Не время для тебя

      — Совместная комната значит, — с наигранной задумчивостью произнёс Хакён, ощущая на губах горечь от собственных слов. Он ещё никогда не чувствовал себя до такой степени использованным, и приятная нега расслабленности таяла с пугающей быстротой. Вся эта близость казалась нелепой, а нагота заставляла стыдиться и спешно кутаться в полотенце.       — У меня с ним правда нет ничего, — чуть охрипшим голосом донеслось ему вслед, а после Джехо поднялся и сам, спешно смывая следы близости и набрасывая на себя гостиничный халат. Врываясь в комнату, он никак не ожидал натолкнуться на внимательный взгляд хёна и ударялся об него, как о невидимую стену. — Глупо оправдываться, даже допуская, что я виноват, но… это пройдёт ведь, точно. Когда я с тобой…       — Молчи, — Хакён моментально сократил расстояние между ними и прижал палец к губам Кима. — Ты прав, объяснения сейчас будут звучать более чем глупо, поэтому лучше послушай меня. Я не знаю, почему так цепляюсь за тебя, но точно уж не нам, взрослым вроде бы людям, говорить о любви. Мне просто хорошо с тобой, как, впрочем, и тебе со мной, думаю. Этой взаимности достаточно. А теперь одевайся, и ответь в конце концов на звонок!       Последнее всё равно выходило чуть более напряженно, чем желал Хакён. Он видел, как вздрогнули плечи Джехо и ненавидел себя за это. Его телефон уже успел смолкнуть и перезванивать приходилось самому, в начале менеджеру, жизнерадостно сообщая, что он скоро прибудет на место встречи, а после и согруппникам, оповещая, чтобы те, не дожидаясь, ехали без него. Он не слышал разговора Джехо, который вновь удалился в ванную и ничуть не жалел об этом, потому что догадывался чьи звонки могут отличаться подобной настойчивостью. Он полностью приводил себя в порядок и у самых дверей ждал, когда и Джехо оденется тоже. Он жалел лишь об одном — о том, что не может позволить себе сейчас хотя бы одну сигарету, крепких затяжек которой так отчётливо не хватало на душе.       Он дожидался и, сталкиваясь со всё ещё виноватым взглядом младшего, прижимал его за плечи к стене, ошарашивая поцелуем и сразу же проникая языком за покорно приоткрывшиеся губы, чтобы углубить эту близость ещё раз. Ким чувствовал, как подгибаются его ноги от этой настойчивости, как дрожат колени и искренне надеялся, что не вспомнит об этих ощущениях во время сегодняшнего выступления, иначе… ему было попросту не подняться с пола.       — Если ты надеешься, что так просто отделаешься от меня, то ты глубоко ошибаешься, — пробормотал Ча, упираясь своим лбом в лоб Кима и неотрывно смотря на его губы, всё ещё приоткрытые и влажные от слюны, чуть припухшие, но… не идеальные без одной небольшой и важной мелочи. — Улыбнись для меня, прежде чем этот мир вновь обрушится на нас.       Фраза выходила слишком уж романтичной для человека, который минутами ранее говорил о неверии в любовь. И Джехо действительно улыбался этому, открыто и ничуть не наигранно. Ему всё ещё хотелось вымаливать прощение и объяснять собственную оплошность, и говорить тысячи не нужных слов о том, кем для него стал Хакён за этот короткий срок, и о том, кем Кёниль для него н и к о г д а не станет, но он молчал. Даря всего себя в этом порыве окрылённости и вере в лучшее.       — Мы ещё встретимся? — чуть обеспокоенно бросил он, когда тесноту объятий сменил пугающий холод, а Хакён скользнул к двери, обуваясь.       — Конечно, — легко согласился Ча, ничуть не сомневаясь в своих словах. — Дело времени.       — Жаль, что у нас его нет, — кивнул Джехо и, окончательно придя в себя, принялся обуваться тоже. Впереди был нелёгкий день, впереди были оправдания перед согруппниками и выговор, но всё это можно было перетерпеть, когда даже от этой игры в конспираторов, покидающих отель по отдельности, становилось смешно и по-настоящему легко.       