Страсть и ненависть в... Выдропужске

… До Снегуровичей ехали в полном молчании. Мысленно порадовавшись тому, что мест на парковке хватало с избытком, Заяц рванул на себя дверь и выскочил первым, предварительно убрав ремень безопасности. За спиной раздался смешок. Сладкий разглядывал его – с ухмылкой, напоминая недельной давности сцену, Львович аж по сторонам посмотрел – не видать ли где водителя «Мана»? Ося нервно запахнул пальто, обмотал шею модным шарфом, волочившимся до пят… Он умудрился запутаться в собственной клетчатой удавке - то ли в подражание Айседоре Дункан, то ли в решимости не оставлять Зайца наедине с любовником… Который не спешил на помощь. Андрей оглядел наполовину вывалившееся пальто, скрывающее в своих недрах подергивающегося Остапа, господи, прости, Тарасовича, развернулся на сто восемьдесят градусов и двинул к «норе». Запоздало удивившись, какого лешего понадобилось водителю в офисе Снегуровичей, Заяц порысил следом, оставив друга и великое начальство по совместительству в одиночестве разбираться с модными «наворотами» в своей одежде. Несмотря на рабочий день, в коридорах, оформленных в том же стиле, что и фасад здания, было малолюдно – в отличие от предыдущего визита, когда шагу некуда было сделать - без риска наткнуться на вездесущий «планктон». Сладкий с независимым видом прохаживался вдоль стен, увешанных видами Рохана и Гондолина, а также пасторалями на тему Шира. Дождавшись чертыхающегося Бендера, Заяц стукнул в круглую дверь с табличкой, гласящей, что за ней обитают «Снегурович Я. П., генеральный директор, Снегурович Р. П., исполнительный директор». Высунувшийся на стук младший из братьев-акробатов махнул рукой – заходите. - А конторка-то паршивенькая, даже секретаря не имеют, - буркнул Ося, стукнувшись о круглую притолоку, - и туда же, носом вертят… В отличие от скептично настроенного друга, Заяц отлично знал цену и висящим в коридоре картинам, и дизайну здания. Товарищ Бендер чересчур, - как бы это сказать? – заелся на столичных просторах, ему Корбюзье в Берендеевку подавай! Младший сегодня выглядел «теплее» брата – оранжевый пуловер, коричневые брюки, эдакий шоколадный кекс с апельсиновыми цукатами, приправленный льном волос, как легким росчерком сливочного мусса. Старший, по всей видимости, от стиля в одежде не отступал – серый, льдистый костюм, графитового цвета галстук, глаза вонзились в осину шкуру пешней, как в лунку для ловли корюшки. На поролон. - Яровит Перунович… - Руевит Перунович… - Снегуровичи. – Закончили одновременно, протягивая Бендеру руки. - Остап Тарасович Бендер. – Если Ося и охренел, то виду особо не подал, улыбаясь и пожимая по очереди узкие крепкие пальцы. Львович, в отличие от друга, впал в минор. А нормальные в Берендеевке есть? Договариваться о возобновлении яичных поставок с Яровитом!!! Перуновичем!!! казалось чем-то абсурдным, сродни вступлению в Евросоюз какой-нибудь Камбоджи. Вроде и королевство приличное, а галифе не то, не дотягивает до взгляда, который сейчас Евросоюз бросил на стоящего за спиной друга Зайца. - Смотрю, дед у вас шутник был. – Ося без приглашения опустился в кресло, предназначенное для визитеров, с любопытством осмотрел кабинет, словно выискивая компромат на двух братьев. – А отец, значит, идею поддержал. - Дед был специалистом… - В области славянской мифологии. - Да понял я уже, понял. Это гордость за славян вам так в штанах жмет, что яйца продавать отказываетесь? – Наглости Остапу Тарасовичу всегда было не занимать – сам бы в долг отвесил, под проценты, но сейчас даже Львович почувствовал, как переходит все границы бывший однокурсник. Судя по всему, Бендер был зол. И весел. – Поставляете только при предъявлении паспорта на Сварога? Ближе к делу, господа. Отчего видеть меня захотели? - Вам передали привет… - От господина Подложнюка? - Было дело. – Бендер покосился на Зайца и подмигнул. – И что? - Он просил сообщить, что