***
«Знаешь, а он довольно славный,» сказала Туури с набитым ртом, переходя на финский, словно переодеваясь в привычную удобную одежду. Лалли только пробурчал что-то, что и словами-то не было, и запихнул в рот ещё одну картошку фри. «Разумеется,» продолжила его кузина с тончайшей ноткой раздражения в голосе, «мы все могли бы поладить куда лучше, если б ты перестал пялиться на него так, словно снимаешь мерки для похоронного костюма.» Лалли пожал плечами и уставился в окно закусочной, куда привезла их Туури. Это было грязноватое маленькое заведение на одной из небольших дорог, ответвлявшихся от бесконечных центральных улиц Чикаго. Туури выбрала его скорее из-за близости к центру города, чем из-за качества местной еды. Втроём они заняли места у окна и заказали три порции самой американской еды какую только смогли отыскать в меню. Эмиль заполучил стопку блинов, Туури налетела на гамбургер и картошку фри, что до Лалли, он удовольствовался лишь кружкой до опасности крепкого кофе и тем количеством картошки, которое был в состоянии стянуть у Туури. В то время как финны активно заправлялись, Эмиль лишь кое-как поковырял свою еду несколько минут и, извинившись, отправился на поиски туалета. С той поры они его не видели. «Как думаешь, нормально тебе будет с ним работать?» проглотив еду, спросила Туури. «Хм. Возможно,» пробормотал Лалли, потянувшись и утащив одну из ягод черники с оставленных Эмилем блинов. «Я бы предпочёл работать один. Надеюсь только, что он не всё время такой чудила.» Туури прыснула со смеху. «Ты, кого-то ещё назвал чудилой? Теперь я слышала всё.» Лалли только посмотрел на неё. «Я уверена, вы отлично сработаетесь,» с нажимом сказала Туури, словно упрекая его за сомнения. Она указала на него вилкой. «Ты просто в одном из этих своих настроений. У тебя всегда настроения перед работой.» Попробуй сама заниматься моей работой в хорошем настроении, хотел сказать Лалли. Припоминаешь тот первый и единственный раз, когда ты кого-то пристрелила? Ты прорыдала сутки. Думаю, в этом отношении я справляюсь значительно лучше, кузина. Но он промолчал, потому что сейчас было не время копаться в их прошлом. И если повезёт, это время никогда не настанет. «Что-то давно его нет,» прокомментировала Туури после небольшой паузы. «Как думаешь, он в порядке?» «Возможно пытается выбраться через окно.» «Хаха, ага.» Ухмыльнулась Туури, но затем её ухмылка сменилась выражением озабоченности. «Эй, да. Он ведь вполне может. Он явно был не в восторге от всей этой затеи, разве не так?» Она приложила палец к губам в раздумьях. «Тебе лучше пойти и проверить его,» сказала она наконец. Лалли издал очередное своё ворчание, не содержащее слов. «Сама и проверь.» «Лалли, он в мужском туалете. Мне ведь не нужно и в самом деле объяснять тебе, почему я не могу пойти за ним, не так ли?» «Хорошо,» раздражённо фыркнул Лалли и заелозил вдоль сиденья-скамейки, почти свалив их с Эмилем пальто, оставленные лежать по причине тепла в закусочной. Он добрался до края, встал и последовал в направлении, которым проплёлся до этого Эмиль. Ему бы очень хотелось, чтобы задание прошло гладко, думал он, подходя к двери мужского туалета и открывая её. Если они сумеют это провернуть, им заплатят почти астрономическую сумму — а вот что касается возможности провала, то Лалли даже задумываться об этом не хотел. Достаточно сказать, что в случае неудачи, быть пристреленным шальной пулей стало самым лучшим исходом, о котором он мог мечтать. Стены и пол туалета были покрыты узором из чёрно-белой шашечки, отчего голова Лалли немного закружилась, стоило ему войти. Глаза его немедленно отыскали окошко — крошечный зарешеченный стеклянный квадратик, слишком маленький, чтобы кто-то смог сквозь