RUN BOY RUN

— Скорее! Сюда! — громко прошептал Йоджи, улыбаясь ехидно. Скрылся за углом и нырнул в первую попавшуюся дверь. Кто-то из ребят прознал, что Минами сейчас в штабе Совета вещает пафосные речи о том, каким превосходным правителем он станет. А это значит, что совсем скоро хаос доберется и до академии. Следовало уничтожить сыворотку до того, пока Минами не успел ее использовать на студентах Семи Голосов, которых он агитировал вступать в свою армию. А прежде — ею воспользоваться. В противоборствующий Минами партизанский отряд удалось привлечь большую половину студентов. Минами с Наной не заметили подозрительной активности: были слишком заняты поиском Бойцов для своей армии, их привозом, переобучением, выстраиванием стратегий. Предполагали, что студенты попробуют им противостоять, но решили, что подчинить себе неопытных Бойцов и Жертв будет совсем несложно. С их-то армией. Но даже неопытные студенты, те, кто никогда не участвовал в настоящих боях, Бойцы, не встретившие своих Жертв, за последние два месяца неплохо натренировались в Системе. Вслед за Йоджи шаг в шаг небольшой группой следовали студенты. Нули раздобыли код доступа от лаборатории, и собирались раздать сыворотку между Бойцами, не имеющими Жертв. Да и сам Нацуо не отказался бы от явно не лишних возможностей. — Так, ребят, в очередь, пожалуйста. Всем достанется. Оборудования тут не так много, так что надо будет подождать. Кто там первым записан? Через несколько часов, когда только половина ребят успела получить свою «дозу», в лабораторию ворвался совсем еще юный мальчишка, и, запинаясь, задыхаясь, пробормотал: — Директор… В-в-вернулся… Вызывает вас двоих. И кивнул в сторону Нулей. Те переглянулись, улыбнулись синхронно, копируя кровожадную улыбку друг друга. Школа гудела будто рой злых пчел. Студентов собирали небольшими кучками на арене в здании школы и предлагали сделать выбор: пойти вслед за разрушительной армией Минами Рицу, что уже успела уничтожить системное сообщество Европы, или же остаться навсегда без Системы. Убивать Минами не хотел. Но это только пока. Его глашатаем был один из давних студентов Семи Голосов, мужчина с женским именем Такеда Нозоми. Много лет назад его Жертву и невесту убили, но не в Системе, а в грязной смердящей подворотне. Это сделали какие-то малолетки. Напали скопом, и перерезали девчонке глотку. За что? За недорогие безделушки? Неизвестно. Кто? Так и не удалось выяснить. После этого Система более была недоступна Нозоми, но что было доступно, что зародилось, так это всеобъемлющая злость на ублюдков и убийц. На несправедливый суд, на закон, который был не на его стороне. А потому, когда однажды ему поступило предложение вернуться в Систему, он не раздумывая принял его. Чтобы построить новый мир, в котором силой и законом станут те, кто обладает Силой Системы. Однако из всех студентов было совсем немного тех, кто готов был разделить идеи директора. Многих, самых юных, они даже не брали в расчет: у них не то что опыта в Боях нет, они даже Связь толком не отстроили. Рицу, наблюдающий за происходящим на арене из своей рубки, многое ставил на Нулей. Те, хоть и не числились в академии, были Минами полезны: внушительная боевая мощь и отсутствие восприимчивости к боли делали их идеальными воинами. Однако в ответ на недолгую, но безусловно воодушевляющую тираду, они синхронно прыснули и залились в злобном смехе. Дураку было понятно, что Саган не только против предложения, но и откровенно высмеивают Рицу со своей шайкой. — Мы отказываемся. И только попробуй, старикашка, угрожать нам Нагисой. Ты любишь ее и никогда не причинишь ей вреда, не блефуй зря… Ой, только не делай такое кислое лицо, об этом было известно еще лет семь назад! Так что нет. Иди к черту, — выдал Йоджи и, задрав голову, поднял ладонь с выставленным средним пальцем. Минами явно не рассчитывал на такой ответ, а иначе не допустил бы того, что братьям удалось сбежать с арены и скрыться в неизвестном направлении. Схватить в одиночку этих двоих — шустрых, юрких, — Нозоми не смог. Минами выдохнул разочарованно, понимая, что он лишь в начале пути, а уже устал. Правда, устал, скорее, от ожидания, от напряжения, что скапливались день за днем. Нарастить мощь армии за один день невозможно, и это раздражало. Завтра прибудут последние двадцать Бойцов, которых он завербовал. Требовалось найти еще с десяток студентов, которым можно будет промыть мозги. Было предложение загипнотизировать особенно выдающиеся пары, но гипноз требовал предельной концентрации и огромного расхода Силы. Потому, чтобы избавить себя от проблем, оставшимся Системным Японии лучше было бы и вовсе отрезать доступ в Систему. Не все ребята из «армии» Рицки и Соби успели получить свою дозу сыворотки. Находиться в лаборатории дольше было чревато тем, что Рицу их заметит, и хотя несколько добровольцев дежурили и подслушивали за директором, занятие это было не из безопасных. Некоторые студенты сообщали, что на них сыворотка не действует: вероятно, сказывалась малая доза препарата. Вопрос с Жертвами, не имеющими Пары, оставался не до конца решенным: кто-то, кто обладал гипнозом, сгодился бы в бою, остальные только в качестве медиков. Посты с оказанием помощи были размечены на карте. Необходимо было только выманить Бойцов Рицу из корпусов на открытые арены и в сады. Их, по слухам, было порядка полутора сотен человек. Йоджи с Нацуо удалось собрать в полтора раза меньше студентов, и только две трети из них были Бойцами. Они понимали, что оказать достойное сопротивление вряд ли смогут. Но у них были преимущества: территория, которую они прекрасно знали, Жертвы, готовые залечивать раны; они научились действовать сообща, быстро и слаженно. А еще у них были Нелюбимые, которые, а они были уверены, вернутся и помогут им. Нули без них, со всеми подготовительными работами, зашивались. Судзуки Като, не так давно Жертва пары Бесшумные, а ныне чистая Жертва, покинул жилой корпус, только лишь начало светать. Собравшаяся за ночь роса не успела высохнуть, а потому подмочила кеды, да отвороты джинс. Накинув на голову капюшон толстовки, он бесшумно переместился от одного корпуса — дерева — куста к другому, и довольно быстро добрался до забора, выставленному по периметру всей академии. Сжал прутья, подтянулся на руках, уперся подошвами, выталкивая себя наверх. Перемахнув через ограждение, помчался к пролеску впереди. Там, сквозь деревья, еле заметно просвечивали огни автомобиля. — А училка не обманула… Однако Нана не была «училкой». Она была спецом по безопасности, причем по кибербезопасности, но это не мешало Минами вовлекать ее еще в тысячу и одно дело, отчего ее полномочия распространились далеко за пределы Сети и собственного кабинета. — А директор разве за вами не следит? — произнес он первое, как забрался в салон на пассажирское место рядом с Наной. — Он выпил очень… Очень крепкого чая, так что проспит до утра как младенец. Можно не переживать. — Всегда восхищался двойными агентами! Нана вжала педаль газа, и они рванули с места. Судзуки невольно вскрикнул, сжимая дверную ручку. — Чем восхищаться, лучше слушай меня внимательно, — не отрываясь от дороги произнесла она, и юноша мигом собрался, насупил густые брови. — Итак, первое, что ты увидишь перед входом в здание Семи Лун… План был несложным, с ним бы справился и младшекурсник. Тем более что Судзуки готов был выложиться на все сто, дабы отомстить человеку, что