Глава пятая
9 января 2016 г. в 17:17
— Как у тебя дела?
— Пожалуй, странно, — Ча поёжился от чужого спокойного дыхания, путающегося в волосах, но вырываться и не подумал. В этом жесте ему не виделось ничего интимного, по крайней мере теперь, когда близость с Тэгуном казалась недостижимо-далёкой частичкой прошлого. Прошлого, в котором они оба нуждались в тепле.
— Странно? — Тэгун вернулся к мытью посуды, утолив свою потребность в телесном контакте. Он слышал, как тяжело вздыхает лидер перед ответом, и сердце его сжималось в ожидании.
— Ты попросил его приехать? — задал Хакён гложущий его с самого утра вопрос.
— Лишь намекнул, что в это время ты будешь один, — и не подумал отвергать подобную догадку Чон, отбирая у лидера последнее блюдце, наспех протирая стеклянную поверхность полотенцем.
— Зачем… — лидер осёкся, понимая, что с губ рвётся предательское "зачем ты убиваешь меня?". Прикусил губу и переиначил. — Зачем ты помогаешь мне, если и сам, должно быть, знаешь, что из этой истории не выйдет ничего хорошего?
— Дай-ка подумать, — Тэгун изобразил задумчивость на лице и даже необдуманно приложил мокрую ладонь к подбородку, будто бы размышляя про себя над крайне важной темой. — Наверное, чтобы ты жил, верно? Чтобы не существовал в тоске и попытках загрызть себя размышлениями, а действительно брал всё то, что тебе хочется. И, подожди-ка. Что ты подразумеваешь под "ничего хорошего"? Что для тебя это хорошее? Свадьба? Дети? В нашем возрасте пора бы уже смириться с таким исходом, в котором не будет всё "как у всех".
Тэгун смолк. Он, кажется, выдал весь свой недельный запас слов и теперь спокойно домывал бокалы, давая Ча время обдумать его слова. А после уводил его в их общую комнату, бросая недовольный взгляд на снующего под дверью Хёка. Тот спешил ретироваться на безопасное от старших расстояние, и не ронял ни единого слова им в след, совершенно не желая обрекать себя на возможную плачевную участь.
А уже в комнате Ча возвращался из путанных мыслей. Бодрым и не понимающим, как он тут оказался. Он бросал недоверчивый взгляд на Тэгуна, но тот уже был занят своими делами — устраивался на своём ложе и, как ни в чём не бывало, разматывал наушники, готовясь исчезнуть в мире музыки. Хакён, чувствуя себя обязанным, присел на краешек кровати Чона, останавливая руку того чуть раньше, чем кнопочка "play" оказывалась нажата.
— Хочешь, я поговорю с ним сам? — спросил он, прекрасно осознавая, что его поймут. Без лишних слов-пояснений. Идеально. И Тэгун понимал. Приподнимался из полулежащего положения и обнимал лидера, на что тот неопределённо хмыкал, уже представляя, как завтра, истративший свой резерв тактильности, Тэгун будет шарахаться от всех без исключения. — Не думаю, что моё вмешательство ухудшит ваши отношения, верно?
— Их уже ничего не ухудшит. Хуже некуда, — отозвался Чон, бросая горестно: — Я думаю, он боится меня.
— Зато не будет сопротивляться, когда ты… Эй, Тэгунни, нежнее! — Хакён захрипел, потому что, вопреки его ожиданиям, Тэгун не разжал объятий, а усилил их до максимально возможного, что являлось попыткой к убийству, пожалуй. И не известно сколько бы выдержал лидер, если бы его удушение продолжалось и дальше, но то прекратилось, стоило ему только взмолиться о пощаде.
— Мне, наверное, уже и нельзя к тебе так прикасаться, да? — задумчиво изрёк Чон, оглаживая чужие лопатки с какой-то поистине родительской заботой.
— Почему бы и нет? — Хакёну хотелось мурчать от этой близости, ощущая себя вновь маленьким и беззащитным ребёнком, не обязанным быть взрослым и ответственным.
— А так? — наваждение спало, как только ладони Чона скользнули на поясницу, а ловкие пальцы забрались под кофту, касаясь кожи уже без ненужной преграды одежды. Хакён дёрнулся прочь. Он ещё помнил, как руки Джехо касались его там же, и кожа ещё горела от его касаний, точно бы обожженная украденной лаской. Предательская дрожь пробежалась по телу, но не более. Перед ним был не тот человек.
