Асмодей

      Вопреки опасениям Асмодея, Аврора смогла воспользоваться божественной лазейкой, по которой более чем тысячу лет назад Иисус вывел из Ада ветхозаветных праведников. Видимо, в действительности не столь уж безнадежным было положение грешников в огненной бездне и всякая душа, искупив свои злодеяния вечными пытками, могла попытать счастье и испросить позволения Всевышнего подняться к небесным вратам. Правда, подобная практика никогда не осуществлялась в реальности, ибо демоны были крайне щепетильны в вопросах своей собственности, а потому берегли чистые души, как зеницу ока. По сути, со времен сошествия Христа в Ад, Аврора стала первым человеком, который исхитрился пройти по его стопам.       Блуждая по тоннелю, который казался бесконечно длинным и коротким одновременно, девушка оглянулась назад. Магическое зеркало, представлявшее собой портал между мирами, казалось таким близким, что сквозь его прозрачную гладь она могла видеть отражение покинутого мира. Адское пламя, пожиравшее своими танцующими языками темный силуэт Асмодея, будто манило ее назад.       Поддавшись инстинктивному порыву, Аврора протянула вперед руку, пытаясь дотронуться до стекла, но отраженный в нем образ в одно мгновение отдалился, став отголоском сознания на недосягаемом расстоянии. Как наваждение, как призрачная химера, он растворялся во мраке при каждом ее шаге назад, пока вовсе не исчез, оставив вокруг несчастной кромешный мрак, отдаленно напоминающий пустошь.       В эту секунду липкий, всепоглощающий страх завладел разумом девушки, заставив ее похолодеть изнутри. Сомнения подорвали её уверенность, а потому образ родной деревеньки, ставший ее путеводной звездой по дороге к заветной цели, помутнел и померк. Исчез точно так же, как и лик Асмодея. Она осталась одна… запертая в этом междумирье. Казалось, даже стены тоннеля расступились, лишив Аврору возможности ориентироваться в пространстве.       Как безумная она металась в непроглядной пустоте, пытаясь найти какие-то ориентиры, но кругом не было ничего. Страшно…обидно…глупо… ведь знала она, что до тех пор, пока не покинет проклятые просторы, не должна оглядываться назад, но врожденная пытливость разума и природное любопытство взяли верх. Подобно Орфею, желавшему спасти возлюбленную из царства мертвых, она не устояла перед соблазном. Оглянулась назад, а потому потеряла возможность идти вперед.       Сколько времени прошло в этих метаниях? Часы? Минуты? Вечность? Сложно ответить, когда биологические часы молчат… а подступающая со всех сторон тьма неумолима, она поглощала все: радость, веру, надежду, не оставляя ничего. И в конце концов Аврора, потеряв равновесие, рухнула на пол. Нужно было успокоиться, тогда и решение найдется. Вот только в голове сейчас была такая каша, которая не годилась в пищу для ума. В очередной раз она почувствовала себя очень одинокой и брошенной. Может, в том и было ее вечное проклятие? Терять, едва обретая… по телу пробежалась дрожь, словно ей было холодно, хотя кругом был нестерпимый жар. Несчастная обхватила руками плечи и закрыла глаза, сражаясь с поднимающимся внутри отчаянием и страхом. – Помоги мне, я знаю, что ты меня слышишь. Помоги… – в порыве последней надежды девушка оглянулась по сторонам, но ничего не произошло. Все были слепы и глухи к ее призывам, лишь изумрудный перстень начал испускать тусклое зеленоватое сияние, которое в мире ослепленных тьмой казалось ярче солнечного света. Видимо камень, ставший магическим оберегом своего хозяина, хранил и его подопечную. Постепенно это сияние становилось ярче, обращаясь вполне отчетливым лучом, указывающим верное направление. Не помня себя от радости, Аврора бросилась вперед, наступая на тяжелые юбки собственного наряда. Что ж, если ее повелитель и впредь будет посылать ее в мир живых с подобными поручениями, придется заново привыкать к одежде.       Спустя четверть часа безостановочного бегства, Аврора увидела узкую лестницу, поднимавшуюся в непроглядные дали. Сделав глубокий вдох, она отважилась на первый шаг, за ним был еще один, и еще… и с каждым шагом спасительный свет перстня все больше мерк, погружая ее в темноту. А потом был толчок, такой сильный, что не ухватись девушка за стальной поручень, наверняка бы рухнула назад в бездну. Устремив глаза в образовавшийся разлом, она застыла на месте, как зачарованная глядя на чернеющий клочок небес, на котором, будто бриллианты были рассыпаны мириады звезд. Жар Преисподней постепенно ослабевал, а в лицо били порывы осеннего ветра. Вот она жизнь… настоящая...а не та адская имитация, что стала ее реальностью на долгие годы.       Спустя столько лет мучений она вновь могла дышать полной грудью, чувствовать биение собственного сердца, и это была не эфемерная химера Ада, это была истина. Давно забытые ощущения захлестнули ее с головой, воистину миссия, порученная Асмодеем, была величайшим подарком судьбы, за который Аврора возблагодарила отнюдь не небеса. Она получила возможность заново испить пьянящий напиток жизни; испытать то, что не успела; заново прочувствовать красоту этого мира.       Поднявшись на последнюю ступень, девушка шагнула на мерзлую укрытую инеем землю, прислушиваясь к шороху листвы под ногами. Ночь мягким сумраком пала ей на плечи, легкий морозный ветерок нашептывал о скором приближении зимы, лаская румяные щеки своими холодными прикосновениями. Вот оно счастье. Кто бы мог подумать, что такая обыденная мелочь может вызвать в человеческой душе такой восторг. – Нужно идти, – проговорила она сама себе, оглядываясь по сторонам. Прямо на ее глазах адская бездна, еще мгновение назад разорвавшая землю, начала медленно стягиваться, пока не приняла изначальную форму. Ах, знали бы люди, сколь правдивы были древние легенды, связанные с этой ночью, не отважились бы покидать свои дома.       По древнему поверью кельтов миры живых и мертвых в этот час открывали свои двери, и обитатели потустороннего мира пробирались на землю. В какой-то степени Аврора даже возблагодарила небеса за то, что из всего Ада лишь она смогла прорваться на землю. Страшно представить, что бы случилось, если бы обезумевшие от страха и лишенные господского кнута Люцифера демоны выбрались на свободу. Внизу царила анархия и кровавая бойня, и если она поднимется выше, потери будут невосполнимы.       Остановив себя на этой мысли, Аврора пошла вперед. Вдалеке горели огни родного города, который она последний раз видела четыре десятилетия назад. Сильно ли изменились его узкие улочки? Мощеные дорожки? Каналы, облицованные гранитом? Стоит ли еще на месте отчий дом? Как живет сейчас Шарлотта? С каждой минутой нетерпение девушки становилось все сильнее, и вскоре с быстрого шага она сорвалась на бег, петляя по узким тропинкам, увлекающим ее за собой. Оставив за спиной хвойную рощу, она вышла на лесную опушку, с восторгом оглядывая городок.       Подумать только, за столько лет он нисколько не изменился, только разросся вширь. По-прежнему его окружали заливные луга, распаханные под зиму; между домами петляли улочки, освещенные масляными лампами, которые отражались в глади серебрящейся реки; и замок… проклятый замок, в котором по воле злого рока решилась ее судьба, все так же огромной чернеющей громадой возвышался над селением, будто недремлющий надзиратель, наблюдающий за горожанами из черных окон-глазниц. При виде его, сердце Авроры затрепетало в груди от волнения. Столько воспоминаний, столько боли, столько счастья было связано с этим городишкой, что все это в ее сознании сейчас смешалось в коктейль, вкуса которого она не могла до конца понять, но возжелала заново прикоснуться губами к этой чаше. Самоубийственное желание, которое люди величают ностальгией.       Но медлить было нельзя, поэтому подобрав промокший в осенней грязи подол зеленого платья, девушка через поле пошла к главным воротам. Вопреки уставу и своему долгу, стражей на месте не оказалось. То ли они коротали вечерок в старой таверне, то ли видели десятый сон на жестких тюфяках. Как бы то ни было, Аврора без малейших преград миновала железные врата и затерялась в лабиринтах старых улочек.       Город встретил ее на редкость пышным гуляньем. Очевидно, в этом году урожай собрали славный, а посему народ и решил отметить конец кельтского лета истинным весельем. Из придорожной таверны, единственной на весь городок, до ее слуха дошли звуки баяна и скрипки, хмельное пение запоздалых гуляк и распущенный визг трактирных девок. Печальная картина грехопадения, которой Аврора не могла припомнить в былые дни. Видимо с годами даже такие уединенные городки теряли свой моральный облик, предаваясь разврату, царящему в столице.       