь, заставляя их тела обугливаться под воздействием огня, но заняв их место, не сумела вынести из случившегося никакого урока. Демоница по-прежнему ненавидела каждую женщину, переступившую порог опочивальни князя блуда, по-прежнему ненавидела Барбело, ставшую невольной свидетельницей ее позора. Она ненавидела всех и вся. И больше всего она ненавидела Асмодея за то, что он предпочел ей мерзкую рабыню. – Порой один неверный поступок способен перечеркнуть годы верной службы. Ты подала яд к его столу, он его вкусил. Ты солгала, и он сцепился с Абаддон, здесь дело не только в девчонке, ты ущемила его самолюбие тогда, когда чаша терпения была переполнена. – Я сделала то, что до́лжно! По крайней мере, эта мерзавка сгниет на пустоши… так он хотя бы сохранит перед демонами свое лицо, свое величие, свой авторитет, – Дэлеб взглянула на Ала́стора, который со вздохом увел в сторону глаза. – Что? Тебе что-то известно? – подскочив к решетке, взревела она, ухватившись за прутья. – Поговаривают, что он вернулся с пустоши… с ней! Двери его опочивальни с тех пор не открывались, но слона в мешке не утаишь. – Быть не может! Он не мог уснуть, это просто невозможно. Не хочешь же ты сказать, что он осмелился переступить врата, находясь в сознании? Еще никто на это не отваживался! Нет! – Мне нечем тебя утешить! Впрочем, это только слухи, не стоит принимать их на веру. – Видишь, это конец. Жертвенность – позор! Он совсем разум потерял из-за этой рабыни, скоро потеряет и власть, а может и жизнь! Мы должны что-то сделать! Должны! – Ты знаешь его не первое тысячелетие, Дэлеб. И знаешь, что Асмодея можно величать по всякому, но он точно не глупец и не безумец. Уж если он принял такое решение, тому должно быть объяснение. – О, и оно есть… – Достаточно! – нетерпеливо фыркнул Ала́стор. Если уж говорить совсем на чистоту, эта привязанность Асмодея тяготила многих обитателей его пещеры. Это вносило сумбур в их размеренную жизнь, вызывало волнения среди завистливых душ, не говоря уже о том, что всякого рода привязанности демонов к своим рабыням считались моветоном. И рыцари Ада должны были подавать остальным пример, а не идти поперек устоев. – У каждого людского порока есть свой демон. Ты пытаешься упрекнуть владыку блуда за страсть к противоположному полу. – Я упрекаю его за то, что он попрал наши обычаи. – Точнее твою гордыню. Очнись, из этого противостояния тебе не выйти победителем. Он тебя испепелит! – И ты ему в этом поможешь, – презрительно фыркнула она. – Я делаю что до́лжно. Я воин и выполняю приказ. – Хреновый приказ, – прорычала демоница. – Воистину правы те, кто подпитывает мятеж. Совет рыцарей прогнил. Они слабы, порочны. Власти нужна свежая кровь. – Замолчи, ты не понимаешь, что говоришь! – Напротив, прекрасно понимаю. Если можно было повернуть время вспять, я бы изменила только одно – не дала бы ему проснуться утром, после того, как он испил яд. – Дэлеб, послушай мой совет: когда он придет сюда, моли его о пощаде, упади на колени, поминай былую выслугу, склонись перед ним. – Никогда, – прошипела она. Да, оскорбленная в своих чувствах женщина – существо опасное до глупости. Даже в чем-то безумная. Дико было смотреть на рассудительную демоницу, которую испепелил огонь страсти, ослепила пелена ненависти, отравило неразделенное влечение. Не успел он до конца осмыслить произошедшее, тяжелая дверь со скрипом растворилась, и в залу вошел Асмодей, держа в руках мечи Серафима. – Владыка, – склонив голову, произнес Ала́стор. Положив руку к нему на плечо, демон блуда покачал головой в знак того, что решение касательно судьбы узницы принято окончательно и бесповоротно. Дэлеб, сверкнув полными ненависти глазами, даже не поднялась со своего места. Такая же упрямица, как и ее повелитель. Тот тоже скорее примет смерть, чем поступится принципами. – Выходи, – прорычал он, снимая с раскаленной докрасна решетки тяжелый затвор. – И что будет? Если желаете меня убить, в том нет необходимости, ваш яд уже вынес мне приговор. – Ты хотела сказать твой яд! – равнодушно поправил ее демон. – Я хочу оказать тебе последнюю милость. – И какую же? – фыркнула демоница. – Позволить тебе умереть смертью воина, – с этими словами Асмодей достал из ножен Ала́стора длинный меч, бросая его Дэлеб. – Исход этого боя известен. Поистине героический поступок – бросить вызов слабому сопернику – женщине, неделю пролежавшей в забытьи, – презрительно заметила она. – Твоими стараниями и я увечен! Твой яд, кнуты Люцифера, губительная сила пустоши, голод… едва ли я смогу сражаться даже в пол силы. – Но даже это превышает мои