RUN BOY RUN

Снег, с самого утра зарядивший большими, несуразными комками-хлопьями, к вечеру стих, измельчился в муку. Ветер лишь изредка, лениво качал тяжелые, укрытые снегом ветви. Хорошенько постаравшись, смахнул с крыши наметенное утром, зато притащил приличную горку перед калиткой, которую («Пожалуйста, Соби, давай завтра…!») придется откапывать. А вот расчищенная к двери дорожка оказалась лишь слегка присыпана им, белоснежным, чистейшим, переливающимся драгоценными камнями, снегом. Рицка постоянно ворчал, что Соби впустую тратит время на очистку дорожки: «Мы ведь все равно телепортируемся сразу внутрь!» Гостей в этом доме не было, да их и не ждали, так что Рицка был прав. Но отказаться от этого методичного действа Соби не мог. В эти мгновения он думал (в основном о Рицке), строил планы на будущее, пытался проанализировать слова и поступки котенка, успокаивался после очередной его… шалости. Физическая работа Агацуме нравилась. Несколько выходных они с Рицкой кололи дрова, — один колол, второй относил их в сарай, чтобы теперь, зимой, сидеть вечерами перед камином, обнимаясь, и читать книги. Наслаждаясь уютным теплом от горящих дров и тел друг-друга, ароматом смолы и потрескиванием поленьев. А иногда даже самозабвенно целоваться, легко, нежно, едва касаясь губами губ, плеча, щеки, подушечек пальцев, тыльной стороны ладони, там, за ухом, в самое теплое местечко… Конечно, калитку стоило почистить сегодня, но явно не сейчас: мальчик слишком устал. Мелкие снежинки, устроившиеся на красном, крупной вязки, шарфе Рицки, вмиг растаяли, — Соби даже не успел размотать его. Два оборота вокруг шеи, снять красную же шапочку — его подарки к Рождеству, который он связал сам, откинуть в кресло. — Я еще хочу, Соби… — шепчет мальчик, раскидывая руки в стороны. Он устал настолько, что не было даже сил раздеться. — А мне кажется, что тебе уже достаточно… — мягко возражает Соби, стягивая перчатки, расстегивая куртку, и вызволяя из ее теплого плена не менее теплого Рицку. Тот, качнувшись на пятках, обнимает взрослого, обвивает руками талию. Агацума хмыкает, приподнимая запотевшие очки, чтобы убедиться в серьезности рицкиных намерений. Смотрит внимательно, показушно хмурится. — Я не усну, правда-правда! — тот поднимает глаза, смотрит снизу-вверх, почти умоляя. Соби легонько щелкает кошачье ушко, и, грациозно вывернувшись из столь желанного за весь день объятия, идет к шкафу. — Хорошо, Рицка. Будет тебе глинтвейн. Сон вмиг сходит с лица котенка, и он, ловко развязав шнурки ботинок, разувается, убегает в комнату. — Только не заходи пока в комнату, пожалуйста. Подарок почти готов! — выкрикивает он, прежде чем дверь в комнату захлопывается. Соби пожимает плечами, раздевается сам. Сегодня утром он оставил подарок у кровати — большую красивую коробку в упаковочной бумаге с презабавными котятами. С пряжей и крючком он провозился знатно, не раз расплетая сотворенное и связывая вновь, но результатом в итоге были довольны оба. Подарок Соби был запрятан глубоко и высоко: зная всю силу любопытства Рицки, пришлось идти на крайние меры, чтобы тот не нашел желаемое раньше времени! Получив подарок, тот же честно признался, что ответный не совсем готов, и вручит его вечером, а ожидаемое собино «Рицка, мой главный подарок — это ты» было заглушено тычком губ в губы. Мужчина привычным движением убирает вновь отросшие волосы в высокий хвост. Дома ощутимо прохладно: зима выдалась на редкость морозная и снежная. Да и вышли они сегодня рано, потому дом за весь день успел остыть. Но ничего, у них есть камин, Сила и тепло друг друга. Точно не замерзнут. Поставить на плиту воду, разжечь камин в гостиной, и вслушиваться, замерев, что