Обойдя стороной компанию пьяных гуляк, которые проводили незнакомку в белоснежном плаще громкими криками и улюлюканьем, Аврора мышкой скользнула на узкий переулок, которой змейкой соединял ремесленные и жилые кварталы. Несмотря на поздний час, жизнь здесь бурлила, словно горная река. То тут, то там сновали беспризорные детишки, которые под конец дня пришли просить остатки не проданного товара у пекарей или кондитеров, ремесленники закрывали свои лавки и готовились присоединиться к общему гулянью, а дородные кумушки, расположившись у дверей собственных домов, делились последними сплетнями, с интересом провожая одинокую гостью жадными взглядами и перешептываясь у нее за спиной. В своем текущем положении Аврора едва ли могла обрадоваться такому повышенному вниманию, что ж, по крайней мере, время впервые в жизни играло в ее пользу. Едва ли за прошедшие с момента ее казни четыре десятилетия кто-то из местных старожил сможет признать в ней сожженную на костре ведьму. Хотя бы прилюдного линчевания толпы можно было не опасаться, правда, если верить Асмодею, за ней по пятам может идти кто-то из демонов, но пока тот не обнаружил своего присутствия, Аврора не спешила предаваться панике, наслаждаясь каждым мгновением в мире живых.       Девушка сама и не заметила, как ноги привели ее к родному дому. Тому самому, где она начала свой жизненный путь. Стены его потрескались и обветшали, черепица на крыше полопалась от времени и натиска стихии, а стекла на окнах потускнели от придорожной пыли, но несмотря ни на что это был ее кров, ее родовое гнездо.       На нижнем этаже, где когда-то располагалась ростовщическая лавка отца, горел тусклый свет, но кругом царила пугающая тишина. Авроре даже начало казаться, что единственный шум, разгоняющий тишину – это биение ее сердца. Таким громким казался этот стук.       Прощаясь с Асмодеем, она пообещала самой себе, что не воспользуется его высочайшим позволением и спустя столько лет не нарушит покой сестры, но сейчас, стоя на пороге отчего дома, едва могла сдержаться, чтобы не постучать молоточком в дверь. Никогда Аврора не смела расспрашивать своего господина о судьбе Шарлотты, хотя где-то в глубине сознания понимала, что демон проявляет к ее минувшему некоторый интерес. Ведь с момента триумфальной карточной победы, владыка многое узнал о судьбе своей рабыни, о ее прошлом; о причинах, приведших ее к нему в обитель, но сам он не терпел расспросов, да и нарушать установленный порядок девушка не решалась. Боялась узнать правду. Вдруг жертва, понесенная на костре инквизиции, оказалась напрасной и малышка Лотти разделила печальную судьбину своей сестры, или того хуже: была проклята и обречена на одиночество. Нет, не желала она слышать таких новостей, а потому предпочитала влачить свое наказание в безвестности, теша себя надеждами и иллюзиями о высшем благе для единственной близкой души. Но видя это запустение, страх вошел в ее сердце.       Какое-то время Аврора в нерешительности стояла покосившейся калитки, а потом все-таки решилась подойти к окну. Протерев пыльное, помутневшее от времени стекло ладонью, она заглянула внутрь. Да так и застыла со слезами на глазах. Внутри царило такое запустение, что с трудом можно было поверить в то, что в этом доме кто-то живет. Старая, изъеденная жуками мебель; испещрённые паутиной стены; покрытый сажей и переполненный пеплом камин и… почти прогоревшая лучина, свет которой отбрасывал на стены жуткие тени. Здесь не было детского смеха, радостных песен и теплого семейного очага, напротив, этот дом стал обителью скорби и истинной бедности. Но когда взгляд Авроры застыл на ветхой старухе, сидящей в кресле против камина, девушка едва смогла сдержать вскрик, прикрыв рот ладонью. – Лотти, – проговорила она, глядя на сгорбленную, косматую женщину, выглядевшую намного старше своих лет. Лицо ее, сплошь изъеденное морщинами больше напоминало высохшую курагу, янтарные глаза выцвели и стали бледно-желтого оттенка от пролитых слез, а кожа побелела настолько, что походила на старую простыню. Время и страдания не пощадили ее, а одиночество сломило дух. Одним словом, живая покойница, похороненная в смрадном доме, который когда-то был обителью счастливых воспоминаний.       Аврора уже схватилась за ручку двери, чтобы ударить молоточком по истлевшему дереву, но так и опустила его на место. А что собственно она сейчас сможет сказать сестре? Что она на одну ночь вернулась из Ада? Судя по тому, что она увидела в доме, ее сестра и так находилась на грани безумия. К тому же, разве само присутствие Авроры у этих ворот не говорит о справедливости обвинений в колдовстве? Нет, как бы не хотелось ее жалостливой душе поддержать Шарлотту, этого нельзя было допустить. Четыре десятилетия ее сестра несла свой крест, страдая от нападок толпы, зная то, что ее Аврора стала безвинной жертвой коварного навета. Нельзя было обмануть веру женщины, у которой кроме нее ничего не осталось. Нет, нельзя.       Она уже собиралась повернуть назад, как сквозь мутное стекло заметила безумный лик старухи, вперившей в нее бледный взгляд. От неожиданности Аврора даже закричала, но быстро взяв себя в руки, что было сил, кинулась вниз по улице, к ремесленному кварталу, скрываясь за стеной соседского дома. – Я знаю, это ты! – кричала ей во след Шарлотта, выйдя на крыльцо. Поднявшийся внезапно ветер трепал ее седые волосы, рваную засаленную сорочку и изъеденную молью шерстяную шаль. – Это ты! Ты… Проклятая… колдунья! Они выпустили тебя…       Аврора, зажав ладонью рот, в отчаянии сползла по стене, заливаясь слезами, уже не слыша безумного крика сестры. Хотя до слуха доносились отдаленные проклятия, а может это был ее собственный внутренний голос, который не мог смириться с текущим положением вещей. Куда вообще смотрят небеса, раз позволяют в мире царить такой несправедливости? Она всю свою земную жизнь свято верила в справедливость высших сил; жила по заповедям Творца; пожертвовала собой, приняв мучительную смерть в огне; безропотно вынесла адские муки и все ради чего? Ради того, чтобы ее сестра обезумела от горя и осталась на старости лет в одиночестве? Ради того, чтобы ее семейное древо высохло, не имея молодых побегов? Это высшая справедливость? Рьяная христианка, не утратившая веру в адском огне, Аврора потеряла свою надежду на Земле в ту самую секунду, когда увидела безумные глаза своей сестры. О нет, прав был Асмодей, говоря, что праведность нынче не в чести́.       Видимо Бог и вера в него работают иначе. Чтобы попасть на небеса, она, как и тысячи душ до нее, должна была предаться пороку, а потом молить Всевышнего о прощении. По крайней мере не было бы так мучительно обидно, когда для нее распахнутся адские врата. Уж лучше демоны, чем ангелы. Первые хотя бы не противоречили своей природе.       Когда безумные крики Шарлотты утихли, Аврора во весь опор кинулась прочь. Ноги заплетались в подоле платья, дыхание сбилось, а к горлу подступил кроваво-железный привкус. Силы окончательно оставили ее в ремесленном квартале, и девушка, ухватившись за ближайшее дерево, застыла в тщетных попытках отдышаться.       Кругом, как ни странно, стояла тишина, которую нарушал лишь призывный лязг железа, раздававшийся из старой кузницы. Когда-то Аврора могла часами наблюдать за тем, как огненная лава обращается в острые клинки, а простое железо при ковке принимает замысловатый орнамент. Знала бы она в те дни, что огненные реки на долгие века станут для нее единственным пейзажем, который будет омрачать взор, держалась бы от огня подальше. Но сейчас сюда ее привело иное чувство, которое сама Аврора звала внутренним голосом, а потому, постояв какое-то время в нерешительности, она все же решилась зайти внутрь. Замерев у деревянного столба, поддерживающего крышу, девушка начала молчаливо наблюдать за умелыми движениями кузнеца, который огромным молотом колотил по лезвию рождающегося в огне меча, высекая град искр. На вид этому мужчине преклонного возраста было уже за шестьдесят, но тело его оставалось по-прежнему крепким, а седые волосы, в которых вились рыжие прядки, выдавали истинный цвет его когда-то огненных волос. Все в его взгляде, движениях, выражении лица, казалось удивительно знакомым. Глядя на него, Аврора так и не смогла сдержать удивления, признав в кузнеце того самого подмастерья, с которым хотела связать свою смертную жизнь. Не ожидала она, что время оставит на его лике такую неизгладимую печать, не ожидала встретить бывшего возлюбленного спустя столько лет. – Мадам, – оторвавшись от своей работы, произнес мужчина, почувствовав постороннее присутствие. Приподняв кустистые брови, он изобразил на лице неестественную улыбку, обнажая ряды желтых наполовину сгнивших зубов. Его землистые глаза, несмотря на бремя тяжких испытаний, все еще светились жизнью и каким-то ехидным огоньком, хотя Аврора успела уловить в них и мучительную усталость. Изможденное, усыпанное шрамами от оспы, покрытое потом и сажей лицо больше не рисовало озорные гримасы, но это несомненно был он… суженный, с которым ей никогда не суждено было разделить супружеское ложе. – Виктор, – одними губами произнесла она, но тут же опомнившись, лишь сильнее натянула на лицо капюшон. – Чего мадам желает в столь поздний час? Подковать лошадь или, может, отремонтировать экипаж? Дороги в межсезонье беспощадны, стоит ездить аккуратней. – Я уже много лет не ездила верхом, – проговорила Аврора, пятясь назад. – Тогда зачем Вы сюда пришли? – уже более холодным голосом произнес он, видимо решив, что коль с юной особы нельзя взять денег за услуги, то и церемоний перед ней устраивать не имеет смысла. – Если нужна ночлежка, то идите вверх по улице. Над трактиром находится небольшой постоялый двор. Особых изысков там нет, да и клопы по ночам донимают, но всяко лучше, чем бродить в одиночестве по этим улицам в такой час.       