Последний бой прапорщика по морской части Вернера Ивановича фон Курселя
Едва отбили первые склянки, раздалась знакомая мелодия утренней пробудки – это на палубе играл горнист, едва уцелевший после очередного приступа гнева, командующего эскадрой. По сути было очередное стандартное утро: завтрак, уборка матросами палуб и других помещений. В начале седьмого стоя на верхней палубе я заметил дымок вдалеке, проходивший рядом мичман сказал, что это неприятельский корабль и адмирал приказал навести на него пушки. По мне это была очередная редкостная глупость командующего, если видишь противника, то стреляй, а не наводи пушки. Ведь он не просто так появился, явно разведку проводит. Жаль, что сегодня спокойствия мне не видать, а ведь хотел проверить состояние котлов, чтобы можно спокойно развивать нужную скорость до прибытия во Владивосток. Отправившись в свою каюту, я услышал гул от полета снаряда, видимо у кого-то не выдержали нервы, и он все-таки стрельнул в сторону надоедливого японца. Только вопрос, с нашего «Суворова» стреляли или с другого корабля? Надо будет у Вырубова узнать, может он в курсе событий. Не многим больше десяти минут шла перестрелка, потом все затихло и объявили время обеда повахтено. Я уже думал продолжить написание письма родным, которое все не мог дописать из-за отсутствия времени, как ко мне постучались. Открыв дверь, я увидел довольного гальванера, который мне сообщил, что меня ждут в кают-компании и откозырнув он поспешил вниз. Одев мундир я поплелся в кают-компанию, где офицеры живо обсуждали последние события, многие говорили о том, что сегодня будет бой, а иные наоборот считали, что мы японцев и так напугали, что они ушли к себе в порт. Я подошел было к Вырубову, но тут неожиданно что-то ударило в корабль. Видимо это был снаряд. Объявили тревогу и командование перешло в боевую рубку. На мой взгляд, обилие командного состава в наших боевых рубках всегда чревато проблемами, не зря нам офицерам рассказывали о том, как сорвался прорыв порт-артурской эскадры в июле прошлого года. Всего один снаряд и все командование погибло и каждый спасался как считал нужным. Если в том случае кораблям было куда вернуться, то нам кроме направления на север идти было просто некуда. Я отправился в каземат, а в это время залпы орудий слились в сплошной грохот, потрясая корабль и не давая никому пройти спокойно по палубам. Попадание за попаданием корабль терял силы – было трудно не заметить в каземате с небольшой пушкой, которая была бесполезна против крупных судов. Один матрос в каземате был легко ранен, и я его отправил в перевязочный пункт возле сборной церкви, а он вернулся весь в слезах, едва добился от него чтобы он мне рассказал, что там было. Выяснилось, что перевязочного пункта больше нет, он весь разбит и все находящиеся в нем превратились в сплошное кровавое месиво. Если у нас поблизости такие ужасные попадания, то мне просто страшно представить, что творится наверху: на мачтах, в носовых башнях и других местах. Тут неожиданно нас стало кружить, видимо проблемы с управлением. Черт подери я из-за этой циркуляции едва стою на ногах, может надо отправить кого-нибудь узнать, что происходит, ведь продолжение неизвестности пугало больше, чем попадания снарядов. Но лучше не стало, судя по всему мы еще и крен заработали, мало нам попаданий и проблем с управлением, так надо еще перевернуться, чтобы японцы радостно кричали нам утопленникам в след всякие гадости. И тут проявились миноносцы, отсюда я сделал вывод, что мы настолько ослабели, что «Суворов» решили добить мелкими судами, но врагу мы точно урон нанесем. Наша пушка пусть и бесполезна против крупных судов, но вот против такой мелочи мы способны вести огонь. Корабль развернулся на правый борт, и мы дали врагу прикурить, они, наверное, думали, что у нас уже и пушек нет, а мы вот такие наглые отстреливаемся еще. Причем первые минуты боя с миноносцами было успешны, ведь наша трехдюймовка повредила трубу одному из них. Но мы были очень слабы, скорости почти никакой, и да похоже, что про нас все остальные уже давно забыли, раз никто на помощь флагману не