RUN BOY RUN

— Он как балласт в воздушном шаре. Надежный, верный, стабильный, но если необходимо подняться высоко, то он начинает мешать. И тогда его выбрасывают. Но это его предназначение, он отслужил свое, хотя по возвращению непременно понадобится вновь. А вот огонь… Огонь необходим практически всегда. Без него шар не полетит, не взмоет ввысь. Я намерен сделать тебя своим огнем, Нисей… — Настало время его сбросить? — Нисей улыбается лисье, щуря глаза. Он слышит «сделать тебя своим», и ему больше ничего не нужно. Он не знаком с Агацумой, но уже заочно его ненавидит. Агацума украл у него Сэймея, ведь тот был Бойцом Сэймэя все эти годы. Агацума, а не он. Это раздражало, нервировало. Может, то была ревность…? Сэймей задумчиво склоняет голову на бок, что-то строча в телефоне. Наверняка Соби. Или Минами. Хотя какое Сэю дело до этого мерзкого дядьки? — Я еще подумаю, Боец. Пока у меня нет причин менять лучшего Бойца на тебя, — Аояги отвечает, не отрывая взгляда от экрана. Акаме громко фыркает. — А вот это было обидно… Этот кабинет, в котором всегда, сколько он себя помнил, не хватало кислорода, был погружен в полумрак, но, что удивительно, табаком в нем не пахло. Сэймею трудно было дышать, а потому он решил закончить этот бесполезный для него разговор побыстрее. — Ты отстранен от членства в Совете, — начал с ходу Рицу, поднимая чашечку с чаем в приветственном жесте, — Первый студент школы Семь Голосов, выбранный в члены Совета, и первый, кого отстранили против его воли. Браво. Ты вошел в историю! Аояги хмыкнул, облокачиваясь о дверь. Был ли он раздосадован? Был ли он расстроен? Было ли ему… страшно? О, нет. Он был доволен, почти радостен. — И все бы хорошо, Аояги-кун… Вот только тебе предъявлены обвинения в убийстве пары Пустых. Совсем скоро тебя начнут искать… — А как же презумпция невиновности, сенсей? Моя вина в исчезновении этой Пары не доказана. Да, мы находились в конфликте, да, у нас был бой, но они пропали через неделю после него. Исчезли. Не были найдены убитыми. Я не вижу никаких обоснований предполагать такое. С чего вдруг Совет взяли это? Мужчина сделал небольшой глоток, откидываясь в кресле и водружая ноги на стол. Он не сводил взгляда со студента, бывшего члена Совета Семи, сканировал его, изучал… Но это было бесполезно. Учтивая улыбочка-ухмылочка, приветливый, тихий, скромный, при этом одаренный студент и талантливая Жертва. Никто и никогда бы не стал подозревать его в убийствах. — Я не смогу защитить тебя, Аояги-кун, пойми. Мое слово, как опекуна Соби, не учитывается. Если даже мы с Наной проникнем в базы данных и сотрем ваше дело, то первым, на кого упадет подозрение, буду я. Поэтому не серчай, но тут я тебе не помогу… Хотя у меня есть одна идея. На крайний случай. — О, сенсей. Я всегда любил ваши идеи! — на губах сладость, приторная, фальшивая. Пальцы же сжаты в кулаки: этот человечишка полагал, что Сэймей будет вынужден делать так, как он захочет, и попросит за это очередную мерзость. Например, встречу с Соби без свидетелей. Минами полагал, что находится в выигрышном положении, был уверен в том, что Возлюбленный будет играть по его правилам. Предсказуемо, скучно, мерзко. Больше всего на свете старший Аояги не любил скучать. — Мы уберем тебя. Ты исчезнешь, так, что никто не будет знать, что с тобой — Совет Семи, твои друзья, твой Боец, твоя семья…. По поддельным документам вывезем из страны и объявим в розыск. Пока тебя будут искать, Соби-куна трогать не будут. Да, тебе придется расстаться с Бойцом и семьей, но разве это не справедливая плата за свободу? Ты избавишься от хвоста в лице Лун, а все обвинения будут автоматически сняты… до твоего возвращения. Я помогу организовать тебе это. Сэймей лихорадочно размышлял. Минуту, другую, — у Минами даже остыл чай. — Вы хотите сказать, что мне придется исчезнуть, бросить Систему, Бойца, семью… и трусливо скрываться всю оставшуюся жизнь? Плохонькая альтернатива тюрьме, как по мне. — Это лишь часть плана. Я предлагаю тебе поучаствовать в моем проекте. Если все сложится удачно, то тебе не будет смысла больше прятаться. — В этот проект входит уничтожение Семь Лун? — Да, Аояги-кун. Под самый корешок… Выйдя из кабинета Минами-сана, Сэймей быстро набрал на телефоне сообщение и отправил его Нисею. «У меня наконец появилось для тебя