***
Когда утомленное тело желало покоя после длительных упражнений, требующих силы и выносливости; когда юноше едва хватало стойкости на то, чтобы принять ванную, не отключившись в горячей, расслабляющей уставшие мышцы воде, ему предстояло очередное испытание. И хоть Акира поклялся себе набраться терпения совсем такого же, как на тренировках. Превозмогая дрожь и боль в пальцах от тяжелого приклада и, затаив дыхание, выжидать удобного момента, перед тем как нанести решающий и смертельный удар. Просидев в засаде несчетное количество времени и не проронив ни единого звука, перед тем как достичь добычу. Но его выдержка имела грань, пересеки которую - и все валится к черту. Подобное все чаще случалось с ним. Юноша в сотый раз зажмуривался, кутая уставшее тело в слои одеяла. Стараясь убедить себя, что осталось совсем недолго. И ему очень скоро не нужно будет засыпать с мыслью, избежит ли он в этот раз очередных ночных домогательств. Держать себя в руках все сложнее, а его вновь приобретенное терпение едва справлялось с бурей эмоций, противостоявших ему. Каждый раз ночью, сцепляя челюсти покрепче, он выносил унижение раз за разом, когда днем, увлеченный его речами и нравоучением, как околдованный следовал ненавистному голосу и строгим указаниям. Словно нечто двойственное внутри него самого боролось между собой, противоречиво проявляясь в его речах, словно в эпохальный момент один из них вырывался, обретая власть над самим юношей. Так он оправдывал свои чувства по отношению к тому человеку, чье имя ночью он проклинал, а днем почитал. Для него было огромной загадкой то, как в мужчине уместилась эссенция соразмерности и неуязвимой мощи. Как долго… Как долго его притворство еще будет работать? Неведение - благо, правду говорят. В отличие от него самого, Акира врет всем. Шики, Томасу и, главное, себе самому. Не желая зацикливаться и сосредоточив все внимание на отголоске ненависти к брюнету, который все тише. Тому, конечно, известно это. Глубоко внутри юноша понимал это, осознавая, что не перед кем ломать комедию, но пока ему об этом прямо не заявили, продолжая подыгрывать. Пожалуй, он даже благодарен Шики за это. Словно тот видит его насквозь, даже то, чего на самом деле нет. Как будто открой он глаза - и Акира совсем потеряет себя, не имея более возможности цепляться за свою ложь. Слишком много сомнений. И все они об одном и том же… Махнуть головой и уткнуться в мягкую пуховую подушку. Способна ли она защитить его от нещадных мыслей? Как странно. Обычно он вырубался в бессилии, едва его голова касалась подушки, надумалось ему на самой границе сна… А затем этот явственный сон появившейся тени, как полотно вытканное из неземных тончайших чернильных нитей и, как бордовое вино, льющееся из сумрака в шести футов от пола, отрицая всякую гравитацию. Пересекает комнату и оказывается так близко. А юноше все кажется, будто это очередное сновидение, посетившее его, когда сама ночь упала сверху. Долго, кажется, более четверти часа. Юноша всматривался в бордовое свечение, искренно отрицающий явь. Так и не привыкнув к темноте, пока не прогнулся матрац под еще одним весом. Сердце забилось в сумасшедшем ритме от нависшей угрозы и беспокойства. А потом, еще не осмыслив движение собственной кисти, потянуться, словно опровергнуть наваждение, убедившись в чернильной пустоте, и воздуха коснуться ладонью, все еще поражаясь явственности сна. Негодование. Нерациональность перед принявшим осязательный вид воздухом. Обжигающий холод пальцев приводит в чувство спустя несколько минут. И, затаив дыхание, утопая в багровой глади, на миг увидеть промелькнувшее занавесившее черное полотно ресниц. Судорожный испуганный вдох, как