уничтожил его будущее и самого верного друга лишь по собственной прихоти. Убил его Бойца и даже не потрудился принести соболезнования. Рицка не заметил, как добрел до конца лабиринта. На протяжении оставшегося пути, что он проделал в одиночестве, ничто не мешало ему. Стих ветер, прутья живого лабиринта не сковывали в силках. Воспоминания Агацумы не взрывали сознание, не ужасали болью, несправедливостью, жестокостью и бессердечностью. В лабиринте стояла тишина, а мысли затихли в ответ. Он уже накричался вдоволь, наистерил. Устал до изнеможения, но сдаваться не собирался. — Сейчас-сейчас, Соби, — забормотал он торопливо себе под нос, словно уличный сумасшедший. — Вот сейчас, только пару минуточек постою… Передохну… Я найду тебя, обязательно, слышишь? Я верну тебя. Верну нас назад. Только дай мне… Капельку… Он опустился на землю, откинул голову на живую стену, устало обвел взглядом вокруг, и прикрыл глаза. Стопы ныли при каждом шаге, все тело под тонкой одеждой, что почти не сохраняла тепла, было покрыто ссадинами и царапинами. Сил не было сделать и шагу. Голова раскалывалась от напряжения. — Знаешь, Соби… — заплетающимся языком начал Рицка. — Я тебе не рассказал одну важную вещь. Я ведь тебе врал. Утаивал правду. Недоговаривал. Называть это можно по-разному, но факт один: я был не до конца с тобой искренен. И я бы очень хотел, чтобы ты простил меня за это. Тяжело выдохнул через рот, побился затылком об изгородь. Боли, которую ожидал, не почувствовал, лишь небольшой покалывание, но бодрящее — это было на руку. — Такаги-тян беременна. Я буду отцом. Отцом ребенка… Представляешь? Это так… Странно. Я до сих пор поверить не могу. А он еще растет в три раза быстрее нормы. Врачи никак диагноз поставить не могут, она все лучшие центры обошла… Я ведь… Не думал, что оно так выйдет. Я не дурак какой, знаю, как дети появляются. Но в ночь, когда это произошло, она… Она словно заколдовала меня. Взъерошил волосы на голове, встряхнулся, поднимая голову. В иллюзии, созданной сознанием Соби, небо затянуло белыми облаками, с которых еще недавно сыпал мелкий сухой снег. Все было как живое, все ощущения были словно настоящие. И это поражало. Поговорить и расставить все точки над i требовалось еще в первую встречу. Но он не то что не объяснил приезд Азуми, как не объяснил и того, что его с ней связывает. Разумеется, догадаться было несложно — они касались друг друга, целовались, — но наверняка Соби хотелось просто услышать подтверждение от Рицки. Без утайки. Сказал бы, мол, Соби, прошло много времени, мы ничего друг другу не обещали, жизнь нас разделила, и вообще… Нужно идти вперед. И не было бы того странного чувства отрицания, когда он увидел Агацуму с незнакомцем, и неловкость не кусала бы до красных пятен мочки ушей человеческих, наутро, когда кошачьих уже не было. Осознавал ли он тогда, что, не оглашая Соби свои отношения с Азуми, он тем самым невольно оставлял себе шанс однажды выбрать его?.. — Если бы она была Бойцом, я бы еще понял. Но нет, не Системная она. На самом деле я даже не могу вспомнить, что между нами той ночью было, но… Как бы то ни было, я обещал взять ответственность. Возможно, близость между нами была ошибкой, возможно я виноват, что не проконтролировал, и теперь все скидываю на помутнение рассудка. Однако факт остается фактом: у нее будет ребенок, и этот ребенок — мой. Он сомневался, что Соби его услышит. Признания слетали с языка без должных усилий, и, произнесенные, оставляли в душе, капля за каплей, чувство облегчения. Словно увесистый камень по кусочку снимали с шеи. Соби должен об этом узнать. Правда, не в таких обстоятельствах… Не будучи заточенным в своем разуме и памяти. Ослабевший ранее ветер задул с новой силой, на этот раз превращаясь в настоящий смерч. Тот набирал силу где-то на другом конце лабиринта, медленно покачиваясь на ширившейся вихревой ноге. Рицка подскочил, закрыл предплечьем лицо, дабы ветви и листья не исполосовали кожу. Смерч несся прямо на него, и Рицка не знал, как ему противостоять. Оставалось только смиренно принять его. И тот не заставил себя долго ждать, оправдывая его опасения: подхватил тело юноши, словно пушинку, поднял высоко в небо, закрутил, завертел в сумасшедшем танце, а после… А после наступила кромешная темнота. Аояги растерянно провел ладонью по глазам, одновременно прислушиваясь к телу: ничего не болело. Значит ли это, что смерч не причинил ему вреда или же… Дыхание перехватило; он вспомнил, что с ним уже такое происходило: не чувствовал собственное тело, не ощущал ничего вообще. Ладонь, скользнувшая по лицу, не имела веса, лицо, а, точнее, то место, где оно должно находиться, не почувствовало ничего. Также было и в Системе, совсем давно. Тогда была чернота и ничего более. И гравитации, и ощущения собственного тела не было. Не слышно было и звуков. Но в этот раз все изменилось. Впереди, на небольшом расстоянии, сноп света высветил высокую мужскую фигуру. Соби, будучи полностью обнаженным, стоял к нему спиной, уронив голову на грудь. Рицка хотел выкрикнуть его имя, позвать, чтобы тот его увидел, но он и звука не смог издать. Заговорил сам Соби сухим ломким голосом: — Вот и все. Это было последнее наше испытание, Рицка. Последняя правда, которую мне требовалось узнать, — тихо произнес он, и слова его реверберировали в неосязаемой черноте. — И я благодарю тебя за нее. Спасибо тебе за все. Только благодаря тебе мы прошли этот путь. Отныне я… свободен? Чернота пошла волнами, растворяемая светом, освещающим Агацуму. Она начала истончаться, загудела раскатами грома, а тот лишь нарастал, оглушая. Если бы Рицка мог, он зажал бы ладонями уши, но тело продолжало не слушаться. Соби исчез из его поля зрения, а на следующий взмах ресниц (взмах ли? он не был уверен, что у него есть глаза) он оказался в небольшой спальне. В городке Ле-Пюи-Нотр-дам, что раскинулся недалеко от замка Монтрей-Белле. Первые минуты Агацума устало озирался по сторонам, не веря, что они смогли найти путь к реальности. Прислушивался к себе, но не чувствовал каких-то физических изменений, однако понимал, что помощь Рицки проявит себя со временем, даже в элементарных — для «обычных» людей — ситуациях. Не все так сразу. Ощущал он себя вымотанным и совершенно разбитым. Еще и крови опять потерял… Пить хотелось невыносимо, но малейшее движение отдавалось глухой болью по всему телу. Поняв, что на нем нет одежды, накинул на плечи плед. Не хотелось, чтобы Рицка видел его… обнаженным еще и телом. Душу он уже увидел, и оставалось лишь догадываться, как он примет увиденное. Рицка в лабиринте почти не проявлял эмоций: видимо понимал, что они лишь помешают исцелению. Зато теперь, когда все закончилось… Рицка, придя в себя, вскочил с постели, раскрыл, было, рот, но тут же его захлопнул. Сжал пальцы в кулаки, разжал. Хотел что-то сказать, но решимости на удивление не хватало: она осталась в лабиринте. Он увидел слишком много, чтобы смочь это принять и переварить так быстро. Он узнал о Соби такое, что тот никогда и ни за что бы не рассказал. Он увидел, через что проходил Соби. Как он становился разменной монетой чужих воли и желаний, не имея своего собственного голоса, вынужденный слепо следовать приказу. А приказы эти были омерзительными… Постыдными. Выворачивающими и уничтожающими собину человечность на корню. Рицка увидел всю его жизнь изнутри, прочувствовал на своей шкуре его эмоции в самые роковые минуты, и не мог