— Я пойду, — шепнул Хакён, стараясь не выглядеть смущённым, но всё же пряча взгляд от Тэгуна, потому что тот всё прекрасно понимал. Играл с ним, зная всего насквозь, и довольствовался полученной реакцией, как особенным лакомством.
И Хакён действительно покинул комнату, хоть и коленки его подкашивались от смешанных чувств, где разуму главной роли явно не досталось, но решительно направился к соседней комнате, стуча пару раз, для приличия, в дверь и тут же заходя внутрь.
— Вечера доброго! — бодро начал он, отчего сидящий на своей кровати Хонбин вздрогнул и едва не выронил телефон из рук, а вот Воншик остался абсолютно спокоен. Не отрывая взгляда от испещренного строками листа, он отсалютовал лидеру и зачеркнул ещё одну строчку.
И лучшего расположения духа у обоих младших случиться попросту не могло. Хакён не нашел ничего зазорного в том, чтобы воспользоваться своей обычной тактикой, где объятия и чрезмерная навязчивость были главными козырями. Он едва ли не с разбега плюхнулся на кровать Ли, и тот подскочил повторно, недоуменно смотря на Ча, пытающегося сгрести его в охапку, а заодно и заглянуть в телефон.
— Чем занят? О, фото девушек! Кто это? — защебетал он с преувеличенным, но оттого не менее правдоподобным, восторгом. Потыкал в экран самостоятельно, полистал особенно яркие снимки и удовлетворённо покивал. — Это горячо. Присмотрел уже кого-то из них? Я знаю эту группу?
— Вообще-то я собирался в душ, — растерянно пробормотал Хонбин, находя единственное спасение от неугомонного старшего в ванной комнате, но подобного рода фраза вызвала пытливое недоумение во взгляде хёна, и Ли тут же пожалел о сказанном.
— Я, вначале даже не понял, как связаны девушки и душ, но… — хитро прищурившись, Хакён склонил голову набок. И даже Воншик хохотнул, наблюдая за происходящим: за алеющими скулами Ли и за растущим коварством лидера, которым тот буквально лучился. — Не буду отрывать тебя от столь важного занятия.
Ободряющее похлопывание по плечу окончательно вывело Хонбина из себя, и он сорвался с места прежде, чем Ча произнёс что-то ещё. Он уже не слушал чужого незлобного смеха и захлопывал за собой дверь без привычной аккуратности. Та не слетала с петель разве что чудом, но закрывалась, оставляя вмиг посерьезневшего лидера и хохочущего в голос младшего наедине.
— Это было неожиданно, хён, но от этого не менее метко, кажется, — отметил тот, просмеявшись вконец, и чуть насторожился, когда Хакён подсел уже к нему. — Что? Теперь и за меня примешься?! Я просто пишу песню и… да, у неё немного пошлый смысл.
— Я не об этом, — Ча сложно было сохранить самообладание, когда Ким смотрел на него вот так — испуганно и удивлённо одновременно. Он, кажется, готов был покаяться в любых грехах, лишь бы только его оставили в покое и никак не ожидал, что всё окажется чуть проще. На первый взгляд. — Как твои дела?
Воншик впал в ступор на минуту, как минимум. Потому что чувствовал, что спрашивают его не просто о его физическом состоянии или о чём-то подобном. Он нахмурился и отложил исписанные листы в сторону.
— Я не имею права промолчать, верно? — догадливо предположил Ким и получил уверенный кивок в ответ — лучшее доказательство того, что отшутиться уже будет невозможно. Вот только чуть позже оказывалось, что он этого и ждал, принимая чужое согласие не за приказ, а за разрешение выговориться.
И говорил он долго, не упуская мелких подробностей, и рассказ свой начинал до такой степени издалека, что Хакён даже не сразу понимал к чему всё это. Но всё равно внимательно слушал и о том, как Воншик терзался собственными противоречивыми чувствами, и о том, как он все до единой песни посвящал Тэгуну и уничтожал тут же, потому что тексты выходили странные — из крайности в крайность: или слишком пошлые, или нежностью пропитанные до невозможности. Он рассказывал так эмоционально и торопливо, что Хакён жалел только об одном — самый искренний свой текст репер изливал только ему. И это никогда бы не повторилось более. Ни для кого. Он смолкал, но продолжал уже спустя пару тяжелых вдохов, рассказывая и о том, что видел Ча и Тэгуна вместе. И это "видел" явно несло за собой больше объятий, Хакён понимал это прекрасно и чувствовал себя ещё более странно, чем с утра. Хоть таковым и не являлся.