В этот миг Аврора в очередной раз почувствовала горький вкус разочарования. Как оказалось, жизнь может точно так же выжигать мечты, как и адское пламя. Виктор уже не был тем веселым юношей, который мечтал изменить мир к лучшему, он стал сломленным, жадным до денег, мелочным человеком. Он стал таким же, как те, что отправили ее на костер. Заходя в кузницу она желала укрепить пошатнувшуюся веру в человеческую доброту, встретить радостный взгляд родных глаз, а получила лишь новую боль. – Простите меня, – отозвалась девушка. – Я не хотела Вас беспокоить. Когда-то я жила в этом городе и помню старого кузнеца… Гастона. Хотела навестить его. – Гастон мертв уже больше тридцати лет, ягодка. А тебе по голоску больше двадцати и не дашь. Что-то ты не договариваешь, – приближаясь вплотную к ней, произнес мужчина. Удивительно, но впервые Аврора не испытала того мучительного страха. Второй раз умереть она едва ли сможет, да и тесное общение с демонами научило ее не бояться людей. – Что Вы хотите? – прижимая ладонь к груди, произнесла она. – Ложь я чувствую за версту, да и такие, как ты в нашем захолустье редкие гости, – застыв взглядом на огромном изумруде, прошипел он.Видимо в этот момент в его глазах засветилась такая алчность, что Аврора сразу поняла, кто станет следующей жертвой Мамона.       Действительно, продав такой камень простой ремесленник мог всю жизнь безбедно существовать со своей семьей. А сейчас шла война, того и гляди рыцари призовут мужчин на войну, и что тогда станет с их семьями? Пахари, мельники, виноделы – у всех у них есть земельные наделы и запасы. В случае чего земля женщин прокормит, а что есть у кузнеца? Молот, который не всякий поднять-то сможет? Это он оставит своей жене и дочерям?       Как говорят в народе: «благими помыслами вымощена дорога в Ад!» Высказывание верное во всех отношениях. Желая обеспечить себя и семью Виктор возжелал изумруд, решив предать смерти его обладательницу. Едва ли кто-то станет искать приезжую незнакомку в его кузнице, а огонь в печи быстро поглотит ее хрупкое тельце. – Откуда у такой как ты, такая дорогая вещица? Неужели украла? – прошипел он, сплевывая под ноги Авроре. – Прямиком из Преисподней, – прорычала девушка ему в ответ, наотмашь хлестанув кузнеца по лицу плетью, которую ухватила со стены. – Маленькая дрянь, – вскричал он, потирая располосованную в кровь щеку. – Ты…       Только сейчас Аврора поняла свою оплошность. Видимо в момент удара глубокий капюшон сполз с ее лица. И Виктор узнал ее. Подумать только, Аврора желала найти на Земле успокоение своей души, увидеть счастье на лице сестры, а что получила? Когда-то близкие ее сердцу люди потеряли былой облик и теперь она вынуждена возвращаться в Ад с «тяжелым» сердцем и израненной душой. Видимо ошибся Асмодей, предостерегая ее от коварства демонов, порою люди были еще коварней. – Я объясню… – начала она, протягивая вперед руки. – Ведьма! – прокричал кузнец, осеняя себя крестом, да так и начал пятиться назад, спотыкаясь о разбросанную кругом утварь, пока не рухнул на земляной пол. – Я… не… – Ведьма! – подползая к печи, твердил он. – Будь ты проклята, нечистая! Пусть небеса обрушат на тебя свой гнев! – Виктор! Виктор! Что с тобой?! – с верхних этажей послышался взволнованный женский голос и звук шагов. – Ведьма! Изыди! Сатанинская шлюха, – предавшись какому-то суеверному безумию кричал мужчина. – Изыди! Покинь мой дом! Ведьма!       Не дожидаясь новых зрителей, Аврора, накинув на голову белоснежный капюшон выскочила наружу. Бедность, пожалуй, самая благодатная почва для того, чтобы взрастить на ней суеверный страх, а человек, поддавшийся суеверию, не способен принять никакую истину, кроме простейшей. Виктор вынес ей вердикт: ведьма! Разубеждать его в обратном не было ни времени, ни желания. Едва ли ограниченный разум мог принять ее слова всерьез, да и можно ли было объяснить случившееся иначе, как колдовством. Будь она на месте своего несостоявшегося суженого, едва ли подумала бы иначе. Как бы то ни было, сейчас найти укрытие она могла лишь там, где когда-то нашла свое проклятие. Свернув к покрытой камнем набережной, девушка пробежала по арочному мосту, направляясь к замку. – Не надо, не ходи туда, девочка! – крикнула ей во след какая-то старуха. – Не хорошее место, ой нехорошее, тем более в такую ночь, – вторила ей вторая кумушка, сидевшая перед своим домом. Воистину, в маленьких городах были сильны суеверия, хотя касательно этого замка легенды можно было назвать правдой. Пожалуй, только высокий статус лорда, владеющего замком, оберегал твердыню и ее хозяина от костра инквизиции, хотя сама Аврора приписывала эту незыблемую защиту тесной дружбе с рогатым и черным ритуалам, творимым с его именем на устах.       Нетрудно было представить, что в столь знаменательную ночь в древних стенах происходит великий шабаш, потому ни одна живая душа не осмелилась подойти к его проклятым вратам. Но выбора у Авроры все равно не было, ведь на письме было выведено до боли знакомое имя Лионеля Демаре́. Он был ее палачом, ее сокамерником, разделившим с ней последние минуты жизни, он был адресатом, которому должно передать послание. Прижав к груди зажатый в корсаже конверт, она переступила порог. Подняв взгляд туда, где находился главный зал. То алые, то зеленые всполохи периодически озаряли темную кладку стены. Поистине ведьмовской смех и столь привычные для слуха пленницы Ада стоны невинных доносились до ее ушей, заставив сотни мурашек пробежать по спине, но Аврора все же смогла преодолеть свое отвращение, скользнув в узкие коридоры.       Планировку замка девушка запомнила еще с тех времен, когда ей не посчастливилось впервые повстречать ведьмака, а потому ей не составило особого труда добраться до главного зала. Удивительным было лишь то, что хозяин дома, уверовав в собственную безнаказанность, даже не потрудился выставить охрану у дверей. Что ж, ей оное только на руку.       Прижавшись к приоткрытой дверце, Аврора одним глазком заглянула внутрь. К ее удивлению, никаких оргий или ритуалов с корчившимися в муках жертвами в этих стенах не творилось. Это скорее было похоже на Дьявольскую пляску столетнего бала в замке Люцифера. И хоть сама она не имела возможности лицезреть это действо вживую, но много о нем слышала не только от прислуги, но и от демониц, которые ждали это событие с величайшим нетерпением.       Со стороны эти танцы были больше похожи на какие-то языческие ритуальные пляски дикарей. Женщины, обнаженные до пояса, собравшись в круг двигались в такт барабанному бою, издавая призывные похотливые крики и стоны. После жизни в обители князя блуда едва ли Аврора могла удивиться чему-то подобному. Повадки господ передаются и слугам, в общем, ничего странного.       В центре огромного зала, был кровью начертан какой-то енохианский символ, значения коего она не разумела, но судя по тому, что он был средоточием темной энергии, девушка пришла к выводу, что ведьмы проводят ритуал призыва Самайна, слывшего предтечей Хэллоуина. Что ж, видимо прислужницы Сатаны не ведали о том, что и Самайн, и их покровитель вместе с прочими демонами заперты там, откуда не должны были никогда выбраться. И если бы добрая четверть бесов не осталась на Земле, Аврора, не смотря на все посулы Асмодея и поистине адскую страсть к нему, никогда бы не отважилась на это богомерзкое поручение. Скользнув взором дальше, девушка увидела главного вдохновителя этого шабаша, восседающего на резном деревянном кресле. Сразу было понятно, кто правит этим балом, и перед кем так красуются ведьмы. Незваная гостья даже брезгливо поморщилась. Подумать только, время меняло многое. Оно превратило Шарлотту в древнюю развалину, а Виктора в седовласого старца, но Лионель Демаре́, казалось, победил смерть. По-прежнему высокий, статный, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами, он будто бы находился вне времени. Ни один волос на его голове не тронула седина, ни одна новая морщинка не появилась на лице. Спустя сорок лет он был таким же, как и прежде, и лишь голубые глаза со стальным отливом выдавали его истинный возраст.       Своей привычке к роскоши мужчина не изменял и, несмотря на то, что в контексте данного празднества было уместнее надеть нечто вроде облачения Асмодея, Лионель избрал достаточно вычурный наряд, явно опережающий провинциальную моду. Щегольской коричневый жилет с золотым шитьем укрывал длинный песочный кафтан – жюстоко́р, сшитый по фигуре, без воротника, с короткими расклешенными рукавами, из под которых виднелось шелковое кружево белоснежной сорочки. Короткие штаны в тон жилета, застегивающиеся под коленом прекрасно оттеняли шелковый чулок – новое веяние мужской моды, прижившееся в Европе. Завершали образ такие же вычурные туфли с золотыми пряжками, казавшиеся явно неуместными в контрасте с деревенской беднотой. Золотистую ленту, стягивающую в хвост копну темных волос, венчала янтарная заколка, а на безымянном пальце красовался огромный перстень с фамильным гербом. Определенно этот мужчина не принадлежал к этому обществу и явно тяготился им. В таком-то кафтане нужно вышагивать по ступенькам Версаля, а не праздновать с низшим ведьмовским сословием окончание лета.       Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность творившемуся вокруг действию. Ему, видимо, все бывшие на шабаше ведьмы не только были хорошо знакомы, но уж надоели так, что и смотреть на них и слушать их заунывное пение ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо хорошенькой белокурой ведьмы, сидящей на низкой кушетке у него в ногах, казалось, больше всех ему опостыло. С гримасой, портившей его красивое лицо, он отвернулся в сторону, с большим интересом считая звезды в открытой амбразуре окна и поглаживая черного ворона, сидевшего на подлокотнике кресла.       Явно не довольная такой отстраненностью своего господина, ведьма вложила свою хрупкую бледную ручку в его ладонь, тем самым вырывая его из тумана размышлений. Грустным, полным торжественного участия взглядом, Лионель оглядел зал, будто пытаясь понять настал ли его черед присоединиться к действу, да так и застыл в кресле подобно ледяному изваянию, увидев в небольшой щели дверного проема таинственную тень. – Негоже гостям стоять на пороге, когда пиршество в самом разгаре, – возвышаясь над толпой, произнес он. – Могу гарантировать, что ты не вернешься обратно, – с ехидным смешком проговорила белокурая ведьма, – ибо секреты этого действа ревностно оберегаются нами, но убегать уже поздно. – По залу пронесся разгульный смех, казалось, присутствующих позабавило появление обреченной в их глазах незнакомки, лишь Лионель молчаливо опустился на свое кресло, пытаясь поймать каждое движение девушки.       Про себя помянув черта, Асмодея, и всю нечисть, чьи интересы Аврора представляла на этом богопротивном празднестве, она, собравшись с духом, с шумом растворила тяжелую створчатую дверь, будто хозяйка вступая в зал. В общем, уж если решилась говорить от лица древнейшего зла, не пристало ей пресмыкаться перед ведьмовским балаганом, да прятаться в тени. Это в Преисподней она вновь станет бесправной рабыней, а здесь Аврора Д’Эневер фаворитка Асмодея, величайшего из рыцарей Люцифера.       Горделиво расправив плечи, подняв голову, она без страха ступила вперед, не обращая внимания на злобное шипение ведьм за спиной. Кто-то из них, пораженный такой дерзостью, молча расступался, предоставляя хозяину обители право урегулировать эту проблему, кто-то сплевывал ей во след собственную желчь, но только восседавшая у ног хозяина ведьма отважилась бросить вызов таинственной незнакомке. – Достаточно, – произнесла Аврора. – Праздник закончен, я буду говорить только с хозяином замка… наедине. – Да как ты посмела ворваться в этот дом?! Ты даже не представляешь какую силу ты потревожила, – вскричала ведьма, злобно сверкнув небесными глазами. – Никому не позволено нарушать великий ритуал призыва Самайна. Ты заплатишь собственной кровью и собственной жизнью!       С этими словами, прокричав какое-то заклятие на латыни, под одобрительные крики толпы ведьма выпустила из ладони, которая воспылала огнем, синее пламя. Аврора инстинктивно выставила перед собой руку, в попытке защититься, и тут произошло то, чего не ожидал никто. Изумрудное кольцо создало вокруг девушки некий магический щит, отразивший удар заклятия, которое не смог пережить ни один человек. Огненная стрела едва коснувшись магического поля отскочила в сторону, сразив ту, что стояла с невидимым луком в руках. В мгновение ока ведьму поглотило пламя, и она, издав предсмертное шипение, куском обугленной плоти рухнула к ногам Лионеля.       Аврора, сраженная случившимся не меньше остальных, кинулась было вперед, желая помочь несчастной, но голос Асмодея, траурным набатом прозвучавший в сознании, заставил ее остановиться. Каждому человеку на Земле отведен свой срок, свеча жизни юной ведьмы потухла стремительно, утащив несчастную прямиком к вратам Ада. Изменить оного не мог никто, а потому и противиться этой участи было бессмысленно. Поборов внутреннюю дрожь, Аврора решила взять себе слово. – Самайн не откликнется на Ваши призывы! – проговорила она, стараясь придать голосу большую уверенность, хотя все ее существо дрожало от страха. – Однажды я уже слышал твой голос! – вставая с импровизированного трона, произнес ведьмак. До боли знакомая интонация девушки, врывавшаяся в сознание будто призрак прошлого, блеснула в его глазах мимолетными сомнениями, но секунду спустя его взгляд снова потух. Магия, окружавшая такую знакомую незнакомку не давала прорваться в ее разум, а личину, как и фигуру, надежно скрывал белый плащ, на полы которого налипла грязь и сухие листья. – Кто ты? – Меня зовут Аврора Д’Эневер! – сбрасывая с себя капюшон, скрывавший большую часть лица, произнесла она. – Необычная комбинация, – буркнул себе под нос Лионель, подметив диковинный перстенёк, сверкнувший на пальце восставшей из Ада гостьи. Вот это был неожиданный расклад, всю скуку с лица ведьмака, как рукой сняло. И все же интересная штука жизнь. Причудливо она тасует колоду человеческих жизней. После коротких движений невидимых рук масть встречается с мастью и на нитях судьбы завязывается новый узелок. Он то уже списал со счетов ту давнюю встречу, оставившую на его душе неизлечимый рубец, а тут такое! Оное не могло не удивить судьбоносными встречами даже того, кто ходит по земле не одно столетие. Лионель, фаталист от рождения до получения великого дара, от получения этого дара до вечности, каждый раз говорил мысленно «так и должно быть». И все же, как неожиданно получилось!       Казалось, в этот момент время остановилось, но каким-то немыслимым образом двум неприкаянным душам удалось вырваться из его коварных лап и прожить целую жизнь за долю секунды. Ведьмак узнал ее – свою жертву, которая смогла утащить в ад кусочек его души. К собственной радости, ему нечасто приходилось испытывать муки совести за содеянное, но с Авророй Д’Эневер все было иначе. Может оттого, что большинство людей, искавших его дьявольской помощи, были уже черны душой и сами бы с улыбкой на устах спустились в Ад, а он лишь ускорял этот процесс; может оттого, что девица и впрямь была особенной, составляя некую противоположность этому порочному миру. Ответа ведьмак не знал, да и не пытался узнать, похоронив свои сомнения в тот момент, когда чернеющий остов ее погребального костра рухнул на землю. Кто бы мог подумать, что прошлое само явится к нему на порог, заставляя воскреснуть в памяти давно забытые образы.       В случайности Лионель не верил никогда. Уже в тот момент, когда юная Шарлотта впервые пересекла ворота его замка, он знал, что нащупал золотую жилу, решив ценой ее души купить собственную свободу. Юная, энергичная и полная жизни, она должна была стать разменной монетой на адском аукционе. Именно ее душа должна была отправиться в Ад, именно ей он хотел предложить коварную сделку: жизнь и богатство в обмен на бессмертную душу, но в эти планы вмешалась вездесущая судьба, предложив ему бриллиант куда более ценный – Аврору. Тогда он еще не предавал значения этой трагедии, думал, что его роль в спектакле закончится сопровождением девушки к адским вратам. Да и пылающий огонь в глазах Лотти пробудил в мужчине весьма понятные плотские желания, так что без всякого зазрения совести Лионель поменял одну жизнь на другую, пообещав приговоренной к смерти Авроре обеспечить ее сестре защиту.       Свое слово он сдержал, более того, даже стер Шарлотте память об инциденте, произошедшем в замке, чтобы та не винила себя в гибели родителей и печальной участи сестры, да и собственную личину обелил в глазах новой возлюбленной. Куда ни глянь – одни плюсы. И главное, под благовидным предлогом все это вершилось. Но годы шли, меняя не только внешность, но и душу его подопечной, все больше обнажая поразительный контраст между двумя близнецами, который не могла узреть ни одна живая душа, покуда сестры были неразлучны. Однако смерть явила его во всем своем убожестве, сбросив несоответствующие образу маски.       Шарлотта, независимая и пылкая, не смогла стать героиней его романа, и Лионель все чаще возвращался мыслями к тому роковому дню, когда решил посетить темницу приговоренной к сожжению Авроры. Поразительно! Будучи слабой физически, она и тогда не утратила силы и твердости духа, в то время как обладающая отменным здоровьем Шарлотта оказалась слаба и несостоятельна душой. Прожив несколько лет с ним под одной крышей, она, казалось, напрочь утратила связь со своими корнями, позабыла о сестре, окунувшись в атмосферу роскоши и богатства. А Лионель, сильный во всех смыслах этого слова, известный не только своим упорством и умением выживать, но и холодным умом, еще больше подчеркивал ее душевное бессилие.       