Шелковый песок

*** Некрома, город некромантов. Дом мастера Морина. Каким восторгом отзывалось сердце Нэлана! Сейчас можно было смотреть в глаза Первого и не прятать своих чувств. Он всегда стеснялся того, что в свои года о плотской любви знал только из книг; ребята на улице, познавшие все уже в четырнадцать, подшучивали над ним, но Нэлану было все равно... ему было интересно, но... Для того, чтобы брать самому, он был слишком стеснителен и мягок, а чтобы отдать себя другому... он не встретил такого человека, которому бы мог довериться полностью… не встретил, пока в их доме не появился Первый... Довериться, но только ли? Оказалось, что он не может оторвать от него взгляд, следует за ним везде, как собачонка; замирая, ловит каждое его слово; застывает от внимательного взгляда... И боится... боится надоесть Дорну, не умея сдерживать себя... он пытался, честно... поминутно не заглядывать ему в глаза... пытался, но тосковал и все равно заглядывал... Он восхищался Первым, восхищался так, как никогда и никем другим. Его восхищало все: умение Первого тихо и спокойно настоять на своем так, что даже обкурившиеся некроманты предпочитали послушаться, умение работать самому и заставить других работать рядом так, словно это само собой разумеется, и еще... еще помогать всем - спокойно и ненавязчиво, даже если и не просили, а просто он решил это сам... В своих мечтах Нэлан уже давно переплел нить своей жизни с Дорном, в своих мечтах он не стеснялся и был очень смелым, он сам обнимал Первого и целовал его... Сам подходил к нему... в мечтах... только в мечтах... А наяву он сдерживался, потому что стеснялся своих неуклюжих рук, не зная, куда их деть при разговоре; стеснялся своего маленького роста, стараясь встать на цыпочки; стеснялся того, что, пытаясь рассказать, чем полно его сердце, заикался и бледнел, замолкая или переводя разговор на другое... Сдерживался… и не выдержал, закричал, когда незнакомец, так похожий на его Первого, ясно дал понять, что заберет Дорна с собой... Нэлан думал, что станет только хуже - но вот он замирает в руках у Первого, и от восторга кружится голова. Дорн, рукой приподняв за подбородок голову Нэлана, заглянул тому в глаза, давая последний шанс отказаться... Но мальчишка, приподнявшись на цыпочки, уже тянулся к его губам... - Мой... – выстонал душой Дорн, склоняясь в поцелуе... Он целовал сладкие, еще никем не тронутые губы, а мальчишка все теснее прижимался к нему и, обхватив его за шею руками, уже почти вис на нем, слабея от бури чувств, что проносилась по телу. Дорн подхватил свое сокровище на руки и, шагнув, поставил его на кровать... а сам встал рядом, уткнувшись в его грудь... - А раздеться? - Шшш... теоретик... сегодня я... немного покомандую... Первый раздевал своего мальчика и целовал... своего спасителя и возлюбленного, своего бога и создателя... каждым поцелуем отдавая себя и забирая его в плен. Рубашка упала на пол... брюки скользнули вниз... простенькое, совсем не шелковое белье... но под ним... Дорн гладил открывающееся тело, не в силах оторваться от него, проводил и проводил руками сверху вниз, только бы ощущать ладонями этот жар его жизни, только не выпустить... Лаская, сжимал ягодицы и задыхался сам, слыша возле своего уха такое же рваное дыхание... И не было больше сил сдерживаться, да и не нужно было ... и, подхватив Нэлана, он уложил его на кровать... Так быстро, как сейчас, Дорн не раздевался никогда... Нэлану показалось, что он только и успел моргнуть раза два, а уже... Дорн терся о его тело, какое-то тихое урчание вибрировало в его груди, отдаваясь волнами удовольствия в Нэлане. Поцелуи и покусывания… Нэлан все выше задирал голову, давая доступ к своей шее… такая приятная слабость жаром разливалась по телу... такие странные чувства будила, такое томление… хотелось... хотелось не пойми чего... но так хотелось, что Нэлан застонал и доверчиво прижался горящим пахом к Первому... - Сейчас, мой хороший... сейчас... Маслом они все-таки воспользовались, и