приходит. Прошло время, наступила тишина, только треск дерева и вездесущий дым напоминал о том, что корабль весь в огне. Потом меня позвали к шестидюймовой башне на правом срезе, чтобы я семафорил приближающемуся кораблю: «Примите адмирала». Это подходил миноносец «Буйный», я кричал его командиру: – У нас нет шлюпок! А «Бедовый» даже близко не подходил. Нам нужно, чтобы вы взяли раннего адмирала к себе. В ответ я услышал, что миноносцу придется подойти вплотную, что по сути было очень опасно. Наконец с большим трудом «Буйный» пристал к нашему броненосцу и застопорив машину пришвартовался. Командиру миноносца я сообщил, что адмирал находится в средней башне и его сейчас принесут. Время шло, а адмирала не приносили. В голове крутилась одна только мысль: «Олухи, быстрее тащите его сюда, пока противник не вернулся нас добивать». Ведь промедление могло уничтожить «Буйный», он просто рисковал разбить свой корпус об наш тяжелый борт и тогда спасать нас будет просто некому. И вот наконец принесли адмирала, который был без сознания. Он был в ужасном состоянии, если бы мне утром сказали, что я его увижу в разорванном платье, с обгоревшей бородой и без ботинка на одной ноге, я бы ни за что тому не поверил. А тут я вижу не самодура-адмирала, а просто жалкого старичка, который был повержен намертво. Рядом были уцелевшие офицеры и штабники, которые смотрели сначала на адмирала, а затем на стоявшую рядом мастерскую «Камчатку», которая была объята черным столбом дыма. Я никогда, наверное, не пойму, зачем она тут появилась, ведь у нее нет никаких шансов в бою. Наконец адмирала перенесли на «Буйный», следом потянулись члены его штаба: флаг-капитан, офицеры, юнкер и наши матросы вместе с вестовым адмирала. Ко мне обратился флаг-капитан Клапье-де-Колонг, который был ужасно бледен и постоянно озирался по сторонам: - А вы не хотите перейти на миноносец? - Нет, господин флаг-капитан. Я останусь на броненосце до конца! – твердо отвечая ему я понимал, что просто не имею право бросить тех, кто еще сражается со мной в каземате и да смысл убегать, ведь достаточно сомнительно, что «Буйный» вообще доберется с таким количеством людей до Владивостока. Остались на корабле, и лейтенанты Богданов с Вырубовым, они промолчали на обращение к ним флаг-капитана и через несколько минут миноносец отошел от нас, в этот момент противник и начал вести огонь в нашу сторону. Я подошел к Вырубову и он пожав мне руку сказал: - Удачи вам, прапорщик. А я пока тут постою. - Может вам стоит уйти отсюда? Японцы стреляют ведь. - Нет что вы, я останусь здесь. – ответил лейтенант, размахивая своей фуражкой и крича пожелания удачи в сторону удалявшегося миноносца. Я еще немного постоял и понурив голову, направился к корме и поспешил вернуться в свой каземат, где была только одна трехдюймовка. По дороге я встретил лейтенанта Богданова, который посмотрел на меня грустными глазами и сказал всего одну фразу: - А ведь никто больше не спасется, - тут он повернулся в сторону моря и продолжил уже в уверенном тоне - но я погибну достойно в отличии от этих… - он грозно показал пальцем в сторону «Буйного» и скрылся в глубине горящего корабля. Уже вечером появились миноносцы врага, в нашем кормовом каземате ярко засверкали вспышки выстрелов нашей трехдюймовки, я специально не давал врагу возможности подойти тут поближе к нам, снарядов было мне уже не жалко, и мы стреляли как обреченные безумцы. Наконец врагу это надоело и тот вышел из-под нашего обстрела и тут началась агония. Японцы видимо обошли корабль и выпустили в нас торпеды, иначе откуда появилась вода и уцелевшие побежали наверх, но тут меня что-то ударило, и я упал… Рядом стояли матросы, но они так и не смогли подняться наверх.***
Около шести-семи часов вечера 14 мая 1905 года эскадренный броненосец «Князь Суворов» на момент выбросил пламя и полностью окутавшись дымом, быстро затонул. Никто из оставшихся на корабле не выжил. Рядом с кораблем была плавмастерская «Камчатка», она пыталась помочь флагману, но ее небольшие пушки не смогли остановить миноносцы и следом за броненосцем она затонула получив большой снаряд в носовую часть.