выиграл. На этот раз говорил старший брат. Младший уставился в окно и загадочно улыбался. Выиграл? Подложнюк? У Оси? Что происходит-то? Заяц терпеть не мог игр «втемную», тех, в которых его держали за дурака, а взгляд на Осю подтвердил – за его спиной что-то происходит. Творится. Выигрывается сбежавшим замдиректора, который без малого четыре года верой и правдой поднимал с Львовичем «Золотого петушка» на новые вершины, с городской - до краевой, и вот-вот обещающего выйти на всероссийский уровень. - Что происходит? – Озвучил он свои мысли. Ося изменился в лице и, вытянув шею, заглянул за спину Зайцу. Пришлось обернуться. В дверном проеме стоял соляным столбом Подложнюк, но еще больше Львовича интересовало, когда успел просочиться и обосноваться у стены на пээмжо Сладкий? Соображаловка покинула несчастного Зайца вероломно, напоследок выполнив классическую подсечку под колени, опустив во второе кресло, рядом с Осей, который медленно встал. - Я же говорил тебе… - Старший. - Что он не выдержит и приедет. – Младший. Остап Тарасович, несколько часов назад мартовским котом увивавшийся вокруг Андрея, сейчас напоминал живую инсталляцию всемирно известной картины «Не ждали». Около года не видевший зама-предателя, Львович отметил удивительное сходство стоящих рядом фигур – одинаково крепкие, массивные, одинаковый разворот широких плеч, одинаково тяжелая нижняя челюсть и одинаковые ямки на одинаково выбритых подбородках. - Ось… Подложнюк сделал два шага по направлению к Бендеру. Сладкий оторвался от стены и сделал два шага по направлению к Зайцу. Вот оно! Примерно так рисовался Львовичу в самых страшных кошмарах рейдерский захват! Нет, он был в курсе, что события такого рода выглядят иначе, но две фигуры, угрожающе надвигающиеся на фактического владельца и не менее фактического директора «Золотого петушка», подбрасывали и без того взбудораженному воображению нападение, связывание рук, похищение с последующим требованием перевести активы и пассивы – о-ла-ла, пассивы, шепнуло подсознание, тебе подходит! – на мутную конторку Подложнюка! Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Заманили, гады, зыркнул Заяц в сторону Снегуровичей, припоминая все киношные трюки, в которых чахлый тип вроде него одной «левой» расправлялся с Арни, Брюсами и прочими сталлоне. По всему выходило – требуется отвлекающий маневр. - Сладкий! – Томно потянул он, вложив в голос максимум патоки. Водитель замер. Подложнюк тоже – уставившись на Андрея-предателя-Степановича с удивлением, словно и не подозревал, какая фамилия у его подельника. Ну прямо театр! – Сладкий, а ты мне кофе не принесешь? Мой любимый, ты же знаешь, какой! Что-то душно здесь, давление скачет. - Тебе плохо? – Водитель потерял и нюх, и субординацию, метнувшись к Зайцу, Яровит и Руевит смущенно отвернулись, Ося вытаращил глаза, а предатель Подложнюк замешкался. Яростно подмигивая Бендеру левым глазом в сторону выхода, Львович жеманничал, как красна девица на выданье, мысленно прикидывая, за сколько прыжков достигнет дубовой двери: - Нет, Сладкий, все в порядке, видимо, в дороге укачало! - Точно кофе? Может, таблетку какую? – Метался укушенным в зад пингвином Андрей, то щупая зашкаливающий пульс на руке Зайца, то распахивая форточки в круглых окнах, оттаптывая обоим Снегуровичам ноги. Он явно переигрывал со своей заботой, но Зайцу не было дела до актерских способностей своего водителя – «Золотую маску» здесь сегодня не выдавали. - Пссст! Ося! Валим! – Беззвучно просигналил он губами, глазами, ушами застывшему начальнику. – Последний шанс! Подложнюк таки достиг оглоблей торчащего посреди кабинета Бендера, тронул за рукав дорогого пиджака. - Я выиграл. – На стол Снегуровичей шлепнулась толстая папка, листы разлетелись по гладкой поверхности. – Вот отчетность за год, можешь посмотреть. Какого хрена Ося глаз не сводит с этого подбородка? Сладкий прекратил, наконец, суету, исчез