поверить, что Соби прошел через эти унижения, боль, безразличие, презрение… Те жестокие слова, что он услышал от ветра-призрака с голосом Соби, выбили из колеи, подточили веру в себя, поднимали ненависть к себе. Действительно ли Соби думал о нем так? Он сомневался, хотя и понимал, что все тогда сказанное имело место быть. Но он справится. Справится же? — Тебя нужно подлечить… — тихо произнес Рицка севшим голосом, разрушив, наконец, напряженную тишину. Агацума мотнул головой — Силы в резерве было предостаточно. Кровь из шрама-имени уже остановилась, ссадины от тернового венка начали затягиваться. А боль… Боль уйдет. Совсем скоро. — Если что, то там еще пакет кровезаменителя остался… — Не нужно. Спасибо, Рицка, — устало прошептал Соби. — Я справлюсь. Все в порядке. Он был уверен в этом. Но не был уверен, будут ли «в порядке» их отношения. Что с ними будет теперь? Разве после увиденного Рицка сможет остаться рядом? Сомнительно… Пускай он и обещал, но ведь он будущий отец… Осознание этого, впрочем, не вгоняло в отчаяние. Агацума был даже несколько рад за Рицку: дети — совершенно прекрасные существа. Да и отцом он станет отличным, в этом Соби даже не сомневался. А он сам… Простого присутствия Рицки в его жизни будет достаточно. Он себя в этом сможет убедить. Сколько сил не пришлось бы к этому приложить. Рицка отмер, унесся из комнаты, топоча пятками. Загремели кастрюли и сковородки на кухне, послышался шорох пакетов. Открылся холодильник, щелкнула плита. — Сэндвичи и омлет будешь? — негромко спросил юноша, прекрасно зная, что Соби его услышит. Но тот не ответил, лишь склонил голову, сжал зубы до боли в челюсти. Рицка был растерян, пытался занять руки готовкой, и боялся встретиться с Соби взглядом. Они, впрочем, оба боялись и были в замешательстве. Агацума надел первые попавшиеся под руку брюки и футболку. Поднялся, прошел на кухню. Тяжело посмотрел на Рицку и его метания, без лишних слов выключил конфорку и уронил голову мальчишке на плечо. Аояги первое время не двигался, но спустя время неловко похлопал Соби по плечу. Произнес с волнением в голосе: — Я так испугался, когда ты исчез… Ужасно. Звал тебя, звал, до конца лабиринта даже добрался, а тебя все не было… Что произошло? Соби мотнул головой, пожал плечами в ответ. Потрепанный, в кровавых потеках и ссадинах, с осунувшимся посеревшим лицом, синяками под глазами, залегшими под скулами тенями, выглядел он скверно. Рицке захотелось его обнять и напоить Силой. И теплом. — Я плохо запомнил… — задумчиво произнес, поднимая лицо, но отводя взгляд. — Знаю только, что видел тебя, рвался к тебе, но словно в зазеркалье находился: ты меня не видел и не слышал. Там тоже был лабиринт, но в отражении. Я только услышал последние слова. Они словно моим голос зазвучали, а потом — темнота. Рицка бережно погладил Соби по плечу. Поднимать эту тему не хотелось. Не сейчас. Слишком уж… Больно это звучало. Больно — потому что было похоже на правду. Вместо этого произнес: — Надо поесть, Соби… Агацума издал какой-то непонятный звук, напоминающий раздраженный рык, обхватил ладонями лицо, с которого никак не сходило растерянное выражение, посмотрел прямо в глаза со сузившимися зрачками. — Тебя действительно волнует только это? — спросил, пытаясь скрыть сарказм. Рицка прикрыл глаза, собираясь с ответом. — Нет, — сухо, твердо ответил. — Не только. Меня волнуешь ты. То, что я увидел… Узнал… Ощутил… Это не меняет моего отношения к тебе. Я не думаю, что ты грязный, зависимый, жалкий. Наоборот, то что я узнал о тебе, восхищает. Заставляет задуматься о том, насколько ты силен духом. Вот только моя ошибка… С Азуми… В конце-концов это мой ребенок. И я не могу… Я взял на себя ответственность… Соби внимательно взглянул в лиловые глаза, что-то отметил про себя, и осторожно примкнул губами к губам Рицки. Тот не шелохнулся, не отреагировал, лишь брови пошли болезненным изломом. Соби, заметив эту борьбу, прикрыл глаза, скользнул ладонью от середины спины к пояснице. Коснулся на пробу кончиком языка губ, словно прося разрешения, и тот, хотя и уступил, но совсем не ответил. Агацуму это не смутило. Он с силой прижал Аояги к себе, проник языком внутрь, огладил пальцами теплое местечко за ухом. Несколько томительных секунд, и тот с боем, но сдался. Давным-давно Рицка представлял себе подобные сцены с Соби. Никакие беременные невесты сегодня и сейчас не могли противостоять его многолетним грезам. Столь сильным желаниям, что вспыхнули с удвоенной силой спустя несколько лет. Этому сложно было противиться. Да и не хотелось. Поднимая невидимый флаг капитуляции, он лишь облегченно выдохнул вместе с полустоном, и потянулся навстречу, закидывая руки на собину шею. Тепла Рицки в момент стало больше, оно оставалось на коже, и Соби, опьяненный им, широким жестом смахнул все, до чего смог дотянуться за рицкиной спиной. Посуда с грохотом упала на пол, оглушая двоих жестяным звоном, так что Рицка даже сквозь поцелуй поморщился. Не произнося ни слова подхватил юношу под ягодицы, усадил на столешницу, и пристроился между его ног. У Аояги перехватило дыхание, но поцелуй не прекратился. Рицка, поглаживая холодными пальцами загривок Соби, оттянул короткие волоски. Прихватил зубами его губу, втянул в рот, пососал легонько, отпустил. Прихватил уже с легким укусом, а после ворвался языком в Собин рот, облегченно и с наслаждением застонав. Так, словно желал этого всю свою жизнь, а теперь достиг желаемого. Обнял ногами Соби за талию, сдвинулся на самый край, прижимаясь плотнее. Агацума задрал футболку Рицки, шаря ладонями по телу. Оно не было таким, каким он помнил — худым, угловатым, неловким. Подтянутым, в нем ощущались мышцы, в нем чувствовалась зарождающаяся сила. И тот проявил ее, оттянув голову Соби от себя, заглядывая в глаза цвета теплого летнего моря. — Ты не пожалеешь об этом? — голос Рицки от возбуждения стал на пару тонов ниже. — Никогда, — незамедлительно ответил Соби, с нажимом проводя по обнаженной груди. — Никогда не пожалею, Рицка. На самом деле именно Соби должен был спрашивать об этом Рицку, ведь не он был скован обещанием. Не он подбирал обручальные кольца и делал предложение. Но произошедшее в лабиринте памяти перевернуло к чертям настоящее, отвергло его — на время, — и Рицка понял, что ему нужно, необходимо это, как воздух: упасть в бездну. В бездну чувства к Агацуме Соби. Хотя бы один-единственный раз. Прикрыв глаза, Аояги вслепую ткнулся в губы Агацумы, мягко сминая, и тут же отпуская их. Задышал уже шумно, горячо, а некогда ледяные ладони вспотели, стали обжигающими. — Хочу… Везде… Тебя… — залепетал лихорадочно, опуская руки к краю Собиной футболки. Тот снял ее через голову, задевая уже подсохшие кровавые бинты на шее. Раны на коже отдались саднящей болью, но Соби привычно ее перетерпел. Сейчас она уж точно не имела над ним власти. Вся власть была заключена в Рицке. — Я весь твой… Рицка глянул снизу-вверх: перед глазами расплывалось, словно у пьяного, ширинка давила на вставший член, щеки и уши раскраснелись. Примкнул губами к середине груди, к сердцу, собрал губами вкус кожи, слизнул, раскатал на языке. Агацума, наблюдая за этим сверху, несдержанно простонал. Приподнял лицо за подбородок, взял ладонь в свою, и обстоятельно поцеловал каждую костяшку, не спуская взгляда. — То, что ты услышал… Это не правда, Рицка. Это просто те слова, что ты боялся услышать. На самом деле я так о тебе не думаю. Я… Даже