задание. Ты же хотел доказать, что способен быть моим огнем? Надо встретиться.» Эти перелеты Рицку выматывали. И не столько напряженными часами в салонах самолетов, шатаниями по терминалам и магазинчикам аэропортов, убивая время до вылета, сколько чувством неизвестности того, что их ожидает в Японии. Что именно напридумал себе Минами-сенсей. Сколько они с Соби не пытались сочинять планы «А», «Б» и «С», но все это было не существеннее, чем писать вилами по воде. Они знали точно лишь то, что первый удар Минами-сана придется на Совет. Как бы то ни было, у них были союзники в лице Нагисы-сан и Саотоме-сан — Рицка был уверен, что она на самом деле будет на их стороне и поможет им. Соби, конечно, завел шарманку, что со всем разберется в одиночку, но Рицка не мог так все оставить. И не от того, что от директора Семи Голосов зависели жизни его близких. Он чувствовал вину и ответственность за то, что втянул во все это Соби, причем совершенно несправедливо втянул. Особенно теперь, когда Агацуму ничего не связывало ни с братом, ни даже с Системой. Однако они точно знали несколько вещей. К примеру, Минами-сан в курсе, что у Соби нет Силы и он не может войти в Систему. Также они договорились о том, что Азуми о Системе знать не должна. Как и об истинных причинах поездки в Венецию и возвращения в Японию уже втроем. На вопрос, чувствует ли Соби Силу Азуми, тот, задумавшись, ответил отрицательно. Если исходить из догадок Рицки, то она не была инициирована, как то полагается Бойцам, а без этого ритуала, чаще всего, Сила никак не проявляла себя, следовательно, вопрос оставался открытым. Азуми махнула рукой в сторону женского туалета и улыбнулась. Рицка, кивнув ей, направился к мужскому: умыться и привести себя в порядок. Соби же отправился за напитками к автоматам. У них был еще час с небольшим до самолета — уже в Токио. Рицка задумывался о причинах, по которым Соби согласился вернуться в Японию. Пытался таким образом загладить свою вину перед ним? Но прошло слишком много времени, чтобы Рицка держал какую-либо обиду. Расставить все точки над «и» с Минами-сенсеем? Или неужели… Осознание прошило позвоночник сверху донизу. Рицка встретился со своим ошеломленным взглядом в зеркальном отражении, не веря, не желая верить чудовищной догадке. Зачерпнув воды в ладони, он плеснул ее себе раз-другой в лицо, невольно проводя ладонью по тонким бороздкам и перебирая пальцами мягкую шерстку в том месте, где раньше были ушки. Медлить нельзя. Необходимо срочно поговорить с Соби! Но не успел он сделать и шага до заветной двери, как та распахнулась, и юноша влетел в кого-то, кем, по счастливой случайности, оказался Соби. — Рицка, прости! Ты не ушибся? — Соби деловито осмотрел юношу, но, заметив, что он яростно мотает головой, приложил ладонь к его лбу. Тот протестующе-отчаянно замычал, резво набирая на телефоне сообщение и показывая его Агацуме. «Минами-сан не оставит тебя так просто. У него наверняка есть доказательства твоей причастности к убийствам. Ты понимаешь, что он будет шантажировать тебя, и если что-то пойдет не по его плану, выдаст Совету? Он в любом случае не останется в проигравших!». Но Соби ничего не ответил, лишь коротко кивнул и ушел к писсуарам. Он знал об этом с самого начала. «Он решил сдаться! Он сдастся Совету и признается во всем! Вот почему он без уговоров последовал за мной…». Осознание истинных мотивов Бойца пришло к нему ошеломляюще быстро, так что Рицка в ужасе выбежал из уборной. Второй перелет прошел быстро и легко: потому ли, что на борту не было голосящих младенцев или потому, что все трое всю дорогу спали. Токио встретил их удушливой жарой, такой, что захотелось обратно, а лучше и вовсе на море, и чтобы никто не доставал… — Соби, а где ты будешь жить? — поинтересовался Рицка, пока они ждали багаж. Тот задумчиво пожал плечами, потирая затекшую шею. Шею, которую больше не скрывали бинты, водолазки, воротники рубашек. Шею, которую все также уродливо украшали шрамы Имени. — Я думал поехать сразу в школу и там остаться в общежитии, но долго находиться под одной крышей с Минами-сенсеем просто не смогу… — мужчина дернул уголком рта, — Или, скорее, он без меня не сможет. Так что останусь у Кио. У нас как раз много что накопилось обсудить. — Школа? Что за школа, Агацума-сан? Мужчина коротко