А ещё, как ни странно, грело осознание, что этот выговор ждёт ни его одного. Они оба променивали всё друг на друга, а это стоило гораздо больше привычного понимания отношений.       Ча влетал на съёмочную площадку, едва ли не с порога обвиваемый стилистами, которые без умолку роптали о его усталом виде, об опоздании и о том, что времени его подготовка займёт больше, чем требовалось обычно.       — Ну вы же мастера своего дела, — очаровательно улыбаясь использовал он один маленький, но верный козырь, с удовольствием наблюдая за смущением девушек, и совсем не желая смотреть в сторону группы. Ему было достаточно того, что он чувствовал.       Некое отчуждение и холод царили в компании друзей, знаменуя собой тихую обиду и, как следствие, неудачные снимки. Фотограф много и чрезмерно радостно говорил о данном концепте съёмок, который требовал лучезарных улыбок и тепла, но взамен получал все те же натянутые гримасы и хмурые взгляды.       — Перерыв, — бросил он, когда и после пары десятков снимков нужного, годного для обложки журнала, так и не случилось.       — Да что такое-то?! — не выдержал Хакён, чувствуя, что и далее находиться в гримёрке попросту невозможно. — Да, я приехал отдельно от вас. Да, у меня были дела. Да, я не разбудил утром каждого нежным поцелуем в лобик, но это же ничего не значит ещё, верно? Вы взрослые люди и должны понимать…       — Да всё мы понимаем, хён. И даже больше, — почему-то за всех ответил Санхёк и первым сорвался на призыв к индивидуальным съёмкам. Остальные потянулись к выходу дружной цепочкой, оставляя недоумевающего Хакёна наедине с собой.       — Они просто боятся, хён, — внезапно подсказал задержавшийся у двери Тэгун. Он не собирался сбегать так быстро и прикрыл дверь, опираясь на неё спиной. — Сам посуди, столько времени ты создавал для них впечатление опоры и заботливой мамочки, столько раз они были уверены, что в случае чего прибегут к тебе и решат все свои проблемы, а тут… ты пропал. И дело даже не в ночных побегах, а в том, что мысли твои витают не здесь. Они чувствуют это.       — Я… я подумаю над этим, — честно признался Хакён, благодарно склоняя голову в поклоне, потому что это пояснение действительно много значило для него. Всё становилось на свои места, и мысль о ревнивых детях-согруппниках даже грела немного. Одно оставалось непонятно. — В таком случае, отчего хмур ты, если тебе мудрости достаточно, чтобы понять влюблённого хёна?       Хакён прикусил губу, понимая, что и правда говорит слишком много, непозволительные мысли облекая в слова. Вот только Тэгун сделал вид, что ничего лишнего не услышал, утыкаясь взглядом в пол и улыбаясь едва уловимо. Одними уголками губ.       — Мы же вчера с Воншиком ночевали в одной комнате, — напомнил он, прикусывая губу и окончательно смущаясь, отчего Ча даже дышать перестал, поглощённый чужим откровением.       — И? Не томи меня! Что-то… что-то было, да? У вас с Воншиком что-то случилось? — Хакён мог бы поспорить, но его сердце пропустило удар, точно бы при просмотре захватывающего фильма, вот только Тэгун невесело засмеялся.       — Он ушел в душ и пробыл там ровно столько, сколько времени мне потребовалось чтобы уснуть, дожидаясь его, — Хакён присвистнул в ответ на эти слова, но тут же взял себя в руки, понимая, что если расклеится он, то Тэгуна вообще будет невозможно собрать.       — Можно предположить, что это он из-за тебя…       — Вот и я про тоже. Он меня боится.       — Нет, ты не понял. Может быть, он готовился, ну там, знаешь… гигиенические процедуры всякие, эротическое бельё и прочее, эй! Не бей меня! Тэгуни! — задорно хохоча Хакён всё же выскальзывал из комнаты раньше, чем попадал в опасную хватку, он выбегал на съёмочную площадку в поисках защиты и опешившие согруппники смотрели на него с полнейшим недоумением, но никак не с неприязнью. Кажется, атмосфера в группе начинала понемногу оттаивать. Замирая в освещённом участке помещения отведённом под съёмку, он обращался уже ко всем. — Знаю, порой я бываю несносным и невыносимым, порой нахожусь где-то не с вами, но… я люблю вас всех, поэтому давайте постараемся быть командой и дальше!       Фотограф, никак не комментирующий произошедшее до этого, не нашел лучшего шанса чем сейчас сделать лучшее фото со счастливым лидером, а тот, ослеплённый вспышкой, не сразу понял, что давящая на него сила эта объятия, к которым присоединился даже подоспевший Тэгун. И хотя, может быть, в планах последнего было совсем не милое удушение старшего, фото получались отменными, и успевший понервничать фотограф, наконец, остался доволен.       — Я думаю, нам нужно устроить для себя небольшой праздник, — заявил Хакён, когда уже все вместе, на личном авто, они добирались на репетицию. Заполучив для себя заинтересованные взгляды он всё же смутился, понимая, что должен оправдаться чуть больше. — Все мы взрослые люди с одной общей целью и вполне можем позаботиться и себе, и друг о друге, но не стоит забывать, что у каждого может сложиться ситуация, когда он должен будет справиться с происходящим самостоятельно, разве не этому нас учили в самом начале?       Недружный гомон поддержки в ответ показался Ча более чем достаточным признаком понимания. Он кивнул, наконец-то позволяя себе расслабиться, перед выматывающей репетицией, и прикрыть глаза.       И в зале для тренировок, до самого позднего вечера, разучивание новой хореографии проходило более чем слажено. Разбавляемое шутками и непринуждёнными беседами, оно из рутинной работы превращалось в некоего рода шоу, в процессе которого Хакён забывал о любых делах извне, зато прекрасно концентрировался на отношениях Тэгуна и Воншика, которые выглядели… счастливыми? Это никак не вязалось с тем, что говорил Чон. Не был Воншик похож на зажатого и испуганного человека. По крайней мере сейчас, когда не находился наедине с Тэгуном.       Из разрозненных мыслей во время краткой передышки Хакёна вырвала мелодия собственного телефона, знаменующего новое входящее сообщение. И он дёрнулся к сумке с вещами, наверное, слишком спешно, чтобы остальные не заметили его волнение, его трясущихся рук, не умеющих с первого раза разблокировать экран и его глаз, спешно скользящих по строчкам.       — Что-то мне подсказывает, что репетиция на этом завершена, — прокомментировал Джехван, понимающе улыбаясь в ответ на растерянную улыбку лидера, и остальные выдохнули с некоторым облегчением и… расстройством.       — Мы хорошо постарались сегодня, — неуверенно пробормотал Хакён, уже приводя себя в порядок и прекрасно осознавая, что использует эту похвалу как собственное оправдание, но он не мог иначе, когда сердце заходилось бешеным стуком, когда со знакомого номера приходил краткий текст, где был лишь адрес кафе и время.       Уже заранее понимая, что опаздывает, Хакён спешно прощался и не обещал вернуться скоро, потому что обещать неизвестное было бы глупо. А когда речь заходила о Джехо, всё становилось неизвестно. Увлечённый желанием сделать невозможное и успеть вовремя, Ча так и не набирал в ответ ни слова, предпочитая сказать всё при встрече, избегая тех глупых фраз и улыбочек, что выдавал телефон. Они смотрелись слишком нелепо там, где не хватало слов, чтобы описать и половину испытываемых чувств.       