заклинателям слов порой не достает их же оружия, и в такие моменты тела говорили больше слов. Агацума обхватил ладонями лицо Аояги, увлекая в глубокий, полный страсти поцелуй, такой, что мальчишку начало мелко-мелко трясти. Собственное возбуждение оглушало, отключало от реальности, оставляя в поле зрения лишь лицо, глаза Рицки. А тот вновь потянулся вспотевшими ладонями к обнаженной груди, огладил ключицы. С нажимом переместил ладони на спину, вспорхнул пальцами, словно крыльями бабочек, по старым рубцам шрамов, внимательно изучая каждый. Огромные, широкие, пересекающие добрую половину спины, им не сойти никогда: Соби уже пытался свести их Силой, но было бесполезно. Но Рицке было наплевать: он направил Силу в небольшой шрам под лопаткой. Скользнув языком по языку Соби, ворвался в его рот, мягко огладил небо и выдохнул в губы. Спустя несколько сладких поцелуев Агацума завел ладонь себе за спину, касаясь кожи в месте, куда мальчишка направлял Силу. Рицка свел его шрам. Небольшой, но свел. Схватил его за плечи, оторвал от себя. — Не стоит, Рицка. Я не переживаю из-за этих шрамов. Не трать Силу попусту… — Я хочу сделать для тебя еще что-нибудь. Насколько смогу… — ответил, пытаясь перевести дыхание от выброса Силы и долгого поцелуя. Поерзал задницей, не зная, куда девать руки. Соби подметил это, взъерошил отросшие волосы и хохотнул. Подхватил Рицку под бедра и понес в спальню. Тот радостно расхохотался, обхватывая Соби ногами плотнее, и обвил руками шею, боясь свалиться. — Ты и так сделал достаточно. Больше, чем кто бы то ни было. Пожалуй даже больше, чем я сам для себя сделал… — Соби умостил Рицку на кровать, нависая сверху. — А шрамы… Они служат неплохим напоминанием о прошлом. Прошлое прошло. А я же не отказываюсь и не хочу отказываться от него. Звонко чмокнул в нос, лоб, губы, а Рицка успел на последнем поцелуе затянуть его в новый. Ленивый, нежный, он продлевал огонь вспыхнувшей страсти, но не давал ей загореться с прежней, разрушительной, силой. — Мы ведь… Мы не прощаемся, Соби, — прошептал Рицка, а в словах его отдаленно, но слышался вопрос. Вопрос, на который они оба не знали ответа. — Я защищу тебя, — выдохом в губы, и жгучим, почти болезненным в этот раз, поцелуем. Он даже думать не хотел о том, что Рицки в его жизни может не стать. Они победят Минами, они будут живы, — в этом он не сомневался. А дальше… Если Рицка позволит, он будет рядом. — Не отпускай меня… — вторил его мыслям хриплый Рицкин шепот. Соби замычал — то ли раздраженно, то ли зло, — потянулся к ширинке Рицки, вжикнул замком, пальцами ловко выпутал пуговицу из петли. Рицка, желая помочь, вжался лопатками в постель, приподнимая задницу, и стянул с себя джинсы насколько это было возможно. Посмотрел с тревогой Соби в глаза. Взгляд Бойца был тяжелым, возбужденным, обманчиво спокойным. Ему стоило больших усилий сдерживать себя. Рицка взволнованно сглотнул, и приспустил еще и боксеры. Соби, не опуская взгляда, перенес вес тела на левую руку и ногу, ладонь правой опустил на пах мальчишки, чуть сжал пальцами. Аояги на это прикосновение раскрыл рот в беззвучном вдохе, чем Агацума и воспользовался. Мазнул языком по уже припухшей от поцелуев нижней губе, слизнул бисеринки пота в ямочке над верхней губой. Скользнул раскрытой ладонью от основания к головке, а потом сверху вниз. Аояги простонал от удовольствия, притянул Агацуму к себе ближе за шею, зажмурился до боли в глазах. Соби, целуя, проглотил его стон, что невольно вызвал в нем мелкую дрожь возбуждения. Оторвался от Рицки, в несколько резких движений вытряхнул мальчишку из джинс и белья, перевел дыхание. Рицка выгнулся, непроизвольно развел согнутые в коленях ноги. Щеки горели ярко-алым, выдавая испытываемое им смущение. Отвел глаза. От столь откровенной, на грани пошлого, позы в груди Агацумы вспыхнул, и мигом разгорелся нешуточный пожар. Стоило небывалых усилий не наброситься на Жертву сейчас, — возбуждение принимало разрушительные черты. Но сделать Рицке больно он не хотел и боялся больше всего на свете, а потому дал себе пару мгновений, чтоб успокоиться. Медленно выдохнув, бережно обхватил член у основания. Не разрывая полного нежности взгляда, совсем легонько, медленно, провел ладонь к налившейся головке, плавно опустил к яичкам. Рицка протяжно застонал в голос, и прикрыл веки, словно не мог вынести испытываемых ощущений. Рицке было слишком… Слишком жарко, слишком волнительно, слишком откровенно, слишком страстно. Выдержать такой сокрушительный коктейль эмоций было невозможно, особенно когда он смотрел так, словно Рицка — самое дорогое, что в его жизни случилось. Так, словно доверяет целиком и полностью. И это было правдой. Соби доверил ему свою душу. И, кажется, нисколько об этом не пожалел. Закинув Рицкину ногу себе на плечо, он коснулся губами голени, широко провел ладонью от щиколотки до ягодицы. Сжал бедро, переместил ладонь на вставший член, чуть сжал пальцы вокруг головки. Вверх, вниз, медленно, почти мучительно приятно, не разрывая зрительного контакта, порождая в Рицке жаркие низкие стоны раз за разом. Смотрел в глаза напротив с таким желанием, что бедра мальчишки то и дело прошивало мелкой дрожью. — Я тоже хочу прикоснуться… — раздался слабый шепот Жертвы. Боец улыбнулся одними глазами, и улыбка отпечаталась в душе Рицки почти ощутимым теплом. Картинка эта ему запомнилась столь четко и явственно, что впоследствии сохранилась в памяти на долгие годы. Только в этот момент он понял, что Сила бежит между ними, льется живой водой, избавляя от усталости, ран и боли измученные тела. Рицка сел, поманил Агацуму к себе, и, протянув руки, принялся стягивать топорщащиеся в районе паха свободные брюки. Оттянул резинку, осторожно спустил их к коленям, и улыбнулся уголками губ, когда чужой член оказался прямо перед лицом. Соби не хотел, чтобы Рицка испытывал неловкость, а потому обнажился полностью, опустился на постель напротив, чуть разводя ноги, и потянул к себе. — Садись… Вот так, ближе, — бархат голоса срывался в возбужденную подрагивающую хрипотцу. Осознание того, что Соби возбужден, он — причина его возбуждения, — заставляло сердце Аояги биться усиленно, на пределе возможностей. Он приблизился, сел между ног Соби, пах к паху, завел ноги ему за спину, почти также, как на кухне. Пальцы сжал на плечах Агацумы, оставляя на коже красные лунки от ногтей. Соби обхватил оба их члена ладонями, прижал к друг другу, и задвигал пальцами ощутимее, сильнее, резче, заставляя Рицку исступленно бормотать и стонать. — Со… Соби… Соби-и-и-и… — жалобно протянул, поджимая пальцы на ногах. — Да, мой хороший? — на тяжелом выдохе ласково спросил он, прижимая член к члену еще плотнее. — Ах… Со! В комнате стало жарко до невыносимого, воздух раскалился — был бы видимым, то наверняка добела. На груди собирались капли пота, в паху стало влажно, по спине стекали редкие дорожки. Рицка задыхался от жара, волн удовольствия, близости, и потянулся к Соби, глубоко, трепетно целуя его. — Рицка… — Хорошо… Мне так хорошо, Соби… — пролепетал прямо в его губы, не в силах от них оторваться. А после, спустя невыносимо сладкие минуты удовольствия, тело Рицки сотряслось дрожью, что поднялась из низа живота к груди. Громко застонав, невольно вжался ногами в спину, выгнулся в пояснице, кончая. Крик-признание рвался с его губ, а потому он с силой поджал их. Отныне он не мог себе позволить, чтобы это признание было озвучено. Это было бы