из кабинета, позволив Львовичу вздохнуть свободнее – одним меньше, а уж с тремя они справятся… Как там? Резкий разворот, прыжок, ногой в солнечное сплетение, еще можно нажать на шее на какую-то точку… В попытках определить расположение яремной вены на Яровите Перуновиче, он пропустил самое главное. Массивная рука бывшего зама легла на шею Оси. Сейчас свернет, съежился в ужасе до размеров микроба мозг. Сперва – ему, а потом мне, как свидетелю. Притянув к себе Бендера, Подложнюк провел пальцами по скуле, тронул губы, вдохнул и… Он целовал Осю! Целовал!!! Взасос, взламывая языком приоткрытый рот, вырывая постанывания, нажимая на затылок, шаг за шагом оттесняя Осю к стене, на которой два обрамленных в серебристую рамку эльфа с высоты хрустальной башни осматривали Ривенделл. Вирус голубого цвета витал в воздухе, заставляя Зайца краснеть, кусать губы, мечтать провалиться сквозь землю и продолжать смотреть. Широкая спина скрывала половину действий, но и того, что было в доступном обозрении, хватало с лихвой. Остап Тарасович Бендер не оказывал ни малейшего сопротивления, мало того – он отвечал! Руевит с братцем, ехидно посмеиваясь, наблюдали за происходящим, младший поглаживал старшего по плечу, градус адреналина в помещении медленно, но верно повышался. К черту! Я не должен на это смотреть! Потянув на себя брошенную папку, Львович невидящими глазами уставился на первый лист. Куры, яйца, приход, расход, обороты, договоры, выручка за первый квартал… Ничего себе! Выручка за первый квартал была вровень с их собственной. Заяц плюнул на поцелуи, плюнул на страх быть похищенным и убитым в берендеевских лесах, плюнул на окружающих и вцепился в шуршащие под пальцами бумаги. Во втором квартале ООО «Курочка Ряба» заметно пошло вверх по доходам, сманив к себе Косых и Реджинальдовичей, в третьем – сравнялось с «Золотым петушком», ибо Петр Игнатьич взвинтил для Подложнюка отпускную цену на мясо, в четвертом – вырвалось в лидеры. Сглотнув слюну, смягчившую пересохшую гортань, Львович перелистнул последние страницы. «24.12.2013. - Дурак. Мне на заборе написать, что я тебя люблю? - Спятил? - Спятил. Хочу тебя. - Неудачникам не даю. - А везунчикам, значит, да? - Станешь везунчиком – расскажу. - Предлагаю пари. - ??? - Я за год «сделаю» по выручке твоего «Петушка». - Разбежался. С нуля-то? Не смеши мои тапки. - А все же? Если да? - Тогда и поговорим. - Остап, прекращай. Я же знаю, что ты хочешь меня. - Неудачникам не даю! :)» Скопированная из мэйл-агента переписка добавила еще больше тумана в поврежденные бирюзовым, васильковым и «водами пляжа Бонди» мозги Зайца. Банковские выписки, заверенные синей печатью, были датированы 24 декабря нынешнего года. Бывший зам неплохо развернулся, на счете «Курочки Рябы» болталась приличная сумма. - Остап Тарасович, когда прекратите целоваться с конкурентом, будьте добры осветить мне происходящее в нужном ракурсе. Подложнюк то ли внял свирепому голосу из-за спины, то ли, наконец, закончился кислород в легких, а может, и то и другое – через плечо размером с баобаб высунулась взъерошенная голова Оси. - Вот за что я тебя люблю, - умильно щебетнуло начальство, - так это за неподкупность. - Не понял. – Суровая челюсть нацелилась ямкой, ямкой, ямищей в присмиревшего Зайца. – Что значит «люблю»?! - Жень… - Лисьи нотки, осины пальцы удерживают тонну мышц за те самые, недостижимые некоторыми, бицепсы. – Это метафора. Ты что, блин, за год с юмором раздружился? - Я за этот год, Осечка, раздружился не только с юмором. – Твоя правда, злорадно подумалось Львовичу, еще и с головой и прочими органами, нынешний Подложнюк мало напоминал зама, невозмутимого, как египетские пирамиды и надежного, как танк. Того и гляди – руку отгрызет. Или еще чего, пониже. – Так что ты с метафорами аккуратнее. Дверь в кабинет открыли если не с помощью тарана, то совершенно точно не рукой. Человеческой. Что-то