RUN BOY RUN

Рицка любил солнце рано утром, ведь у него тогда было совсем другое, отличное от дневного, настроение. Утреннее солнце было ленивым, ласковым и нежным. Оно не жгло и не кусало, оно мягко пригревало и обволакивало, подобно пуховому одеялу. Иногда, конечно, душило в объятиях, так что на лбу проступал пот, иногда от его объятий было дурно, особенно при большом скоплении народа… Сегодня, правда, ему надо было в школу чуть позже, а потому солнце, распаленное, уже проснувшееся, припекало сильнее обычного. До школы Рицка ходил пешком. Прогулка задавала тон всему дню, и он очень любил этот маленький ритуал. Он специально выходил чуть раньше, чем можно было, чтобы не спеша пройтись по тихим улочкам. Вот здесь, на углу, было додзё, а по совместительству дом старичка-старьевщика Акихимо-сана, мудрого, но забавного дедушки. Они частенько встречались, иногда даже пили чай. Первое время Рицка слегка раздражался настойчивости представителя старшего поколения, но через какое-то время начал ценить эти встречи, разговоры — обо всем и ни о чем, и ароматный чай, который он заваривал. В этом доме, казалось, было всегда спокойно, тихо, в нем жила идеальная гармония, в нем останавливалось время. Когда Рицка находился в нем, ему казалось, что все невзгоды обходят его стороной, а грустные мысли остаются на пороге, за ширмами. Сегодня должна была состояться очередная консультация по профориентации, которая обычно проводилась в середине дня, вместо одного из уроков. Рицка уже давно определился с планами на будущее, а потому не видел смысла тратить время попусту. На этот случай он брал с собой книги: сегодня это был сборник публикаций Юнга. Юноша продолжал интересоваться человеческой личностью, психологией, частенько анализировал поступки — свои и друзей, но это было уже не так часто, как тогда, в детстве… — Рицка-кун! Юико. За последние пару лет он крепко привязался к ней и действительно стал дорожить ее дружбой. То ли возраст, то ли ее любовь к Яею, но она стала менее взбалмошной, иногда даже до поразительного мудрой и опытной… Особенно это касалось чувств. Ведь как бы Рицка не был увлечен психологией, но вот с пониманием и принятием человеческих отношений, проявлений эмоций, ему было тяжко. А Юико ему объясняла, мягко, как маленькому, и совершенно не злилась, когда Рицка прижимал уши и раздраженно бил хвостом. «Неужели все дело в том, что у нее нет ушек, а у меня — есть? Неужели — этот мягкий тон, снисходительная улыбка — это только благодаря отсутствию ушек?» — недоумевал он каждый раз, но позже успокаивался. Женщины взрослеют быстрее — вот и весь ответ. И он знал это. — Привет, Юико. Ты подготовилась к лекции по профориентации? — спросил он, подойдя к подруге. Вместе они прошли по внутреннему двору и зашли в школу. — Я вчера весь вечер изучала вузы… и опять ничего. Я бы хотела стать ветеринаром, но ты ведь знаешь, что им приходится делать с маленькими, невинными животными? Нет, я такого не выдержу. Я просто не смогу… — Но ведь это им на благо, — Рицка смотрел по сторонам, пытаясь выцепить в толпе высокую фигуру Яея. — Усыплять — на благо? — взвилась Юико, тряхнув розовой копной густых волос. — Иногда на благо. Чтобы животное не мучилось, — тихо пояснил Рицка. Они переобулись и пошли к классу. — Скажи, что топить котят на благо… — произнесла она тихо, с грустью в голосе. — Этим ты, как ветеринар, заниматься не будешь. Девушка пожала плечами. — Не знаю, Рицка… правда не знаю, что делать. Они сели за парты. В классе стоял гомон, и Рицка мысленно пожурил себя, что не постоял лишние минуты на улице: от шума начала болеть голова. — Что тебе нравится делать, Юико? Что приносит тебе удовольствие? — спросил он, повернувшись на стуле. Юико сидела позади него. Она задумалась на некоторое время, и, улыбнувшись, ответила. — Готовить. У