возможности! Так в чем суть? – Ты что-то путаешь, Дэлеб. Я не даю тебе шанса на помилование или спасение! Я предлагаю тебе умереть от руки, подписавшей тебе смертный приговор. На мой взгляд, это справедливо. Держи, – достав из кармана небольшой флакон, произнес Асмодей. – Что это? – взяв бутылочку и изумрудной жидкостью, спросила она. – Последнее достижение местных алхимиков, – пояснил демон. – Жидкая сила? – изумленно произнес Ала́стор, осмелившись вмешаться в разговор. Даже для Преисподней этот эликсир, удваивающий силу, был редкостью, доступной лишь элите. Не многие рыцари решались на подобное приобретение, а уж раздавать его обреченным на смерть ради справедливости – щедрость немалая, особенно учитывая тот факт, что потрачена она будет напрасно. – Да, – кивнул Асмодей. Припав губами к чудодейственному флакону, демоница подняла меч, выходя из темницы в просторную залу, откуда мучители обычно наблюдали за страданиями грешников. Что ж, шансов даже с этой настойкой у нее все равно практически не было, а потому и смысл честной игры отпадал. Пользуясь тем, что Владыка отвлекся на разговор с Ала́стором, она нанесла свой удар, однако, не рассчитав скромные размеры коридора, прочертила острием по стене, высекая град искр, лишь вскользь задев Асмодея, рассекая левую половину лица от брови до щеки, а затем скользнула по плечу и руке. Кровь в одночасье хлынула из разорванной раны, застилая глаза алой пеленой, издав злобное шипение, демон отскочил в сторону, потянув за собой своего товарища, обнажившего небольшой кинжал. – Не нужно, – остановив его занесенную руку, прорычал мужчина, взмахом меча отогнав от себя Дэлеб на почтительное расстояние. – Что ж, женщина не обязана биться, как мужчина, но вполне может умереть от его меча. Поднеся клинок ближе к себе, Асмодей обхватил ладонью ледяную стать, проведя от острия к основанию, обагряя лезвие своей кровью. Впитав багровую дань до последней капли, меч запылал синим пламенем, отражавшимся в испуганных глазах Дэлеб. – Это же… – одними губами прошептала она, воззрившись на золотую рукоять меча, крестовина которой представляла собой два распахнутых крыла с огромным изумрудом посередине. Лезвие из голубой стали, сплошь усыпанное енохианскими рунами сужалось к основанию, напоминая женскую талию, а острие имело золотое напыление, сияя ярче солнца при попадании света. – Это меч Серафима – мой меч. Им я сражался за небесное воинство, им сражу и порождение Сатаны. От него падет и зачинщик восстания, клянусь. Почему Асмодей именно сейчас решился поднять оружие, веками пылящееся на камине, не понимал никто. Может, хотел проверить его силу, может, решил вспомнить былые дни. Все знали одно: после падения с небес высшие демоны (те, кто не утратил священные клинки) сложили свои мечи, избрав иное оружие, возможно страшась всевышней кары. – Что ж, я не буду желать тебе удачи, – произнес Асмодей. – Не прошу сражаться честно. Знай только, что я все сделаю быстро. Бой был недолгим. На лету их мечи схлестнулись, издав пронзительный треск металла и высекая десятки огненных искр! Началась ожесточённая битва. Хоть Асмодей и был ранен, он молниеносно орудовал своим мечом, под ударами которого Дэлеб каждый раз содрогалась всем телом, прекрасно понимая, что каждый удар святого оружия может быть последним. Пользуясь тем, что боевая рука демона была ранена, она отчаянно пыталась выбить меч из ослабевшей хватки, но все попытки были тщетны. Дважды она сделала резкие выпады, но рыцарь мастерски увернулся от каждого из них. Вскоре эта игра ему наскучила, а может силы, ослабленные пустошью, начали его покидать. Сделав несколько стремительных выпадов, он оттеснил соперницу к стене, не давая как следует размахнуться. Искры летели во все стороны. Бьющиеся мечи сверкали при свете факелов, как вспышки молний и, наконец, одна из них сразила демоницу в самое сердце. Издав пронзительный крик, она выронила меч Ала́стора из рук, сползая на пол. Кровь хлынула у нее изо рта, ясный взгляд затуманила поволока смерти и, вытянув в последней мольбе руку, она с мольбой посмотрела на сразившего ее демона. – Владыка, – прохрипела она, задыхаясь в последней агонии. – Я не хотела… – Почему? – опускаясь на корточки подле нее, произнес Асмодей, заглядывая в глаза той, что верой и правдой служила ему долгие века. – Ты хотела ее смерти? Или моего поражения? – Ни того, ни другого, мой господин. Только слепец не заметит Вашего к ней недозволительного отношения. Она стала Вашей слабостью и эту слабость заметили не только Ваши соратники, но и Ваши враги. Любящая Вас, я не могла этого допустить. Она