него выбраться — а затем его ноздрей коснулся слабый запах рвоты. Он поморщился и огляделся; в конце ряда из раковин и зеркал, у самой дальней стоял Эмиль, глядя на своё собственное отражение с беспомощным ужасом. Его поза — двумя руками вцепившийся в края раковины, склонившийся вперёд, голова опущена, но глаза подняты — и его сметённое выражение, заставили что-то шевельнуться в сердце Лалли. Он шагнул вперёд, не вполне ещё уверенный, что будет делать, как вдруг, прежде чем он успел сделать хоть что-то, память хлынула из тёмных глубин его разума, ухватила его за шкирку и всего целиком швырнула в прошлое, словно тряпичную куклу в разбитое окно.***
Шестнадцатилетний Лалли Хотакайнен в ужасе смотрит на своё лицо, на кровь на своём лице, на кровь в зеркальном отражении. Он пытается стереть её, но кровью перемазаны и его перчатки, да так, что с них капает,и всё что он делает — это размазывает чудовищное красное пятно вокруг своего рта и носа. Он давится, испускает короткий пронзительный стон и вцепляется в края раковины так, как утопающий вцепляется в трухлявую корягу. Туалет крошечного бара в Кеуруу лежит в руинах. Кровь и сломанное дерево. Это настоящее чудо, что никто не услышал произошедшего здесь, даже принимая во внимание, какая громкая в баре музыка. Это должно было быть легко, думает Лалли, они сказали, что это будет легко. Никто не объяснил, как это будет на самом деле. Едкий жар поднимается по его горлу, и он отчаянно сглатывает, чтобы сдержаться. Но это не помогает, и он сгибается пополам над раковиной, пока его желудок опустошается и рвотные спазмы до того сильны, что на какое-то мгновение он как в бреду думает, что вот-вот вывернется наизнанку. Кепка слетает с его головы, шлёпается вниз и мокнет в вонючей жиже, которую он оставил в раковине. Дышать он не может. Он пытается сделать шаг назад, но его туфля расплющивает что-то мягкое. Он знает, что это рука, рука того первого человека, человека, которого он застал врасплох пока тот мыл руки, и чьё горло он вскрыл словно письмо. Этот мужчина был достаточно добр, чтобы умереть быстро, хоть и не очень чистоплотно, забрызгивая своей кровью все стены и его дешёвый костюм, пока, задыхаясь, корчился на полу. Второй человек, в шляпе-котелке, неуклюже сидящей на его голове, был тем, кто дал отпор. Тем, чьё лицо Лалли впечатывал в край унитаза снова, и снова, и снова, тем, кто продолжал рычать, и проклинать, и тянуться к нему даже когда фарфор превратил его лицо раздробленное месиво из красной плоти и белых осколков. Тем, чьи руки отыскали горло Лалли даже тогда, когда лезвие Лалли отыскало его шею. Стараясь полностью игнорировать трупы, наступая на них, Лалли отшатывается в направлении дверей туалета. Он не думает о том, что может с ним произойти, если люди в баре увидят его в таком состоянии. А может и думает, но ему плевать. Однако, прежде чем он успел сделать последнюю в своей жизни ошибку, дверь распахнулась, в спешке вошли обутые в сапоги ноги и пара сильных рук прижала его к стене. «Лалли? Лалли! Ты... Боже! Какое месиво. Ты в порядке? Ты ранен?» Лицо Онни маячит перед его расфокусированным взглядом, весь суровый вид двоюродного брата пропитан тревогой. «Ты будешь в порядке. Всё будет хорошо,» повторяет он, будто и сам не уверен, кого из них двоих пытается уговорить. «С тобой всё будет хорошо. Это должно было случиться. С тобой всё будет хорошо. Господи Боже. Давай-ка мы тебя умоем, да? Нельзя допустить, чтобы остальные увидели тебя таким...» Ледяная вода на его лице. Короткий путь сквозь жаркий, наводнённый людьми бар, пьяные рожи пялятся на них, не подозревая о том, что он натворил. Воздух снаружи холоднее, снежинки кругами опускаются на Кеуруу с зимнего неба Висконсина. В последующие дни люди восхваляют его эффективность, его навык, его готовность сделать то, что должно быть сделано. Они обращают на него внимание, когда он идёт по улице. Говорят о нём, когда думают, что он не слышит. Как-то ночью он подслушивает как Онни говорит Туури, что теперь будет лучше. Безопаснее. Что больше ни у кого не будет охоты связываться с ними, что все всё увидели. Сейчас это была самая настоящая ложь.***