Вскоре их взаимная страсть угасла, ведьмак все больше времени проводил в своих «рабочих» поездках, а Шарлотта тем временем предавалась порочному разгулу в его замке, прельстившись темными искусствами. Но магия, особенно такая сильная, всегда оставляет на человеке след, особенно на том, чей дух не в состоянии сопротивляться соблазнам темной стороны. Тогда, памятуя о своем старом обещании, Лионель уберег душу Шарлотты от падения в бездну, но не смог спасти ее рассудка, который с каждым днем рассыпался по крупицам, которые не могла собрать воедино никакая магия.       Так Шарлотта оказалась выброшена на обочину жизни, а Лионель, испытавший к ней нечто сродни отвращению даже не пытался оного изменить, решив, что в Аду ему придется нести бремя пыток за куда большие злодеяния. Кто ж мог подумать, что держать за это ответ придется гораздо раньше.       Сама же Аврора стояла пред ним ни живая ни мертвая, испытав весьма смешанные чувства. Когда Абаддон вручил ей конверт, на котором было выведено имя человека, ставшего причиной трагической судьбы всей ее семьи, девушка думала, что будь у нее на то сила, обрушила бы на колдуна весь гнев небес, но сейчас, когда это желание было вполне осуществимо властью Асмодея, она не испытывала к мужчине ни ненависти, ни страха.       По сути, Лионель Демаре́ был таким же рабом чужой воли, как и она. Разница заключалась лишь в том, что он еще не попробовал горький поцелуй смерти. Что ж, видимо судьбы всех живых существ им не принадлежат, а в действительности действиями людей, будто кукловоды, руководят силы более коварные и древние, которым смертные не в силах дать отпор. Да и со своим жалким существованием девушка свыклась, к Асмодею душой прикипела, уже не мысля своей жизни, а точнее смерти без него. Видать, таков ее рок, и грех в том винить людей. – Оставьте нас! – спокойно произнес Лионель, но его размеренный и холодный голос громом прозвучал в этих стенах, заставив дрожать даже стекла. – Но она убила А́гнесс, – произнесла какая-то старуха, вставая против Авроры. – Да, да, – одобрительно закивали остальные. – Она должна умереть! – Я уже мертва! – невозмутимо произнесла Аврора, даже не взглянув на крикливую смутьянку. – И поверьте, когда мертвые приходят для того, чтобы встретиться с живыми, не стоит вставать у них на пути! Иначе они могут утянуть за собой и могу гарантировать, что то место, откуда я явилась, Вам не понравится.       При упоминании об Аде даже по спине Лионеля пробежался неприятный холодок. Ему уже случалось бывать в замке Люцифера на столетнем балу, приходилось видеть истинный лик тех, кому темные маги каждую ночь возносили молитвы, и они страшили его, точно так же как страшила его проклятая Богом земля Преисподней, непрекращающиеся пытки и стенания тех, кого он лично обрек на эти мучения. Он знал, что рано или поздно смерть явится за ним, а потому решил отстрочить ее приход, заключив сделку с Абаддон. Бессмертие в обмен на души – поступок бесчестный, но вполне оправданный, по его мнению, хотя истинная причина такого поступка крылась в бездне сознания, о которой ведьмак не желал вспоминать, по крайней мере до сего дня. – Оставь нас, Мюриэль, – все так же хладнокровно произнес Лионель, повелительно глядя на подзадержавшихся и не довольных ведьм, которые явно не хотели покидать шабаш в самый разгар торжества. Да и речи загадочной незнакомки о том, что Самайн не даст им своего благословения на будущий год не на шутку их разволновала. – Мы должны знать! – не унималась старуха. – От некоторых тайн лучше держаться подальше! – со злостью проговорила Аврора. В этот момент янтарь в ее глазах сменился изумрудом, голос приобрел необычайную твердость и, выставив вперед руки, она буквально вымела из зала непокорных ведьм невидимой магической метлой, захлопнув за ними двери. – Это было лишнее, – проводив взглядом перепуганных ведьм, произнес Лионель, с интересом наблюдая за тем, как дьявольский огонь в глазах девушки начинает потухать. – Да… возможно, – уже более робким голосом проговорила она, прислушиваясь к самой себе. Сейчас Аврора была готова поклясться, что почувствовала некое единение с Асмодеем, будто он был частью ее души. Хотя, нет… скорее она почувствовала, как его дух заполнил все ее существо, сделав ее покорным сосудом собственной воли. – Но у меня нет времени на то, чтобы их уговаривать, – стараясь не выдавать собственных сомнений, произнесла она. – Раз так, нам стоит перейти к делу, – признаться, Лионелю было до смерти любопытно, но видя метаморфозы, произошедшие с девушкой, противиться он не решился. Представление о том, что за сила выпустила Аврору из под своего бессмертного крыла у ведьмака уже сложилось, а вот о причине этого поступка приходилось только гадать. – Что привело тебя в мою скромную обитель в такой час? – Дело, – коротко ответила Аврора, вынимая из корсажа пожелтевший конверт. Треск бумаги разрушил воцарившуюся меж ними тишину, несколько раз перечитав послание, Лионель взял на руки ворона, чистившего перья на подлокотнике кресла. – Бельфегор, Валефар, Анатрет, Дандарио́н, Фернир, – шепнул он ему. – Найди их, приведи к вратам.       Видимо, не только демоны обзаводились преданными зверушками, ведьмы и колдуны тоже старались обезопасить себя, находя поддержку фамильяров. Лионель исключением не был. Выпустив птицу из рук, он растворил окно, не без горечи наблюдая за тем, как десятки ведьм, кто верхом на метле, кто пешком, покидают его замок. – Черные крылья – черные вести, – буркнул он себе под нос. – Не думал, что последний шабаш закончится так прискорбно. – Последний… – протянула Аврора, не решаясь спросить, но в то же время не сумев подавить свой интерес. – С рассветом мы должны были отправиться в Новый Свет, – проговорил он. – Многие из нас уже уехали за океан на поиски новой жизни, но видимо теперь придется задержаться. К тому же придется ждать того момента, когда Абаддон даст мне новую напарницу, – печально глядя на дымящиеся останки, добавил Лионель. – Новых душ, ты хотел сказать, не жизни, – подправила его Аврора, памятуя о том, как Асмодей обсуждал с Азазелем одно из распоряжений Люцифера о покорении новых земель. – Тебе известно? – приподняв бровь, произнес Лионель. – Ад слухами полнится, – коротко произнесла она. Пожалуй, даже из жизни раба можно извлечь некую выгоду, ведь сильные мира сего считают тебя настолько незначительным, что не считают необходимым скрывать свои разговоры и помыслы от прислуги. – Нужно спешить.       Не дожидаясь его ответа, Аврора уже знакомыми коридорами пошла в ту самую комнату, где когда-то решилась ее судьба. Поразительно, насколько точно память сохранила в ее сознании мельчайшие детали тех событий. Будто не было всех этих лет, мучений, ненависти, будто она снова вернулась в тот злосчастный день и вновь шла по этому маршруту, только теперь это был не путь жертвы на заклание, а дорога равных, грешных, но не потерявших надежду.       Лионель молча шел сзади, буквально пожирая нежданную гостью взглядом. Почему именно она? Спустя столько лет неужели не нашлось кого-то другого, кто мог принести эту скорбную весть? Хотя что в ней, собственно, ужасного? Если врата в ад закроются навечно, то Абаддон наконец-то оставит его в покое, можно будет покончить с такой жизнью, со сбором душ… можно будет, наконец-то, попробовать на вкус саму жизнь. Хотя… кого он обманывает. С такой жизнью покончить нельзя, ибо нельзя убежать от демонов собственной души, а Аврора… Аврора была зеркалом его позора, первой невинной жертвой, которую он обрек на адские муки. Он легко подписывал приговор убийцам, лицемерам, обманщикам, но этого бесчестия забыть не мог. И тут она, словно в насмешку появилась перед ним. Воистину, от памяти не скрыться, а от судьбы не убежать.       Подойдя к арочной двери, девушка замерла, не смея переступить порог. В один лишь миг и сила, и решимость оставили ее, а все эмоции отразились на побледневшем лице. – Можешь подождать здесь, – произнес ведьмак, заходя внутрь. – Не всякая магия предназначена для посторонних глаз. – Нет…ничего страшного, – следуя за ним, произнесла Аврора, оглядываясь вокруг. – Должна признаться, что за сорок лет здесь ничего не изменилось. – Только книг стало больше, – выдавив из себя улыбку произнес Лионель, раскатывая по столу карту. – Что ты собираешься делать? – Найти Люцифера, – ставя внутри карты пять красных свечей, произнес мужчина. – Et succendit ignem sacrum*, – проговорил он, и в то же мгновение фитили запылали ярким пламенем. Взяв кусок мела Лионель начертил на каждом углу стола магические руны, а в центр поставил серебряную чашу, в которой плескалось золотистое масло. – Подумать только, все здравомыслящие люди бегут от звука его имени, а мы призываем его, как единственную надежду на спасение. Что я должна делать? – Самые нерушимые заклятия – это заклятия на крови. Если верные слуги Преисподней хотят найти своего господина, они должны пролить ради этого кровь. – Я не служу Люциферу! – вспыхнула Аврора, едва сдерживая собственное раздражение. – Не смей так говорить! – Тогда что ты здесь делаешь? – иронично заметил Лионель, не отрывая от нее светлых глаз. – Что заставило тебя пройти такой долгий путь? – Верность! – без раздумий отозвалась Аврора. – Верность кому? – Чему… своим убеждениям. Мой долг в том, чтобы слушать сердце, а оно говорит мне о том, что все три мира будут в большей безопасности, если власть над Преисподней останется в руках того, кому она принадлежит по праву, данному Богом. – Какое тебе дело до того, что будет твориться на Земле и в Раю? – с недоумением поинтересовался мужчина, поражаясь тому, что эта хрупкая на первый взгляд девушка сумела пройти сквозь адское пламя и не утратить своей природной доброты. Став жертвой незаслуженного рока, Аврора не озлобилась на людей, а напротив, пыталась оградить их от того зла, которое испытала на себе. – В этих мирах остались люди, близкие мне по крови и по духу, – коротко ответила она, вслед за ним располосовав в кровь свою ладонь.       