издевательством: я люблю тебя, Соби, но не могу остаться с тобой, потому что у меня беременная невеста. Сперма стрельнула Соби в кулак, и тот замер, наблюдая, запоминания выражение любимого лица: раскрытые истерзанные поцелуями и укусами губы, изломленные брови, жгучий румянец на щеках. А после, как Рицка, окунувшись в волны спокойного умиротворения, расслабляется, как разглаживается лицо. Лицо с выражением чистейшего блаженства, что проявлялось редкими афтершоками дрожи по телу. — Это… Я думал меня расщепит на атомы, — переведя дыхание произнес Рицка, подарил Соби нежный поцелуй благодарности. — Я бы собрал тебя и вернул на землю. Не бойся. Рицка хихикнул, отодвинулся, и, встав на четвереньки, без лишних слов обхватил Собин, измазанный в его, Рицки, сперме, член ладонью, сделал несколько неуверенных движений. — Теперь моя очередь. Держись, Соби. А если не сдержишься, то не бойся: я тебя найду и возвращу. Мне не впервой, — и улыбнулся широко и ярко. Склонился, лизнул влажную чувствительную головку, провел кончиком языка вокруг, пробуждая в Соби несдержанный шумный выдох. Горячими губами тут же накрыл ее, погрузил в рот, и Агацума дернул ладонь к волосам юноши, сжал их, влажные у корней. Не ожидал он, что Рицка, светлый невинный мальчик, вознамерится делать ему минет в первую же их близость. Головка уперлась в горло, вынуждая его сжаться в спазме, а самого Рицку отпрянуть и закашляться. В уголках глаз образовались слезы, но мальчишку это не смутило. Напротив, он вновь, осторожно, стараясь не задевать зубами, взял член в рот настолько глубоко, насколько мог. Замер, расслабляя горло и смаргивая слезы. Соби простонал низко, чувственно, в удивленной ноте, так что член Аояги вновь начал твердеть. Рицка и подумать не мог, что делать минет окажется так приятно, и даже ему самому возбуждающе. Понимал, что от рефлекса избавится далеко не сразу, но от него он получал какое-то странное, чуть ли не мазохистское, удовольствие. — Рицка… Глубоко… Не нужно… — бормотал Соби, держась за волосы Рицки. Собино смущение, вызванное позой Рицки, — выгнутой в пояснице спиной, раскачивающимися из стороны в сторону ягодицами, каплями пота, собирающимися в ямочках на той же пояснице, языке, губах, что вбирали в себя бережно, но ощутимо, — в конце концов померкло. Перевоплотилось в понимание нужности, правильности происходящей между ними близости, и никакие преграды не могли ей помешать. О таком взрыве чувств он не мог мечтать даже несколько лет назад. Теперь, когда с души были сняты заржавевшие цепи с блоками десятилетий вины, отчаяния и самоограничения, эмоции воспринимались совершенно иначе. Он, наконец, начал чувствовать что-то кроме пустоты, злобы и ненависти к себе, — всего того, что оставляла ему живущая в душе чернота. Эйфория от происходящего была столь ослепительна, что мозг не выдержал, срываясь к другой крайности: на глаза навернулись слезы. Слезы чистейшей радости, глубочайшей и искренней признательности. Он уже и забыл, что можно чувствовать так… Так сильно и ярко. Так по-настоящему… Скользнул ладонями по влажной от пота спине мальчишки, пытаясь удержать растекающееся сознание. Тот выпустил член изо рта, пошлепал им по своим горящим губам. Посмотрел снизу-вверх с таким обожанием, пропитанным нежностью желанием, что Соби на мгновение перестал дышать. Кто еще мог найти путь к его годами заточенным чувствам и отпустить их на свободу? Кто еще мог выдернуть из петли самоубийства? Кто бы еще помог избавиться если не ото всех, то хотя бы от части скелетов, что он прятал? Только Рицке это было по силу. Разум от перегрузки столь разнообразными эмоциями отрубил все не справившиеся органы чувств, взрывая тело мощной волной оргазма. Пик наслаждения выбил из груди весь воздух, заставляя губы раскрыться в беззвучном крике. Наполняя тело невидимым светом. Благодарностью. Восторгом. Всеобъемлющим счастьем. А после был быстрый душ — один на двоих, через шутливую борьбу кто успеет мазнуть мыльной мочалкой все местечки на теле друг друга; перекус сэндвичами с хрустящим хлебом, вкусным сыром, ветчиной, да горячий чай в щербатых кружках. Боль покинула их тела. Ее сместили легкость, удовлетворение, спокойствие, блаженство. Соби не припомнил, когда в последний раз ему было так хорошо. Когда в последний раз в голове была такая чистая, едва ли не девственная ясность: ни стыда, ни злости на себя, ни убийственного самокопания, ни сожаления. Он уже и забыл, каково это… Рицка, еще за трапезой клевавший носом, зевнул во весь рот, признался, что устал, — это было не удивительно после всех пережитых ими приключений, — и пошел спать. Уснул быстро, в считанные мгновения, а вот Соби не спалось. Сила восстановила его, наполнила до краев. Хотелось что-нибудь сделать… Карандаш, несколько плотных листов бумаги, и улыбающийся во сне, не шевелящийся Рицка: все, что было ему нужно для портрета. Рисовал он на скорую руку: не до деталей было. — Только не переворачивайся, малыш… — едва слышно пробормотал себе под нос, как в комнате раздался звук от пришедшего на смартфон сообщения. Сообщения они оба не читали, дабы не разрушить иллюзию собственной смерти. Однако на экране высветилось имя Нацуо, и это заставило напрячься. Раскрыв уведомление, он увидел часть текста, но даже этого хватило, чтобы внутри все похолодело: «Рицу собирается подчинить себе всех студентов. Несогласных убьет. По слухам, уже через пару дней. Где бы вы…» Соби сжал челюсти и зажмурил глаза. Этого он опасался, но происходящее было ожидаемо. Оставалась лишь надежда на еще одно сообщение. Он ждал ответа, от которого зависели судьбы сотен, тысяч людей. Наверняка от этого зависело будущее мира. Когда с портретом было покончено, Соби отложил карандаш, крутанул головой, разминая затекшую шею. Взглянул из-под ресниц на спящего все в той же позе мальчика, и вновь, уже в который, тысячный за сегодня раз, ощутил, как сжимается сердце. Сжимается сладко, упоительно, а на коже так и теплятся Рицкины нерастаявшие прикосновения. Но нега то и дело сменялась тревогой, которая с каждой минутой усиливалась, вытесняя все другие мысли. Соби прижал ладони друг к другу, прикрыл глаза. Он молился. За будущее лиловоокого мальчика. За его жизнь и здоровье. За то, чтобы предстоящая война, не успев разгореться, сошла на нет. В мире и так бушевало слишком много войн, и эта, Системная, будет лишней. Просил у всех богов дать ему сил защитить всех тех, кто ему дорог. Дать ему еще немного времени, дать сил, уберечь… Он понимал, что не заслуживает божьей милости, но знал, что обязательно искупит все грехи. Чуть позже. А пока… Надо было поспать, как бы тело не протестовало. Предстоящее утро ожидалось далеко не из приятных: на родине их ждет бой, о котором Рицка еще не знает. Необходимо было набраться сил перед перелетами, пересадками, часами ожидания… Соби подошел к спящему мальчику, натянул одеяло на открытые плечи. Смотрел на него, безмятежного, долго-долго, запоминая, запечатывая в памяти каждый миллиметр любимого лица, ладоней, линии шеи… Мысль о том, что сейчас они могут сбежать, не возвращаться в Японию, ужалила больно. Этой мысли он ужаснулся: с каких пор он стал столь эгоистичен? Закрыть, спрятать, не отдавать Рицку никому — эти желания потрясали, от них становилось тошно. А может это и есть его истинная суть — эгоцентризм, собственничество, равнодушие? «Надо просто лечь уже, а то всякая чушь в голову лезет» — выдохнул себе