будто опомниться, и с жжением задышать после длительного кислородного голодания или как это бывает, когда, утопая, легкие заполняются водой, и попытка дышать становится невозможной. Мгновенно отнять руку, рефлекторно, как это случается при касании чего-то до жути обжигающего. И только спустя несколько минут осмыслить, что только что касался чужого лица. Его прохладной на ощупь и бледной на вид кожи. С почти смертельной серостью и острыми аристократичными чертами. Он словно морфий. Проникая глубоко под кожу, позволяя забыть о прежней боли, сосредоточив все своё внимание на сладкой эйфории. Но стоит пренебречь дозировкой, привыкнуть и захотеть большего, как задыхается, воздуха мало. А после просто перестает дышать. Интуитивно отодвинуться к изголовью кровати, словно это могло защитить его от тех ощущений, которые непременно им овладеют при однократном касании чужих рук. Бесполезно. Словно это могло бы сработать. Темная тень лишь придвинулась ближе - и уже некуда бежать. Вжаться в твердую поверхность до такой степени сильно, что представилось в голове, как выпуклый орнамент стен отпечатался на спине. - Не-ет, – первым нарушив тишину, срывающийся на шепот голос. Когда чуть ниже копчика легла чужая ладонь, а пара пальцев уже даже поддела резинку штанов. Едва слышный «хм» и грубое сжатие верхней части ягодицы. Уже привычно упираясь предплечьем в крепкую грудь, мешая сократить дистанцию. Это уже стало так шаблонно. Жалкое сопротивление юноши, а итог один - зверь получает желаемое. Ну сколько раз он еще должен пройти через это? Неужели он мало страдал? Морально униженный, лишенный всякого мужского и просто человеческого достоинства. - Прекрати! Меня от этого уже тошнит! Свирепо сведя брови, юноша двинул предплечьем в его грудь, словно это помогло бы ему сдвинуть такого бугая. - Ой ли. До или после того, как ты кончаешь? Едкая ухмылка вкупе с бархатной хрипотцой в голосе да и подобный контекст вызвали бурю эмоций в обыденно скудно впечатлительном юноше. Его лицо едва залилось краской, и обычному человеку вряд ли удалось бы заметить… В отличие от Шики. Нависнув над юношей, он удовлетворенно наблюдал растерянную заалевшую мордашку, сгорающую от стыда и гнева ежесекундно. Шипя и шкарябаясь, как котенок, всякий раз, когда он по-свойски сгребает его и прижимает к себе. В очередной раз упиваясь злобно поблескивающим стальным взглядом исподлобья и тихим бормотанием «проклятье». А потом стихийное замахивание кулаками, стоит его ладони развести ноги юноши и толкнуться бедрами между ними. Мужчина не пропустил ни единого удара, направленного, видимо, наугад. Пересечь и завести сжатые пальцы в кулак за голову не составило никакого труда, как и то, чтобы избавить юношу другой своей рукой от штанов. Поддев за пояс двумя пальцами, мужчина рванул их вниз, обнажая светлую кожу в кромешной тьме. Сопротивление со стороны юноши сильно поубавилось, и как бы мужчине не хотелось пошутить на этот счет, он прекрасно понимал, насколько Акира выматывался днем. Каждую тренировку он наблюдал за ним, ни разу не уловив и намека на жалобу. «Ну какого черта он так на меня смотрит?» Акира, сколько есть мочи, впился коротко подстриженными ногтями в свои ладони. Чужие пальцы все еще удерживали обе его руки. И как только в его ладони могло уместиться оба запястья парня? В самом деле, они не настолько узкие, и совсем не подобные женским. По крайней мере так считал он. Даже в разгар ночи, сквозь мрак, он мог уловить похотливо блуждающий багровый взгляд из-под полуприкрытых ресниц. Как он скользил, заново изучающий, по вытянутому в струну телу юноши. У молодого парня возникло желание провалиться сквозь землю, лишь бы избежать