И хотел Лионель в тот момент рассказать ей о том, сколь пустой и бесполезной оказалась ее жертва, да впервые не смог найти слов. Пожалел! Собственно, и сама Аврора слукавила, ибо разочарованию ее не было предела. Не думала она, что порочный тлен так изменит столь любимых прежде людей, пыталась не думать о недавних встречах, найти оправдания их поступкам и убежать от правды, которая горечью своей встала у нее поперек горла. – Дай мне свою руку, – проговорил маг, не без интереса наблюдая за внутренней борьбой девушки, которая изо всех сил пыталась скрыть свои истинные эмоции. Послушно вложив свою окровавленную ладонь в его, Аврора от неожиданности вздрогнула. Прикосновения Асмодея несли в себе поистине дьявольский огонь, а сейчас, впервые за столько лет она чувствовала настоящее человеческое тепло. Как это было… удивительно и… приятно. – А лгать ты так и не научилась! – сжав ее руку, произнес Лионель. – Ты ведь уже видела ее? Шарлотту? – Откуда тебе это известно? Читаешь мои мысли? – Скорее боль и разочарование, которые отразились в твоих глазах, когда ты вспомнила о сестре. Значит, приятные воспоминания уже были омрачены реальностью.       Кровь из их рук, соединившись в единый поток, тонкой струйкой хлынула в чашу, растворяясь в золотистой жидкости, которая начала приобретать алый оттенок. – Что с ней произошло? – стараясь скрыть слезы, которые, будто бриллианты, застыли на длинных ресницах, пролепетала она, уводя взгляд в сторону. Вот! Вот он этот момент, когда маска была сброшена и перед Лионелем предстала все та же наивная, верящая в высшую справедливость девчонка, которая сорок пять лет назад стояла рядом с ним, выторговывая жизнь собственной сестры. – Когда на плечи человека падает груз испытаний, который тот не в состоянии вынести, самое меньшее, что он может потерять – это рассудок, – намеренно скрывая правду, произнес Лионель. Не нужно было Авроре знать, что ее бесценная жертва утонула в вине и бесконечном разгуле, который учинила сестра, спустя несколько месяцев после ее смерти. Хотя и сам ведьмак, сказать по правде, приложил к этому свою руку. Стерев истинные воспоминания Шарлотты о трагическом дне, о причине смерти родителей, он, пусть и сам того не желая, прервал истинный ход вещей. Этот поступок в некоторой степени способствовал тому, что Лотти, согнувшись под гнетом общественного мнения, уверовала в ведьмовское прошлое своей безвинной сестры, а дальше все пошло по накатанной дорожке. Внутренние демоны вырвались на свободу и началось стремительное падение. – Что произошло после моей смерти? – А что происходит с семьей человека, обвиненного в колдовстве? Ваше имущество конфисковали, Шарлотту начали избегать, пока она окончательно не обезумела от горя и одиночества. – На некоторое время они замолчали. Аврора пыталась побороть злость, а Лионель чувство вины, но оно довлело над ним, будто молот над наковальней, готовый в любой момент рухнуть вниз. – Прости, это мой грех, – согнувшись под грузом собственной вины, произнес он. – Ты была в Аду, когда-нибудь туда приду и я. Мне придется ответить за все. – Поздравляю, таких, как ты, там будут встречать с оркестром, – злобно выплюнула она, свернув глазами. – Тебе не хуже меня известно, что ни один человек, отдавший жизнь темным искусствам, не может ослушаться приказа своего господина, – отозвался Лионель, глядя на нее. – Ты сама прекрасный тому пример. – Ты продал душу? – проговорила Аврора. – Не совсем. Я дал клятву на крови, что буду вечность служить Абаддон, заключая сделки и принося в его копилку души. – Но почему? – Почему?! – с удивлением переспросил он. – По какой причине человек может отказаться от собственной души или обречь себя на адские муки? Ревность? Амбиции? Любовь? – Любовь? – переспросила Аврора. Да, именно любовь к близким привела ее к воротам бездны, но в то же время, именно любовь позволила ей выжить. Поразительное чувство! Исцеляющее, дарующее надежду, но в то же время уничтожающее. Разве могла она осуждать Лионеля за то, что он добровольно стал рабом любви? Нет, не могла. По ее глубокому убеждению жизнь возлюбленного или близкого человека стоит тысячи жизней, так разве в праве она была судить его за малодушие, когда сама шла по этой же тропе? – Как это произошло? – Давным-давно я оказался проклят любовью к женщине, чья красота затмевала собой солнечный свет, – впервые со времен своего грехопадения Лионель позволил себе откровенную исповедь. По какой-то неведомой причине, он считал, что женщина, которую он обрек на адские мучения, имеет право знать историю его позора и первопричину ее бедствия. – Никогда я не видел таких гипнотических глаз, не слышал такого ангельского голоса, не прикасался к золоту волос. Прекрасная женщина – истинная демоница, воплощающая в себе самые смелые мужские фантазии. Она подвела меня к краю бездны, а я в нее прыгнул, не подозревая, что все это коварная ловушка. – Я… я не понимаю… – Барбело стала воплощением мечты, которую у меня отняли. Долгие годы я жил надеждой воскресить в сердце былой огонь, но все мои попытки обрести счастье были лишь ничтожной пародией той любви, что я испытал однажды. И тут она появилась вновь, несчастная жертва древнего зла, представившаяся рабыней Абаддон, молила спасти ее из его коварных сетей, сулила вечное счастье. А цена… сделка весьма тривиальная, как ты понимаешь – моя душа. Я согласился. Однако, узнав о том, что я сведущ в магии и темных искусствах, владыка гнева пересмотрел условия сделки. Так я стал сборщиком душ из-за женской красоты и коварства. Лишь спустя семь лет, когда отведенный мне срок закончился, я узнал правду о том, что Барбело все это время была сообщницей и любовницей сразу двух демонов: Асмодея и Абаддон, демоницей в легионах Ада. Но подписанный кровью контракт не рушим. За семь лет счастья я заплатил разочарованием и вечным рабством.       И пусть Лионель опустил многие подробности в своей исповеди, но и того, что Аврора услышала было вполне достаточно, чтобы ее трепещущее сердечко сжалось от жалости. Будучи свидетельницей того, как завораживающая красота Барбело действует на мужчин, какой древней магией она опутывает их сердца, сложно было упрекнуть Лионеля в малодушии, уж если сам Асмодей – демон блуда и коварства не устоял перед чарами обольстительницы, падшей с небес, что и говорить об остальных.       Но поразило Аврору отнюдь не это, а то хитросплетение судеб, которое привело ее в эту ночь к воротам старого замка. Какова была вероятность того, что из всех суккубов и демониц именно Барбело завладеет сердцами сразу двух мужчин, сыгравших в жизни, а точнее в смерти Авроры такую роковую роль? Какова была вероятность того, что из всех демонов Ада, именно Асмодей станет ее повелителем и возлюбленным? Какова была вероятность того, что раз переступив грань смерти, она сможет вернуться к тому, кто лишил ее жизни? В конце концов, какова была вероятность того, что демоны, слывшие непримиримыми врагами, заключат союз, чтобы совместными усилиями вернуть Люцифера? И что оба они дадут ей право говорить от собственного имени? Казалось, что мойры настолько запутали нити их судеб, что ни князья Ада, ни простые смертные уже никогда не смогут вырваться из этого круговорота.       