Эмиль едва ли заметил открывшуюся дверь и звуки входящих шагов. Он был слишком занят сожалениями по поводу каждого неправильного решения принятого им в жизни, которые вкупе привели к этому самому моменту. Идиотская влюблённость в шестнадцать, которая заставила родителей отправить его куда подальше, пожить у тёти и дяди - «ради его же собственного блага», как объяснила мама со слезами в голосе. Избыток энтузиазма при одном химическом эксперименте, спалившем дотла крайне недешёвый колледж. Последствия обошлись ему дорогой ценой. И теперь, в конце этого долгого пути из провалов, вот где он оказался. Один из тех, кто произведёт первый залп в войне между преступными группировками. Как там Лалли сказал? Они вдвоём против против небоскрёба, забитого прожжёнными головорезами? Это невозможно. Они будут пристрелены, не успев сделать и двух шагов! Он застонал и смахнул то, что — он очень надеялся — не было слезой. Последнее чего ему сейчас хочется, чтобы финн застукал его ревущим, как дитя. Запах рвоты снова коснулся его носа, и он поморщился. Он, конечно, всё смыл, но вонь осталась. Он взглянул наверх, изо всех попытался привести себя в порядок, повернул голову в сторону закусочной и едва не вскрикнул от неожиданности. Лалли стоял тут, у дверей. Эмиль прислонился спиной к раковине позади себя и театрально схватился за грудь. «Ты напугал меня до полусмерти!» воскликнул он, натягивая поддельную улыбку. «Ты где научился быть таким пронырливым?» Лалли ничего не сказал. В самом деле, он едва ли заметил реакцию Эмиля. Выражение его лица было отстранённым, глаза пустые. «Лалли?» Это сработало. От звука своего имени Лалли, кажется, выкарабкался на поверхность из глубин своего разума. Он огляделся по сторонам, словно не понимал, как тут очутился. «Ты в порядке?» спросил Эмиль. «Хм? Да,» пробормотал Лалли. «Просто... ты напомнил...» он затих, словно собираясь с мыслями. «Неважно. Я тебя пришёл искать. Ты-то в порядке?» «Бывали времена получше,» пробурчал Эмиль. К его удивлению, Лалли улыбнулся в ответ на это. Эмиль и мысли не допускал, что Лалли в состоянии смеяться. Он снова повернулся к зеркалу и вздохнул. «Я просто не думаю, что способен на такое,» сказал он. «Я всего-навсего парень, которому нравится взрывать всякие штуки! Я никогда не стрелял из пистолета, никогда не убивал никого, не делал ничего подобного этому раньше. И... что, чёрт подери, заставляет тебя думать, что нас не свалят в ту самую минуту, как мы ступим на этаж Капоне?» Прозвучал шелест шагов и, внезапно, Лалли оказался у того же зеркала, глядя скорее на отражение Эмиля, чем на него самого. Его рука дёрнулась, поднялась, но тут же вновь упала, словно он собирался ободряюще потрепать Эмиля по плечу, но, возможно, передумал. «С тобой всё будет хорошо,» сказал он мягко. «Когда мы туда пойдём, просто держись всё время позади и следуй за мной. Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.» Это отчасти прозвучало так, словно он читал с листа. Эмиль устало улыбнулся. «Ты действительно так думаешь? Или просто говоришь то, что я хочу услышать?» Лалли ухмыльнулся снова, так, что моргнёшь-и-не-заметишь. «Если нам чуть-чуть повезёт, ты никогда этого не узнаешь.» Ненадолго наступила тишина, затем Лалли снова заговорил. «Пошли,» сказал он. «У нас есть дела.»