Нэлан доверчиво раздвинул ноги... - Теоретик... – Дорн, не удержавшись, фыркнул ему в живот, но Нэлану было уже не до смеха... Жаркая нега не отпускала, хотелось выгнуться под руками Дорна, хотелось ласкаться, тереться об него животом. И он... он делал все, что хотел... а руки Дорна гладили в совсем уже странных местах... хотя... если судить по книжкам - все было правильно, и Дорн готовил его сейчас для любви... для любви... странно это все... но тело жило само: двигалось, выгибалось и замирало от счастья... никакие мечты не могли сравниться с реальностью… А Дорн... как он мог сдержаться, лаская юное тело того, кто отдавался с такой готовностью, кто так доверчиво льнул к его руками... Не выдержал: перевернул Нэлана и, запустив руку под живот, подтянул его вверх, и целовал худенькую спину, порыкивая и чуть царапая клыками, и урчал, вылизывая сзади шею, и прикусывал кожу между лопаток, и целовал выступающие позвонки, спускаясь все ниже, и проводил языком по впадине поясницы, и снова целовал… целовал, пьянея от одной возможности целовать... Он вошел в Нэлана аккуратно и бережно; пережидая свое собственное желание сорваться в сумасшедшем танце страсти, застыл, сцепив зубы, давая Нэлану привыкнуть... но мальчишка сам толкнулся ему в пах... и Дорн зарычал, удерживая себя, но Нэлан нетерпеливо отстранился и опять толкнулся... – Звериная мать... – и Дорн не удержался... Он двигался, нависая над мальчишкой, скользнув рукой ему под живот и лаская стоящий мальчишеский член, еще не знавший такой ласки... Нэлан задыхался от непривычных ощущений, сводивших с ума, выгибался под руками Дорна, стонал от легких укусов и терял голову в упоении, слыша рычание за спиной... а внутри все нарастало и нарастало напряжение... но хотелось не только слышать, хотелось видеть, и он повернулся назад, облизывая пересохшие губы... Дорн поймал этот взгляд, затуманенный, молящий, жадно проследил глазами движение языка по губам... и... и не удержался, сорвался в страстный, горячий танец, выходом из которого для обоих стал только взрыв... Все чувства, словно спрессованные внутри, вдруг высвободились, ударяя по нервам, прокатываясь по телу и выгибая его мучительной волной наслаждения... Нэлан, отдышавшись, открыл глаза, уже лежа на Дорне... - Живой, хороший мой? Сильные ладони гладили Нэлана вдоль спины... - Живой... А ты? - И я теперь живой!!! *** Рияд – столица Харидана, дворец нияра. Спальня Хатриана. Золотко из последних сил взмахнул крыльями, перелетая через перила террасы у спальни Хатриана. Но действие стимуляторов уже закончилось, и усталые мышцы свело судорогой. Он чуть-чуть не дотянул, и перила больно ударили по уставшим, истерзанным ногам... Золотко, заваливаясь вперед, уже готовился встретиться лицом с плитами пола, но сильные руки подхватили его на полпути, не давая упасть. - Ксар! – Золотко вымученно улыбнулся. - Я знал... Фарис сказал... я ждал... слава Тьме, успел... – Ксар все крепче прижимал к себе Золотку. - Раздавишь... – только и пискнул тот. - Я тебя сейчас в ванну, ты такой... - Ты меня сейчас к Хатриану отнесешь, - Золотко больше не вырывался, силы совсем оставили его... - Да... да-да, конечно, - и Ксар шагнул в спальню... Хатриан, бледный, пошатывающийся, сидел на кровати, пытаясь встать... - Не вставайте! – завопил Ксар, боясь, что нияр упадет. - Вот ваше сокровище, уже несу... – и он торопливо впихнул Золотку на руки Хатриану. – Я ванну готовить... – и вышел. - Золотко… - еле прошелестело у того над ухом, а подрагивающие руки, в которые еще не вернулась такая привычная сила, не веря, ощупывали любимое тело… - Хати... – Золотко развернулся, оседлав колени любимого, и вцепился в него руками. – Ты встал! – и он, замирая от счастья, обхватил нияра за шею, прижимая его к себе, гладил по волосам, лихорадочно целовал, куда только мог дотянуться, боясь закрыть глаза, боясь, что это неправда... а затем вдруг отстранился. - Не бросай меня так больше... – слезы уже капали из глаз... – Не бросай! – а