просто должна была исчезнуть. Навсегда! И все пошло бы по-старому руслу, демоны не теряли бы уважение к Вам, – Дэлеб не боялась говорить, но силы постепенно оставляли ее, губы синели, дыхание сбилось. Священный огонь меча Серафима выжигал всю скверну из ее души, очищал тело, готовя оскверненную душу к последнему пути – на пустошь. Она сидела, уперев спину в ледяную стену, а Асмодей задумчиво сидел подле нее, душой впитывая горечь ее слов и признавая правоту, пусть и изувеченную ядом ревности. В последнем порыве она прильнула к его груди, но не заплакала, сделала последний в своей жизни вздох и испустила дух. Услужливая, исполнительная, не боящаяся замарать руки его поручениями и… преданная. Парадоксально, но несмотря на все сказанное Ала́стору в безысходной злобе, даже предав, ее сердце осталось верным Асмодею. Он доверял ей, как не доверял никому. Она была ему ближе всякой любовницы, за нее он готов был отдать жизнь, но так и не смог полюбить ее. Дьявол всемогущий, сколько страшных тайн она унесла с собой в могилу; сколько жестоких приказаний выполнила; скольких умертвила врагов в угоду его тщеславию. Верная душа, сраженная ревностью. Женщина, не ставшая любимой. Любовница, не сумевшая признать своего поражения. Предательница, не заслужившая смерти. Она умерла от руки своего возлюбленного на его руках, найдя в том последнее утешение и последнюю милость. Она ушла без сожаления, оставив на его душе очередной шрам. Демон пришел сюда, как палач, но уходил отсюда, как человек, понесший величайшую потерю. Проклятый небесами, проклятый людьми и проклинающий сам себя. – Ала́стор, – поднимаясь с пола, произнес он, отирая с лица кровь тыльной стороной ладони. – Да, мой господин. – Скажи, ее слова касательно Авроры… – Асмодей слегка замешкался. Собственно, он прекрасно понимал, что об этой связи в каждом углу шушукаются не только грешники, но суккубы. Они не могли понять его поведения и его отношения, а все непонятное, выходящее за рамки принятого, всегда воспринималось в штыки, потому они ненавидели Аврору, и осуждали его. Ад не готов был меняться, по крайней мере кардинально. – Да… – протянул демон, заметив нерешительность своего господина. – Ты видишь меня в таком же свете? Слабым? – Я вижу Вас другим, – пытаясь подобрать правильные слова, чтобы не разбередить утихший гнев Асмодея, произнес воин. – Говори прямо, – устремив на демона испытующий взгляд, прорычал хозяин обители. – Я вижу Вас более человечным! – То есть слабым! – глядя на поникший взгляд своего товарища, пояснил рыцарь. – Можешь не отвечать, я тебя понял. Власть и слабость не совместимы. Я решу этот вопрос в ближайшие дни. – Какие будут распоряжения? – укрывая тело демоницы своим плащом, произнес Ала́стор. – Призови в Ад всех моих воинов, суккубов и инкубов; прикажи Диавалю без лишнего шума привезти все изобретения Дэлеб сюда, они скоро нам пригодятся, – в последний раз взглянув на павшую, Асмодей направился к выходу. – Скажи, чтоб оседлали Нифелима, я лечу в замок. – Будет исполнено! – провожая взглядом владыку Похоти, отозвался Ала́стор. Истина была такова: проблемы стоило решать по мере их поступления. Вопрос Авроры был сейчас не главным. С момента публичного наказания, демон не появлялся на публике, а это пагубно сказывалось на его престиже. Того и гляди черти, бесы и прочее отрепье решат, что его и вовсе со счетов списали. К тому же, в его отсутствие вся власть в руках Вельзевула находилась, нужно было узнать, каких дел он уже успел наворотить, а что только собирается сделать. После стольких дней беспамятства возможность вырваться из оков собственной пещеры казалась весьма привлекательной. Сменив одеяние на новое, демон дал распоряжение прислуге и едва ли не с разбега вскочил на спину дракона, который был не менее своего хозяина рад возможности поразмяться. Оставив груз своих проблем на земле, Асмодей взмыл в закатные небеса. Сейчас не хотелось думать ни о чем постороннем, а посторонним казалась вся жизнь. Впервые ему хотелось убежать: все равно куда, только бы подальше от этих проклятых просторов. Не думал он, что случившееся оставит на нем такой сильный отпечаток, а ведь это была только первая потеря, выпавшая на его долю. Первая, но отнюдь не последняя, если он продолжит идти к намеченной цели. Он знал, кто станет следующей жертвой, помнил безысходную злобу, которая овладела им в момент, когда Абаддон возвестил о ее смерти. А ведь все это непременно повторится. Вот он и наступил, момент выбора, когда что ни сделай, всюду будешь не прав. А отступать назад поздно, да и поражение неприемлемо!