улыбнулся Азуми-тян. — Учебное заведение. Я в нем когда-то учился. Директор школы приходился моим опекуном, с которым мы тоже не виделись все эти годы. Он узнал, что Рицка собирается поступать в университет и пообещал бесплатно помочь Рицке с поступлением. Лекции, семинары, факультативы… — Слушай, Соби… А ведь выставка еще не закончилась. Ты сильно устал? Может ты хочешь посмотреть…? Соби проводил убежавшую к ленте, на которую начали выкатываться чемоданы, Азуми-тян, а после вернул взгляд Рицке. У того под глазами образовались темные круги, но все же успевшая подзагореть кожа придавала ему свежий здоровый вид. Загар Рицке очень шел: делал его более презентабельно-взрослым, выгодно выделял губы, подчеркивал цвет глаз. Вот только его взгляд… Юноша смотрел устало, но с какой-то детской надеждой. Невыносимо хотелось обнять его и прижать к себе, да так, что ладони предательски задрожали. Но нет. Рицка не звал его пойти вместе. Это не было приглашением. И обнимать его больше нельзя. Отсутствующий хвостик и ушки явно давали об этом понять. — Я чуть позже схожу. С Кио, — добавил он и медленными шагами направился помогать Такаги. Сэймей не привык сдаваться. Ему приходилось ночами, когда опостылевшая жара спадала, писать заклинания: стихотворные ли, на японском, английском, с добавление арабских слов, подсмотренных в словарях, витиеватые отклоняющие, и, конечно же, возвратные (про них не стоило забывать — достаточно было вспомнить, какую силу имели подобные заклинания у Соби). Аояги раз за разом возвращался к воспоминаниям о том, каким образом его Бойцы атаковали: изящные, красочные, длинные заклинания у Соби (тот нередко использовал электричество и молнии), и состоящие преимущественно из черноты, глубокие, хлесткие, короткие — у Нисея. Они могли быть совершенно разными, но и те и другие были эффективны. Всерьез заинтересовавшись управлением временем в Системе, мужчина набросал десяток различных заклинаний, продумывая, как бы они могли сработать. Помимо этого Сэй прикинул, какими могли быть ответные со стороны противника. Тактическая сторона его натуры была удовлетворена этой шахматной игрой, в которой он играл и белыми, и черными. Правда, все это было пока на бумаге, и было неизвестно, когда задуманное воплотится наяву. Однако своими наработками Аояги не делился с учителем, решив сделать это позже, когда он с уверенностью сможет сражаться в Системе. Пока же, спустя бесконечно долгие по его меркам полторы недели, он даже не мог ее запустить. Это злило, это вызывало непонимание, и легкое, щекотное чувство отчаяния. «У меня остался лишь я сам, но теперь у меня ничего не получается. Мне не на кого более надеяться». Неслышимые держались за руки. Вообще, они старались тактильно не контактировать. Юноши, конечно, понимали, что, раз они Пара, то на них никогда не посмотрят косо, но все же они оба в этом не нуждались. И Рёске и Судзуки любили девчонок, грудастых и сочных, а потому всяческие проявления чувств кроме дружеских между ними считали гейством. Впрочем, прикосновения друг к другу, которые нет-нет, но происходили в Системе, не вызывали у них отторжения. Они были неразрывно связаны друг с другом, в первую очередь они были самыми близкими друзьями, а потому их связь была особенно крепка, ведь дружба — очень надежная, очень верная штука. На тренировочном полигоне никого, за исключением их троих, нет: конечно же ритуал требовалось проводить ночью, когда все спят, Минами Рицу ведь не может без лишнего пафоса и таинственности… Учительская рубка под потолком, из которой за тренировками наблюдали учителя, была непривычно пуста и темна. Директор, стоящий в нескольких шагах от Неслышимых, держал в руках книгу и громко зачитывал… Да, это не был шрифт Брайля. Он озвучивал строки из обыкновенной, правда ужасно потрепанной и огромной, но книги. У него вновь были глаза, он вновь видел, так еще и без очков… Да, без повязки и очков он выглядел совершенно иначе, чем все годы до этого. Но если бы у него не было глаз, то и не было никакого ритуала, ведь так? Минами-сан не дал бы проводить ритуал кому бы то ни было, ведь он никогда не применялся на практике из-за огромных рисков. К тому же никто не знал о договоренностях между ними. Значило ли это, что несколько месяцев назад Минами-сан точно знал, что он уговорит