сжатая в кулак рука уже лупила Хатриана по плечу... – Не бросай!!! Не бросааай! Не бросаааа... – а рука все била и била, наказывая за то, что не сказал, за то, что чуть не умер, за то, что хотел все сам... и за то, что Золотко сам чуть не умер, услышав о яде... За судорожными всхлипываниями дальнейшие слова было уже не разобрать... Золотко выплакивал все свое горе, всю свою боль, все то, что копилось в нем с того момента, как он подставил свое плечо Хатриану, теряющему сознание на ступенях лестницы. Сейчас из души Золотки вместе со слезами исчезали весь страх и отчаяние, что копились там эти дни и невыносимой тяжестью грозили задавить его совсем… И вот теперь, увидев Хатриана живого - пусть слабого, пусть - но живого, Золотко не выдержал… Сейчас рушились в его душе те стены, что он так тщательно возводил, защищая себя от своего же собственного обмана и чужой ненависти. Рушились и смывались слезами, очищая и возрождая душу. Отпуская ее с поводка долга, разрешая себе снова быть слабым. Быть слабым… в любимых руках - это так сладко… И Золотко плакал, от всей души отдаваясь истерике, подвывая и размазывая по грязному лицу слезы. Он хватался за плечи Хатриана, тыкался в его голую грудь мокрым лицом и уже начинал икать... А харид только укачивал его, как ребенка, прижимая к себе все крепче... Но все проходит... Вскоре и Золотко затих... - Наплакался? Хатриан осторожно целовал мокрые глаза, щеки, дрожащие губы... - Да... – согласился Золотко и, хлюпнув носом, добавил, - все… больше не хочется... устал... И пристроив голову на плече у Хатриана, он грязной рукой размазывал свои же слезы на груди у харида... - Что это? – спросил нияр, когда его в очередной раз оцарапало то, что Золотко зажимал в кулаке. - Ожерелье Мархоша... это тебе... подарок... – зевнул Золотко. - Что?.. – Хатриан дернулся всем телом, но вскочить сил пока не хватило, и под руками Золотки он все же затих. - Дурной, безумный, любимый… - в испуге он целовал Золотку куда попало. - Как же так? Как? Рассказывай... - Э, нет, - вздохнул Золотко, - сначала в ванну, потом есть и спааать … - Золотко завозился, устраивая голову на груди у Хатриана, и… совсем обессиленный, вдруг заснул... Золотко… маленький, слабый… он встал против Мархоша и, бросив вызов этой огромной туше… победил его… Хатриан не сомневался в смерти Мархоша, живой наг ни за что не расстался бы с ожерельем… и сердце вновь стиснуло холодом страха, как тогда, когда мальчишка Ксара сообщил ему о нападении на Золотку… Так как же Золотко справился с Мархошем? Ответов не было… Исчерпывающий ответ сопел, уткнувшись в него носом. Хатриан аккуратно повернул голову Золотки так, чтобы тому легче было дышать… Скоро придет Ксар и поможет ему уложить Золотку в постель… а пока еще есть время подержать на руках свое сокровище… Тихая улыбка тронула губы нияра… Он еще немного подержит его, не выпуская… еще немного… И Хатриан, откинувшись на подушки, прижимал его к себе правой рукой, а левой перебирал ожерелье Мархоша... Медальоны... он знал символ каждого Рода наизусть и спокойно определял на ощупь... Медальоны... они лучше надгробных человеческих камней рассказывали о несбывшихся надеждах... И каждый Род оборван... Не будет больше круга возрождения, не будет детей, не будет жизни... За что? Призвавший, взяв на себя ответственность призвать их сюда, здесь их и бросил... Ни разу за все это время они не видели его, ни разу за все это время они не дождались смены... о них просто забыли... бросили умирать... Но был еще Спящий, и мир, который нужно было закрывать собой от Смерти... И они закрывали... оставляя после себя только Медальоны... Каждый из этих Медальонов отзывался в душе харида болью памяти... каждый из них омыт кровью... Теперь все Медальоны были у Хатриана... Золотко даже не представлял, что он принес нияру... Эти двенадцать Медальонов смывали печать позора с душ харидов, словно двенадцать потерянных сыновей возвращая в семью. Заложники чести... Теперь честь была восстановлена.