меня неплохо получается… Даже Нацуо-кун и Йоджи-кун подтвердили. — Ну так…? — Рицка вопросительно изогнул бровь, ожидающе взглянул в глаза подруге. Та, улыбнувшись шире, будто просияла. — Ты думаешь? — А почему бы и нет? Днем было облачно и даже немного прохладно. Но это не помешало юноше устроиться с коробочкой бенто под раскидистым дубом и увлеченно читать книгу. Однако через несколько минут в его душе поселилось какое-то иррациональное чувство тревоги и страха. Сердце учащенно забилось. Он резко поднялся, и из-за этого закружилась голова. Ноги подкосились, книга выпала из рук. Он прижался спиной к стволу дерева, пытаясь отдышаться. Перед глазами мельтешили точки и расплывались разноцветные круги, ноги трясло, а воздуха не хватало. Он не мог понять, что вызвало такое состояние. Нужно было в медпункт… Но не успел он и сделать шага, как провалился в тяжелый омут обморока. Одним из немногих развлечений Нисея было наблюдать за сменой дня и ночи. Его недавней мечтой было съездить на море, и, в последних лучах солнца, искупаться в теплых волнах, держа Сэймея за руки. Но тот почти перестал его навещать. Конечно, кому нужен прикованный к инвалидному креслу Боец… Нисей представил себя, сидящим в инвалидном кресле, окутанный чернотой Системы, и громко засмеялся. Этот смех был напополам с истерикой, с колючими слезами, которые мгновенно хлынули из глаз. — Так ты еще и истеричка… — произнес он, почти не шевеля губами. Ладонь ударила по щеке, но слезы продолжали литься. Несдерживаемые, в них было столько соли и столько боли… Сэймей все время проводил с Соби. Время, которое он должен был проводить со своим природным Бойцом. Бойцом, который в одночасье стал не нужен, Бойцом, которого выкинули, отправили в утиль, но который зачем-то продолжал функционировать. У него нет и не будет больше сил творить заклинания и защищать Жертву, не говоря уже о том, чтобы сражаться в одиночку… а какой тогда в нем толк? Сэймей обожал смотреть, как Нисей сражается один, принимает весь урон на себя, как дышит загнанным волком, как с губ срывается несдерживаемый крик боли… И лишь в самом конце он позволял себе сказать: — Давай, Нисей. И прикоснуться к плечу Бойца. Прикоснуться, но все также оставаться вне боя. Впрочем, Нисею этого хватало — урвать кусочек Силы Жертвы и атаковать, оставив врага поверженным. Сэймей был садистом. Притом сам боялся боли. Но дарить ее умел, и делал это мастерски. Нисей жил на окраине Лондона, в крохотной квартире на первом этаже. Он получил ее после обмена пустующих апартаментов своей тетки, подаренных ему по завещанию. Тетки, которой давно не было в живых. Из-за того, что изначальная жилплощадь не подходила для инвалида-колясочника, они с Сэймеем приняли решение обменять ее на, пускай маленькую, но квартиру на первом этаже. Раз в день его навещала нанятая Сэймеем женщина, которая готовила еду, помогала помыться и прибиралась в доме. Сам же Аояги приходил в последний раз в прошлом месяце. Кажется, он был раздражен и зол, — как всегда, конечно, но в тот раз пуще прежнего. Боец не стал расспрашивать Жертву о причинах его настроения, это было понятно, как божий день: у них с Агацумой не получалось сработаться. Сэймея не устраивал Соби. Но и Нисея он вернуть не мог. И, несмотря на злость, которую испытывал все еще ушастый старший Аояги, на Нисея он ее не выливал. Неужели он таким образом … проявлял заботу? Невозможно. Он просто не желал признаваться Нисею в том, что ошибался. Каждую встречу Нисей внимательно наблюдал за Жертвой, пытался уловить его отношение к себе. Может, он устал от такой обузы? Может, пора давно покончить с собой, лишить Сэймея проблем… Нисей оживил в памяти улыбку Сэймея, его протянутую руку — это было так давно, когда они только познакомились. Больше он не улыбался так — тепло, искренне, самими глазами, светясь изнутри. Все его улыбки — это оскалы, ухмылки, с клыков нет-нет, но капал яд, а холодные глаза горели яростью. Сэймей хотел быть лучшим, Сэймей хотел быть сильнейшим, но теперь день за днем терял власть и могущество, терял авторитет, терял, в конце-концов, деньги… Впрочем, его не заботили ни сумасшедшая мать, ни отец-командировочник, ни брат, которых он покинул, оставил в Японии. Сэймей переехал в Англию, потому что здесь можно было сражаться за деньги. Такой способ заработка, как думал Аояги, подходил ему идеально, ведь он был сильнейшей Жертвой и у него были сильнейшие Бойцы… Боец. После того боя с Moonless Нисей превратился в бесполезное существо, тело, от которого было больше проблем и трудностей, чем пользы. Сэймей не знал, почему забрал его с собой в другую страну, возможно потому, что боялся, что избавление от Нисея лишит и его самого Силы. Или, надеялся, что Нисей сможет поправиться и заменить в конце концов бесполезного слабака Соби…? В кондитерской пахнет корицей и сладким молоком. Рицка чувствует себя настоящим ребенком, потому как не закрыть глаза и не расплыться в улыбке от удовольствия он не может. Нацуо стоит за кассой, отпуская покупателя; позади него кухня, на которой, думается Рицке, кропотливо трудится Йоджи. Младший Аояги привык заходить сюда после работы, в сумерках, уставшим и расслабленным, покупать кружку какао и теплые круасаны, которые Нацуо специально подогревает к его приходу. — Ри-тян…! — Йоджи выходит в зал, ставит на стол коробочку с фирменным безе. Юноша улыбается другу, подвинувшись на диванчике. Йоджи тут же плюхается на освободившееся место. — Мы с Нацуо поедем на море на каникулах. На Фукуоку, наверное… Нац вообще предлагает на Филиппины! Совсем сдурел, да? — Почему нет… но кто будет следить за кондитерской? И откуда у вас деньги? — Нагиса-сенсей оставим за главную… И Юико. Мы ей сегодня предложим поработать, научим всему, конечно же… Она классно готовит. Думаю, и со сладким у нее проблем не возникнет. — А если откажется? — Рицка начинает задумчиво жевать губу. Впрочем, он уже рад за подругу и уверен, что она ответит на предложение положительно. — Не знаю… — Йоджи тушуется, — ну, разберемся. А деньги не проблема. На путешествие дикарями хватит. Нацуо вон, целыми ночами только и делает, что путеводители читает, спит на ходу. Рицка тихо смеется, оглядываясь назад где стоя, облокотившись на прилавок, дремлет Нацуо. Еще не раскрыв глаз, по запаху и шороху простыней, он понял, что его все же принесли в медпункт. Почему он упал в обморок, он не знал: он хорошо питался, со сном проблем не возникало, как и со здоровьем в принципе. Да и молод он был для всяких болячек… Он раскрыл глаза, аккуратно поднялся на локтях, глянул на часы на запястье. Занятия вот-вот окончатся, проспал он недолго, но это не отменяло необходимости ехать в университет. Он поднялся, обулся. Медсестра сидела за столом, заполняя бумаги. — Рицка-кун, как ты? Поспал? — Да… спасибо. — Похоже ты переутомился…. Мне сказали, что ты работаешь после школы. Но я все равно выпишу тебе направление на обследование. Пожалуйста, сходи в больницу, а то я знаю вас, молодежь, вечно у вас времени нет к врачу сходить — молодая женщина в белом халате журила его, но улыбалась тепло и ласково. Как мама когда-то… Рицка поклонился и ушел из медпункта. Ему и самому было интересно узнать что с ним случилось. Тогда, когда он стоял под деревом, пытаясь восстановить дыхание, ему казалось, что все это — отдышка, учащенное сердцебиение, круги перед глазами и дрожь в коленях — принадлежат не ему. То есть он испытывает их… но как будто они передаются ему от кого-то. Только сейчас, выйдя из кондитерской с пакетиком вкусностей он, остановившись посреди улицы, будто пораженный молнией, понял. То была Связь.