под нос. Внезапно экран мобильного засветился, но в полумраке этот слабый источник света казался маяком. Спасительным маяком приближающейся суши для попавших в шторм моряков. Изможденных, отчаянных, но отважных, их ждало спасение. В минуту, когда Агацума увидел лишь несколько слов, на которые были направлены все его надежды, он ощутил облегчение и признательность. Всего одно сообщение, и тело начало наполняться небывалой силой. Теперь, когда за плечами целая армия опытных Бойцов, дышать стало намного легче. И теперь, наконец, можно было уснуть. Соби выключил торшер и лег напротив Рицки. Мягко взял его ладонь в свою и улыбнулся легко, когда тот во сне причмокнул губами, потянулся, и, словно Соби — большая подушка, — закинул на него руку и ногу. — Спи, мой хороший… День в академии начинался так, словно и не было никаких незнакомых Бойцов, шарящих без дела по школе. Совершенно обычный летний день, что с самого утра палил солнцем, а к полудню в классах становилось так жарко, что мысли утекали, нападала сонливость, и слушать занудные лекции становилось невыносимо. Студентам хотелось на улицу — играть и дурачиться, устраивать пикники, а еще лучше уехать на море. Подальше от дурацких преподавателей, дисциплины и домашки. Как-никак лето! Размеренность течения времени и событий прервало сообщение, отправленное десяткам студентов академии Семи Голосов. «Приказ отдан». Как по взмаху волшебной палочки тут и там, в разных аудиториях, в столовой, в жилых корпусах, на классах музыки и живописи, студенты повскакивали со своих мест, и повалили вон на улицу. Десятки неощутимых нитей Связи одномоментно заструились в воздухе, протягиваясь от сердца к сердцу одноименных Бойцов и Жертв. Без лишней паники и шума ребята вывалили на улицу и начали разбегаться кто куда. Преподаватели и оставшиеся в аудиториях студенты лишь недоуменно проводили взглядами организованные группы. … А спустя несколько минут двери аудиторий распахнулись вновь, и по перепонкам находящихся ударил раздавшийся из колонок приказ. Такой, что даже бывалые преподаватели не могли его ослушаться. Приказ, сопровождающийся Силой. — Всем встать и пройти на внутреннюю Арену. Выстраиваемся парами. Преподаватель замыкает группу. Шагом марш! Взгляды оставшихся в корпусах вмиг опустели, тела выпрямились по струнке. Без лишних слов подростки принялись выстраиваться парами: без спешки, чуть заторможено, но и без паники. Без лишних, дурацких, вопросов, без сопротивления. Коридоры главного корпуса наполнял усиливающийся топот шагов, который стекался на Арену. Тишину на ней нарушало лишь человеческое дыхание, да шорохи подошв. Последними прибыли студенты, находившиеся в жилых корпусах: их ждали с добрый десяток минут. Минами терпеливо восседал в своей рубке, запоздало понимая, что на Арене присутствуют не все студенты, хотя все до единого здания были обследованы. — Здесь не все, — только и произнес Минами, невольно двигая желваками. Он предполагал, что кто-то сможет противостоять гипнозу, но что таких окажется несколько десятков… Больше походило на диверсию. — Мы засекли группы студентов, которые успели покинуть помещения за несколько минут до приказа, — подал голос невысокий щуплый парнишка, стоящий рядом с Нозоми, по всей видимости один из его помощников. — Они находятся на территории и совершенно точно не покидали ее. Минами невольно усмехнулся. Произошедшее его не сильно обеспокоило, наоборот, лишь поддало огня к готовой разгореться ярости. — Пришло время показать, на что вы способны! — выкрикнул он со всем жаром в микрофон. Тот распространил усиленный голос директора во все динамики, так что многие от неожиданности одномоментно вздрогнули. — Приказываю доставить всех студентов сюда. Оглушить, дезориентировать, но не убивать. Вперед! Парни и девушки, взрослые мужчины и женщины, одетые все как один в темно-синюю форму, зашагали ровными рядами прочь с арены, оставляя пребывающих под слабеющим гипнозом преподавателей и студентов. Когда последний в синей форме вышел, Нана нажала кнопку на пульте управления, и высокие тяжелые ворота медленно закрылись. — Вычисли, где они прячутся, — сухо отчеканил Рицу, садясь за мониторы наружных камер. Нана кивнула, и принялась изучать местность. Но прошло буквально несколько минут, как камеры начали терять изображение. — Кажется они вырубили наблюдение… — обеспокоенно выдавила она, делая вид, что пытается восстановить соединение, а по факту отрубая камеры одну за одной. Минами скрипнул зубами, подхватил рацию и, метнувшись к выходу, процедил. — Установи связь с Нозоми. И сделай мне канал к себе. И если вдруг и эта связь прервется, я отправлю тебя к Нагисе в камеру. Поняла меня? — Так точно! — кивнула Нана, с трудом сдерживая улыбку. Запасной вариант у Минами был. Гуманный, безболезненный, но невероятно эффективный вариант. Он мог отрубить Систему всем в Японии — теперь, когда Совет оказался посаженным в тюремные камеры, доступ к базе Системных у него имелся, а под рукой были наемники, которые легко без этой Системы обходились. Однако выкашивать полезные боевые ресурсы так радикально — как он уже сделал во Франции, — Рицу не хотел. Он еще мог расширить армию, и ему это было необходимо. То, что сейчас под ним всего пара сотен Бойцов, было мелочью, необходимо было больше. Но вот незадача: не все студенты согласились последовать за директором, а часть и вовсе выказала самое что ни на есть сопротивление. Он думал, что молодым, жаждущим крови и сражений студентам только дай повод — и побегут воевать, но все оказалось иначе. А потому требовалась помощь тех, кто уже успел доказать свою преданность. Он вызвонил Faceless. — Вы должны отправиться в штаб Семи Лун, — без всякого приветствия начал мужчина. Завернул за угол коридора, взбежал по ступенькам, ожидая ответа. — И что там? — растягивая гласные произнес Кейджи на том конце провода. — Вы сделаете то же самое, что сделали в Монтрей Белле. Только вырубите Систему не у всех, а того… — голос мужчины после пятого пролета начал звучать с отдышкой. — Кого я скажу. Кейджи присвистнул в трубку, хмыкнул скептически. — Я надеюсь ты нам-то Систему оставишь? — Это зависит от того, сможете ли вы ее себе сохранить. — Ну мы попробуем… Куда там ехать? И когда? Забравшись на высокое дерево и скрывшись в пушистой его кроне, Судзуки напряженно вглядывался в здания через бинокль. Прошло уже достаточно времени, но ни один человек не покинул их. То, что рано или поздно прихвостни Минами выйдут и начнут искать пропавших студентов, было ясно. Оставалось только терпеть и ждать. — Ну что там? — зашелестело из рации голосом Нацуо. — Пока ничего. Я видел, как они все начали стекаться на внутреннюю арену, но никто ее пока не покидал, — ответил, не отнимая бинокля от глаз. — Хорошо. Мы ждем. — До связи. И… удачи вам, парни. — Спасибо. До связи. Волнение неумолимо росло. Ладони потели, а ноги, напряженно удерживающие тело на ветвях, начали неметь от усталости. Но давать себе слабину он не смел. Не сейчас. Никогда больше. С него хватит. Внезапно на поле начали появляться темно-синие фигуры: армия ненужных брошенок Минами, намеревающаяся отомстить за содеянное с ними. Студенты не знали, что их ждет: будет ли развернут бой, попытаются ли их схватить, а может и вовсе чужие жизни для директора — отныне ничего не значащие мелочи, которые требуется свергнуть на пути к установлению нового мира. — Ребята, прием. Они вышли. Готовьтесь. Судзуки