там, в комнате, происходит. Вода уже кипит, и Соби, ловко лавируя по кухне, засыпает в кастрюльку необходимое, раскрывая ящики, порхая пальцами по пакетикам, коробочкам, колбочкам со специями и пряностями (сушеные почки гвоздики, скульптурные цветки аниса, тугие трубочки коры-корицы, непримечательные зернышки кардамона), быстро нарезает яблоки и грейпфруты. Пряное вино льется следом, туда же спешат фрукты. Этот быстрый задорный топот он узнает из тысячи. Рицка выбегает из комнаты, красный, запыхавшийся, сдувая со лба непослушную, вновь отросшую челку. — Соби, я готов! Мужчина строго смотрит поверх очков, перемешивая ароматное содержимое кастрюльки. — Мне нужно еще несколько минут. Помой пока руки и переоденься, хорошо? Мальчик, угукнув, разворачивается на пятках и уносится в ванную: ему явно не терпится вручить подарок и погреться у камина с Соби в обнимку. Сегодня они весь день провели в городе: с утра посетили храм, где Рицка долго и усердно молился (что было так не похоже на среднестатистического ребенка), прошлись по ярмарке, где угощались жареными каштанами, сходили на рождественское представление, а когда уже стемнело, бродили по заснеженным украшенным многолюдным улицам, держа в одной руке стаканчики с неостывающим глинтвейном, в другой — друг друга. Соби, конечно, знал, что в случае чего найдет Рицку по Связи, но, видимо, мужчине просто нужен был повод держать его теплую ладонь в своей. Аояги возвращается как раз тогда, когда Соби заканчивает разливать напиток по стаканам. Рицка подходит вплотную, обвивает руками шею Соби, смотрит напряженно-серьезно. Возникает ощущение, что с ним сейчас взрослый Рицка. — Я так устал ждать, Соби… — глухо произносит он в подтверждении, тянет мужчину к себе и приникает губами к его губам. Тот успевает поставить наполненные стаканы на стол, стискивает в объятиях котенка, мягко целуя в ответ, но мальчик целует глубже, жарче, откровеннее, и приходится приложить немало усилий, чтобы успокоить его легкими поглаживаниями по пояснице, спине, волосам. — Тише, маленький… — невольно срывается с губ Агацумы. — Я не маленький… — дыхание сбито, губы алые-алые, блестят влажно, — Пойдем скорее, Соби. Хочу показать тебе свой подарок!.. Аккуратно упакованный прямоугольник — холста, Соби чувствует его даже сквозь упаковку — вручается с улыбкой до самых ушей. Соби аккуратно снимает оберточную бумагу («Соооо-биии!.. Ее рвать надо, а не снимать, будто платье с невесты!»), но терпение — это его конек. На картине был… их дом. Двухэтажный, бревенчатый, одиноко стоящий посреди полянки. Снег. И зеленый, а не черно-серый, лес. И даже маленькая фигурка Соби с большой лопатой. Из трубы идет дымок — значит дома горит камин. Картина у Рицки получилась детальная и живая, наполненная теплом и уютом, и, самое главное, Рицка сделал ее сам. — Очень… очень красиво, Рицка. Ты молодец. Я тобой горжусь, — Агацума искренне взволнован и поражен. Это был лучший подарок за всю его жизнь. «Хотя, на день рождения Рицка испек торт, и он тоже был замечательным. Нет, все подарки Рицки — самые лучшие!». — У меня был хороший учитель, — важно вскинув подбородок отвечает Рицка. — А где же ты, Рицка? Мне будет одному грустно!.. Аояги тыкает куда-то за спину нарисованного Соби, туда, где торчит какая-то палка. — Вот. Это мой хвост. Я собираюсь на тебя напасть из засады, а ты даже в ус не дуешь! Мужчина смеется, аккуратно обнимая Рицку, целует в висок, не переставая шептать слова благодарности и любви. На сладких губах Рицки аромат вина, легкая пряность специй, кислинка фруктов — Соби пьет его и не насыщается. Чешет за кошачьим ушком, получая в ответ одобрительное мычание, чувствуя, как кончик хвоста