Неслышимых провести ритуал отказа от Имени, потому как у него будут глаза? Латынь Неслышимые не понимали, потому смиренно ждали. Ладони Рёске были мокрыми, он не поднимал взгляд, и Судзуки то и дело приходилось сжимать его пальцы, приободряя. — Preces meae non sunt dignae, sed tu bonus fac benigne, ne perenni cremer igne. Из живота вверх поднялся жар, захватывая всю грудную клетку, и они оба в миг зашлись в кашле. Глотку разрывало от обжигающего нестерпимого жара, но ни один не отпускал рук, цепляясь сильнее друг за друга. Слова сенсея доносились глухими обрывками, перед глазами плыло и ноги не слушались… Но отпустить руки — значит умереть. Неслышимые упали на колени, порывисто обняли друг друга, прижимаясь. Они тихо стонали от боли, плакали и молились. Но их мольбы не были услышаны. — Рёске, дер… держись! Надо немного потерпеть. Все… — Судзуки, вонзил зубы в кожу на запястье и глухо зарычал, — Все пройдет… скоро… Рёске хныкал, словно маленький, сцепляя пальцы за спиной своей Жертвы, и жался к нему всем телом. Его будто выворачивало наружу и обливало лавой, больно было так, что даже кричать становилось невозможно. Жжение скапливалось в одной точке: в имени. Возникло ощущение, будто резали, выжигали, обливали кислотой — на живую. Сенсей не прекращая читал заклинание, и казалось, будто этой пытке нет ни конца, ни края… — Рёске…. Рёске, слышишь меня? Терпи! Не отключайся. Смотри на меня. Дыши. Судзуки чуть отстранился, взглянул в перекошенное лицо Бойца. Конечно, сейчас он мог сколько угодно приказывать, ведь как Боец Рёске должен подчиниться… Но не в этой ситуации. Тот прикусил нижнюю губу, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик, но не выдержал и закричал. Громко, протяжно… А слезы текли по горящим щекам и тут же высыхали. — Больно… больно… Мощная волна Силы обрушилась на них, раскидывая в разные стороны. Юношей начало трясти как от удара током, и два пронзительных крика взмыли под полукруг потолка. Имена медленно сходили с их тел, что выгибались в неестественных, словно у них были переломаны все кости, позах. А после наступила тишина. И только кровь из ран и слезы из глаз продолжали свой ход. — Убить во имя Жертвы несложно. Убить по приказу Жертвы — высшая награда для Бойца. Нисей задумчиво рассматривал свои ногти. Одно дело найти человека, выкрасть (причем сделать это практически перед носом вездесущего извращенца Минами, который явно приставил за Аояги наблюдение), привести к Жертве, и совсем другое — его убить. — Сэй… Я же сказал, что не буду. Вот что хочешь делай. Можешь мне еще пару часов почитать лекцию о том, что является моим долгом, моей обязанностью, моей ролью… Сэймей внимательно изучал сотню фотографий, что сделал Акаме. Да, они с этим человеком были схожи по комплекции, у них были одинаковые уши, хвосты — разные, да и черты лица сильно отличались. Нисей нашел ему достойного двойника, который помог бы запутать следы Сэймея, но этого было недостаточно. Простого побега было мало: Луны доберутся до него рано или поздно. Возлагать надежды на амбициозные планы Минами было слишком опрометчиво, да и становиться пешкой в чужих руках желания не возникало. Необходимо было самому выпутываться из ситуации. — Предлагаю его сжечь. Таким образом останется меньше улик, тело сильно пострадает, а зубы… А зубы мы подготовим. Нисей кивнул, разваливаясь на диване. — Сжигать я тоже не буду, — тихо буркнул он, подтягивая к себе томик манги. Сэймей тихо невесело рассмеялся, оборачиваясь к своему Бойцу. Его Боец. Не использованный, изжеванный и перемолотый, а после выплюнутый к его ногам… Сэймей ненавидел подачки, поэтому избавиться от Агацумы оказалось на удивление просто. — Ты уже попрощался с Агацумой? Глаза Возлюбленного сощурились. Нисей выглядел беспросветно глупо, когда пытался замаскировать свое безразличие к Соби. — Да. Наказал ему оберегать брата и держать рот на замке. — Но он ведь не знает… — Разумеется не знает. Он ведь начнет искать, если я скажу ему, что намереваюсь остаться в живых. А если будет искать, то все пойдет коту под хвост… Акаме перевел взгляд с особенно эротичного фрейма на хвост Аояги и хмыкнул. Спрашивать его о том, а пошел бы он на эту авантюру, не будь у него второго Бойца, Нисей не стал. Потому что ему не хотелось услышать положительный ответ.