столь пристального, откровенно жадного, терзающего адским пламенем взгляда. Поёжившись, словно от холода, юноша едва мог сглотнуть. Словно опасаясь издать звук. Как это бывает в диких джунглях или, скорее, в саванне, дабы не привлечь внимание хищника. Словно его жизнь зависела всего от одного звука. Заметит ли его зверь? Как и ожидалось, ему надоело просто смотреть. Словно он терзал себя, проверяя свои нервы на прочность. Как долго он сможет устоять перед «пищей», не набросившись на нее и не растерзав. Акира нервно задвигал запястьями, стараясь высвободить руки, когда мужчина склонился над ним ниже. Его хватка не ослабла, как и другая рука не прекращала откровенно шарить по всему телу. Каждым своим прикосновением он заставлял кожу юноши покрываться крупной дрожью до самых кончиков пальцев. Его размеренное до тошноты безупречное дыхание невыносимо било в шею. Юношу бросало в жар всякий раз, когда он сосредотачивал внимание на вибрирующем по его коже воздухе. Прикрывая глаза, юноша в бессилии метался из стороны в сторону, будто с новой попыткой ему удастся захватить губами больше воздуха вместо этого раскаленного удушливого потока. Почему прохладные пальцы, которые всюду его касались, совсем не спасают его от всепоглощающего жара? Наоборот, усугубляя и распаляя и без того накаленную кожу юноши. «И почему на нем вечно эта чертова одежда? От нее не легче… Постойте…» Акира чуть ли не завыл на всю комнату, когда словил себя на мысли, что «лучше бы он снял ее». «Ну что за черт?» Акира был уверен: Шики вряд ли мог понять сейчас всю степень его отчаяния. - Твое поведение… Как бы это сказать? Смахивает на сумасшествие. Самое время завести воображаемых друзей. - Иди к черту! Это все твоя вина! Ты ненормальный со своим либидо! У тебя, случаем, не было невыносимых порывов? Например, найти там, огромного белого кита? - Хм? - Я это к тому, что твоя одержимость сексом очень смахивает на роман Мелвилла.** - Не волнуйся, я не моряк, и у меня нет гарпуна. - Ты ведь понял, что это метафор-ах-а-а Акира так и не смог закончить фразу, когда собственный стон, слетевший с его губ, обрывает на полуслове. Длинные пальцы проникли в него во всю длину. Кошмарнее всего было то, что за все это мучительно длительное время его тело уже порядком привыкло к низкому голосу, который вибрирует на коже, покрывая ее мурашками. А потом, после очередного укуса, окрашивая из светлого оттенка в багровый. К тому, как тиски до боли сдавливают его запястья, стоит юноше пошевелить кистями рук и попытаться разорвать стальные путы. И то… как он двигает рукой, проталкивая пальцы глубже. Однако вряд ли наступит тот день, когда молодой парень сможет принять это или привыкнуть. В который раз он испытывал все заново, опять-таки сопротивляясь изо всех сил. И даже при том, что его собственное тело давно уже не играет с ним заодно. Всякий раз, когда Шики так прикасался к нему, юноша становился марионеткой в руках искусного кукловода.***
На шее темного цвета укусы, бессвязные мысли. Глубокий кровавый взгляд даже сквозь мрак проникал в сознание. Нависает. Давит своей чернотой. Даже не повернув головы, Акира ощущал его. Спина покрылась капельками солоноватой влаги, а собственные хрипы в севшем голосе отозвались в голове. Юноша неожиданно вздрогнул, когда в очередной раз Шики двинул бедрами, и прохладная бляшка ремня соприкоснулась с его кожей. Мужчина находился позади, опираясь на руку, чтобы не давить всем весом. Дергая за предплечье, он вынудил обернуться молодого парня в пол-оборота, лишая возможности уткнуться лицом в простынь, и менее травматично перенести нынешнюю ночь. Сцепив зубы покрепче, проглатывая и давясь стоном, Акира принял очередной