Нет, это была не случайность, а претворяющийся в реальность план, берущий свои истоки столетия назад. Выходит, вся ее семья должна была погибнуть ради того, чтобы ее светлая душа попала в Ад. Но зачем? Последовавшая вслед за вопросом мысль, повергла ее настоящий шок. Да простят ее небеса за то, что допустила такую крамолу, но сейчас Аврора видела себя спасительницей Преисподней, если не всего мира, а любой спаситель должен был возложить на алтарь великую жертву, такую, какую вознес Иисус, неся на Голгофу свой крест. Это было предрешено и никто не мог оного изменить. Жаль, что ни один из них так и не смог постичь сути этой божественной комедии, где им отведена роль пешек на шахматной доске. Обидно, обидно до слез. – Пожалуй, это еще одно доказательство того, что мы не властны над своими судьбами, – отпуская его руку, проговорила Аврора, вглядываясь в кровавые петельки внутри чаши. – Мне было предначертано спуститься в Ад, а тебе – стать моим проводником. И сейчас мне кажется, что для этого мы были рождены, для этого любили и страдали. – Ты явно знаешь больше, чем говоришь! – испытующе глядя на нее, произнес ведьмак. – Будь на твоем месте любая другая женщина, я бы услышал сотни проклятий, а ты… ты не оправдываешь, но и не обвиняешь… – Ты сейчас сам ответил на свой вопрос. Ни одна другая девушка не могла оказаться на моем месте, потому что оно было отведено мне столетия назад, точно так же, как тебе была отведена роль моего палача. Да простит меня Господь, но столетия ты ждал именно меня. – Да, покупка твоей души стала сделкой тысячелетия! Не часто невинные спускаются в Ад, и не часто небеса бросают их там на произвол судьбы. – А вот это еще предстоит выяснить. – Насколько я вижу, поиск Люцифера приобрел для тебя сугубо личный смысл, – выливая на карту кровавую жидкость, произнес Лионель. – Да, – едва слышно ответила девушка. – Заклинаю, призываю, повелеваю – явись мне! – проговорил ведьмак, опустив свечу в жидкость. В мгновение ока карта запылала синим пламенем, от неожиданности Аврора даже отпрыгнула в сторону. – Заклинаю, призываю, повелеваю – явись мне! Заклинаю, призываю, повелеваю… – Смотри, – девушка заворожено указала на карту, пожираемую огнем. В левом углу в пламени образовался небольшой прогал, а название города, выведенное черными чернилами, запылало алым. – Заклинаю, призываю, повелеваю – явись мне! – обходя стол, проговорил Лионель. Вскоре от карты остался лишь небольшой клочок, окруженный пеплом. – Поздравляю, – проговорил колдун, поднимая частичку пергамента. – Мы едем в Париж. – Но как мы найдем Дьявола в таком огромном городе? – О, поверь, это не составит особого труда. Он будет там, где будет хаос. Прикажу заложить карету, – выходя из комнаты, произнес Лионель, пропуская свою гостью вперед. Девушка явно что-то скрывала. С того света просто так не возвращаются. Ну что ж, до Парижа путь не близкий. У него еще будет время на то, чтобы докопаться до истины.       Когда они завершили колдовской ритуал, солнце в небесах уже отмерило полдень. День выдался на редкость ясный и безветренный, что является несомненной редкостью в это время года, казалось, сама природа благоволила путешественникам, обещая облегчить дорогу.       Коляску заложили за считанные минуты, и уже через четверть часа она отбивала мерный ритм по набережной. Со всех сторон на черный экипаж лорда Демаре́ смотрели с нескрываемым удивлением, не часто хозяин проклятого замка являл простым горожанам свой лик, от раздражения Лионель даже закрыл бархатные шторки. – Слишком много народу, – задумчиво проговорил он, будто обращаясь к самому себе. – Обычно это суеверное отребье в такой день не покидает своих домов, а тут такое столпотворенье. Не к добру.       С каждой минутой все сложнее становилось продвигаться в нескончаемом людском потоке, а на подъезде к главной городской площади она и вовсе остановилась, увязнув в толпе. Некоторое время посидев внутри, видимо прикидывая возможные варианты, Лионель приоткрыл дверцу, подзывая к себе оборванного юнца-карманника, сновавшего между дородными торговцами. – Что там случилось? – проговорил колдун, бросая мальцу серебряную монету. – Ведьма, господин! Ее поймали сегодня ночью разгневанные горожане, и сегодня уже решили спалить на костре. – Без суда? Это невозможно! – сжав в руке трость, произнес мужчина. – Судья Кольтенэ́ уехал в столицу, а толпа в ужасе, господин. Все боятся, что находясь в заключении, она нашлет на город бедствия, войну и мор, – отозвался мальчишка, оттесненный от кареты. – Туда ей и дорога, милейший, – проговорил престарелый булочник, протискиваясь к толпе, чтобы не пропустить зрелище. – Суд нужен, когда вину нужно доказывать, а тут сразу несколько человек видели ее метаморфозы. А страх он, знаете ли, объединяет. Разве может закон властвовать там, где бесчинствует толпа? Когда народ требует крови остановить его может разве что королевская рать, коей тут нет. – Должно быть они схватили одну из ведьм, бежавших с шабаша, – произнес Лионель, закрывая дверцу кареты. – И ты не можешь ничего сделать? – Он правду сказал, этот булочник, если толпа жаждет крови, лучше дать ей желаемое. Ни ты, ни я не сможем их остановить без применения магии, а это непременно поставит под угрозу выполнение нашей миссии. Готова ли ты поставить на карту все ради жизни какой-то колдуньи? – Какой-то колдуньи?! Ты знал каждую из них, а теперь без всякого зазрения совести будешь смотреть, как толпа разрывает их на куски? – Среди тех, кто вчера был на шабаше не было невинных, уж поверь. На руках каждой из этих женщин кровь… кровь безвинных мужчин, женщин, детей, даже младенцев, которых они приносили в жертву Сатане, желая продлить собственную молодость или увеличить силу.       Под его суровым взглядом Аврора даже прикусила язык, ибо страшно ей стало расспрашивать Лионеля обо всех бесчинствах, которые творят черные колдуны, чтобы достичь истинного могущества, а карета тем временем медленно, но верно продвигалась вперед, окруженная кричащей толпой. Визг людей, плач младенцев на руках матерей оглушали, вспомнив собственную казнь, Аврора даже зажмурила глаза и закрыла уши, но воспоминания все равно ворвались в ее разум, воскресив в памяти былой страх, боль и тошнотворный запах собственной горелой плоти. – Ведьма, ведьма, – скандировала толпа. – Сжечь прислужницу Дьявола! – На костер ведьму! – вторили остальные. Годы ничего не изменили. Все было точно так же, как сорок лет назад. Авроре даже начало казаться, что она опять перенеслась во времени и теперь со стороны наблюдает за собственной казнью. Против воли слезы хлынули по ее щекам, а до слуха донесся скрипучий старушечий голос. – Проклинаю Вас! Проклинаю! – в порыве безумия твердила она, от проклятий переходя к неистовым молитвам и наоборот. – Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня**. Проклинаю Вас! Именем Господа… Я никогда не причиняла зла никому из вас!       Ее слова эхом отразились от каменных стен, и, когда какой-то мужчина крикнул, требуя тишины, она возвысила голос и заявила, что будет говорить. – Заставьте ее замолчать! – потребовал старый инквизитор, пришедший теперь в ярость. Его голос, басистый и размеренный, заставил Аврору задрожать. Это был он, тот, кто допрашивал ее, пытаясь выбить признание в колдовстве. Он выкручивал ей руки, оставлял на теле ожоги, одевал на ноги «испанский сапог». Безжалостный изверг! А теперь он мучил еще одну несчастную женщину… пусть даже и ведьму. – Пусть он замолчит! Пусть замолчит! – вжавшись в мягкую спинку кресла, залепетала она, Лионель, было попытался привлечь девушку к себе, чтобы успокоить ее душевные волнения, но она в страхе оттолкнула его с силой, которую сложно было представить в такой крохе. Ох, сейчас она все бы отдала, чтобы оказаться в другом месте, но карета намертво увязла в толпе. – Я буду услышана! – снова прокричала старуха, и голос ее оставался таким же громким. – Ведьма! Ведьма! Я сам видел тебя этой ночью! Видел, как ты обратилась! – в ответ на ее крики, громогласно заявил мужчина. – Вчера она была молода и красива, на бал к Сатане она надела костюм истинной молодости.       Лионель, все же усмирив трепещущую в его руках Аврору, отодвинул бархатную шторку, чтобы воочию увидеть очередную расправу инквизиции, да так и замер, напрягшись всем телом. На водруженном костре, привязанная к позорному столбу, стояла Шарлотта, облаченная в старые лохмотья. Ее растрепанные волосы нещадно трепал ветер, а безумные глаза скользили по толпе; она глядела на собравшихся, которые тут же поворачивались к ней спиной. Наконец ее взгляд остановился на черной карете, стоявшей у самого въезда на площадь. Она увидела Лионеля, который против любого здравого смысла дал кучеру приказ поворачивать лошадей, затем посмотрела на старого кузнеца, являвшего собой молчаливое обвинение, а потом и на его супругу, которая моментально съежилась на своем сиденье. Лицо последней покраснело, и она в панике взглянула на своего супруга, по-прежнему остававшегося неподвижным.       