Виски довоенного разлива

      Предыдущие дни, вернее, события, их наполнившие, ранее вызвали бы у Анны очередные горькие слёзы, но теперь: вместо рыданий из горла рвался только смех — надсадный, не менее горький, но смех. Запас слёз у Выжившей закончился. Анна ворошила палочкой жаркие угли, выгребая из них запёкшуюся тошку, качала головой и посмеивалась.       Несколько дней назад она набралась смелости и отвезла пилота братства на Придвен. Сдала его на руки доктору и тому же показала документы, составленные Кюри, с подробными анализами Данса. Док изучил всё внимательно, вначале с недоверием, а потом уже с интересом исследователя листая страницы, собранные в чистую папку для бумаг, и сознался в конце, что всё верно, и даже подписал внизу, что согласен с диагнозом. Выглядел при этом не сказать что ошарашенным, скорее озадаченным.       Перед дверью Мэксона Анна стояла, успокаивая рвущееся наружу сердце. У неё слезились глаза, потели ладони и подгибались колени. На стук ответили, но так как сил толкнуть дверь не появилось, Старейшина сам открыл и отступил внутрь, остекленев глазами, увидев, кто стоит на пороге. Анна шагнула в каюту, держа перед собой папку, молча протянула её Артуру, понимая, что говорить сейчас также не в состоянии, и лишь чудом владеет лицом, чтоб то не перекосило от внутренних переживаний.       — Что это? — взвесив в руке папку, спросил Мэксон.       Анна только указала на неё подбородком и сжала челюсти крепче.       Мэксон пролистал первые две страницы, потом отвернулся от Анны, отойдя дальше за стол. Папка легла на край изученная полностью, но Старейшина повернулся к Выжившей лишь в пол-оборота.       — Можешь передать паладину Дансу, что он может вернуться.       Анна предполагала многое, но не это, и поэтому вырвавшееся:       — Вот так просто? — прозвучало с искренним недоумением.       Мэксон, наконец, повернулся полностью, прикрыл ладонью папку на столе и ответил:       — Да, всё просто. Данс — человек, и он может вернуться к своим обязанностям в Братстве. Я не имею права разбрасываться ценными кадрами, — и, видя изумление на лице Смит, сухо продолжил, — ведь, я правильно понимаю, ты не вернёшься на службу?       — Ты правильно понимаешь, — запинаясь выдавила Анна: предательски пересохший рот и язык не желали подчиняться.       Они стояли напротив, и молчание, вначале казавшееся тяжёлым, в какой-то момент приобрело оттенок нелепости.       Пауза, затянувшаяся слишком надолго, лопнула от звука охрипшего голоса Артура:       — Мне жаль, Анна.       Не было нужды выяснять, что именно жаль юному Старейшине.       — Мне тоже, — ясным спокойным голосом отозвалась Выжившая и тихо прикрыла за собой дверь, отгораживаясь от каюты Мэксона.       В Сэнкчуари её ждал Данс, тёплый и родной до тех самых слов, что она передала от Мэксона. Он с недоверием смотрел на неё несколько секунд, а потом просиял так, что Анна сразу поняла, что услышит в ответ.       «Часть чего-то великого».       Он пытался объяснить, затем пытался извиниться и снова объяснить, но был так нелеп в этом состоянии чувства вины за свою радость, что Анна не выдержала сама, вызвала винтокрыл последней оставшейся дымовой шашкой Братства Стали. У неё даже хватило сил проводить его, благо, что друзей, разбежавшихся по своим делам, в Красной Ракете не было. Только вернувшийся вечером с плантаций Сэнкчуари Стронг застал Выжившую сидящей перед кострищем на улице и задумчиво ворошащей угли, вперемешку со сгоревшей тошкой.       Анна подняла рассеянный взгляд на мутанта и улыбнулась, приветливо, как показалось ей. Стронг же в ответ нахмурился и заторопился внутрь, качая головой.       — Глупая железка, — услышала привычное Анна и улыбнулась.