знал, что его слова раздались невидимым рупором к объявлению битвы. Битвы, в которой нет и не могло быть победивших и проигравших: и те и другие были жертвами. Жертвами Системы. Воздух ощутимо накалялся. Судзуки повертел головой, замечая, как огромное поле начало покрываться сферами Систем разных размеров и цветов. По-настоящему черные, сквозь которые не просачивался и свет, темно-синие, прозрачно-синие, коричневые и цвета бутылочного стекла, они вырастали над землей, подобно воздушным пузырям на асфальте в летний ливень. Сердце ускоренно заколотилось, ладони вспотели. Заметил, как какой-то парнишка — не из наемников, — поднял вверх руки раскрытыми ладонями, сдаваясь. То, что страх в последнюю секунду завладел неопытными Бойцами и Жертвами, его не удивило. Напротив, он ждал этого. Оставался лишь вопрос, как много их останется. Оставался лишь вопрос, а выживут ли оставшиеся. Те, кто сдавался, подписывал себе приговор марионетки, которой опытный игрок в человеческие души — Минами Рицу, — будет распоряжаться по своему усмотрению. Останешься ли ты в живых? Какие приказы тебе предстоят? Сможешь ли ты поднять руку на беззащитного человека? Или погибнешь, не успев и слова за себя замолвить? Но разве может свобода идти в сравнение с риском смерти? Что вообще может быть ужаснее смерти? Разве что смерть близкого, родного человека, развернувшаяся на твоих глазах. Выбирать из двух паршивых вариантов всегда сложно. Особенно, когда на кону ни много ни мало — твоя жизнь. Сдавшиеся ребята мелкими шажками приближались к группе в синем. Системы продолжали выситься над их головами, и их не становилось меньше. Судзуки обреченно покачал головой, — стадный инстинкт может сработать так, что их противоборствующего отряда не станет еще до начала каких-либо действий. Это не могло не удручать. Неужели эти ребята так и не поняли, что от них сейчас зависит будущее системного мира? Нет, не только его, несистемного — в том числе. А это страшнее и хуже. А это сотни, тысячи, миллионы невинных. Неужели клятвы ничего не стоили? Неужели целых два месяца ночных тайных тренировок до изнеможения, после которых многие из них спали прямо за партами, тоже ничего не стоили? Пойдут насмарку? Неужели все закончится здесь и сейчас? На земле уже шли какие-то переговоры: наемники Рицу продолжали прибывать, тогда как со стороны «отступников» вышло лишь пару десятков ребят, и на том все закончилось. Судзуки пожевал губу, вгляделся внимательно в бинокль, осознавая: юные Бойцы и Жертвы вытянулись цепью, закрывая собой поляну… … внезапно раздался крик, хором, отчаянный и надрывный. Один на всех, взметнулся в небеса, срывая невидимые засовы, удерживающие Силу. Та загудела и покатилась волнами по куполам Систем. Волны стихли, купола начали пульсировать: сначала мелко, резонируя, но через несколько мгновений импульс, родившийся в том, что находился в самом центре, равномерно распространился на соседние, и стоявших впереди Бойцов Минами отбросило в разные стороны мощной взрывной волной. — Они сконцентрировали свои Системы, чтобы создать максимальную зону поражения и направить выброс Силы вовне… — неверяще пробормотал под нос Судзуки, крепче хватаясь за ветку. Сила не оставила после себя огня или каких-то видимых повреждений, разве что заметно примяла траву. К недвижимым телам тут же начали стекаться другие студенты. Завязывали руки веревками, пока те были без сознания, заклеивали рты, — не имея возможности применить Силу, Бойцы Рицу будут бесполезны. Конечно, был риск, что кто-нибудь окажется способным на невербальные заклинания. Но это был максимум из всех возможностей обезопасить себя, в ситуации, когда численное преимущество было за противником. Но только ли численное? Йоджи с Нацуо, например, сомневались. Иначе было бы слишком просто. Рицу, выбравшись на крышу главного корпуса, наблюдал за происходящим. На его беду, обзор большей части поляны закрывал соседний корпус, и он видел лишь, как маленькие «беженцы» начали выползать из укрытий с высоко поднятыми руками… Тишина длилась достаточно долго, и не происходило ровным счетом ничего, разве что там, на поляне, наверняка были раскрыты несколько Систем… Их он не видел вне специально оборудованных арен. Но послышался гул, а следом мощным силовым взрывом, совершенно бесшумным, его откинуло от края крыши назад, к выходу на нее. — Что там происходит? — рявкнул в рацию, переключив ее на канал Нозоми. Тот отозвался спустя долгую минуту. Текучие, томившие директора неизвестностью секунды заставляли скрипеть зубами, а сердце заработать с ускоренной силой. — Это была ловушка… Они не собирались сдаваться, а атаковали одним заклинанием. Одновременно. Несколько Бойцов выведено из строя. — Как вы могли допустить атаку? — Парень, которого вы вчера взяли, сказал, что Системы не раскрыты. Поэтому не было причин беспокоиться. Да и вы сами просили не у… — Да я помню, что приказывал! Приказывал не убивать, но не приказывал стоять без дела. Тот мальчишка наврал вам, что Систем нет, а вы повелись. Заприте его где-нибудь… И не слушайте остальных! Не забывайте, что они могут вас загипнотизировать. «Вот же идиоты» — раздалось в мыслях. — Что делать, Минами-сан? — Первый и второй отряды идут по периметру и сгоняют всех на восток. Там будут четвертый и пятый отряды. Третий ждет моего распоряжения. — Так точно! Бойцы Минами, получив карт-бланш, не стали терять времени даром: организованно и быстро разделившись на отряды, разошлись в разные стороны. Студенты стекались назад, к своим, кучковались, объединялись в Пары, понимая, что теперь-то и начинается заварушка. И Такеда Нозоми, руководя первым отрядом, не заставил ждать с атакой: — И ненависть мою остановить вам не по силам также, как остановить ход Солнца! Огонь сорвался огнедышащим драконом с выставленных вперед ладоней, направляемый прямо в тройку студентов. Он не знал, что Системы над ними нет, а если бы узнал, то уже праздновал бы победу: без нее даже защитное поле выставить невозможно. Но она была, а потому доведенное до автоматизма «отклонение» было вполне ожидаемым. — Эта ненависть сожжет твое сердце быстрее, чем Солнце успеет зайти за горизонт! — выкрикнула в ответ ангельского вида девочка лет двенадцати. Помощник Такеды, Такаяма, принял удар на себя: — Вы, дети, что против воли природы идете, не увидите Солнца никогда! Возвращение! Удачные возвратные, подкрепленные Силой противника, отклонить, обыкновенно, было невозможно. Так случилось и в эти мгновения. Жертва малышки, парень, старше ее на добрых лет пять, инстинктивно закрыл Бойца своим телом, а та от удивления даже не успела выставить защиту. Заклинание набросилось на Пару стремительно и безжалостно. Жгучим огнем, занимая волосы пламенем, поджигая одежду, опаляя кожу. Нозоми ухмыльнулся, наблюдая, как горят двое, как они кричат в агонии, но через миг почувствовал, как удавка стягивает шею. Перевел взгляд влево, попытался подать голос Такаяме, но связки не послушались. Его помощник, завороженный игрой языков пламени, впитывал возникшие ощущения после первой за последние годы победы. Мелкой и жалкой, по сути, победы над неопытными детьми. Через несколько мгновений дернул ладонью, снимая огонь с двух обожженных, изуродованных, но еще подающих признаки жизни, тел. Нозоми скосил глаза направо, замечая безухого парня с повязкой на правом глазу. Рация оживилась и из нее раздалось: — Почему ты стоишь как вкопанный? Перед