В душе он искренне ругал себя отборной бранью за собственную неосторожность, Тэгуна за его глупую неуверенность и самого Воншика… за его чрезмерную везучесть. Вспоминать когда именно младшему довелось вернуться домой раньше времени, смысла не было. Прошлое оставалось прошлым, куда важнее было не разрушить настоящее, в котором Воншик уж лежал на кровати, положив голову на колени лидера, не смея смотреть ему в глаза.
— Я не буду оправдывать нас обоих, — после длительного молчания начал, наконец, Ча. Слова давались ему с трудом, но он как никогда отчётливо понимал, что от каждой брошенной им фразы зависит не только его собственная судьба. Он немного ощущал себя и вершителем чужих жизней. — С Тэгуном вы ещё поговорите сами, не раз. Но от себя скажу, что понятия не имел о твоих чувствах к Чону, поэтому своё поведение предательством не считаю ни в моей мере. Если бы я знал…
"…то не стал бы греться в чужом тепле", — закончил про себя Хакён и вновь ощутил эту давящую пустоту, одиночество, которое вполне ожидаемо следовало теперь, когда два его близких человека были на грани того, чтобы увидеть не безразличие друг к другу. И отдалиться от него.
— Ты не должен оправдываться, хён, — заверил его Ким, положив ладонь на его колено в доверительном жесте. — Я всё понимаю, и…
— Да ничего ты не понимаешь! — Ча предвидел, что сейчас начнутся геройства, в которых Воншик уступит ему Тэгуна и пожелает счастливой совместной жизни, злился от бредовости подобных очевидных мыслей и быстро вставал с кровати, едва не скидывая Кима на пол.
— Я помешал? — вернувшийся Хонбин никак не походил на человека побывавшего в душе, заглядывал в комнату осторожно и наверняка воспринимал чужие действия совсем не так, как нужно. Это было в его расширяющихся глазах, в залитых румянцем скулах, во всём. Ча едва не зарычал на такого рода совпадения.
— За девочками вернулся? — с вредностью поинтересовался он, кивая на брошенный парнем телефон. — Без них никак не справляешься, да?
И Хонбин, фыркнув, хотел скрыться за дверью, но оказался пойман крепкими пальцами лидера, что сжали его запястье на грани болезненных ощущений. Недоуменный взгляд младшего и уверенный — лидера встретились за считанные мгновения. А потом Ча рассмеялся.
— А теперь, мы поиграем в переезд, — радостно объявил он и затащил младшего в комнату. — У тебя есть пять минут сейчас, чтобы собрать свои вещи. Первостепенные. С остальным — справимся завтра.
— Но…
— Тэгун храпит ужасно, а Воншику всё равно на сей факт, поэтому, считай, я тебя спасаю, — весомый аргумент и безоговорочный, к спорам неуязвимый Хакён удалился в свою комнату, чтобы обрадовать новостью ещё и Тэгуна.
— Я делаю что?! — с опасным прищуром переспросил тот, вынимая наушники. Его, вид порядком возбуждённого Ча, приводил в чувство настороженности и неприятного трепета — ничего хорошего из подобных порывов не выходило.
— Ты собираешь свои пожитки и переезжаешь в желанную для тебя комнату, — торжественно повторил лидер и не думая, что подобное может звучать грубо. — Желательно побыстрее, потому что сюда скоро придёт мой новый сожитель, а он может и передумать.
— А не боишься, что передумаю я, раз даже согласиться не успел? — несмотря на словесные возражения, Чон уже поднимался в кровати, собирая всё самое нужное, вроде телефона, пижамы и прочих мелочей.
– Ты ведь не дурак, правда? — в сердцах бросил Ча. И через секунду опасного затишья они оба рассмеялись, а везучий на странные события Хонбин нерешительно застыл в проходе, так толком ничего и не понимая.
— Остальное разберёте завтра. Всем спасибо за содействие и послушание, — выдал заключительное уже в спину Тэгуна лидер и почувствовал себя по-настоящему опустошенным. Для сегодня было слишком много всего, и опуститься на собственную кровать не думая ни о чём было верхом блаженства.
Но был ещё Хонбин. Он улыбался как-то странно и присаживался на кровать напротив Ча, убивая того с пары фраз.
— Ты ошибся, хён. Тэгун хотел быть со мной.