И каково же было удивление Хакёна, когда в найденном по нужному адресу кафе, обнаруживалось совсем скромное уютное заведение, а за указанным в сообщении столиком сидел совсем не Джехо. Ещё с порога встречаясь с тёмным взглядом опасных глаз, хотелось развернуться и уйти прочь, но это бы выглядело как побег, а потому Хакён уверенно прошел вперёд, занимая место напротив чужого лидера.       — Кофе? — учтиво предложил тот, не прекращая разглядывать Ча, точно бы стараясь оценить его с ног до головы, и уже после заглянуть в глаза. Пронзительно и совсем неприятно. Получая отрицательное краткое мотание головой, он облокачивался на столешницу, становясь к собеседнику ещё ближе. — И что же он в тебе нашел?       — Этот вопрос не ко мне, ты и сам об этом наверняка догадываешься, если имеешь хоть что-то, конечно, за этой грудой никчёмных мышц, — Хакён не хотел так сразу переходить на грубости, но его вынуждали. Его бесило любое неприязненное упоминание Джехо и его собственного выбора.       — Я между прочим старше тебя, а ты себя ведёшь так неподобающе, — цокнул языком тот и бросил взгляд на собственные обнаженные руки, что возымели должный эффект на Хакёна с первого же взгляда. — Старше и сильнее, а ты ведёшь себя так… глупо.       — Зато я не краду телефоны согруппников, чтобы обманом влезть в их личную жизнь, — парировал Ча, улыбаясь в ответ мерзко, так мерзко, что ему самому хотелось сплюнуть эту улыбку с губ. Но стоило только вспомнить для кого и для чего она, как хладнокровие вновь брало верх над разумом. Да и на Кёниля подобное поведение действовало подобающе.       — Эн, я прекрасно понимаю каким милым и каким желанным может казаться Джехо, но это всё не имеет смысла сейчас. Ваша группа популярней, ты всегда будешь занят для него, и это причинит неудобства вам обоим. Мы завтра улетаем в Японию, и для тебя это не изменит ничего, а Джехо… я не хочу видеть его расстроенным.       — Тогда не вмешивайся и позволь мне сделать его счастливым, — с той же серьёзностью поддержал разговор Хакён, веря в себя как никогда сильно. — Мне хватит времени на это, тебе ли как лидеру не знать подобное? Успеть можно всё, что действительно хочется. Так что, лучше ты сам послушай меня. Не обнадёживай мальчишку тем, чего дать ему не захочешь. Я знаю такой тип людей как ты, вам нужно всё и сразу. Весь мир. Вот только учти, даже так, на расстоянии, Джехо будет принадлежать моему миру.       — Не думаешь, что это похоже всего лишь на смену декораций? — Кёниль нехорошо заулыбался словам младшего, слушая и не перебивая. Понимая, что в том кроется не менее собственническая натура.       — Это другое, потому что я… — телефон Хакёна разразился приятной мелодией и он с радостью замолк, потому что уже сказал слишком многое. Видя высвечивающееся на экране имя, он не удержался от совсем не взрослого поступка, размахивая подсвеченным дисплеем перед Кёнилем так, чтобы тот всё успел прочитать.       А после он отвечал на звонок, радостно начиная диалог с Джехо, оповещая того, что он зашел в кафе, чтобы порадовать согруппников сладостями. Он действительно закупался самыми восхитительными и свежими пирожными, готовясь окончательно загладить вину перед своей второй семьёй, и при этом ни на минуту не отвлекался от выслушивания эмоционального Джехо, который хохотал в трубку оглушительно и так желанно, что, уже выйдя на улицу с полными пакетами упакованных сладостей, Хакён не удержался от маленького откровения.       — Боги, знал бы, как я рад тебя слышать, — признался он, вкладывая в эти слова куда больше, чем могло бы передать их обычное значение, и почему-то оставался уверен, что сидящий у окна, следящий за ним Кёниль, читал эти слова по губам.