глубокий толчок. Его плечи и голова были едва повернуты в сторону мужчины. Когда луна засветила отраженным светом солнца, проникая в плохо зашторенное окно, поблескивающая кожа от пота придала юноше восхитительный цвет. Шики неотрывно пожирал каждый участок сверкающей кожи, очерчивая выступающие острые черты тела. Надрывные стоны заглушали израненные губы, которые парень терзал всякий раз, когда Шики ускорял темп. А его напряженные кисти с побелевшими костяшками пальцев, которыми он вцепился в простынь, сминали и комкали ткань. Если бы Акира мог только представить, что каждый его жест лишь возбуждал мужчину еще больше, он бы приложил все усилия, чтобы прекратить это. Но он мог лишь давиться собственными стонами и хрипами, отвлекаясь лишь на боль от сцепленных челюстей, которые противно ныли от той силы, с которой он их свел. Его брови были сведены, а ресницы полу-опущены, его взгляд упирался в кровать. И лишь когда его уха и участка шеи касался низкий голос, который был полон яда, юноша вздрагивал, сжимая пальцы еще сильнее, а Шики упивался яростью и огнем, которым загорались его стального цвета глаза. Если бы некто оказался в этой комнате при лунном свете, он бы не смог догадаться, что это происходило не по обоюдному желанию. Мужчина, находившийся позади юноши, методично двигал бедрами, шепча что-то любовно с лукавой «улыбкой на губах». Он даже не удерживал руки юноши. Это было бесполезно. Акира знал, что мужчина все равно получит то, чего желает, с той лишь разницей, в каком положении молодой парень окажется после того, когда все закончится. Дрожащий от гнева или возбуждения, часто дышащий через нос. Ведь стоит едва приоткрыть рот, как станет еще более невыносимо. Стоны, не смотря на сорванный голос, станут оглушающими. Словно сейчас все происходило менее унизительно, чем могло быть. Сложно спорить со своим рассудком, когда все слишком очевидно. Но Шики, в очередной раз, словно проникал в мысли. Ускоряясь, он проникал все глубже и жестче, нарочно заставляя юношу заполнить помещение громкими криками вперемешку со стонами, которые были особым бальзамом для ушей мужчины. В упоении Шики наблюдал за парнем с интересом ученого-экспериментатора. Его заводило все больше то, как юноша переступал через свою гордость, то, как его это тяготит, и он ничего не может сделать с собственным возбуждением. «Узкий… чрезмерно… Горячий… чересчур…» И эти мысли становятся навязчивой идеей в голове брюнета. Он замирает всего на секунду, чтобы нехотя оторваться от юноши, и, схватив его за локоть, развернуть и потянуть на себя. Акира едва успевает осознать происходящее, прежде чем оказывается верхом. Но Шики не оставляет ему времени на возмущение и сопротивление, под напором своей ладони он располагает его еще более в унизительной позе. В этот раз он не проникает, а буквально насаживает на себя, сжимая упругую тощую задницу в одной руке, задавая нужный ему темп. И, признаться, так намного хуже. Ощущения становятся ярче, проникновения глубже, а рассудок разлетается на части от противоречий, которые возникают в голове и теле. Даже преподнесенная им боль вызывает удовольствие и новую волну возбуждения. Акира всерьез начал помышлять, что извращение заразно. Примечание: *Несмотря на то, что Гарри из фильма «Грязный Гарри» стрелял из Магнума, а не винтовки, Шики шутит над главным героем. По его мнению, Акира предполагал, что получит сразу боевые патроны, словно спешит освоить новый этап. Шики уверен, что тот пойдет беспощадно «карать преступников». Поэтому он говорит: "осторожнее, «плохой коп», все еще впереди." **Когда Акира заводит речь о романе "Мелвилла" Он имеет в виду Германа Мелвилла и его роман «Моби Дик».