Между тем великий и победоносный инквизитор, хрипло крикнул палачу, чтобы тот начинал процедуру, ибо обвинительный приговор уже зачитан. Распалив скрученную солому, он поднес ее к основанию костра, где был сложен тонкий хворост и мелкие дровишки. Тонкие петельки дыма поднялись вверх и минутой спустя небольшое пламя уже жадно пожирало дерево, а старуха все не унималась. – Меня несправедливо обвинили в колдовстве, поскольку я не являюсь еретичкой и не поклоняюсь Сатане. Никому из присутствующих здесь я не причинила никакого зла! – кричала она, глядя на карету, и Лионель чувствовал этот взгляд, даже находясь по ту сторону стенки. Чувствовала его и Аврора, которая изо всех сил пыталась вырваться из его стальной хватки, но мужчина лишь сильнее прижал ее к себе. – Пусти! Пусти меня, – кричала девушка, раздирая ногтями его руки и лицо. – Это ведь она! Она! Ее сжигают из-за меня! Если бы я не пришла в дом Виктора… Это моя вина. – Ты ничем ей уже не поможешь! Не поможешь! Только обречешь себя заново переживать все это безумие! – Пусти меня, – впившись зубами в его ладонь, прорычала девушка, выскакивая из кареты. В одну секунду ее окружила толпа, подхватила в своем потоке и оттеснила к стене так называемого Дворца Правосудия. Пытаясь сопротивляться, прорваться к костру, запах которого уже начал заполонять площадь, Аврора расталкивала недовольных кумушек и стариков, призывая их опомниться. – Она не виновна! Это не она! Это все я! Я! Я вернулась из мертвых…       К тому моменту, когда ей удалось прорваться в первые ряды, ноги Шарлотты уже вовсю целовали языки пламени, обезумев от боли, она корчилась в последней агонии, уже не видя слез сестры, пытавшейся разворошить и раскидать в сторону огненные поленья. – Шарлотта! Шарлотта, помогите мне! – взывая к толпе, кричала Аврора, но ни одна живая душа не пришла ей на выручку. В этот момент несчастная, сгорающая заживо женщина издала последний стон и безвольно повисла на позорном столбе, пронзенная стрелой в самое сердце. Не разумея в полной мере произошедшего, Аврора оглянулась назад, увидев Лионеля, стоявшего на крыше кареты с арбалетом в руках, но в то же время, она почувствовала как чья-то сильная рука ухватила ее за капюшон и отбросила в сторону. – Не смей мешать божественному правосудию. Эта прислужница Сатаны должна ответить за свои злодеяния.       Рухнув в грязь, Аврора подняла на своего обидчика заплаканные глаза. Видимо мужчина, лицом к лицу встретившийся с восставшей из мертвых возлюбленной тоже потерял дар речи, с ужасом глядя в ее пылающие гневом глаза. – Виктор! – прорычала девушка. – Клянусь тебе, ты ответишь за все! Она была невиновна. Это все я! Да будь ты… Властью самой Преисподней я проклинаю тебя! – подняв вверх руки, прокричала она. Видимо в это мгновение ее голос настолько возвысился над криками толпы, что кругом воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском костра. – Ведьма! Ведьма! Охрани нас Господь! – крестясь прошипел кузнец. – Ты называешь меня ведьмой?! Ну что ж, я покажу тебе такое колдовство, о котором будут с ужасом вспоминать ваши отроки! Да поможет мне Дьявол!       В этот момент началось истинное безумие, ибо ее голосок достиг ушей каждого человека на площади. Тогда-то суеверную необразованную толпу обуял страх. Одни покидали площадь, другие напирали сзади, толкая их в спину и стремясь добраться до узких улочек, ведущих прочь от этого проклятого места. Лионель попытался добраться до Авроры, укрыть ее в карете, но даже самому сильному человеку не дано было побороть течение бурной реки. Хлынувший с площади народ утянул его в небольшой переулок, где началась смертельная давка. Не сумевших сохранить равновесие буквально топтали заживо, со всех сторон доносились причитания женщин и плачь детей. Сложно было представить, что толпу мог повергнуть в такое неистовство тонкий голосок хрупкой девушки.       Но, не смотря на то, что сотни людей пытались выбраться из эпицентра этого колдовского безумия, тысячи, невзирая на опасность, остались на своих местах, жадно глядя на Аврору поднявшую свои исхудавшие руки. Ее губы двигались, но слов никто не слышал. И тут раздались крики, а затем над крышами что-то загрохотало. Звук был слабее, нежели звук обычного грома, и потому наводил больший ужас. Внезапно налетел сильнейший ураган, вместе с которым появились пугающие вспышки зеленого света. Будто сама Преисподняя разверзлась и из нее хлынула вся нечистая сила.       С крыш моментально начали падать куски черепицы, поодиночке и целыми участками, а ветер завывал и метался по площади, со звоном отражаясь от стен, разбивая стекла, закручивая в вихре мелкие предметы, попадавшиеся на его пути. Захлопали деревянные ставни домов, и Аврора снова закричала, перекрывая шум ветра и отчаянные вопли толпы: – Слышите, вы, я проклинаю вас! Каждого из вас, ибо с вашего молчаливого согласия меня отправили на костер сорок лет назад, из-за вашей злости и жадности. Будто мало вам было ее отобранного дома, состояния, счастья и чести. Вы решили забрать себе ее жизнь. О, охрани нас Господь от церковных извергов, считающих, что они выполняют его волю!       Черепица падала отовсюду: с крыш домов, с небольшой церквушки, стоявшей на набережной, с крыши тюрьмы, ризницы, постоялых дворов и ремесленных домишек. Ее острые кусочки ударяли по головам собравшихся, вызывая новые крики и еще большую панику. Зрительские скамьи, наспех сооруженные из гнилых досок, скрипели и качались на ветру, с ужасающим звуком скользя по каменной набережной. Только старый инквизитор, узнавший в молоденькой ведьме свою старую жертву не потерял присутствия духа. – Сожгите ведьму! – кричал он, пытаясь пробиться сквозь обезумевших от паники мужчин и женщин, которые натыкались друг на друга, спеша убраться с площади. – Сожгите ведьму, и вы прекратите этот смерч. Это лишь дьявольские фокусы, ее силы не хватит на то, чтобы сразить нас всех.       Никто не шевельнулся, чтобы выполнить его приказ. И хотя церковь могла укрыть от бури всех, никто не осмеливался двинуться туда, ибо Аврора заключила священные стены в кольцо адского пламени. Стража в панике бежала от нее. Приходской священник забился в дальний угол. Такого не ожидал никто, будто сама мать-природа восстала против людей, решив забрать у них последнюю надежду. – Вы правы, отец, – вскричала Аврора, впадая в какой-то транс. Казалось, что ее разум напрочь утратил контроль над взбунтовавшейся душой. – Моей силы действительно не хватит на то, чтобы наказать вас за те бесчинства, что вы творили все эти годы, прикрываясь своей рясой и именем Господа. Да будьте Вы прокляты. Я призываю тебя, мой Повелитель, хозяин моей души, возлюбленный и Величайший князь Преисподней, Асмодей! Я призываю… – Остановись! Довольно! Ты не понимаешь, что делаешь! – прокричал Лионель, грубо встряхнув девушку, – ты взываешь к силе, которой не сможешь управлять. Остановись!       Казалось в этот момент даже небо потемнело. Люди сталкивались друг с другом, сыпали проклятиями и ругательствами, падая в общее кровавое месиво. Яростный дождь из черепицы ударил и по старому инквизитору. Он поскользнулся, потерял равновесие, и, перелетев через сплетение копошащихся и полумертвых тел, рухнул прямо на мостовую. Его изуродованное царапинами лицо исказила предсмертная судорога, ужасающей гримасой застывшая на лике, а выцветшие белесые глаза обратились к небесам, взывая о помощи.       Кузнец и его супруга, погребенные под толщей человеческих трупов, распластались на брусчатке, втоптанные в грязь своими же друзьями. Такого безумия этот город не знал даже во время войны, когда вокруг его стен осадой встали тосканцы, желая получить ключи от замка. Кругом царил голод, смерть и страх, но общая беда сплотила горожан, а здесь… здесь властвовал настоящий хаос. Оконные ставни ломались и тоже падали на обезумевших людей, которые были не в состоянии добраться до укрытия. Возле каждой арки и крыльца лежали груды тел, а стихия, вышедшая из-под контроля, продолжала творить бесчинства, раздувая пламя погребального костра. – Остановись, – взывая к Авроре, которая едва стояла на ногах, прокричал Лионель, отирая рукавом кровь, хлынувшую у нее из носа. – Не могу, – одними губами прошептала она, вцепившись в его ладонь. – Он утягивает меня… я чувствую…       Лионель бросил взгляд на перстень, который сиял в окружающем мраке пугающим светом. Обхватив его, мужчина попытался сорвать с пальца Авроры изумруд, но он огнем обжег его кожу, оставив на ней пузырящейся ожег. – Успокой свой разум, – обхватив девушку за талию, произнес он, но голос его потонул в общем неистовом крике. В это мгновение Аврора, не сумев справиться с магией, нескончаемым потоком струящейся через ее тело, потеряла сознание, повиснув в руках Лионеля, будто тряпичная кукла.       Подняв ладонь вверх, он прокричал слова какого-то заклятия и все стихло. Ветер успокоился, небо посветлело, даже солнце выглянуло из-за туч, и только тянущийся вверх дым, густой и тяжелый, полный запаха горящих дров, угля, смолы и плоти, лишающий возможности дышать, продолжал опутывать площадь своими сетями. Взяв Аврору на руки, Лионель, переступая через окоченевшие тела, медленно побрел к карете, пораженный и одновременно восхищенный увиденным. Взять власть над силами природы могли лишь высшие демоны, и в том, кто из них покровительствовал его незваной гостье теперь сомнений не было. В могуществе Асмодея она черпала свою силу, но не могла с ней совладать, что делало их и без того опасное путешествие еще более обреченным. Подобные события уж точно не останутся без внимания демонов, посланных выследить Аврору, а что с ними сделают дальше, даже Богу неведомо.       Как бы то ни было, времени для сомнений уже не оставалось. Приказав кучеру скакать во весь опор, чтобы к закату добраться до ближайшего селения, Лионель блаженно откинулся на спинку кресла, засыпая мертвым сном.