щекоткой трется о бедро. Рицка улыбается ему в губы, почти смеется — теплый, разомлевший от горячего вина и обжигающих объятий, он задыхается от счастья, поглаживая плечи возлюбленного, обхватывая ладонями его лицо. Соби не дает возможности завладеть поцелуем, удерживая его страсть, и мальчик этому только рад — он сходит с ума от желания и невозможности одновременно. Взрослый в его голове пытался первое время обуздать гормональные всплески, но после махнул рукой, доверяя все Соби. Жар от камина не идет ни в какое сравнение с жаром его тела: кончиками пальцев по предплечьям, сомкнуться на запястье, выжигая невидимые метки. Прижаться плотно-плотно, переплетая ноги. Рицка прихватывает зубами его нижнюю губу, гладит подушечками пальцев скулы, не давая отстраниться, проскальзывает языком меж губ Соби, неожиданно выдыхая в рот от жара ладоней, которые внезапно скользят под джемпером от ямочек на пояснице к самым лопаткам. Сплетая языки, мальчик тихо стонет, не в силах принять столько нежности — жар чутких ладоней Соби, что гладят, скользят, едва касаются, проходятся легкой щекоткой, сжимаются, стискиваются до легкой боли. Рицка зарывается в шелк волос пальцами, приподнимаясь и нависая над Соби, сминает желанные губы своими, дышит загнанно, а пальцы мужчины не перестают оглаживать спину, едва надавливать, на что он закрывает глаза, не в силах выдержать пытки наслаждением. — Хочу… — горячо выдыхает в губы Соби, и тот подхватывает мальчика под бедра, укладывая на мягкий ковер. Джемпер улетает в саму прихожую, а губы вмиг оказываются буквально всюду: седьмой шейный позвонок, загривок, крыло лопатки (к губам подключается раскаленный, едва не обжигающий язык, на что Аояги невольно выгибается), каждый позвонок он выцеловывает обстоятельно, нежно, едва касаясь. — Поцелуй меня… — мальчик чуть ли не скулит, переворачиваясь на спину. Раскрасневшийся Соби, дышащий поверхностно и быстро заставляет Рицку задохнуться от восхищения: даже сейчас, когда Агацуме было за тридцать, он был невозможно красив. Тот берет ладонь Рицки в свою, и трепетно целует пальчики, запястье, не отводя взгляда. В нем вселенная любви и обожания, желания и доверия, страсти и нежности, этого так всеобъемлюще много, что глаза мальчика невольно наполняются слезами. — Рицка… — испуганно шепчет Агацума, протягивая ладонь к его щеке, а тот смеется и плачет одновременно. Сила скользит вслед за пальцами мужчины, что стирают подушечками нестройные дорожки расплавленного несдерживаемого счастья. Мягкими пушинками оглаживая, растекается от пальцев к самому сердцу. А оно трепещет, а оно поет — крохотной птичкой, сладкоголосой канарейкой. Соби склоняется и осторожно касается губами уголка губ Рицки, бережно гладит по голове, даря чувство защищенности и спокойствия. И целует ласково, мягко, затапливая негой с ног до головы. — Никому… не отдам тебя никому! — слезы перестают литься по пунцовым щекам, пальцы с силой, ребенку не присущей, впиваются в плечи мужчины. Соби трется кончиком носа о его щеку, стискивает в объятиях. — Я люблю тебя, Рицка. Мальчик мягко улыбается и тянется за очередным поцелуем. — И я люблю тебя, Соби…! «Я весь твой, без остатка. Навсегда». «Мой. И я — твой». Ветер за окном закружил, задул с силой, приглашая подругу-пургу на танец. Та была дамой страстной, и танцевать любила — так что наутро дом Соби и Рицки был заметен по самые окна. Спавшему всего пару часов Агацуме Соби пришлось потратить около часа, чтобы привести дворик в порядок: расчистить заново дорожку, убрать снег со скамейки и освободить калитку. И еще около часа — на крышу. А уставший и довольный котенок все так же спал теплым клубком до самого собиного возвращения.