хрустнуло, треснуло, осыпалось на пол – штукатурка, на слух определил ничему больше не удивляющийся Заяц. В зубы ткнули пластиковый стакан. Так и есть. Русалка, хвост, коричневая трубочка, белая пластиковая крышка, латте, банан, без сахара. Яровит ткнул братца в бок. - Видишь, как надо? - Ты не любишь кофе, - отмахнулся Руевит, - а чай я тебе и так… Вместо секретаря… Оба уважительно смотрели на Сладкого. Андрей-со-странностями-Степанович силком пихал трубочку Зайцу в рот, игнорируя вялые попытки к сопротивлению. - Тебе лучше? – Заглядывал в глаза, трогал заледеневшие кончики пальцев, присев на корточки, добавляя сюра в уже имеющуюся картину. Субординация осталась за сорванной с петель дверью. - Конечно! – Бодро отрапортовал Львович, всасывая живительный напиток. – Что у нас еще на повестке дня, кроме поцелуев? О-о-о, нет!!! Подложнюк, он же «Жень…», он же зам годовой давности, подавил попытку Оси отклеиться от стены. - Наворотил? – Жадные поцелуи в шею, мимо, пальцы комкают пальто, забираясь в кашемировые недра. – Расхлебывай. Не видишь, до чего ты Львовича довел? «Доведенный» Львович ощутил, как между затылком и спиной гуляют руки водителя – похоже, тот пытался реанимировать работодателя массажем. Еще немного – и он приволочет тонометр, кардиограф и дефибриллятор, взвыло сознание. - Сладкий, пожалуйста… - Я же говорил тебе… - Что ему тоже не помешает наша помощь. Чертовы братья! На что они намекают? Если их помощь заключается в распространении своих нетрадиционных флюидов, то делать отсюда ноги придется в одиночку – на Осю надежды нет, его уже «зацепило». - Лёвыч, тут такое дело… - Остап Тарасович выбрался из комкающих лап, поднял глаза, шарящие по дубовым доскам пола – словно в попытке найти правду, отобрал папку у Зайца, пролистал, улыбнулся распечатке диалога годовой давности. – Мы поспорили, и я проиграл. Хотя… Проиграл я с самого начала. Горячие пальцы сдвинули ворот рубашки, но Львовичу было не до этого – он замер, ловя каждое слово друга. - Я с Женькой давно знаком… - Поморщился Ося. – Пересеклись как-то, лет семь назад, на «вайт-пати» в клубе одном. Наверное, тогда нужно было просто сесть и думалку включить, но мне казалось – блажь. Сон. Чушь какая-то. Он женат, я женат, оба при своих, оба при «бабле»… - Семь лет назад?! - Ну да. – Бендер улыбнулся чему-то, смахивающему на привет из далекого прошлого, сжал руку вставшего за спиной Подложнюка. – Знаешь, Лёвыч, свою любовь нужно беречь. Ценить, холить, лелеять, растить и поливать, как цветок. А не бросать на произвол судьбы, надеясь, что все как-нибудь обойдется. - Твою мать, Ося, - взбесился от обилия непонятностей Заяц, подставляя шею мнущим пальцам и совершенно не обращая на это внимания, - а без лирических отступлений можно? - Можно. Наше знакомство началось с глупого пьяного спора. Я уже не помню, о чем… - Помнишь. – Глухо буркнул «Женька». – Ты сказал, что будешь пить наравне со всеми, но при этом останешься трезвым. Заедал водяру лимоном с растворимым кофе и сахаром, и в итоге на ногах не держался. - Это я потом не держался! – Возмутился Остап Тарасович. – Чем ты и воспользовался! А в клубе я был «огурцом»! - Огурцом не ты был, а у тебя стояло… - Жень! – Ося ткнул «поплывшего» зама в бок, возвращая в реальность. - Я проспорил ему поцелуй. Вроде в шутку. А потом еще один. Шло время, каждый раз находился повод для нового спора, который заканчивался моим поражением. Он развелся с женой, а я все еще не хотел верить. Мы держали пари, от самого первого, идиотского – кто будет самым трезвым, до самого серьезного – когда я понял, что влип по самые уши.