тобой Боец Нулей и он без Жертвы. Атакуйте скорее! Нацуо хищно улыбнулся, проворачивая запястье с сжимающимися в кулак пальцами. Он стягивал энергию, обхватывающую шею главаря наемников Минами. — Опять директор ни во что меня не ставит… — с наигранным разочарованием протянул Нацуо, наблюдая, как его противник инстинктивно пытается стащить удавку. Такаяма, выдернутый из глубин сознания раздавшимся голосом Рицу, обернулся. Доли секунды хватило, чтобы увидеть незнакомого парня, и заметить, как неестественно побледнело лицо босса. — Земля, подчини, поглоти, с новым ударом сердца! Почва под ногами Нацуо пошла трещинами с оглушительным треском, и начала проваливаться в черную-черную бездну, унося за собой только и успевшего, что неловко взмахнуть руками, Нуля. Такаяма, закрывая лицо рукой от поднявшейся в воздух пыли, подошел к краю ровной круглой дыры, глянул внутрь. Увидев лишь сплошную темноту, развернулся, и, не говоря ни слова, поспешил на помощь ко второму отряду. Удовлетворения от победы в этот раз он не ощутил: без жертв, все же, обойтись не получалось. Напротив, в груди начало зарождаться что-то омерзительное, холодное. Словно ледяными пальцами стянуло — сердце ли, саму душу ли. То начали зарождаться сомнения и чувство сожаления за содеянное. Нана оттолкнулась ногой от стола, и кресло на колесиках, на котором она сидела, откатилось в другой конец комнаты. Пальцы, скользящие по кнопкам управления, порождали звонкий стрекот. — Камеры все так же не работают? — поинтересовался Минами, выдыхая в рацию. «Курит. Нервничает. Прелесть какая. Жаль, Нагиса этого не видит. Но я запишу для нее эксклюзивчик…» — Две минуты, и я получу изображение. Правда, не со всех, но что есть, — отозвалась она. Краешком глаза глянула на картинку со здания Совета. К парадному входу подъехал мотоцикл с двумя людьми. Ухмыльнулась, мысленно хваля и себя и Судзуки: все же не зря они сегодня сорвались в такую рань. — Тогда отбой. Оживила камеру на крыше главного корпуса, повернула ее к стоящему Рицу и захохотала во весь голос. «Ребятки! Со стороны главных ворот подтягиваются Бойцы нашего драгоценного директора. Встречайте их» — вслепую напечатала сообщение и отправила студентам. Сидящие в клетках, словно дикие зверьки, члены Совета выглядели жалко. Особенно Нагиса, которой выделили камеру, где стены были обиты мягким, а дверь — тяжелой, бронированной, с щелочкой посередине. Кейджи не отказал себе в удовольствии взглянуть на свернувшуюся калачиком фигурку в белой рубахе до пят: когда-то давно именно Нагиса инициировала их с Хацуко исключение из Семи Голосов. А теперь она, лишенная всего — положения, достоинства, детей, лежит перед их ногами. У нее не осталось ничего, тогда как у близнецов Сигемори все было только впереди. Хацуко вприпрыжку забежала в серверную, плюхнулась за кресло перед компьютером. Запустила его, открыла базу, сделала несколько запросов, протягивая Кейджи ладошку. — Список, пожалуйста. Тот вытащил из нагрудного кармана телефон, раскрыл последнее сообщение от директора со списком тех, кому закрывали Систему, и передал его сестре. Та вслепую набрала требуемый скрипт, перекинула сообщение в компьютер, запустила скрипт. Ничего. — База недоступна… — Чего? — удивленно переспросил Кейджи, склоняясь над сестрой и всматриваясь в дисплей. — В коде ошибок нет. Логин и пароль сработали. В чем тогда ошибка? Выхватил мышку из ладони сестры, прокрутил колесико наверх. «Do ya know that Minami-san wears jockstraps? Look up!»* Близнецы синхронно подняли головы, и увидели, что на люстре висели голубые мужские стринги. Но ни один ни второй не засмеялись. Напротив, они напряженно переглянулись между собой в немом молчании. — Кто-то побывал здесь до нас… Хацуко подскочила с места, уступая его свирепеющему с каждой секундой брату. Тот подключился к записи камер видеонаблюдения, поставил их на быструю перемотку и спустя несколько минут увидел, как сегодня, ранним утром, в здание Совета забегал человек в черном. Явно парень, хотя лица и не было видно за капюшоном. — Погнали отсюда. Нам здесь ничего не светит, — скрипя зубами констатировал Кейджи. — Но почему? — запротестовала Хацуко, всплеснув руками. — Они подтерли все программы управления Системными, а саму базу с ними переместили на защищенные сервера. Мы даже найти их не сможем, не то что взломать. Все эти железки теперь, — он резким жестом обвел забитое мерно гудящими серверными шкафами помещение. — Не имеют смысла без начинки. Новый софт мы с тобой и за год не напишем. — Но кто мог знать, что будет попытка отключить Системных Японии? — Тот, кто знает о том, что Минами проделал то же самое во Франции. — Но ведь… Все его люди об этом знали. — Не все. Далеко не все. Только наш отряд был в курсе. А нас было двенадцать. Не так много, не правда ли? Исключи Нелюбимых, уже десять. Но все намного проще. — … Нана… — на выдохе прошептала девушка. Спустя несколько минут до ушей Наны долетел отзвук взрыва. Вместе с ним завибрировали предметы, закачались подвесные лампы, зазвенела ложка о грязное блюдце, — настолько тот был силен. Нана в ужасе вывела все камеры на экраны, лихорадочно окидывая каждый взглядом, пытаясь определить место взрыва. Бойцы Минами распределились по всей поляне, методично, словно роботы, расчищая заклинаниями себе путь. Совсем еще юные девчонки и мальчишки, еще не успевшие встретить своих Жертв, но уже сражающиеся без Системы, падали на траву словно расставленные одна за одной костяшки домино. Системы Пар гасли, лопались мыльными пузырями, занимались огнем под куполами. А руки в синих перчатках протягивались к очередным людям-препятствиям, безжалостно, не сбавляя темпа, выкашивая одного за другим. Словно перед ними были не невинные люди. Не дети. Сизый дым плясал в воздухе, видоизменяясь, становясь плотнее, пока не превратился в огромную полупрозрачную семиметровую кобру. Та, балансируя высоко над землей, широко раскрыла пасть и выпрыснула такое количество яда, что его хватило, чтобы окатить им с ног до головы с десяток человек в синих кителях. Студент, вызвавший заклинание, отбежал подальше, боясь, как бы яд и его самого не задел. Пушистый зверь, сотканный заклинанием противника, встав на задние лапы, оказался ростом со змею. Мгновение — и он набросился на кобру, та начала обвиваться кольцами вокруг пушистого тела, пытаясь сдавить в тисках. Заклинания-звери затрещали желтыми искрами в местах соприкосновения. Между ними развязалась нешуточная борьба, борьба на равных, но мальчишка из Голосов сдался первым. Свернул заклинание, и так вытянувшее из него немало Силы, и пустился наутек, к своим. Однако мангуст настиг мальчишку в два прыжка, взмахнул лапой, отбрасывая его далеко за пределы территории академии. Нана невольно вскрикнула, протягивая руку, но крика ее никто не услышал. Надеяться на то, что юного Бойца всего лишь оглушили, было бессмысленно. «Кого-то из наших отбросили на северо-запад, за территорию. Пожалуйста, пошлите Жертву!» Но ее переживания лишь усилились, когда она осознала, что рации затихли, а на сообщение никто не отвечает. Судя по тому, как на экранах пылали трава и деревья, трескалась земля, как диковинные образы, вызванные заклинаниями, заполонили все пространство, а синих кителей становилось все больше в процентном соотношении, дело принимало катастрофический оборот. И она ничем не могла помочь. *Вы знали, что Минами-сан носит джокстрепы? Взгляните наверх!