За гранью

Хоуп сжимает легкую ткань в ладошках, норовит порвать тонкий гипюр. Хоуп впервые так готовится. Зачем оно надо? Платье не поможет скрыть наполовину волка, наполовину вампира внутри. Хоуп не хочет надеяться, потому что надежды могут не оправдаться. Но Хоуп упрямо надеется. Он придёт. Слова Стайлза тогда не убили её, не изранили, а что-то забрали. Что-то ушло и стало легче, но лёгкость эта не была успокоительной. Эта лёгкость, острая нехватка чего-то не давала ей спать по ночам и мешала веселиться и радоваться днём. Хоуп не ревела, не лила глупых, неспособных ей помочь, слёз. Хоуп зависала, смотрела в одну точку, не думая ни о чём. Пусто. Стайлз не порвал с ней. Он внятно сказать-то не мог. Он, по какой-то причине, не был удивлён самим фактом существования гибрида. Казалось, что для него это нормально, естественно. Но он был удивлён тем, что она этот самый гибрид. Стилински, заикаясь, растягивая буквы, честно признался ей. Честно сказал «Я..не знаю, Хоуп». И она ушла, развернулась резко и порывисто, дёрнулась всей фигурой и ушла, не гордо, не поднимая головы, не задирая подбородка. Хоуп ушла, опустив голову, позволяя слушать себе далёкие крики Стилински вслед. Он хотел её остановить. Но для Хоуп его «не знаю» стало трагедией. Маленькой трагедий, пробившей трещины в её мирке, где люди либо знают, что она гибрид и ничего не имеют против, либо попросту не догадываются о существовании чего-то потустороннего. Стайлз пытался стать частью её маленького мирка, но заведомо был иным. Но Хоуп – Майклсон. Хоуп не сдастся. Хоуп избавляется от пыли, которой вовсе и нет, лёгкими движениями руки. Хоуп оправляет юбку лилового платья. Хоуп поступает так, как совсем не свойственно ей. Хоуп набирает Ребекку, спрашивая её, что лучше одеть. Ребекка сперва смеётся, но выслушав все варианты обещает прислать ей что-нибудь из Франции, где она сейчас катается. Хоуп носит платья и всегда носила, но никогда не спрашивала Ребекку из-за прирождённого упрямства и желания доказать всем, что она может сделать всё без чьей-либо помощи. Хоуп натягивает платье чуть выше колена длиной, закалывает несколько прядей светлых волос и одевает балетки. Хоуп знает, что это – проявление мандража. Хоуп находит себе оправдание: если он не придёт, то уйдёт она красиво. Хоуп накидывает лёгкую куртку и хватает чемодан, обещая себе не тянуть время, не тратить его для пустых ожиданий. Хоуп обещает жить дальше. В конце концов, вокруг Стилински весь мир не крутится. Хоуп, как оказывается позже, приезжает за час раньше поезда. Она осматривается вокруг, но тёмноволосого парня вокруг нет. Хоуп вспоминает, как написала письмо. Письма никто давно не пишет, но она так хочет. Интернет не в силах передать её эмоций и искренности, как и бумага, впрочем. Но бумага лучше, письмо на бумаге кажется ей официальным и последним. Хоуп бьёт тревогу. Он не появляется, когда до поезда остаётся каких-то три минуты. Хоуп уедет, если он не появится сию же минуту. Хоуп оправляет светлые локоны, нервно теребит кольцо на пальце (подарок Ребекки). Хоуп страшно. Она боится, что он не явится, боится больше не увидеть карих, всегда любопытных глаз. Хоуп боится больше не посмеяться над количеством его веснушек, особенно по весне. Хоуп боится, что тёплые губы больше никогда не коснутся её, что руки его никогда не сомкнутся на её талии. Хоуп заламывает пальцы и ведёт обратный отсчёт. Она обещала себе уехать. Обещала, если Стилински не явится. Что-то лопается с оглушительным треском по её ушам. Что-то внутри. Может быть, надежда? Хоуп должна уехать. Он не пришёл. Значит ему не нужно. Но Майклсон сдаётся, опускает руки и сходит поезда. Её надежда губит её, но лучше умереть так. Надежда рушится. Сейчас точно надежда. Надежда не кричит и не стонет, надежда словно умирает во сне, закрывает глаза и уже, наверное, не откроет. Хоуп не больно, лишь волк внутри скулит. Хоуп не кричит и не плачет. Хоуп садится на скамейку, практически падает. Хоуп молчит. От осознания, что всё кончено. Всё. Конец. Хоуп закрывает глаза, надеясь, что его образ не всплывёт в голове, надеясь, что это пройдёт. Забыть. Отпустить. Быть сильной. Когда тёплые руки накидывают ей на руки куртку, нагретую теплом человеческого тепла, она не дёргается. Быть может, галлюцинация? Когда знакомый и какой-то уже родной голос зовёт «Хоуп», ей приходиться открыть глаза. Стилински смотрит на неё странно. Словно боится. Её или себя? Они молчат. Долго, разглядывая друг друга, словно не виделись давно. -Что подарить угрюмому волку, у которого есть шикарная машина и..эм..своё жильё? -Что? Она удивлена. Комментариям его после всего этого. Спокойностью этой, словно ничего не было. И рукой, осторожно проводящей по очертания лица. -Что знакомому, Дереку, подарить? Может шарфик связать, вдруг он угрюмый такой от холода? -Что за..? -Подарки, говорю, пошли выбирать. Рождество скоро. Спокойно и буднично. И Хоуп согласна. Зачем тратить время на ненужные никому разборки?Всё и без того ясно. Есть Хоуп и Стайлз, только Хоуп и Стайлз вместе, никак иначе. Жизнь с гибридом – вещь нелёгкая, но Хоуп уверена, что он справится. Ведь Стайлз – всё, что нужно Хоуп, а Хоуп – всё, что нужно Стайлзу. (Чтобы отучить её курить, как минимум)