… За нашу первую ночь он четыре года работал твоим замом в «Золотом петушке». - Избавь меня от подробностей! – Схватился за голову Заяц. – Почему ты не мог просто сказать мне об этом? Я же считал его обычным «ставленником», ты посоветовал – я принял! - А что, он был плохим замом? – Ося покраснел, но продолжил, – мне казалось, что у него это пройдет. Что он устанет от этих постоянных споров. Я хотел, чтобы все было, как раньше, мне не нравилось, что я втягиваюсь в глупые отношения, а еще перед глазами постоянно маячил ты – с этой своей студенческой историей. И мы заключили последнее пари. - Он создает фирму, уделывает тебя оборотами и доходами, а ты за это… - Львович покраснел от внезапной догадки. - Да. Сам попался в свою же ловушку. Год… Целый год не видеть его… - Из-под холеной маски выглянуло настоящее лицо человека, который сейчас рассказывал о спорах ценой в судьбу, боль, грусть, клетка, в которую были заперты желания и надежды. – Читал новости, радовался успехам и отчаянно боялся проспорить. Пропади пропадом это пари! Не было ни дня, когда я бы ни думал о нем, не представлял его рядом, не хотел просто набрать номер и позвонить. - Значит, ты скучал?.. Снова-здорово! Тяжкий вздох Зайца поддержали Снегуровичи, времени – четверг, за окном – католическое Рождество и свинцовые сумерки, сменившие солнечный день, а этим все нипочем! Черт! А как же Сладкий?! Обида за водителя накатила на Зайца удушающей волной гнева. Вчерашняя ночь, «он волшебный», и прочая стрельба глазками по Андрею – все было притворством? Поматросил – и бросил? - Я понял. – Он тяжело – груз совести, правдолюбия и негодования за «своих» тянул вверх, а трусость - обратно, в мягкое кресло, к массирующим пальцам – приподнялся, сверкнул глазами на вероломного Осю. – Вот ты как! Страдал, значит, по Женечке, а Сладкого использовал в качестве утешения? С одним поспорил на конкурентоспособность, а второй – так, тоже сойдет? - Ось, о чем он? - Ой, любезнейший Евгений Васильевич, а что, Остап Тарасыч запамятовали рассказать вам о том, как намедни изволили с водителем нашим время весело проводить? - "Непритворно" удивился Заяц. - Вот с этим самым, за спиной моей который. – Что, и об этом ты тоже умолчал?! -Подложнюк навис над Бендером, втянувшим голову в плечи. Пальцы на шее внезапно показались удавкой. Слишком серьезен был взгляд друга, слишком пристально рассматривал его бывший зам, слишком нарочито отвернулись к сумеркам за круглыми окнами Яровит с Руевитом. Пальцы замерли. - Лёвыч… Как бы тебе это объяснить… - Ося сглотнул и попятился. Зверю внутри Зайца надоело ждать и слушать. Он тряхнул ворот кашемирового пальто, про себя гадая – много ли осталось тайн, кроющихся в складках дорогой ткани, что будет следующей, сорвавшейся с вероломных губ? – Ты все не так понял. У меня ничего не было с Андреем, да и быть не могло… - Да щас! – Рявкнул зверь. – Женечке своему рассказывай - было-не было, любит-не любит, и как ты у меня телефончик водительский требовал! - У меня с Андреем ничего не было и не могло быть по двум причинам. Тишина показалась Зайцу странной, но странным сегодня было все. С досадой вырвав ворот рубашки из окаменевших за спиной пальцев, не оборачиваясь, он – нос к носу, на цыпочках – жарко выдохнул в осино лицо: - И по каким же? - Во-первых, он мой брат. Мир не изменился, он просто стал прозрачнее и беззвучней, Львович отпустил ворот, в мягком ватном безмолвии Ося разевал рот, с его губ срывались какие-то слова, но что до них маленькому зверьку, которого снова поимели и подставили? Развернувшись на каблуках запыленных туфель, он отодвинул медведем вставшего на пути Сладкого, прощально «сделал ручкой» господам Снегуровичам и шагнул в дверной проем, к которому сиротливо приткнулась вырванная «с мясом» дверь. На языке еще теплился вкус кофе. С бананом. Никто его не догонял, не упрашивал вернуться, телефон не разрывался возмущенными звонками Остапа Тарасовича, таксист довез до автовокзала, последний рейсовый автобус распахнул протопленные недра… Брат, значит. Замом – любовник, водителем – брат, директором – друг детства, сколько можно? И главное – ничего не было, едко усмехнулся Заяц отражению в автобусном окне. Ни-че-го!